Клык и копыто. Глава 4
- Не брать ничего! Увижу, руки оборву, с ушами вместе!
В общем, молодежь была не дурнее дубовой кадушки, и сама не спешила набивать седельные сумки добром погибших - да и что там, добра того - еще и в крови все, да горелое. Но никогда не знаешь, чем подумает юнец - то ли головой, то ли междуножием! Поднимет сломанную стрелу, отрежет наконечник, сунет в пояс - не заметишь. Лучше заранее наорать, а то и затрещину грохнуть.
А то ночью придет дух убитого. И не посмотрит, что оба они из Степи родом. Взгромоздится на грудь глупцу-храбрецу, да как начнет душить ледяными пальцами! А то наведет барса, тот подкрадется, прыгнет на ноги, уронит вместе с конем... И съест!
К тому же, могли и лесные накидать вещей с нехорошими подарками будущему владельцу - кто тех, лесных знает досконально? Коварные они, хитрые как десять гадюк сразу! Куда уж нам, простодушным степнякам, чьи сердца открыты и прямы, до этих, живущих в норах и берлогах?.. Проклятых замкаданов! Или как они там себя зовут?..
Сам Хрис с затеями лесовиков не сталкивался, но слышал от уважаемых людей, которым другие уважаемые люди рассказывали много страшного. Как булавка становилась ядовитым змеиным зубом, как доброе пиво, забытое на ночь в кружке, на утро заставляло выворачивать кишки, и вообще становилось той еще отравой... Нет, нет, нет! Взятому с боем - да. Найденному - никогда!
Уезжали с мыска неспешно - не хватало еще, чтобы засевшие с той стороны наблюдатели - а они были, Хрис прямо таки чувствовал их недобрые взгляды - не сочли отъезд бегством. Нет, не торопясь, с достоинством. Намекая, что мы вас поняли, но отнюдь не боимся, а сугубо вежества для.
Впрочем, вежество - вежеством, а убраться стоило. Но не слишком далеко. Имелись у Хриса прикидки, как на хромой козе объехать возникшую трудность. Но среди ночи не попрешься - все ноги переломаешь.
Разведка отъехала на пару дюжин перестрелов и остановилась. Очень уж удачное место попалось для тихой и спокойной ночевки. А то еще немного, и такая темнота наступит, что и глаза выкалывать не надо - и так ничего не видно.
Глубокий, но широкий овраг, сверху частью перекрытый кустами - ну прям младший брат того, где Хрис глиной мешок набивал. Лошадей тоже завели внутрь - вода разъяла земную плоть давно, явно не один год назад - все заросло, голодать друзьям не придется.
Развели небольшой костерок - и портянки просушить, поразвешав на веточках-рогульках, и для готовки полезно будет, не все ж холодное грызть! Не бобры!
Про дозорных Хрис напомнить не успел - парни сами разобрались кто за кем. Мелочь, а приятно - научились! Не пришлось пинками и подзатыльниками намекать.
Но Пазар, которому выпало бдить первым, вылезать наружу не спешил. Начал канючить:
- Дядько Хрис, зачем дозор-то? В нас не стреляли же!
Хрис сорвал былинку, изломал ее пальцами, выкинул в сторону. Но Пазар все еще смотрел широко раскрытыми глазами. Кузнец выдохнул, дернул еще одну - получилось с корнем.
- В нас не стреляли только потому, что мы были слишком далеко. От леса до того мыска - полтора перестрела, а то и больше. Хоть и говорят, что у лесных луки дальше бьют, а все равно, на двести шагов, ты и в тура не попадешь. А мы-то, всяко поменьше будем. Опять же, между нами река была. А стрела над водой когда летит, у нее полет непредсказуемый. Бил в глаз, попал в пятку. Себе. В нас можно было попасть только чудом. А чудес не бывает, если их долго и старательно не готовить. Понял?
- Понял, дядька Хрис, понял! - радостно затряс лохматой головой Пазар, восторгаясь строгой правильности слов старшего. - А ты когда медь лить будешь, дядька Хрис? Ты же обещал!
Кузнец закатил глаза, борясь с желанием врезать кулаком прямо в топорчащееся ухо. А потом, когда дурак свалится в траву, врезать ногой по животу - чтоб аж подскочил по-жабьи.
- Ты хоть раз сам лил?
- Неа! Когда бы?
- А меня торопишь, - покачал головой Хрис. - Дай сюда руку
Пазар протянул растопыренную ладонь. Кузнец начал загибать пальцы:
- Глину вымесить; форму вылепить; дождаться, пока схватится; печь спроворить, не на костре же лить? Топлива, опять же, подготовить всерьез, чтоб не бегать потом, с голым задом и орать: “Аааааа! Расплав не идет!”...
- А у меня пальцы кончились...
- Вторую руку дашь или уже понял, что на это все день нужен, а лучше три? Которых у нас пока и близко не виднеется.
- Понял! Понял, как не понять! Нету у нас времени столько...
- Как появится, сделаю. У дядьки Хриса слово - тверже гороха. А теперь, - Хрис похлопал осунувшегося парня по плечу, иди в дозор, и бди. А то ведь, если нам во сне головы отрежут, я тебе точно ничего не отолью. Даже того, что на ночь выпил.
Ободренный грубой шуткой, Пазар выскочил наверх, чуть не забыв копье.
Хрис проводил его взглядом. Заснет ведь, все равно! Не этот, так следующий. Что ж, кто не рискует, тот голову у себя в постели не находит. Не сидеть же самому всю ночь?
Вернувшись к костру, он, не прислушиваясь к трепотне молодежи, молча съел кусок зайчатины с горячим кюртешом - для того и костер жгли, чтобы испечь на скорую руку, обмотав вокруг ветки. Прожевав, запил теплой водой, мимолетно вздохнув, где же вы, где, милые дрофы из родных степей? Где вы свиньи-единороги из плавней? Эх! И на что мы только жизнь тратим?..
Поразмыслив немного над суетностью жизни и общим своим невезением, лег спать. Зная, что вскоре проснется. Не от бдительности, разумеется. Просто нельзя в его возрасте на земле каждую ночь спать! Прижмет!
Так и вышло.
Проснувшись - рывком, мгновенно, Хрис полежал с открытыми глазами, рассматривая небо над головой. Красивые тут звезды! Мохнатые, как шмели!
Где-то поодаль стрекотали кузнечики. Бесшумно парила сова, высматривая беспечных полевок. Лагерь спал, но продолжал издавать звуки. Всхрапывали кони - у кого-то шумно бурчало в животе. Сопели мальчишки. Кто-то из них громко плямкал губами, видать, приснились мамкины пирожки. Кто-то, похоже, что Тракай, монотонно бормотал - ругался, что ли?
Над головой слышались легкие шаги. Чья-бы не была очередь, но дозор нес исправно! На месте не сидел, сны не видел. Молодец!
Вставать не хотелось - пригрелся. Но тело настойчиво нудело, что еще немного, и быть штанам мокрыми.
Хрис перекатился на живот, оттолкнулся руками, медленно встал - от рывка могло и в голове помутиться. Поморщился, когда громко щелкнуло в больном суставе - таким треском на окоем вокруг перебудить можно! Но никто и не дернулся. И не надо.
Он отошел в сторону. Недалеко, шагов на десять. Развязал веревочный узел на штанах. Задумался. Вспомнился вчерашний день. И прилипчивый запах земляной крови, который и песком не отодрать...
..Лодка, казалось, летела, не касаясь грязно-черных волн. Стригла пенистые верхушки. Гнулись с треском весла в крепких руках - еще немного, и сломаются, разлетятся на куски с громовыми раскатами. Но гребцы слабели - даже у самого сильного человека есть свой предел, выше которого он не залезет, хоть десять духов будут подпихивать.
Поэтому, с каждым мигом становились ближе две другие лодки. Те, от кого первая пыталась сбежать. На них и гребцы были посвежее, и ветер помогал - подталкивал в небольшие паруса, выменянные у нетуков на перламутр.
Еще немного, еще чуть-чуть...
Но когда до беглецов осталось всего нечего - руку протяни, ухватишь - на корме беглецов встал воин, захохотал. И швырнул в догоняющих два горшка, к которым были привязаны горящие фитили из скрученного полотна, пропитанного все той же земляной кровью...
Цвет крови - черный. И дым такой же. Жирный, едкий.
..Хрис выругался, прогоняя воспоминания. Кинулся завязывать штаны. А ведь надолго задумался, надолго! Так и замерзнуть можно. И рухнуть в свою же лужу, будто не опытный воин, двадцати шести лет от роду, а престарелый дед, потерявший все зубы и всю память.
К счастью, никто не заметил долгого отсутствия.
Хрис хотел было подняться, проверить, как там дозорный. Но тот все еще ходил туда-сюда, шептал на разные голоса.
Кузнец прислушался. Улыбнулся грустно. Варош признавался неведомой девице в любви и звал войти в дом хозяйкой. Готовился, значит, к возвращению. Хрис постоял немного, попытался прикинуть, на кого мог так сильно запасть разведчик. Судя по тому, что звучало сверху, дева была достойной - можно лечь сверху, и кричать: “Все мое! Все мое!”. Но подобные как-то не вспоминались. Значит, из тех, заречно-островных. На торге познакомился, похоже. Вот же, кобелюга-то!
Сперва хотелось окликнуть грозного ебаку, да высмеять слегка, чтобы охладить. Но не стал. Вернется, сам увидит, что бывает, когда из дому уходишь надолго. И сколько память о тебе живет.
Одно понятно, в завтрашнее дело Вароша брать не стоит. И ждут его дома, и не о том мыслит. Не о высоком.
С этими добрыми мыслями, Хрис снова лег спать. Боялся сперва, что придут сны о прошлом. Но повезло. Сжалились над ним, не стали укорять.
В общем, молодежь была не дурнее дубовой кадушки, и сама не спешила набивать седельные сумки добром погибших - да и что там, добра того - еще и в крови все, да горелое. Но никогда не знаешь, чем подумает юнец - то ли головой, то ли междуножием! Поднимет сломанную стрелу, отрежет наконечник, сунет в пояс - не заметишь. Лучше заранее наорать, а то и затрещину грохнуть.
А то ночью придет дух убитого. И не посмотрит, что оба они из Степи родом. Взгромоздится на грудь глупцу-храбрецу, да как начнет душить ледяными пальцами! А то наведет барса, тот подкрадется, прыгнет на ноги, уронит вместе с конем... И съест!
К тому же, могли и лесные накидать вещей с нехорошими подарками будущему владельцу - кто тех, лесных знает досконально? Коварные они, хитрые как десять гадюк сразу! Куда уж нам, простодушным степнякам, чьи сердца открыты и прямы, до этих, живущих в норах и берлогах?.. Проклятых замкаданов! Или как они там себя зовут?..
Сам Хрис с затеями лесовиков не сталкивался, но слышал от уважаемых людей, которым другие уважаемые люди рассказывали много страшного. Как булавка становилась ядовитым змеиным зубом, как доброе пиво, забытое на ночь в кружке, на утро заставляло выворачивать кишки, и вообще становилось той еще отравой... Нет, нет, нет! Взятому с боем - да. Найденному - никогда!
Уезжали с мыска неспешно - не хватало еще, чтобы засевшие с той стороны наблюдатели - а они были, Хрис прямо таки чувствовал их недобрые взгляды - не сочли отъезд бегством. Нет, не торопясь, с достоинством. Намекая, что мы вас поняли, но отнюдь не боимся, а сугубо вежества для.
Впрочем, вежество - вежеством, а убраться стоило. Но не слишком далеко. Имелись у Хриса прикидки, как на хромой козе объехать возникшую трудность. Но среди ночи не попрешься - все ноги переломаешь.
Разведка отъехала на пару дюжин перестрелов и остановилась. Очень уж удачное место попалось для тихой и спокойной ночевки. А то еще немного, и такая темнота наступит, что и глаза выкалывать не надо - и так ничего не видно.
Глубокий, но широкий овраг, сверху частью перекрытый кустами - ну прям младший брат того, где Хрис глиной мешок набивал. Лошадей тоже завели внутрь - вода разъяла земную плоть давно, явно не один год назад - все заросло, голодать друзьям не придется.
Развели небольшой костерок - и портянки просушить, поразвешав на веточках-рогульках, и для готовки полезно будет, не все ж холодное грызть! Не бобры!
Про дозорных Хрис напомнить не успел - парни сами разобрались кто за кем. Мелочь, а приятно - научились! Не пришлось пинками и подзатыльниками намекать.
Но Пазар, которому выпало бдить первым, вылезать наружу не спешил. Начал канючить:
- Дядько Хрис, зачем дозор-то? В нас не стреляли же!
Хрис сорвал былинку, изломал ее пальцами, выкинул в сторону. Но Пазар все еще смотрел широко раскрытыми глазами. Кузнец выдохнул, дернул еще одну - получилось с корнем.
- В нас не стреляли только потому, что мы были слишком далеко. От леса до того мыска - полтора перестрела, а то и больше. Хоть и говорят, что у лесных луки дальше бьют, а все равно, на двести шагов, ты и в тура не попадешь. А мы-то, всяко поменьше будем. Опять же, между нами река была. А стрела над водой когда летит, у нее полет непредсказуемый. Бил в глаз, попал в пятку. Себе. В нас можно было попасть только чудом. А чудес не бывает, если их долго и старательно не готовить. Понял?
- Понял, дядька Хрис, понял! - радостно затряс лохматой головой Пазар, восторгаясь строгой правильности слов старшего. - А ты когда медь лить будешь, дядька Хрис? Ты же обещал!
Кузнец закатил глаза, борясь с желанием врезать кулаком прямо в топорчащееся ухо. А потом, когда дурак свалится в траву, врезать ногой по животу - чтоб аж подскочил по-жабьи.
- Ты хоть раз сам лил?
- Неа! Когда бы?
- А меня торопишь, - покачал головой Хрис. - Дай сюда руку
Пазар протянул растопыренную ладонь. Кузнец начал загибать пальцы:
- Глину вымесить; форму вылепить; дождаться, пока схватится; печь спроворить, не на костре же лить? Топлива, опять же, подготовить всерьез, чтоб не бегать потом, с голым задом и орать: “Аааааа! Расплав не идет!”...
- А у меня пальцы кончились...
- Вторую руку дашь или уже понял, что на это все день нужен, а лучше три? Которых у нас пока и близко не виднеется.
- Понял! Понял, как не понять! Нету у нас времени столько...
- Как появится, сделаю. У дядьки Хриса слово - тверже гороха. А теперь, - Хрис похлопал осунувшегося парня по плечу, иди в дозор, и бди. А то ведь, если нам во сне головы отрежут, я тебе точно ничего не отолью. Даже того, что на ночь выпил.
Ободренный грубой шуткой, Пазар выскочил наверх, чуть не забыв копье.
Хрис проводил его взглядом. Заснет ведь, все равно! Не этот, так следующий. Что ж, кто не рискует, тот голову у себя в постели не находит. Не сидеть же самому всю ночь?
Вернувшись к костру, он, не прислушиваясь к трепотне молодежи, молча съел кусок зайчатины с горячим кюртешом - для того и костер жгли, чтобы испечь на скорую руку, обмотав вокруг ветки. Прожевав, запил теплой водой, мимолетно вздохнув, где же вы, где, милые дрофы из родных степей? Где вы свиньи-единороги из плавней? Эх! И на что мы только жизнь тратим?..
Поразмыслив немного над суетностью жизни и общим своим невезением, лег спать. Зная, что вскоре проснется. Не от бдительности, разумеется. Просто нельзя в его возрасте на земле каждую ночь спать! Прижмет!
Так и вышло.
Проснувшись - рывком, мгновенно, Хрис полежал с открытыми глазами, рассматривая небо над головой. Красивые тут звезды! Мохнатые, как шмели!
Где-то поодаль стрекотали кузнечики. Бесшумно парила сова, высматривая беспечных полевок. Лагерь спал, но продолжал издавать звуки. Всхрапывали кони - у кого-то шумно бурчало в животе. Сопели мальчишки. Кто-то из них громко плямкал губами, видать, приснились мамкины пирожки. Кто-то, похоже, что Тракай, монотонно бормотал - ругался, что ли?
Над головой слышались легкие шаги. Чья-бы не была очередь, но дозор нес исправно! На месте не сидел, сны не видел. Молодец!
Вставать не хотелось - пригрелся. Но тело настойчиво нудело, что еще немного, и быть штанам мокрыми.
Хрис перекатился на живот, оттолкнулся руками, медленно встал - от рывка могло и в голове помутиться. Поморщился, когда громко щелкнуло в больном суставе - таким треском на окоем вокруг перебудить можно! Но никто и не дернулся. И не надо.
Он отошел в сторону. Недалеко, шагов на десять. Развязал веревочный узел на штанах. Задумался. Вспомнился вчерашний день. И прилипчивый запах земляной крови, который и песком не отодрать...
..Лодка, казалось, летела, не касаясь грязно-черных волн. Стригла пенистые верхушки. Гнулись с треском весла в крепких руках - еще немного, и сломаются, разлетятся на куски с громовыми раскатами. Но гребцы слабели - даже у самого сильного человека есть свой предел, выше которого он не залезет, хоть десять духов будут подпихивать.
Поэтому, с каждым мигом становились ближе две другие лодки. Те, от кого первая пыталась сбежать. На них и гребцы были посвежее, и ветер помогал - подталкивал в небольшие паруса, выменянные у нетуков на перламутр.
Еще немного, еще чуть-чуть...
Но когда до беглецов осталось всего нечего - руку протяни, ухватишь - на корме беглецов встал воин, захохотал. И швырнул в догоняющих два горшка, к которым были привязаны горящие фитили из скрученного полотна, пропитанного все той же земляной кровью...
Цвет крови - черный. И дым такой же. Жирный, едкий.
..Хрис выругался, прогоняя воспоминания. Кинулся завязывать штаны. А ведь надолго задумался, надолго! Так и замерзнуть можно. И рухнуть в свою же лужу, будто не опытный воин, двадцати шести лет от роду, а престарелый дед, потерявший все зубы и всю память.
К счастью, никто не заметил долгого отсутствия.
Хрис хотел было подняться, проверить, как там дозорный. Но тот все еще ходил туда-сюда, шептал на разные голоса.
Кузнец прислушался. Улыбнулся грустно. Варош признавался неведомой девице в любви и звал войти в дом хозяйкой. Готовился, значит, к возвращению. Хрис постоял немного, попытался прикинуть, на кого мог так сильно запасть разведчик. Судя по тому, что звучало сверху, дева была достойной - можно лечь сверху, и кричать: “Все мое! Все мое!”. Но подобные как-то не вспоминались. Значит, из тех, заречно-островных. На торге познакомился, похоже. Вот же, кобелюга-то!
Сперва хотелось окликнуть грозного ебаку, да высмеять слегка, чтобы охладить. Но не стал. Вернется, сам увидит, что бывает, когда из дому уходишь надолго. И сколько память о тебе живет.
Одно понятно, в завтрашнее дело Вароша брать не стоит. И ждут его дома, и не о том мыслит. Не о высоком.
С этими добрыми мыслями, Хрис снова лег спать. Боялся сперва, что придут сны о прошлом. Но повезло. Сжалились над ним, не стали укорять.