Архивы. Николай Алексеев об опере и БТ. 2002 год.
Архивы. Николай Алексеев: "Позолоты в декоре многовато, немного аляповато получилось".
В Большом театре появилась новая должность - главный приглашенный дирижер. Место это занял сравнительно молодой маэстро - Николай Алексеев. Именно ему и поручена первая премьера на Новой сцене - "Снегурочка" Римского-Корсакова. С Николаем Алексеевым встретилась Гюляра Сядых-заде.
http://pr.bolshoi.net/pressa/gzt_alex_2711.htm
Газета, 27 ноября 2002 года
Николай Алексеев: "Позолоты в декоре многовато, немного аляповато получилось"
В Большом театре появилась новая должность - главный приглашенный дирижер. Место это занял сравнительно молодой маэстро - Николай Алексеев. Именно ему и поручена первая премьера на Новой сцене - "Снегурочка" Римского-Корсакова. С Николаем Алексеевым встретилась Гюляра Сядых-заде.
- Вы пришли в Большой театр почти одновременно с питерской командой, которую привел Анатолий Иксанов. Как поступило предложение занять пост главного приглашенного дирижера?
- Сначала мы разговаривали об этом с Александром Ведерниковым, главным дирижером театра. С Александром Александровичем мы давнишние друзья, нередко встречались по самым разным поводам, принадлежим к одному поколению. Спустя несколько дней на важном концерте в Петербургской филармонии - на нем, по стечению обстоятельств, присутствовали наш президент Владимир Путин и президент Франции Жак Ширак - ко мне обратился с вопросом Михаил Ефимович Швыдкой: не возражаю ли я против назначения в Большой театр? Я ответил, что, в принципе, согласен, но прежде хорошо бы спросить моего шефа, Юрия Хатуевича Темирканова, согласится ли он время от времени отпускать меня с места моей постоянной работы в оркестре ЗКР. Швыдкой тут же направился в артистическую, к маэстро, и пятнадцать минут спустя сообщил мне, что Юрий Хатуевич дал добро.
- Вас не смутило, что ранее вы практически не работали в оперном театре?
- Почему же не работал? Я начинал карьеру ассистентом Темирканова в Мариинском театре (тогда он назывался Кировским). Полтора года там проработал, дирижировал в основном балетами. Да и с вокалистами мне приходилось по работе встречаться, я знаком со спецификой вокала. По первому образованию я как-никак дирижер-хоровик.
- Работать с вокалистами в рамках симфонического концерта - это одно, а в рамках театрального спектакля - другое.
- Я понимаю, что театральную специфику нужно учитывать. Но, в сущности, я общаюсь с музыкантами - будь то певцы или оркестранты. И с теми, и с другими нужно работать над фразой, над динамикой, артикуляцией. И особой разницы я тут не вижу.
Да, в театральном спектакле от дирижера зависит куда меньше, чем на симфоническом концерте: многое решает режиссер, художник, немало зависит от оформления, света. Поначалу это меня и настораживало: я привык сам отвечать за качество и сам его создавать. А в театральном спектакле на ранних стадиях постановки ты вообще неясно представляешь, что из задуманного тобой и режиссером получится и на сколько процентов. Слишком много привходящих обстоятельств.
Теперь я понимаю, что оперный спектакль вырастает из череды компромиссов. С этим, вероятно, нужно смириться.
Когда начались сценические репетиции на новой сцене, я ощутил, что этот зал, в котором еще не звучала музыка, - место такое… ну, в общем, если бы речь шла о храме, сказал бы: «ненамоленное». То есть стены еще не впитали в себя музыку, не пропитались звуками. В зале еще не образовалась особая аура, присущая знаменитым, старым залам, в которых много лет звучала музыка. Любой нормальный музыкант эту ауру чувствует: недаром же есть залы более любимые и менее. Новая сцена пока еще неживая. На ней не провели ни одного спектакля. И для нас с певцами это оказалось самым сложным в работе: преодолеть эту пустоту, неотзывчивость сцены.
К тому же, пока к зданию еще не притерся персонал, возникает масса мелких технических проблем: то полотенце забудут принести, то пепельницу. То вдруг обнаруживается, что в дирижерской нет инструмента. Режиссерский пульт смонтировали только за неделю до премьеры. А люди ведь не привыкли работать без пульта.
Но я сказал: «Что ж, императорские театры сто лет назад не были радиофицированы, а спектакли как-то же ставились, так что выкручивайтесь, как знаете».
- Каково оформление спектакля?
- Задуман некий видеоряд, обработанный на компьютере. Будут проецироваться несколько эскизов декораций Рериха к «Снегурочке». Первоначально хотели полностью реконструировать старинную постановку: но выяснилось, что эскизов осталось очень мало и нужно кое-что дорисовывать, достраивать. В результате получилась некая фантазия на рериховские мотивы, дополненная оригинальными компьютерными фантазиями художницы Алены Пикаловой. Многого я еще не видел.
На сцене пока что стоят ледяные торосы, еще не освещенные. А по идее, они должны освещаться изнутри. Ультрасовременная световая аппаратура уже завезена и смонтирована.
Я на компьютере видел: когда Леший с Мизгирем в лесу шутки шутит, он периодически исчезает, просто рассыпается в пыль, блестками. А как решена сцена таянья Снегурочки, мне не показали, только на словах рассказали. Вообще, судя по всему, спецэффектов в спектакле будет много.
- Как идет постановочный процесс?
- Как обычно в театре: солисты нервничают, придираются друг к другу. Но я так понимаю, что перед премьерой в театре все делается в состоянии паники - иначе никак. А я лично не очень сильно нервничаю: прихожу в 10 утра, ухожу в 9 вечера, нормальный такой рабочий день. Репетирую с тремя составами. Слава богу, на последней стадии репетиций наконец-то заблестели глаза у солистов и они стали в очередь выстраиваться, просить уроки: дождался-таки я счастливого момента. А раньше я уроки сам назначал.
- Кто поет Снегурочку?
- Ну, чтоб не сглазить, назову обеих исполнительниц: Елена Брылева и Ирина Самойлова, обе молодые и красивые. Состав подобрался почти молодежный. И Лель, и Купава - молодые певицы.
- Много ли питерских людей в театре?
- Насчет певцов не знаю, но с приходом в театр меня, Александра Титова и Валерия Борисова, кажется, дело пошло. Титов только что провел «Пиковую» - как я слышал, удачно. Будет ставить в театре «Похождения повесы» Стравинского. В театре уже пошла слава о нем как о серьезном профессионале.
А Борисова я пригласил на постановку «Снегурочки», и, как мне кажется, Валерий пришелся ко двору в Большом театре. Меня это очень радует. Так удачно сложилось, что мы с ним давние, многолетние друзья, учились вместе и понимаем друг друга с полуслова. Что ни говорите, когда у людей одна школа, работать легче. Борисов - хороший музыкант: по-моему, все уже заметили, что хор театра зазвучал как-то иначе, в звучании что-то сдвинулось, изменилось.
- Каким вы находите оркестр театра?
- По-моему, с оркестром можно и нужно работать. Не хотелось бы показаться самоуверенным всезнайкой - вот, мол, пришел со стороны и поучает. Но, во всяком случае, я вижу, что точно нужно менять: систему корректур, например. Сейчас на корректуру дается всего два часа. Это безумие. За два часа можно только поздороваться и попрощаться.
- Собираетесь ли вы постоянно вести в театре определенные спектакли?
- К сожалению, не могу: времени нет, слишком много других обязательств. Но надеюсь, если мой график и расписание театра совпадут, заняться в будущем сезоне постановкой оперы Десятникова. Леонида я тоже знаю много лет, он кажется мне серьезным музыкантом. Я прочел либретто Сорокина - на мой взгляд, он предложил очень интересный литературный материал, из которого можно сделать настоящее оперное либретто.
Сюжет отчасти уже обнародован в пересказах: действие оперы происходит в наше время. В одном закрытом НИИ еще в советские годы проводились эксперименты по клонированию людей. Были созданы клоны известных композиторов - но клоны композиторами не стали. Это просто очень несчастные люди. Потом произошли известные политические катаклизмы, финансирование института прекратили, ученый, автор проекта, умер, а клоны разбежались.
Когда описываешь, все это звучит по-капустнически. Но на самом деле это вовсе не капустник. В этой истории, придуманной Сорокиным, есть занимательная фабула и любовь присутствует, как и положено в опере. И сама история очень трагична, ничего веселого в ней нет. И сюжетный ход с клонированием мне кажется актуальным. По-моему, литературный текст сам по себе - не однодневка. Он имеет шансы просуществовать долго. Так что, когда я прочитал либретто, душа моя успокоилась: стоящее дело. И сейчас, по-моему, наступил тот редкий и счастливый момент, когда новая опера может иметь и успех, и общественный резонанс.
- Сроки постановки определены?
- Боюсь загадывать. Кажется, не в следующем сезоне, а через сезон. А в следующем сезоне Леня должен сдать партитуру. А когда его посетит Муза и насколько быстро пойдет работа - неизвестно. Леня ведь не будет писать абы как, только чтобы написать и сдать в срок. Настоящая музыка, наверное, так и должна рождаться. Конечно, в наше время нет таких плодовитых оперных композиторов, как Римский-Корсаков: тот пятнадцать опер написал. Но если новые оперы начнут появляться, то вот она - Новая сцена Большого театра как раз подойдет для театральных экспериментов. Там есть все условия для новаций. Акустика, кстати, очень приличная. Особенно когда сидишь в зале.
Говорят, при проектировании и строительстве здания работали акустики, и это правильно. Есть, правда, у меня масса критических замечаний к залу, но мелких. На мой вкус, позолоты в декоре многовато, немного аляповато получилось: эдакий московский купеческий стиль. Но, может, потом глаз попривыкнет.
- Достаточно ли комфортно вы себя чувствуете в Большом театре?
- Атмосфера театра, по моим ощущениям, меня не отторгает. Хотя я и не принят в театре как свой, на сто процентов. Но и отношения как к вредному чужаку - вот, мол, приехал и учить нас вздумал - я не вижу. Ни с одним солистом у меня не случилось ни малейшей стычки. Но и я ведь, слава богу, с людьми не первый год работаю, научился в них разбираться. Дирижер должен быть немного психологом, немного дипломатом.
Конечно, инертность Большого театра огромная - но какие наши годы? Если нужно театр двигать и развивать, то и будем двигать и развивать. Давно еще, когда и в проекте не было, что Александр Александрович Ведерников станет главным дирижером, мы с ним сидели как-то на кухне и обсуждали эту проблему: что делать с Большим театром и каковы задачи нашего дирижерского поколения - если представится возможность по-настоящему работать. Такая возможность возникла: дело за нами.
Безусловно, за один день проблем Большого театра не решить, и в один год тоже. А может, и за два года. Но, во всяком случае, перспективы театра видны и Ведерникову, и мне, да и любому трезвомыслящему музыканту. А проблемы театра настолько очевидны, что нужно просто взяться за них и решать.
- А как их решать, если для этого нужно заменить полтруппы?
- Я не сторонник революций, предпочитаю эволюционный подход. Все нужно делать медленно и постепенно. В молодые годы я было попытался совершить революцию в оркестре Ульяновска, когда пришел туда главным. Революция получилась, но невеликая. А потом выяснилось, что эволюционный процесс мне как-то больше подходит. И результаты он дает лучшие. Просто работать всем нужно больше. Начиная с дирижера.
Кроме того, нельзя забывать, что опытные певцы и оркестранты - это хранители традиций театра. Волей-неволей, независимо от своего желания они несут эти традиции и тем самым осуществляют связь поколений. А в таком театре, как Большой, преемственность очень важна. Это вовсе не громкие слова, а реальность, в которой всегда существовало искусство.
==================================
http://pr.bolshoi.net/pressa/sneg/kom_sneg.htm#01
В мире не так много 'Снегурочек'"
Музыкальный руководитель "Снегурочки" - петербургский дирижер НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВ ответил на вопросы ЕЛЕНЫ ЧЕРЕМНЫХ.
- Это ваша первая опера. Волновались?
- Ой, знаете, я уже столько дебютов пережил. Слава богу, немало оркестров меня слушало. Мое волнение скорее художественное. Впервые я столкнулся с условностями чисто театральной работы. Скажем, певец выходит из-за дальних кулис, в партитуре написано piano, а piano тут не прозвучит.
- А с постановщиками нет противоречий?
- Есть легкое внутреннее несогласие. Но это очередной компромисс. Но только не с музыкантской совестью.
- У постановщиков была задача совместить "музей" - эскизы Николая Рериха - с чем-то актуальным. На вашу работу это наложило соответствующий отпечаток?
- Нет. Вы знаете, для меня любой композитор - как бы ныне живущий. Включая и Николая Андреевича Римского-Корсакова. Там все написано в нотах. И любой дирижер это должен слышать.
- А история интерпретаций вас как-то занимала?
- В мире не так много "Снегурочек". Все, что записано, я внимательно послушал: Федосеева, Светланова. Но, я считаю, важна своя фантазия. Студийная запись - это одно: многое можно подкорректировать микрофоном. А у нас тут живое дело. Сегодня один солист неважно себя чувствует, завтра другой.
- Кастинг солистов проводили вы?
- Да. Еще в сентябре я слушал претендентов на три состава. Со Снегурочками все нормально - это Елена Брылева и Ира Самойлова. Эти две Снегурочки меня очень радуют. Вообще у певцов уже появился блеск в глазах - то, чего я ждал.
- А как вам работается с оркестром Большого?
- Нормально работается. Хотя какое-то время было привыкание. Существуют ведь разные традиции. Я привык, чтобы оркестр играл по руке. А некоторые, скажем, больше слушают что происходит, и аккомпанируют как им нравится. Это специфика оперного оркестра. Кстати, симфоническим оркестрам ее иногда не достает: привыкнув играть по руке, они порой очень плохо аккомпанируют оперным певцам.
- В смысле?
- Ну, темнота эта ямная. Я, например, привык видеть глаза. А в темноте то, что называется флюидами, иногда не очень доходит. Но дело не в том, что я чувствую, а в том, что чувствуют музыканты, покидая оркестр после репетиции.
- "Снегурочка" пойдет без купюр?
- Нет. Сейчас такое время, что я не знаю какие оперы возможны без купюр. Другая жизнь, другой пульс времени.
- Вы это напрямую с ритмом жизни связываете?
- Да, в том числе. Мы постарались убрать все повторы. Существует ведь клавир, в котором все сокращения сделаны самим Римским-Корсаковым. У нас, по-моему, только одна купюра, о которой он не знает: перед началом третьего действия.
- Когда вы принимали предложение, вы ведь видели "Снегурочку" в формате большой сцены?
- Да, конечно. Потом меня спросили, возможно ли перенести ее на малую? Я ответил: "Да, возможно". Теперь, конечно, жалею об этом. Ну что ж, как говорится, назвался груздем, полезай.
- И как вам акустика Новой сцены?
- В любом зале должны пожить всякие ноты. Абсолютно новый зал. Пока там никто еще не ходил. Один концерт был пробный, больше ничего. Так что мы вот яму обживаем: опускали яму, опускали барьер, делали подиумы. Сейчас, мне кажется, оркестр оптимально звучит.
В Большом театре появилась новая должность - главный приглашенный дирижер. Место это занял сравнительно молодой маэстро - Николай Алексеев. Именно ему и поручена первая премьера на Новой сцене - "Снегурочка" Римского-Корсакова. С Николаем Алексеевым встретилась Гюляра Сядых-заде.
http://pr.bolshoi.net/pressa/gzt_alex_2711.htm
Газета, 27 ноября 2002 года
Николай Алексеев: "Позолоты в декоре многовато, немного аляповато получилось"
В Большом театре появилась новая должность - главный приглашенный дирижер. Место это занял сравнительно молодой маэстро - Николай Алексеев. Именно ему и поручена первая премьера на Новой сцене - "Снегурочка" Римского-Корсакова. С Николаем Алексеевым встретилась Гюляра Сядых-заде.
- Вы пришли в Большой театр почти одновременно с питерской командой, которую привел Анатолий Иксанов. Как поступило предложение занять пост главного приглашенного дирижера?
- Сначала мы разговаривали об этом с Александром Ведерниковым, главным дирижером театра. С Александром Александровичем мы давнишние друзья, нередко встречались по самым разным поводам, принадлежим к одному поколению. Спустя несколько дней на важном концерте в Петербургской филармонии - на нем, по стечению обстоятельств, присутствовали наш президент Владимир Путин и президент Франции Жак Ширак - ко мне обратился с вопросом Михаил Ефимович Швыдкой: не возражаю ли я против назначения в Большой театр? Я ответил, что, в принципе, согласен, но прежде хорошо бы спросить моего шефа, Юрия Хатуевича Темирканова, согласится ли он время от времени отпускать меня с места моей постоянной работы в оркестре ЗКР. Швыдкой тут же направился в артистическую, к маэстро, и пятнадцать минут спустя сообщил мне, что Юрий Хатуевич дал добро.
- Вас не смутило, что ранее вы практически не работали в оперном театре?
- Почему же не работал? Я начинал карьеру ассистентом Темирканова в Мариинском театре (тогда он назывался Кировским). Полтора года там проработал, дирижировал в основном балетами. Да и с вокалистами мне приходилось по работе встречаться, я знаком со спецификой вокала. По первому образованию я как-никак дирижер-хоровик.
- Работать с вокалистами в рамках симфонического концерта - это одно, а в рамках театрального спектакля - другое.
- Я понимаю, что театральную специфику нужно учитывать. Но, в сущности, я общаюсь с музыкантами - будь то певцы или оркестранты. И с теми, и с другими нужно работать над фразой, над динамикой, артикуляцией. И особой разницы я тут не вижу.
Да, в театральном спектакле от дирижера зависит куда меньше, чем на симфоническом концерте: многое решает режиссер, художник, немало зависит от оформления, света. Поначалу это меня и настораживало: я привык сам отвечать за качество и сам его создавать. А в театральном спектакле на ранних стадиях постановки ты вообще неясно представляешь, что из задуманного тобой и режиссером получится и на сколько процентов. Слишком много привходящих обстоятельств.
Теперь я понимаю, что оперный спектакль вырастает из череды компромиссов. С этим, вероятно, нужно смириться.
Когда начались сценические репетиции на новой сцене, я ощутил, что этот зал, в котором еще не звучала музыка, - место такое… ну, в общем, если бы речь шла о храме, сказал бы: «ненамоленное». То есть стены еще не впитали в себя музыку, не пропитались звуками. В зале еще не образовалась особая аура, присущая знаменитым, старым залам, в которых много лет звучала музыка. Любой нормальный музыкант эту ауру чувствует: недаром же есть залы более любимые и менее. Новая сцена пока еще неживая. На ней не провели ни одного спектакля. И для нас с певцами это оказалось самым сложным в работе: преодолеть эту пустоту, неотзывчивость сцены.
К тому же, пока к зданию еще не притерся персонал, возникает масса мелких технических проблем: то полотенце забудут принести, то пепельницу. То вдруг обнаруживается, что в дирижерской нет инструмента. Режиссерский пульт смонтировали только за неделю до премьеры. А люди ведь не привыкли работать без пульта.
Но я сказал: «Что ж, императорские театры сто лет назад не были радиофицированы, а спектакли как-то же ставились, так что выкручивайтесь, как знаете».
- Каково оформление спектакля?
- Задуман некий видеоряд, обработанный на компьютере. Будут проецироваться несколько эскизов декораций Рериха к «Снегурочке». Первоначально хотели полностью реконструировать старинную постановку: но выяснилось, что эскизов осталось очень мало и нужно кое-что дорисовывать, достраивать. В результате получилась некая фантазия на рериховские мотивы, дополненная оригинальными компьютерными фантазиями художницы Алены Пикаловой. Многого я еще не видел.
На сцене пока что стоят ледяные торосы, еще не освещенные. А по идее, они должны освещаться изнутри. Ультрасовременная световая аппаратура уже завезена и смонтирована.
Я на компьютере видел: когда Леший с Мизгирем в лесу шутки шутит, он периодически исчезает, просто рассыпается в пыль, блестками. А как решена сцена таянья Снегурочки, мне не показали, только на словах рассказали. Вообще, судя по всему, спецэффектов в спектакле будет много.
- Как идет постановочный процесс?
- Как обычно в театре: солисты нервничают, придираются друг к другу. Но я так понимаю, что перед премьерой в театре все делается в состоянии паники - иначе никак. А я лично не очень сильно нервничаю: прихожу в 10 утра, ухожу в 9 вечера, нормальный такой рабочий день. Репетирую с тремя составами. Слава богу, на последней стадии репетиций наконец-то заблестели глаза у солистов и они стали в очередь выстраиваться, просить уроки: дождался-таки я счастливого момента. А раньше я уроки сам назначал.
- Кто поет Снегурочку?
- Ну, чтоб не сглазить, назову обеих исполнительниц: Елена Брылева и Ирина Самойлова, обе молодые и красивые. Состав подобрался почти молодежный. И Лель, и Купава - молодые певицы.
- Много ли питерских людей в театре?
- Насчет певцов не знаю, но с приходом в театр меня, Александра Титова и Валерия Борисова, кажется, дело пошло. Титов только что провел «Пиковую» - как я слышал, удачно. Будет ставить в театре «Похождения повесы» Стравинского. В театре уже пошла слава о нем как о серьезном профессионале.
А Борисова я пригласил на постановку «Снегурочки», и, как мне кажется, Валерий пришелся ко двору в Большом театре. Меня это очень радует. Так удачно сложилось, что мы с ним давние, многолетние друзья, учились вместе и понимаем друг друга с полуслова. Что ни говорите, когда у людей одна школа, работать легче. Борисов - хороший музыкант: по-моему, все уже заметили, что хор театра зазвучал как-то иначе, в звучании что-то сдвинулось, изменилось.
- Каким вы находите оркестр театра?
- По-моему, с оркестром можно и нужно работать. Не хотелось бы показаться самоуверенным всезнайкой - вот, мол, пришел со стороны и поучает. Но, во всяком случае, я вижу, что точно нужно менять: систему корректур, например. Сейчас на корректуру дается всего два часа. Это безумие. За два часа можно только поздороваться и попрощаться.
- Собираетесь ли вы постоянно вести в театре определенные спектакли?
- К сожалению, не могу: времени нет, слишком много других обязательств. Но надеюсь, если мой график и расписание театра совпадут, заняться в будущем сезоне постановкой оперы Десятникова. Леонида я тоже знаю много лет, он кажется мне серьезным музыкантом. Я прочел либретто Сорокина - на мой взгляд, он предложил очень интересный литературный материал, из которого можно сделать настоящее оперное либретто.
Сюжет отчасти уже обнародован в пересказах: действие оперы происходит в наше время. В одном закрытом НИИ еще в советские годы проводились эксперименты по клонированию людей. Были созданы клоны известных композиторов - но клоны композиторами не стали. Это просто очень несчастные люди. Потом произошли известные политические катаклизмы, финансирование института прекратили, ученый, автор проекта, умер, а клоны разбежались.
Когда описываешь, все это звучит по-капустнически. Но на самом деле это вовсе не капустник. В этой истории, придуманной Сорокиным, есть занимательная фабула и любовь присутствует, как и положено в опере. И сама история очень трагична, ничего веселого в ней нет. И сюжетный ход с клонированием мне кажется актуальным. По-моему, литературный текст сам по себе - не однодневка. Он имеет шансы просуществовать долго. Так что, когда я прочитал либретто, душа моя успокоилась: стоящее дело. И сейчас, по-моему, наступил тот редкий и счастливый момент, когда новая опера может иметь и успех, и общественный резонанс.
- Сроки постановки определены?
- Боюсь загадывать. Кажется, не в следующем сезоне, а через сезон. А в следующем сезоне Леня должен сдать партитуру. А когда его посетит Муза и насколько быстро пойдет работа - неизвестно. Леня ведь не будет писать абы как, только чтобы написать и сдать в срок. Настоящая музыка, наверное, так и должна рождаться. Конечно, в наше время нет таких плодовитых оперных композиторов, как Римский-Корсаков: тот пятнадцать опер написал. Но если новые оперы начнут появляться, то вот она - Новая сцена Большого театра как раз подойдет для театральных экспериментов. Там есть все условия для новаций. Акустика, кстати, очень приличная. Особенно когда сидишь в зале.
Говорят, при проектировании и строительстве здания работали акустики, и это правильно. Есть, правда, у меня масса критических замечаний к залу, но мелких. На мой вкус, позолоты в декоре многовато, немного аляповато получилось: эдакий московский купеческий стиль. Но, может, потом глаз попривыкнет.
- Достаточно ли комфортно вы себя чувствуете в Большом театре?
- Атмосфера театра, по моим ощущениям, меня не отторгает. Хотя я и не принят в театре как свой, на сто процентов. Но и отношения как к вредному чужаку - вот, мол, приехал и учить нас вздумал - я не вижу. Ни с одним солистом у меня не случилось ни малейшей стычки. Но и я ведь, слава богу, с людьми не первый год работаю, научился в них разбираться. Дирижер должен быть немного психологом, немного дипломатом.
Конечно, инертность Большого театра огромная - но какие наши годы? Если нужно театр двигать и развивать, то и будем двигать и развивать. Давно еще, когда и в проекте не было, что Александр Александрович Ведерников станет главным дирижером, мы с ним сидели как-то на кухне и обсуждали эту проблему: что делать с Большим театром и каковы задачи нашего дирижерского поколения - если представится возможность по-настоящему работать. Такая возможность возникла: дело за нами.
Безусловно, за один день проблем Большого театра не решить, и в один год тоже. А может, и за два года. Но, во всяком случае, перспективы театра видны и Ведерникову, и мне, да и любому трезвомыслящему музыканту. А проблемы театра настолько очевидны, что нужно просто взяться за них и решать.
- А как их решать, если для этого нужно заменить полтруппы?
- Я не сторонник революций, предпочитаю эволюционный подход. Все нужно делать медленно и постепенно. В молодые годы я было попытался совершить революцию в оркестре Ульяновска, когда пришел туда главным. Революция получилась, но невеликая. А потом выяснилось, что эволюционный процесс мне как-то больше подходит. И результаты он дает лучшие. Просто работать всем нужно больше. Начиная с дирижера.
Кроме того, нельзя забывать, что опытные певцы и оркестранты - это хранители традиций театра. Волей-неволей, независимо от своего желания они несут эти традиции и тем самым осуществляют связь поколений. А в таком театре, как Большой, преемственность очень важна. Это вовсе не громкие слова, а реальность, в которой всегда существовало искусство.
==================================
http://pr.bolshoi.net/pressa/sneg/kom_sneg.htm#01
В мире не так много 'Снегурочек'"
Музыкальный руководитель "Снегурочки" - петербургский дирижер НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕВ ответил на вопросы ЕЛЕНЫ ЧЕРЕМНЫХ.
- Это ваша первая опера. Волновались?
- Ой, знаете, я уже столько дебютов пережил. Слава богу, немало оркестров меня слушало. Мое волнение скорее художественное. Впервые я столкнулся с условностями чисто театральной работы. Скажем, певец выходит из-за дальних кулис, в партитуре написано piano, а piano тут не прозвучит.
- А с постановщиками нет противоречий?
- Есть легкое внутреннее несогласие. Но это очередной компромисс. Но только не с музыкантской совестью.
- У постановщиков была задача совместить "музей" - эскизы Николая Рериха - с чем-то актуальным. На вашу работу это наложило соответствующий отпечаток?
- Нет. Вы знаете, для меня любой композитор - как бы ныне живущий. Включая и Николая Андреевича Римского-Корсакова. Там все написано в нотах. И любой дирижер это должен слышать.
- А история интерпретаций вас как-то занимала?
- В мире не так много "Снегурочек". Все, что записано, я внимательно послушал: Федосеева, Светланова. Но, я считаю, важна своя фантазия. Студийная запись - это одно: многое можно подкорректировать микрофоном. А у нас тут живое дело. Сегодня один солист неважно себя чувствует, завтра другой.
- Кастинг солистов проводили вы?
- Да. Еще в сентябре я слушал претендентов на три состава. Со Снегурочками все нормально - это Елена Брылева и Ира Самойлова. Эти две Снегурочки меня очень радуют. Вообще у певцов уже появился блеск в глазах - то, чего я ждал.
- А как вам работается с оркестром Большого?
- Нормально работается. Хотя какое-то время было привыкание. Существуют ведь разные традиции. Я привык, чтобы оркестр играл по руке. А некоторые, скажем, больше слушают что происходит, и аккомпанируют как им нравится. Это специфика оперного оркестра. Кстати, симфоническим оркестрам ее иногда не достает: привыкнув играть по руке, они порой очень плохо аккомпанируют оперным певцам.
- В смысле?
- Ну, темнота эта ямная. Я, например, привык видеть глаза. А в темноте то, что называется флюидами, иногда не очень доходит. Но дело не в том, что я чувствую, а в том, что чувствуют музыканты, покидая оркестр после репетиции.
- "Снегурочка" пойдет без купюр?
- Нет. Сейчас такое время, что я не знаю какие оперы возможны без купюр. Другая жизнь, другой пульс времени.
- Вы это напрямую с ритмом жизни связываете?
- Да, в том числе. Мы постарались убрать все повторы. Существует ведь клавир, в котором все сокращения сделаны самим Римским-Корсаковым. У нас, по-моему, только одна купюра, о которой он не знает: перед началом третьего действия.
- Когда вы принимали предложение, вы ведь видели "Снегурочку" в формате большой сцены?
- Да, конечно. Потом меня спросили, возможно ли перенести ее на малую? Я ответил: "Да, возможно". Теперь, конечно, жалею об этом. Ну что ж, как говорится, назвался груздем, полезай.
- И как вам акустика Новой сцены?
- В любом зале должны пожить всякие ноты. Абсолютно новый зал. Пока там никто еще не ходил. Один концерт был пробный, больше ничего. Так что мы вот яму обживаем: опускали яму, опускали барьер, делали подиумы. Сейчас, мне кажется, оркестр оптимально звучит.