Выступления Д.А. Медведева на Мюнхенской конференции
На прошедшей Мюнхенской конференции премьер-министр России Дмитрий Анатольевич Медведев многократно появлялся перед публикой, произнес несколько речей, встретился с представителями деловых кругов России и Германии, беседовал с премьер-министрами Франции и Баварии, с президентами Финляндии и Словении и дал большие интервью журналу «Time» и телеканалу Euronews. Результаты этой обильной речевой деятельности оказались, судя по всему, пока неутешительными: общего языка российские и зарубежные политики пока не нашли.
В чем же дело и какой язык требуется для достижения взаимопонимания?
Во-первых, общий характер выступлений Медведева был таков, что производил впечатление разговора с двойной адресацией. С одной стороны, премьер обращался к профессиональной аудитории политиков и экспертов, собравшихся в зале, а с другой стороны, его выступления явно предназначались для ретрансляции российской публике через СМИ.
Главная речь премьера, зачитанная по бумажке на так называемой панельной дискуссии, судя по всему, отражала общую политическую позицию российского руководства, отлитую за последние несколько лет в устойчивые пропагандистские клише. Медведев озвучил эти мантры перед аудиторией, которая не может воспринимать их иначе, чем со скепсисом и крайним недоверием.
В частности, главный вопрос о событиях в Сирии прозвучал как попытка обвинения западных партнеров, ЕС и США, в эскалации войны, тупика в переговорах, замораживания сотрудничества, общего кризиса во всех отношениях и прочих неудачах. Россия же, согласно этой концепции, защищает в Сирии свои «национальные интересы» (а не то, не приведи бог, террористы двинутся из Сирии в Россию - популярный в России, но надуманный, хотя бы по причине географической удаленности и отсутствия общих границ, аргумент). Другой аргумент - якобы легитимная помощь России другу Асаду - тоже крайне неубедителен, ибо военная помощь одной из сторон в гражданской войне должна быть в любом случае расценена как военное вмешательство.
Во-вторых, в речи, зачитанной Медведевым, красной нитью прошла мысль, что Россия собирается диктовать собравшимся свою волю. Российское руководство, и только оно, будет принимать решения по Сирии и всячески демонстрировать свою самость. Однако, что русскому хорошо, то немцу - нет, в данном случае пословица полностью подтверждается. Русской аудитории понятно, нравится, претензия на превосходство и демонстрация силы (знай наших!) и они готовы не вдаваться в детали. В то время как немцам (англичанам, итальянцам, американцам, туркам и проч.) совсем не нравятся такие преувеличения, а также искажение последовательности событий и перекладывание ответственности с больной головы на менее больную.
Поэтому громкое заявление Российского премьера - о новой холодной войне - никого, по всей видимости, не испугало. Хотя в контексте речи, зачитанной с трибуны конференции по безопасности, некоторые моменты явно прозвучали как угроза. В контексте поучений (как вы, ЕС, могли допустить у себя миграционный кризис) и подчеркивания русской правды и силы, угроза распространения терроризма прозвучала как предупреждение.
Понятно, что на этом фоне призывы перейти от конфронтации к сотрудничеству были встречены с недоверием и опаской. Можно ли сделать шаг навстречу тем, кто явно хочет на тебя надавить?
Таким образом была выстроена смысловая канва большинства выступлений и переговоров Медведева.
Прочитав их, я подумала, что Дмитрий Анатольевич наверняка потратил немало времени, заучивая наизусть, что надо говорить и как отвечать на вопросы. Премьер, очевидно, следовал риторике и позиции своей команды, несмотря на то, что она отличается от его собственной риторики и идеологических предпочтений. Потому что все интервью однотипны и клишированы, без вариантов. Коме того они образуют как бы некий пунктир, на фоне которого зияют большие смысловые лакуны.
Возможно, и экономическая часть переговоров была воспринята так же, то есть как давление с целью задействовать интересы бизнеса с целью подпитывать задыхающийся агрессивный режим.
Тем не менее, речи премьера в бизнес-части были намного убедительнее, несомненно потому, что здесь проявилась то, чего совсем не было в политической части, а именно - искренность. Вероятно, поэтому коллеги по бизнес-переговорам стали дополнять российского премьера по сути. Тем самым лакуны, которые он привез из Москвы, стали заполняться. Проявилось то, чего не хватало в речах российского представителя: конкретное содержание и конкретные предложения с ясно сформулированными целями. Так, на встрече с представителями бизнеса было ясно сказано, что требуется для реализации Минских соглашений: «стабильное решение о прекращении огня и также доступ наблюдателей от ОБСЕ ко всей территории конфликта». Там же прозвучало, наконец, слово «мир» как главная цель возможного сотрудничества и общих усилий.
Именно экономическое взаимодействие России и ЕС может быть ключом к достижению мира. Так, во всяком случае, понимают ситуацию не только представители бизнеса, но и другие участники конференции. В более широком контексте ясно, что экономическое сотрудничество может стать ключом не только для преодоления конфронтации, но и для того, чтобы предотвратить изоляцию России и скатывание к антирыночной модели экономики советского типа. Это особенно очевидно на фоне текущих акций против малого бизнеса и дебатов по вопросам экономического курса страны.
Наконец, и российский премьер, сказал в одном из интервью вполне конкретную вещь о необходимости «единого общего решения о моменте прекращения боевых действий», правда с оговоркой, что окончательное решение все же будет принимать Верховный главнокомандующий.
При всей неопределенности, надо признать, что намерение урегулировать нарастающий конфликт со стороны России все же имеет место. Это намерение и личное желание прослеживается в нюансах речи Медведева. Что этому причиной - безнадежный ли кризис, завязла ли Россия в Сирийской войне, или другое - не так важно. Намерение выйти из конфронтации действительно есть.
Главное, Россия выставила нового переговорщика. Как подчеркнул в своей речи Медведев, сотрудничество между спецслужбами России и Запада свернуто. Хотелось бы верить, что это действительно так.
Очень важно, что сам Медведев признал необходимость восстановления нормальной политической коммуникации между Россией и миром. Надо подчеркнуть, что эта проблема возникла не сейчас, а является результатом всего периода правления Путина как представителя спецслужб в верховной власти. Преодоление этой проблемы безусловно требует действующих лиц другого круга, другого содержания и стиля общения.
Совершенно очевидно, что сам Медведев хочет представить себя адекватным и разносторонним переговорщиком, об этом говорят и переговорная активность, и подчеркивание собственной компетенции по разным вопросам, и поиск взаимопонимания и примирения.
Приведут ли эти действия к желаемому успеху? Хочется думать, что это не исключено. И поэтому Дмитрию Анатольевичу можно пожелать не говорить по выученному, а западным и восточным партнерам не упускать этот шанс, требуя на переговорах конкретных решений и конкретных действий, без ложных компромиссов и размазывания главного смысла - достижения мира.
В чем же дело и какой язык требуется для достижения взаимопонимания?
Во-первых, общий характер выступлений Медведева был таков, что производил впечатление разговора с двойной адресацией. С одной стороны, премьер обращался к профессиональной аудитории политиков и экспертов, собравшихся в зале, а с другой стороны, его выступления явно предназначались для ретрансляции российской публике через СМИ.
Главная речь премьера, зачитанная по бумажке на так называемой панельной дискуссии, судя по всему, отражала общую политическую позицию российского руководства, отлитую за последние несколько лет в устойчивые пропагандистские клише. Медведев озвучил эти мантры перед аудиторией, которая не может воспринимать их иначе, чем со скепсисом и крайним недоверием.
В частности, главный вопрос о событиях в Сирии прозвучал как попытка обвинения западных партнеров, ЕС и США, в эскалации войны, тупика в переговорах, замораживания сотрудничества, общего кризиса во всех отношениях и прочих неудачах. Россия же, согласно этой концепции, защищает в Сирии свои «национальные интересы» (а не то, не приведи бог, террористы двинутся из Сирии в Россию - популярный в России, но надуманный, хотя бы по причине географической удаленности и отсутствия общих границ, аргумент). Другой аргумент - якобы легитимная помощь России другу Асаду - тоже крайне неубедителен, ибо военная помощь одной из сторон в гражданской войне должна быть в любом случае расценена как военное вмешательство.
Во-вторых, в речи, зачитанной Медведевым, красной нитью прошла мысль, что Россия собирается диктовать собравшимся свою волю. Российское руководство, и только оно, будет принимать решения по Сирии и всячески демонстрировать свою самость. Однако, что русскому хорошо, то немцу - нет, в данном случае пословица полностью подтверждается. Русской аудитории понятно, нравится, претензия на превосходство и демонстрация силы (знай наших!) и они готовы не вдаваться в детали. В то время как немцам (англичанам, итальянцам, американцам, туркам и проч.) совсем не нравятся такие преувеличения, а также искажение последовательности событий и перекладывание ответственности с больной головы на менее больную.
Поэтому громкое заявление Российского премьера - о новой холодной войне - никого, по всей видимости, не испугало. Хотя в контексте речи, зачитанной с трибуны конференции по безопасности, некоторые моменты явно прозвучали как угроза. В контексте поучений (как вы, ЕС, могли допустить у себя миграционный кризис) и подчеркивания русской правды и силы, угроза распространения терроризма прозвучала как предупреждение.
Понятно, что на этом фоне призывы перейти от конфронтации к сотрудничеству были встречены с недоверием и опаской. Можно ли сделать шаг навстречу тем, кто явно хочет на тебя надавить?
Таким образом была выстроена смысловая канва большинства выступлений и переговоров Медведева.
Прочитав их, я подумала, что Дмитрий Анатольевич наверняка потратил немало времени, заучивая наизусть, что надо говорить и как отвечать на вопросы. Премьер, очевидно, следовал риторике и позиции своей команды, несмотря на то, что она отличается от его собственной риторики и идеологических предпочтений. Потому что все интервью однотипны и клишированы, без вариантов. Коме того они образуют как бы некий пунктир, на фоне которого зияют большие смысловые лакуны.
Возможно, и экономическая часть переговоров была воспринята так же, то есть как давление с целью задействовать интересы бизнеса с целью подпитывать задыхающийся агрессивный режим.
Тем не менее, речи премьера в бизнес-части были намного убедительнее, несомненно потому, что здесь проявилась то, чего совсем не было в политической части, а именно - искренность. Вероятно, поэтому коллеги по бизнес-переговорам стали дополнять российского премьера по сути. Тем самым лакуны, которые он привез из Москвы, стали заполняться. Проявилось то, чего не хватало в речах российского представителя: конкретное содержание и конкретные предложения с ясно сформулированными целями. Так, на встрече с представителями бизнеса было ясно сказано, что требуется для реализации Минских соглашений: «стабильное решение о прекращении огня и также доступ наблюдателей от ОБСЕ ко всей территории конфликта». Там же прозвучало, наконец, слово «мир» как главная цель возможного сотрудничества и общих усилий.
Именно экономическое взаимодействие России и ЕС может быть ключом к достижению мира. Так, во всяком случае, понимают ситуацию не только представители бизнеса, но и другие участники конференции. В более широком контексте ясно, что экономическое сотрудничество может стать ключом не только для преодоления конфронтации, но и для того, чтобы предотвратить изоляцию России и скатывание к антирыночной модели экономики советского типа. Это особенно очевидно на фоне текущих акций против малого бизнеса и дебатов по вопросам экономического курса страны.
Наконец, и российский премьер, сказал в одном из интервью вполне конкретную вещь о необходимости «единого общего решения о моменте прекращения боевых действий», правда с оговоркой, что окончательное решение все же будет принимать Верховный главнокомандующий.
При всей неопределенности, надо признать, что намерение урегулировать нарастающий конфликт со стороны России все же имеет место. Это намерение и личное желание прослеживается в нюансах речи Медведева. Что этому причиной - безнадежный ли кризис, завязла ли Россия в Сирийской войне, или другое - не так важно. Намерение выйти из конфронтации действительно есть.
Главное, Россия выставила нового переговорщика. Как подчеркнул в своей речи Медведев, сотрудничество между спецслужбами России и Запада свернуто. Хотелось бы верить, что это действительно так.
Очень важно, что сам Медведев признал необходимость восстановления нормальной политической коммуникации между Россией и миром. Надо подчеркнуть, что эта проблема возникла не сейчас, а является результатом всего периода правления Путина как представителя спецслужб в верховной власти. Преодоление этой проблемы безусловно требует действующих лиц другого круга, другого содержания и стиля общения.
Совершенно очевидно, что сам Медведев хочет представить себя адекватным и разносторонним переговорщиком, об этом говорят и переговорная активность, и подчеркивание собственной компетенции по разным вопросам, и поиск взаимопонимания и примирения.
Приведут ли эти действия к желаемому успеху? Хочется думать, что это не исключено. И поэтому Дмитрию Анатольевичу можно пожелать не говорить по выученному, а западным и восточным партнерам не упускать этот шанс, требуя на переговорах конкретных решений и конкретных действий, без ложных компромиссов и размазывания главного смысла - достижения мира.