Рождение
Это состояние могло застать Никифора врасплох где угодно. Он мог стоять в очереди, или ехать в общественном транспорте, или разговаривать по телефону, читать книгу, строить графики на плотном ватмане или засыпать. В последнем случае он был особенно беззащитен перед Состоянием. Тут уж не на что было отвлечься и заглушить.
Да и, по правде сказать, чем бы важным не был занят Никифор, оно всегда брало верх - избавиться от него было не так-то просто. Да невозможно, чего уж там.
Так было всегда. Пилит, например, Никифор лобзиком, никого не трогает, и вдруг чувствует внутри, где-то над желудком, неясное, едва различимое шевеление. Сначала ему кажется, что это что-то другое, просто неясность какая-то. Но нет. Всякий раз это состояние постепенно нарастает, из смутной, неопределенной тьмы вырисовывается какой-то сгусток, энергетический комок. Если б Никифору сказать, что именно так рождаются вселенные, он бы не поверил, а потом поразился. Рывками, толчками это нечто образуется, расширяя полость грудной клетки - еще не мыслеформа, даже не мысль, а что-то До Мысли - и вот уже рука непроизвольно тянется к карандашу или шариковой ручке, что первое попадется на глаза, и бумаге. Никифор еще не знает, что доверит этому белому как снег листу. На миг сознание встает в ступор. Tabula rasa. Но Состояние берет свое. Вот оно плотнеет, густеет, облекается в пока неразличимые формы и цвета. И тут становится понятно, что не Оно начинает быть в Никифоре, а наоборот - Никифор начинает быть в Нем. Свет, наполняющий Состояние, озаряет всего Никифора, которому уже ни до чего, лишь бы выпустить Это на свободу, сформировать его на листе бумаги. И он строчит, не задумываясь, отдаваясь потоку, мучаясь, местами завихряясь. А потом, обессиленный от этого рождения, смотрит на лист.
Смотрит на него с близкого расстояния и отведя подальше. Силы постепенно возвращаются к Никифору, он уже видит прорехи и ляпы, что-то где-то подправляет, подмазывает. А потом ему нужно сделать следующее. Это обряд, Никифор сам его придумал, но только сделав этот шаг он чувствует завершенность.
Вообще это очень красиво: Никифор забирается на высокую гору (идти на вершину от города полдня), там отдыхает, выпивает пол-литра чистой воды, после чего складывает этот лист самолетиком и запускает его. Особенность высокогорного климата в том, что ветер мгновенно подхватывает легкий летательный аппарат и уносит его в неведомые дали. Судьба листка неизвестна Никифору, а он и не хочет ее знать. Он уверен: раз это что-то рождается, значит кому-то оно нужно.
Спустившись с горы, Никифор как ни в чем не бывало принимается за лобзик. Он любит доводить начатое до конца.
Да и, по правде сказать, чем бы важным не был занят Никифор, оно всегда брало верх - избавиться от него было не так-то просто. Да невозможно, чего уж там.
Так было всегда. Пилит, например, Никифор лобзиком, никого не трогает, и вдруг чувствует внутри, где-то над желудком, неясное, едва различимое шевеление. Сначала ему кажется, что это что-то другое, просто неясность какая-то. Но нет. Всякий раз это состояние постепенно нарастает, из смутной, неопределенной тьмы вырисовывается какой-то сгусток, энергетический комок. Если б Никифору сказать, что именно так рождаются вселенные, он бы не поверил, а потом поразился. Рывками, толчками это нечто образуется, расширяя полость грудной клетки - еще не мыслеформа, даже не мысль, а что-то До Мысли - и вот уже рука непроизвольно тянется к карандашу или шариковой ручке, что первое попадется на глаза, и бумаге. Никифор еще не знает, что доверит этому белому как снег листу. На миг сознание встает в ступор. Tabula rasa. Но Состояние берет свое. Вот оно плотнеет, густеет, облекается в пока неразличимые формы и цвета. И тут становится понятно, что не Оно начинает быть в Никифоре, а наоборот - Никифор начинает быть в Нем. Свет, наполняющий Состояние, озаряет всего Никифора, которому уже ни до чего, лишь бы выпустить Это на свободу, сформировать его на листе бумаги. И он строчит, не задумываясь, отдаваясь потоку, мучаясь, местами завихряясь. А потом, обессиленный от этого рождения, смотрит на лист.
Смотрит на него с близкого расстояния и отведя подальше. Силы постепенно возвращаются к Никифору, он уже видит прорехи и ляпы, что-то где-то подправляет, подмазывает. А потом ему нужно сделать следующее. Это обряд, Никифор сам его придумал, но только сделав этот шаг он чувствует завершенность.
Вообще это очень красиво: Никифор забирается на высокую гору (идти на вершину от города полдня), там отдыхает, выпивает пол-литра чистой воды, после чего складывает этот лист самолетиком и запускает его. Особенность высокогорного климата в том, что ветер мгновенно подхватывает легкий летательный аппарат и уносит его в неведомые дали. Судьба листка неизвестна Никифору, а он и не хочет ее знать. Он уверен: раз это что-то рождается, значит кому-то оно нужно.
Спустившись с горы, Никифор как ни в чем не бывало принимается за лобзик. Он любит доводить начатое до конца.