Тартюф, или Лицемер от Comédie-Française
Иво ван Хове продолжает покорять подмостки европейских театров, о чем свидетельствует маркировка 18+ на новой постановке Мольера.
Оправдывается такое предупреждение практически в самом начале спектакля, когда в жанре пантомимы нам демонстрируют спасение Тартюфа от нищеты: благородный дворянин Оргон находит его в лохмотьях, замерзающего на улице, и буквально тащит к себе в дом, где с помощью слуг Тартюфа раздевают (full frontal nudity!), моют в принесенной ванне настоящей водой и одевают в приличный костюм. Правда, это делает неуместным последующий рассказ господина Оргона о том, что он познакомился со святошей Тартюфом в церкви, где тот истово молился: текст Мольера противоречит сцене, которую режиссер вставил ради актуальности и скандальности.
Костюмы в этой постановке современные, хотя это не мешает Тартюфу хлестать себя плетью поверх рубашки. Сценография - нарочитая и несколько мешающая оформлению диалогов. Посередине сцены ближе к зрительному залу разложен огромный лист белой бумаги, на который участники диалогов выходят, как на ринг, предварительно поклонившись друг другу. На заднем плане находятся некие условные предметы интерьера богатого дома - столы, вазы, цветы - но все диалоги происходят на белом листе, и поэтому пока один персонаж зачитывает длиннющий мольеровский монолог, другой не может занять себя взаимодействием с реквизитом и вынужден просто ждать своей очереди. Из-за этого диалоги в первой половине пьесы выглядят скучно и искусственно.
Ситуация усугубляется приметой нашего ковидного времени - исполнитель роли Оргона, как пояснил директор театра перед началом спектакля, накануне контактировал с заболевшим, поэтому вынужден играть в маске. Казалось бы, именно на такой случай у каждого исполнителя есть дублер, но Дени Подалидес - звезда Comédie-Française, поэтому мы вынуждены любоваться на его маску и очки сверху. Так что его молчаливое ожидание своей реплики в диалоге выглядит еще хуже; другие актеры хотя бы могут играть лицом.
В постановке «Мнимого больного» проблему ковидных ограничений решили тем, что актеры на сцене соблюдали дистанцию, а подойдя друг к другу близко, надевали маски. Но когда ваш режиссер - Иво ванн Хове, бурное телесное взаимодействие вам обеспечено на постоянной основе. Спорящие персонажи соприкасаются носами и выкрикивают слова прямо в лицо друг другу, брызгая слюной. Необъяснимая и мгновенная привязанность господина Оргона к Тартюфу приобретает несколько физический и садомазохистский оттенок - ничего явного, но Тартюф часто щеголяет топлесс, а сцена совместной молитвы становится, хм, очень заряженной - практически «Экстаз святой Терезы».
Главная сюжетная пружин пьесы - соблазнение Тартюфом жены Оргона; конечно же, для Иво ван Хове это повод разгуляться. Оно и у Мольера-то смотрелось пикантно, а здесь буквально ждешь, что актеры начнут совокупляться прямо на сцене, раз уж рейтинг все равно недетский. В итоге обе сцены (где Тартюф впервые говорит о своей страсти и где госпожа Оргон специально его распаляет, чтобы продемонстрировать спрятавшемуся мужу истинное лицо лицемера) действительно наполнены влечением и телесностью.
Кстати, столь любимый ван Хове видеоэкран в наличии - на нем периодически всплывают вопросы «на подумать», как в школьном учебнике литературы после каждой главы: «Кто кому ставит ловушку?», «Права ли госпожа Пернель?» и т.д.
Госпожа Пернель - мать господина Оргона, которая отказывается верить в лживость Тартюфа, даже когда сын заявляет, что собственными глазами видел его приставания к своей жене. С этим персонажем связана еще одна режиссерская вольность. Для постановки выбрана ранняя версия пьесы с тремя актами вместо итоговых пяти. (В частности, там отсутствует линия дочери Оргона, которую тот хочет выдать за Тартюфа; осталась только линия его сына, которому Оргон по непонятной причине не разрешает жениться.) В этой короткой версии отсутствует финальное разрубание гордиева узла подлостей Тартюфа благодаря мудрости и всеведению Короля-Солнце («бога из машины»). Тартюф просто уходит, грозясь. Далее режиссер придумал смерть госпожи Пернель, которую заворачивают в тот самый лист белой бумаги со сцены и выносят вон. А в самом финале все остальные персонажи выходят на сцену, весело обнимаясь; при этом Оргон с Клеантом переоделись из строгих костюмов в цветастые худи, жена Оргона сильно беременна, а его сын внезапно в платье. Видимо, идея в том, что строгая мораль госпожи Пернель держала в страхе все семейство, которое теперь наконец-то может быть такими, какими им самим хочется.
Вряд ли это самое радикальное переосмысление Мольера за всю историю постановок, но в сравнении с уважительным британским подходом к Шекспиру смотрится свежо.
Оправдывается такое предупреждение практически в самом начале спектакля, когда в жанре пантомимы нам демонстрируют спасение Тартюфа от нищеты: благородный дворянин Оргон находит его в лохмотьях, замерзающего на улице, и буквально тащит к себе в дом, где с помощью слуг Тартюфа раздевают (full frontal nudity!), моют в принесенной ванне настоящей водой и одевают в приличный костюм. Правда, это делает неуместным последующий рассказ господина Оргона о том, что он познакомился со святошей Тартюфом в церкви, где тот истово молился: текст Мольера противоречит сцене, которую режиссер вставил ради актуальности и скандальности.
Костюмы в этой постановке современные, хотя это не мешает Тартюфу хлестать себя плетью поверх рубашки. Сценография - нарочитая и несколько мешающая оформлению диалогов. Посередине сцены ближе к зрительному залу разложен огромный лист белой бумаги, на который участники диалогов выходят, как на ринг, предварительно поклонившись друг другу. На заднем плане находятся некие условные предметы интерьера богатого дома - столы, вазы, цветы - но все диалоги происходят на белом листе, и поэтому пока один персонаж зачитывает длиннющий мольеровский монолог, другой не может занять себя взаимодействием с реквизитом и вынужден просто ждать своей очереди. Из-за этого диалоги в первой половине пьесы выглядят скучно и искусственно.
Ситуация усугубляется приметой нашего ковидного времени - исполнитель роли Оргона, как пояснил директор театра перед началом спектакля, накануне контактировал с заболевшим, поэтому вынужден играть в маске. Казалось бы, именно на такой случай у каждого исполнителя есть дублер, но Дени Подалидес - звезда Comédie-Française, поэтому мы вынуждены любоваться на его маску и очки сверху. Так что его молчаливое ожидание своей реплики в диалоге выглядит еще хуже; другие актеры хотя бы могут играть лицом.
В постановке «Мнимого больного» проблему ковидных ограничений решили тем, что актеры на сцене соблюдали дистанцию, а подойдя друг к другу близко, надевали маски. Но когда ваш режиссер - Иво ванн Хове, бурное телесное взаимодействие вам обеспечено на постоянной основе. Спорящие персонажи соприкасаются носами и выкрикивают слова прямо в лицо друг другу, брызгая слюной. Необъяснимая и мгновенная привязанность господина Оргона к Тартюфу приобретает несколько физический и садомазохистский оттенок - ничего явного, но Тартюф часто щеголяет топлесс, а сцена совместной молитвы становится, хм, очень заряженной - практически «Экстаз святой Терезы».
Главная сюжетная пружин пьесы - соблазнение Тартюфом жены Оргона; конечно же, для Иво ван Хове это повод разгуляться. Оно и у Мольера-то смотрелось пикантно, а здесь буквально ждешь, что актеры начнут совокупляться прямо на сцене, раз уж рейтинг все равно недетский. В итоге обе сцены (где Тартюф впервые говорит о своей страсти и где госпожа Оргон специально его распаляет, чтобы продемонстрировать спрятавшемуся мужу истинное лицо лицемера) действительно наполнены влечением и телесностью.
Кстати, столь любимый ван Хове видеоэкран в наличии - на нем периодически всплывают вопросы «на подумать», как в школьном учебнике литературы после каждой главы: «Кто кому ставит ловушку?», «Права ли госпожа Пернель?» и т.д.
Госпожа Пернель - мать господина Оргона, которая отказывается верить в лживость Тартюфа, даже когда сын заявляет, что собственными глазами видел его приставания к своей жене. С этим персонажем связана еще одна режиссерская вольность. Для постановки выбрана ранняя версия пьесы с тремя актами вместо итоговых пяти. (В частности, там отсутствует линия дочери Оргона, которую тот хочет выдать за Тартюфа; осталась только линия его сына, которому Оргон по непонятной причине не разрешает жениться.) В этой короткой версии отсутствует финальное разрубание гордиева узла подлостей Тартюфа благодаря мудрости и всеведению Короля-Солнце («бога из машины»). Тартюф просто уходит, грозясь. Далее режиссер придумал смерть госпожи Пернель, которую заворачивают в тот самый лист белой бумаги со сцены и выносят вон. А в самом финале все остальные персонажи выходят на сцену, весело обнимаясь; при этом Оргон с Клеантом переоделись из строгих костюмов в цветастые худи, жена Оргона сильно беременна, а его сын внезапно в платье. Видимо, идея в том, что строгая мораль госпожи Пернель держала в страхе все семейство, которое теперь наконец-то может быть такими, какими им самим хочется.
Вряд ли это самое радикальное переосмысление Мольера за всю историю постановок, но в сравнении с уважительным британским подходом к Шекспиру смотрится свежо.