Пушкин с того света просил молиться о себе
"... Это было в 1960-е годы. Протоиерей Александр Ветелёв, отслужив Божественную литургию, вернулся домой и попросил согреть себе чаю. Сидя на стуле, он задремал. В это время к нему в комнату вошёл человек и сказал: «Здравствуйте, батюшка! Вы меня не узнаётё?»
- Кто вы?
- Я - Пушкин Александр Сергеевич…
- Александр Сергеевич? Вы откуда? Помиловал ли Вас Господь, спаслись ли Вы?
- Знаете, батюшка, здесь, на земле, все мои стихи читают и все меня прославляют, но молиться за меня никто не молится. Я прошу Вас, помолитесь обо мне.
- Александр Сергеевич, я так рад Вас видеть, я, конечно же, буду о Вас молиться.
- Благодарю Вас, батюшка.
Неожиданный гость поклонился и стал невидимым.
Поражённый явлением, о.Александр открыл календарь: 10 февраля, а по старому стилю 29 января, день кончины Александра Сергеевича. Не дождавшись чаю, батюшка вернулся в храм. Горячо помолившись у престола Божия, он вынул из просфоры частичку о упокоении раба Божия Александра.
(Листки Святогорского монастыря, выпуск №2, 2007 г., стр.3-4)"
Оригинал взят у sergeylarin в Пушкин с того света просил молиться о себе!
Пушкин. Болдинская осень.
Два чувства дивно бли́зки нам.
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века,
По воле Бога самого,
Самостоянье человека,
Залог величия его.
Животворящая святыня!
Без них душа была б пуста.
Без них наш тесный мир - пустыня,
Душа - алтарь без божества.
<октябрь 1830>
Ахматова о Пушкине
Стихи Пушкина дарят детям русский язык в самом совершенном его великолепии, язык, который они, может быть, никогда больше не услышат и на котором никогда не будут говорить, но который все равно будет при них, как вечная драгоценность.
В 1937 г. в юбилейные дни соответственная комиссия постановила снять памятник Пушкину в темноватом сквере, поставленный в той части города, которая еще не существовала в пушкинское время, на Пушкинской улице в Ленинграде. Послали грузовой кран - вообще все, что полагается в таких случаях. Но произошло нечто беспримерное: дети, игравшие в сквере вокруг памятника, подняли такой рев, что пришлось позвонить куда следует и спросить, как быть. Ответили: "Оставьте им памятник",- грузовик уехал пустой.
(Пушкин и дети. 1965)
Мой предшественник П. Е. Щеголев кончает свой труд о дуэли и смерти Пушкина рядом соображений, почему высший свет, его представители ненавидели поэта и извергли его, как инородное тело, из своей среды. Теперь настало время вывернуть эту проблему наизнанку и громко сказать не о том, что они сделали с ним, а о том, что он сделал с ними.
После этого океана грязи, измен, лжи, равнодушия друзей и просто глупости полетик и не-полетик, родственничков Строгановых, идиотов-кавалергардов, сделавших из дантесовской истории une affaire de regiment (вопрос чести полка), ханжеских салонов Нессельроде и пр., высочайшего двора, заглядывавшего во все замочные скважины, величавых тайных советников - членов Государственного совета, не постеснявшихся установить тайный полицейский надзор над гениальным поэтом,- после всего этого как торжественно и прекрасно увидеть, как этот чопорный, бессердечный ("свинский", как говаривал сам Александр Сергеевич) и уж, конечно, безграмотный Петербург стал свидетелем того, что, услышав роковую весть, тысячи людей бросились к дому поэта и навсегда вместе со всей Россией там остались.
"II faut que j'arrange ma maison (Мне надо привести в порядок мой дом)", - сказал умирающий Пушкин.
Через два дня его дом стал святыней для его Родины, и более полной, более лучезарной победы свет не видел.
Вся эпоха (не без скрипа, конечно) мало-помалу стала называться пушкинской. Все красавицы, фрейлины, хозяйки салонов, кавалерственные дамы, члены высочайшего двора, министры, аншефы и не-аншефы постепенно начали именоваться пушкинскими современниками, а затем просто опочили в картотеках и именных указателях (с перевранными датами рождения и смерти) пушкинских изданий.
Он победил и время и пространство.
Говорят: пушкинская эпоха, пушкинский Петербург. И это уже к литературе прямого отношения не имеет, это что-то совсем другое. В дворцовых залах, где они танцевали и сплетничали о поэте, висят его портреты и хранятся его книги, а их бедные тени изгнаны оттуда навсегда. Про их великолепные дворцы и особняки говорят: здесь бывал Пушкин, или: здесь не бывал Пушкин. Все остальное никому не интересно. Государь император Николай Павлович в белых лосинах очень величественно красуется на стене Пушкинского музея; рукописи, дневники и письма начинают цениться, если там появляется магическое слово "Пушкин", и, что самое для них страшное,- они могли бы услышать от поэта:
За меня не будете в ответе,
Можете пока спокойно спать.
Сила - право, только ваши дети
За меня вас будут проклинать.
И напрасно люди думают, что десятки рукотворных памятников могут заменить тот один нерукотворный aere perennius*.
26 мая 1961 Комарово
Примечания
*aere perennius - крепче меди (лат.) - цитата из оды Горация "Exegi monumentum aere perennius" ("Я воздвиг памятник крепче меди")
- Кто вы?
- Я - Пушкин Александр Сергеевич…
- Александр Сергеевич? Вы откуда? Помиловал ли Вас Господь, спаслись ли Вы?
- Знаете, батюшка, здесь, на земле, все мои стихи читают и все меня прославляют, но молиться за меня никто не молится. Я прошу Вас, помолитесь обо мне.
- Александр Сергеевич, я так рад Вас видеть, я, конечно же, буду о Вас молиться.
- Благодарю Вас, батюшка.
Неожиданный гость поклонился и стал невидимым.
Поражённый явлением, о.Александр открыл календарь: 10 февраля, а по старому стилю 29 января, день кончины Александра Сергеевича. Не дождавшись чаю, батюшка вернулся в храм. Горячо помолившись у престола Божия, он вынул из просфоры частичку о упокоении раба Божия Александра.
(Листки Святогорского монастыря, выпуск №2, 2007 г., стр.3-4)"
Оригинал взят у sergeylarin в Пушкин с того света просил молиться о себе!
Пушкин. Болдинская осень.
Два чувства дивно бли́зки нам.
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века,
По воле Бога самого,
Самостоянье человека,
Залог величия его.
Животворящая святыня!
Без них душа была б пуста.
Без них наш тесный мир - пустыня,
Душа - алтарь без божества.
<октябрь 1830>
Ахматова о Пушкине
Стихи Пушкина дарят детям русский язык в самом совершенном его великолепии, язык, который они, может быть, никогда больше не услышат и на котором никогда не будут говорить, но который все равно будет при них, как вечная драгоценность.
В 1937 г. в юбилейные дни соответственная комиссия постановила снять памятник Пушкину в темноватом сквере, поставленный в той части города, которая еще не существовала в пушкинское время, на Пушкинской улице в Ленинграде. Послали грузовой кран - вообще все, что полагается в таких случаях. Но произошло нечто беспримерное: дети, игравшие в сквере вокруг памятника, подняли такой рев, что пришлось позвонить куда следует и спросить, как быть. Ответили: "Оставьте им памятник",- грузовик уехал пустой.
(Пушкин и дети. 1965)
Мой предшественник П. Е. Щеголев кончает свой труд о дуэли и смерти Пушкина рядом соображений, почему высший свет, его представители ненавидели поэта и извергли его, как инородное тело, из своей среды. Теперь настало время вывернуть эту проблему наизнанку и громко сказать не о том, что они сделали с ним, а о том, что он сделал с ними.
После этого океана грязи, измен, лжи, равнодушия друзей и просто глупости полетик и не-полетик, родственничков Строгановых, идиотов-кавалергардов, сделавших из дантесовской истории une affaire de regiment (вопрос чести полка), ханжеских салонов Нессельроде и пр., высочайшего двора, заглядывавшего во все замочные скважины, величавых тайных советников - членов Государственного совета, не постеснявшихся установить тайный полицейский надзор над гениальным поэтом,- после всего этого как торжественно и прекрасно увидеть, как этот чопорный, бессердечный ("свинский", как говаривал сам Александр Сергеевич) и уж, конечно, безграмотный Петербург стал свидетелем того, что, услышав роковую весть, тысячи людей бросились к дому поэта и навсегда вместе со всей Россией там остались.
"II faut que j'arrange ma maison (Мне надо привести в порядок мой дом)", - сказал умирающий Пушкин.
Через два дня его дом стал святыней для его Родины, и более полной, более лучезарной победы свет не видел.
Вся эпоха (не без скрипа, конечно) мало-помалу стала называться пушкинской. Все красавицы, фрейлины, хозяйки салонов, кавалерственные дамы, члены высочайшего двора, министры, аншефы и не-аншефы постепенно начали именоваться пушкинскими современниками, а затем просто опочили в картотеках и именных указателях (с перевранными датами рождения и смерти) пушкинских изданий.
Он победил и время и пространство.
Говорят: пушкинская эпоха, пушкинский Петербург. И это уже к литературе прямого отношения не имеет, это что-то совсем другое. В дворцовых залах, где они танцевали и сплетничали о поэте, висят его портреты и хранятся его книги, а их бедные тени изгнаны оттуда навсегда. Про их великолепные дворцы и особняки говорят: здесь бывал Пушкин, или: здесь не бывал Пушкин. Все остальное никому не интересно. Государь император Николай Павлович в белых лосинах очень величественно красуется на стене Пушкинского музея; рукописи, дневники и письма начинают цениться, если там появляется магическое слово "Пушкин", и, что самое для них страшное,- они могли бы услышать от поэта:
За меня не будете в ответе,
Можете пока спокойно спать.
Сила - право, только ваши дети
За меня вас будут проклинать.
И напрасно люди думают, что десятки рукотворных памятников могут заменить тот один нерукотворный aere perennius*.
26 мая 1961 Комарово
Примечания
*aere perennius - крепче меди (лат.) - цитата из оды Горация "Exegi monumentum aere perennius" ("Я воздвиг памятник крепче меди")