Сказ о том, как судачки на первое-второе рассчитались
Долго ли коротко, да скорее коротко. Во прошлом то было во месяце. Да довелося тогда рыбу пряжити, да во в сметане пряжити судаков то невеликих. Памятно ли сие, али нет, мне неведомо. А если не памятно, то вот вам перст указующий, гиперссылкой в народе величаемый, на повесть мою о том деянии. И были то те судачки видом лепы, плотью нЕжны, шкурою как сребро. Дабы образ судака зрети, по назнаменованному персту отправляйтесь.
Аз баять далее буду…
Во стороне да азиятской, узбекской, где нетути уже моря-окияна аральского, течет река Сыра ДарьЯ. И промыслуют там издревле люди узбекские, сазана да судака великого. Балык - рыба по-ихнему прозывается. Да пришли на земли те государи злые да алчные. Да стали уводить они из реки ДарьИ водушку во земли пустынные, песчаные. И обмелела река, река-кормилица и повывелась в ней велика рыбушка.
Да живут во той земле люди славные, незлобливые. Трудолюбием великим и хитростию отмеченные. Да все также ходят они на свои ловища, ловища скудные, не богатые. Дабы налести рыбешки мелкой, краснопёрочки да подлещика. А уж если и судачок пойдет, так то к празднику.
А руки-то у тех людей узбекских аки злато. И умеют они с чего хошь изрядные явства содеяти. Хошь с хитростию рыбу пряжити, хошь ушицы душистой наварити.
Оле не привечают их люди московские. Хулу великую творят над ними и несправедливость всяческую. Да работают они на земле далекой православной за стол и кров, да за копеечку американскую малую. Дабы копеечку жене да детушкам в нужде во землю родную узбекскую послати. Строят люди узбекские палаты белокаменные во Москве да во Питере. А люди русские на них бранятся, прозвищами поносят зело обидными. Джамшудами да Равшанами разными.
Да забыли люди московские как отцы джамшудовы да равшановы Москву от лихих татей заслонили. Как приняли за то смертушку на земле московии с братом своим названным, да Панфиловым. Да забыли люди питерские, как матери джамшудовы да равшановы ихних детушек во семьях своих от лютой смерти голодной да спасали. Как укрохами хлеба узбекского промеж детушками своими да питерскими делилися.
Занеже благо былое помнити надобно абы не пускати лиха да крамолы в житие свое.
Да не буду я дале укоры чинить людям блага не знающим. Коли блага того да мира в сердце нетути, нипаче где же ему ко ближним да присным взятиси. А буду я дале про столы да яства рассказывать. Кои явства мы на земле узбекской сотворяем мы. На земле узбекской, да во городе во хлебном во Ташкенте.
И жила-то во славном Ташкенте хозяюшка. И принес ей хозяин с торжища судачков невеликих пять гривен, али фунтов, как кому кажется. И было то судачков числом девять. И судачок то каждый пядь с кувырком то был. Да наказал хозяин судачков малых во сметане по обыкновению пряжити. И хозяйка то не была ни сколь жадною а была то она домовитою. И зело то жалко ей стало судачьи головы. Да отведают то домочадцы судаков пряженых, да выбросят головы нерачительно.
Да задумала хозяйка головы судачьи да отрезати, вырвать из них жабры горькие да наварити с голов ухи душистой, скороспелой то. А с головёшок то мелких уху варити муторно! Лоханей то две взяти будет надобно. Уху от костей разваристых процеживать. Не схотела хозяюшка с лоханями многими возитися, потому задумала хитрость хитрую.
Да взяла она лохань железну, всю дырявую. А была у нее така велика лоханочка от немчурской посудины то, да от Беркофа. Да положила туда рыбьи головушки.
А в другу лохань, не дырявую покрошила она то картошки, лучка да морковушки. Да сельдерею зеленого, петрушки коренья да лавра лист положила. И поставила она поверх сего прочего лохань дырявую с головами судачьими. И влила она в сие из кадки водицы студеной кружки две. Али три фунта водицы, кому то как кажется. Да на печь лохань она поставила, да призадумалась ожидаючи.
Да забурлила да полезла бела пена. Пена пышная, пена рыбья. И очнулася тогда хозяюшка, не дремала боле, пену вынула. Пену вынула, да печь выстудила. Не бурлила чтобы не мутилась ушиста навариста. А пыхтела неспешно тихой сапою.
И как минуло времени часа половиною, тот час вынула лохань то дырявую хозяюшка. Да перебрала рыбьи головы руками белыми. Мясцо нежное со щечек да подголовий судачьих поснимала то. А в ушице да не осталось ни одной косточки, ни мути белой пенистой. А одни коренья душистые, свареные. Да вернула то мясцо хозяйка в ушицу чистую.
Соли, перца тот час же всыпала да маслица коровьего золотника три добавила. И зеленьями, что весна благая узбекская дарует украсила.
Да про то еще не сказывала, что пока ушица то варилась, хозяйка судачьи плоти да в сметане пряжила. Дале то на стол хозяйка накрывала, яства многие подавала. И любо домочадцам было и благостно. Любо от ухи душистой да судачков пряженых цветом злата червоного.
Стали люди присные уху да судаков есть, чай пить да хозяюшку похваливать:
Ай спасибо тебе, спасибо тебе, Айкуменушка!
Аз баять далее буду…
Во стороне да азиятской, узбекской, где нетути уже моря-окияна аральского, течет река Сыра ДарьЯ. И промыслуют там издревле люди узбекские, сазана да судака великого. Балык - рыба по-ихнему прозывается. Да пришли на земли те государи злые да алчные. Да стали уводить они из реки ДарьИ водушку во земли пустынные, песчаные. И обмелела река, река-кормилица и повывелась в ней велика рыбушка.
Да живут во той земле люди славные, незлобливые. Трудолюбием великим и хитростию отмеченные. Да все также ходят они на свои ловища, ловища скудные, не богатые. Дабы налести рыбешки мелкой, краснопёрочки да подлещика. А уж если и судачок пойдет, так то к празднику.
А руки-то у тех людей узбекских аки злато. И умеют они с чего хошь изрядные явства содеяти. Хошь с хитростию рыбу пряжити, хошь ушицы душистой наварити.
Оле не привечают их люди московские. Хулу великую творят над ними и несправедливость всяческую. Да работают они на земле далекой православной за стол и кров, да за копеечку американскую малую. Дабы копеечку жене да детушкам в нужде во землю родную узбекскую послати. Строят люди узбекские палаты белокаменные во Москве да во Питере. А люди русские на них бранятся, прозвищами поносят зело обидными. Джамшудами да Равшанами разными.
Да забыли люди московские как отцы джамшудовы да равшановы Москву от лихих татей заслонили. Как приняли за то смертушку на земле московии с братом своим названным, да Панфиловым. Да забыли люди питерские, как матери джамшудовы да равшановы ихних детушек во семьях своих от лютой смерти голодной да спасали. Как укрохами хлеба узбекского промеж детушками своими да питерскими делилися.
Занеже благо былое помнити надобно абы не пускати лиха да крамолы в житие свое.
Да не буду я дале укоры чинить людям блага не знающим. Коли блага того да мира в сердце нетути, нипаче где же ему ко ближним да присным взятиси. А буду я дале про столы да яства рассказывать. Кои явства мы на земле узбекской сотворяем мы. На земле узбекской, да во городе во хлебном во Ташкенте.
И жила-то во славном Ташкенте хозяюшка. И принес ей хозяин с торжища судачков невеликих пять гривен, али фунтов, как кому кажется. И было то судачков числом девять. И судачок то каждый пядь с кувырком то был. Да наказал хозяин судачков малых во сметане по обыкновению пряжити. И хозяйка то не была ни сколь жадною а была то она домовитою. И зело то жалко ей стало судачьи головы. Да отведают то домочадцы судаков пряженых, да выбросят головы нерачительно.
Да задумала хозяйка головы судачьи да отрезати, вырвать из них жабры горькие да наварити с голов ухи душистой, скороспелой то. А с головёшок то мелких уху варити муторно! Лоханей то две взяти будет надобно. Уху от костей разваристых процеживать. Не схотела хозяюшка с лоханями многими возитися, потому задумала хитрость хитрую.
Да взяла она лохань железну, всю дырявую. А была у нее така велика лоханочка от немчурской посудины то, да от Беркофа. Да положила туда рыбьи головушки.
А в другу лохань, не дырявую покрошила она то картошки, лучка да морковушки. Да сельдерею зеленого, петрушки коренья да лавра лист положила. И поставила она поверх сего прочего лохань дырявую с головами судачьими. И влила она в сие из кадки водицы студеной кружки две. Али три фунта водицы, кому то как кажется. Да на печь лохань она поставила, да призадумалась ожидаючи.
Да забурлила да полезла бела пена. Пена пышная, пена рыбья. И очнулася тогда хозяюшка, не дремала боле, пену вынула. Пену вынула, да печь выстудила. Не бурлила чтобы не мутилась ушиста навариста. А пыхтела неспешно тихой сапою.
И как минуло времени часа половиною, тот час вынула лохань то дырявую хозяюшка. Да перебрала рыбьи головы руками белыми. Мясцо нежное со щечек да подголовий судачьих поснимала то. А в ушице да не осталось ни одной косточки, ни мути белой пенистой. А одни коренья душистые, свареные. Да вернула то мясцо хозяйка в ушицу чистую.
Соли, перца тот час же всыпала да маслица коровьего золотника три добавила. И зеленьями, что весна благая узбекская дарует украсила.
Да про то еще не сказывала, что пока ушица то варилась, хозяйка судачьи плоти да в сметане пряжила. Дале то на стол хозяйка накрывала, яства многие подавала. И любо домочадцам было и благостно. Любо от ухи душистой да судачков пряженых цветом злата червоного.
Стали люди присные уху да судаков есть, чай пить да хозяюшку похваливать:
Ай спасибо тебе, спасибо тебе, Айкуменушка!