Дьявол и ... человек
Полагаю, что не скажу что-то новое, когда напомню, что Средневековье (а отчасти Возрождение), было пропитано мистико-инфернальным духом. Обычно, эта сторона культурной жизни как-то обходится стороной, пожалуй за исключением истерии по поводу инквизиции или "охоты на ведьм". Ну это и понятно, гротескное и ярко-выпуклое скорее бросается в глаза, чем то, о чем не говорят, но все про это знают.
Катастрофы, войны, страшные болезни, голод - воспринимаются как проявление инфернальных сил. Их господство, за оградой монастырских стен и печальных киновий - тотально и крайне ужасно.
Складывается впечатление, что никто-нибудь, а именно он является безраздельным властелином над всеми живущими. Его перевоплощения, вполне обыденная "вещь" и совершенно объективная реальность. Даже стены святых обителей, соборов и монастырей не являются преградой и защитой. Один средневековый летописец повествует, как однажды Дьявол явился в еврейской колонии о. Крита и убедил наивно поверивших ему правоверных иудеев плыть вместе с ним в Землю Обетовшанную. Но, едва корабли, переполненные евреями, вышли в открытое море, как Дьявол их всех потопил. Даже личная святость не гарантировала свободу от прямых, не говоря уже о косвенных, воздействий бесовских сил. Так например, великий Симеон Столпник, был подвергнут этому страшному воздействию. Однажды около столпа, где находился Симеон, появилась огненная колесница. В блеске небесной славы и сиянии предстал перед ним ангел света и сказал: "Послушай же, Симеон, то, что велел передать тебе Господь. Послал Он меня, ангела Своего, в колеснице и на коне огненном, дабы вознес я тебя, как вознес Илию. Ибо пришло время твое. Вознесись же со мной на колеснице, ибо послал её Повелитель неба и земли. Взойди же со мной на небеса, дабы узрели тебя ангелы и архангелы с Марией, Матерью Божией, с апостолами и мучениками, исповедники и пророки, дабы возрадовались они, видя тебя, молящего Господа, сотворившего тебя по образу Своему. Вот и говорю я тебе, пойдем, не мешкая". Преподобного спасло то, что когда он подняв правую ногу, чтобы взойти на колесницу, осенил себя крестным знамением, все это исчезло как пыль "пред лицем ветра". Тогда-то и понял Симеон, что все это - ухищрения дьявола. Придя в себя Симеон сказал ноге своей: "Ты не вернёшся назад, но будешь стоять здесь до моей кончины, до тех пор, пока не призовет меня, грешника, Господь".
Сейчас, в наш апостасийный век, трудно себе представить как все это и подобные этому рассказы воздействовали на души многочисленных слушателей, простодушных и безграмотных крестьян или горожан. Одно очевидно ... воздействие было колоссальным! Любой любознательный человек, чье воображение способно видеть не только то, что можно пощупать и пожрать, но значительно больше, при исследовании поднятой мною темы, будет поражен огромным несоотвествием между пространными описаниями проявлений инфернальных сил и "жалкими", скудными и весьма сдержанными замечаниями о роли и значении ангелов в духовной жизни спасенного человечества /псевдо-Дионисий ареопагит, св. Исаак Ниневийский, немного Евагрий Понтийский, свт. Кирилл Иерусалимский, в своих "Оглашених" и практически все). А вот описаний и рассказов о проделках "рогатого юриста" хоть пруд пруди.
Так например, знаменитый волшебник пан Твардовский, воспетый Мицкевичем в "Пани Твардовская", дает богатую информацию о сделках с сатаною. По заключенному контракту (действительно "рогатый юрист" и крючкотвор в каждой двусмысленности и недомолвке, находить блестящий повод утащить заключившего договор в бездну), "польский Фауст", поклялся, что его нога никогда не втупит за римскую черту. Правда забыл написать: в город Рим. И вот когда он пировал в некой корчме, из кубка выскочил черт:
Здорово, Твардовский! Сердечно
Я рад повидаться здесь с другом:
Хоть я Мефистофель, но вечно
Готов к твоим панским услугам.
А помнишь ли, пан, как условье
На Лысой горе мы с тобою
Писали на шкуре воловьей,
И бесы клялися толпою,
Что я свой контракт не нарушу;
И ты поклялся перед ними,
Что должен нам панскую душу
Отдать через два года в Риме?
Вот семь лет уже миновало,
А ты только пекло морочишь
Да чарой мутишь, и нимало
Собираться в дорогу не хочешь.
С ленивым таким пилигримом
Сыграли мы шутку другую! -
Корчма называется Римом:
Я милость твою арестую.
Твардовский успел выкрутиться из скверного положения но многие другие контрагенты дьявола погибали в подобной ловушке. Между ними - папа Сильвестер II (Герберт): по тем же причинам, как Твардовский от Рима, он отлынивал от Иерусалима, но однажды, отслужив мессу, он увидел перед собой дьявола, который заявил ему, что придел, в котором он служил, носит название Иерусалима, а потому не, угодно ли его святейшеству расплатиться по контракту? И уволок бедного папу в ад...
Впрочем, и помимо договоров с дьяволом, подобные предсказания о месте смерти, разрешавшиеся трагическим каламбуром, сыграли печальную роль в жизни многих исторических людей:
Король Генрих
Как называют комнату, в которой
Я в первый раз лишился чувств?
Варвик
Ее зовут Иерусалимом, государь.
Король Генрих
Хвала Творцу! Там встречу я кончину;
Мне предсказали, вы помните, давно,
Что будто я умру в Иерусалиме;
Я думал все, что это в Палестине,
Но вышло иначе. Перенесите
Меня туда и положите там,
Чтоб Генрих встретил смерть в Иерусалиме,
(Шекспир. "Генрих IV").
Иногда такое неопределенно-условное место заменяется в договоре столько же неопределенным условным сроком:
Фауст
По рукам!
Едва я миг отдельный возвеличу,
Вкричав: "Мгновение, повремени!" -
Все кончено, и я твоя добыча,
И мне спасенья нет из западни.
Тогда вступает в силу наша сделка,
Тогда ты волен, - я закабален.
Тогда пусть станет часовая стрелка,
По мне раздастся похоронный звон.
(Гёте "Фауст")
Как известно из второй части "Фауста", такого реального удовлетворения Мефистофель доктору Фауста не дал и попробовал поймать его на формальном крючке:
И, это тожество предвосхищая,
Я высший миг сейчас переживаю.
Но небеса не принимают этой уловки, контракт оказывается невыполненным с дьявольской стороны и - молитвами великой покаянницы, при жизни Гретхен - душа Фауста получает свободу и возносится в райские селения.
(из старого)