Интервью 14 октября 2009 - Серебренников Кирилл. Образование сказывается))
"Хитрость этого спектакля в том, что, с одной стороны, это грубая пощечина, а с другой -- в приятной упаковке. И мы тоже сделали красиво. И зрителю, по сути, и не понять: обижаться или радоваться."
Серебренников Кирилл
Режиссер театра и кино. Родился 7 сентября 1969 в Ростове-на-Дону. Еще школьником поставил спектакль об Энгельсе. Закончил физический факультет Ростовского государственного университета, но всерьез увлекся режиссурой. Самые известные кинофильмы Кирилла Серебренникова -- «Изображая жертву» (Гран-при фестивалей «Кинотавр» и Festa del Cinema) и «Юрьев день». Последняя театральная премьера -- «Трехгрошовая опера» в МХТ имени Чехова.
Фото: Интерпресс
Трехгрошовая пощечина
14 октября 2009, текст: Елена Боброва
Новелла Кирилла Серебренникова «Поцелуй креветки» вошла в киноальманах «Короткое замыкание» и была показана на нынешнем Венецианском кинофесте. А премьерная «Трехгрошовая опера» недавно приезжала в Петербург.
Н.Н. Кирилл, каково было получить на сорокалетие телеграмму от президента, в которой вас отметили как яркого представителя отечественной современной культуры?
Кирилл Серебренников. Ну конечно, было очень приятно. Думаю, президент обратил внимание на мою скромную персону, потому что ему важно понимать: есть люди его поколения, которые искренне хотят работать и что-то менять в стране. Но я был рад всем поздравлениям. За эти дни получил такое количество любви, и это было так трогательно! Честно скажу: не ожидал.
Н.Н. У вас репутация злого человека, enfant terrible, а люди все равно к вам с любовью.
К.С. Да, они ко мне с добротой. И все равно я люблю злые тексты и авторов, которые не по шерстке гладят, а наоборот.
Н.Н. Поэтому и взялись за злого Брехта?
К.С. Мне нравится, что через Брехта я могу высказать какую-то свою злую мысль. Мне захотелось вступить в диалог на важные темы с публикой современного Художественного театра, но на ее территории.
Н.Н. Бросить вызов ей в яркой и зрелищной форме.
К.С. Да. И тем зрителям, которые смотрели премьеру «Трехгрошовой оперы» в 1926 году, тоже было малоприятно слушать какие-то вещи в свой адрес, но при этом им нравилась музыка Вайля. Хитрость этого спектакля в том, что, с одной стороны, это грубая пощечина, а с другой -- в приятной упаковке. И мы тоже сделали красиво. И зрителю, по сути, и не понять: обижаться или радоваться.
Н.Н. Почему вы не хотите дать пощечину без упаковки?
К.С. А потому что если зрителя бить кувалдой по голове, он встанет и уйдет. Театральное искусство можно сравнить с фресками в храме. Люди приходят в храм и рассматривают фрески, созданные именно для разговора с паствой: вот рай, а вот Страшный суд, муки ада. Страшно, пробирает дрожь, но ведь и красиво. Вот так и театр -- он не должен бить впрямую, показывая уродливость нашей жизни. Во всяком случае, я не люблю в театре выкрикивать проклятия, мне интереснее проводить более тонкую работу со зрителем. Раньше было принято считать, что зритель всегда прав. И народ всегда прав. Так вот: и зритель не прав, и народ не прав. Задача искусства -- сохранить себя. А народ, может быть, потом подтянется. Потому что, конечно, когда люди месяцами поглощают теледебилизаторы, невозможно в их головах за один вечер посеять разумное, доброе, вечное. Но что-то же делать надо.
Н.Н. Бродский, по-моему, сказал, что человечество не меняется, меняются лишь пуговицы на одежде.
К.С. «Мир не меняется!» -- кричит Мекки-Нож в «Трехгрошовой опере». И, к сожалению, это так. Мы все время хотим, чтобы природа людская преодолела самое себя, свое родовое проклятье, а этого не случается. Но искусство, видимо, для того и нужно, чтобы был какой-то баланс, что-то сдерживающее.
Н.Н. Как у Шопенгауэра: «Культура -- это лишь тоненькая яблочная кожура над раскаленным хаосом». Главная проблема в том, что человеку хочется комфортно жить. И разве можно его за это винить?
К.С. Нет, конечно. Наоборот, в комфортности, во вкусе есть только радость и счастье. Одеваться хорошо -- это не значит превратиться в гламурного подонка. Другое дело, когда это желание жить красиво заменяет все остальное. Когда человек забывает про memento mori.
Н.Н. А зачем все время помнить? Когда придет время, тогда и подумаешь об этом.
К.С. Поздно будет. Жизнь будет уже прожита в накопительстве, ненависти, ревности, зависти.
Н.Н. Ну, видимо, это изначально присуще человеку.
К.С. Так вот для этого и нужно искусство -- чтобы напоминать, что есть нечто большее. Искусство дает возможность найти противовес всей крови, на которой замешана история человечества, укротить своих демонов. Кстати, в связи с этим мне сегодня мысль пришла в голову. Вот Достоевский, который теперь «наше все». А кем он был в XIX веке? Человеком, который описывал непотребства. Который вывел на свою внутреннюю сцену проституток, пусть даже кающихся, каких-то эпилептиков, каторжников, отцеубийц, клятвопреступников. Гнусь, одним словом. А ведь он таким образом через героев разбирался со своими демонами, со своими бесами, обращенными в свиней, которые бросились с обрыва, как в Священном Писании.
Н.Н. У вас к Достоевскому особое отношение?
К.С. Да. И мне кажется, то, что Россия выбрала как образец национального самосознания именно его литературу, в чем-то даже вредит нам. Мы и в жизни повторяем образы Достоевского, и это ужасно. Этим мы все оправдываем. Мы так любим Мышкина, он для нас национальный герой. А на самом деле он человек мучающийся, человек больной, и ни в коем случае не образец. У Достоевского даже Соня Мармеладова едва ли не матерь божья, икона -- она же вся светится! Понимаете, Достоевский сочинил русских. Он сочинил людей, которые находятся в постоянной экзальтации, которые не едят, не писают, не трахаются. Они только страдают и каются. Живут какими-то сверхидеями. И самое главное, русские поверили, что они такие. Они не захотели смотреться в зеркало Салтыкова-Щедрина или Толстого.
Н.Н. Но и сегодня никто не хочет посмотреть иначе на Достоевского.
К.С. И хорошо. Ни к чему заниматься опровержением каких-то основ и мыслей позапрошлого века. Надо прекратить заниматься ретрофилией и смотреть вперед.
Н.Н. И что впереди?
К.С. Мы с вами. Нам надо сохранить себя, не оскотиниться, не превратиться в развлекателей толпы. Не смотреть на мир через желтый фильтр. Та колея развлекательности, в которую попал театр, очень тревожный знак нашего времени.
Знаете, в Средние века было такое «свинячье пианино». Сажали свиней с разным голосом в ясельки, над ними подвешивали грузики, которые падали на них, и свинки с разной тональностью визжали. И забавно, и громко, и вроде музыка. Так вот я не люблю, когда театр похож на такое «свинячье пианино».
Н.Н. Вы и кино такое, судя по всему, не любите. Будете продолжать снимать?
К.С. Хотелось бы, чтобы это произошло. Во всяком случае, разговоры ведутся. Юрий Арабов написал два замечательных сценария - черную комедию и очень трогательную историю про Чайковского, который давным-давно меня очень интересует. Россия - страна культуры боли, и Чайковский -- один из элементов этой культуры, который при этом из боли рождал невероятную музыку.
Н.Н. Да, в одном письме Чайковский написал: «Я счастлив и свободен, но почему-то ужасно хочется плакать».
К.С. Вот именно. Он всегда плакал. Причем не просто плакал, а заливаясь слезами. Уникальная личность. Не жилец, конечно, так скажем.
Н.Н. Я, конечно, не про «свинячье пианино», но слово в защиту развлекательного театра и кино скажу: может быть, это естественное желание человека хоть на два часа забыть об одолевающих его проблемах.
К.С. И в результате возникает невроз, который называется «коллективный диссонанс», порождающий депрессию, пустоту, глухоту. В театре человек погружается в благостную атмосферу: «ах, как все хорошо и замечательно», а приходит домой, и выясняется, что у мужа/жены на работе проблемы, что дети - наркоманы, что трубы текут.
Н.Н. И что делать?
К.С. Думать. А не развлекаться.
Н.Н. Мои размышления в театральном зале не решат семейные проблемы.
К.С. Чтобы поставить диагноз, надо много поговорить, это вам любой психоаналитик скажет. Надо будоражить сознание зрителя, не давать ему спать, не успокаивать его антидепрессантами.
Н.Н. Проблему текущего крана не решит психоаналитик...
К.С. Эта капающая труба - отражение вашего внутреннего мира. Вначале вылечи себя, а потом, задрав рукава, начни чистить у себя в квартире, подъезде... Но если ты невротичен, если ты болен, если не хочешь ничего делать, апатичен -- труба будет капать всегда. Буддисты говорят: «Ты не можешь помочь другим, если болен сам». Нет, конечно, можно так и продолжать жить - все нам трын-трава, мы лучше картинки в журнале глянцевом посмотрим, пооблизываемся. Или киношку посмотрим. Или почитаем Достоевского и поразмышляем, глядя на проплывающие мимо облака, какие мы великие и духовные, или - какие мы смешные.
http://nanevskom.webmaster.spb.ru/person-841/0/