Роман Михаила Афанасьевича Булгакова «Мастер и Маргарита» относится к числу тех произведений мировой литературы, к которым читатели возвращаются вновь и вновь. Не потому ли, что шифры, буквально пронизывающие весь текст, говорят не только о событиях, происшедших в обозримом прошлом, но и уводят во времена давно минувших лет? Остановимся лишь на двух параллелях, касающихся темы альбигойской ереси, или катаров (с греческого - «чистые»). Фагот -«фиолетовый рыцарь» (в «современной» линии романа - Коровьев, блистательно сыгранный Абдуловым) на самом деле никак не «дотягивает» до отрицательного героя. И уж очень он похож на провансальского трубадура, оплакивающего гибель своего цветущего края, Окситании от рук нечестивых крестоносцев. А гибель Иуды из Кириафа в романе явно перекликается с убийством папского легата Петра де Кастельно…
Лихо закручено - неправда ли? Попытаемся разобраться.
Небольшой экскурс в историю. Свои истоки дуалистическое, манихейское учение катаров ведет от богомилов (патаренов) и павликан болгарской Фракии (с конца X века) и Боснии, «пассивных, но непоколебимых нонконформистов», - как писал в своем фундаментальном труде «История. Европа» англичанин Норман Девис. Их идеологи из «посвященных», придерживающихся суровой морали, но прежде к самим себе, считали, что мир находится в вечном противостоянии: Добра, олицетворением которого был Бог, и Зла, соответственно Сатаны, то есть света и тьмы.
Учение катаров практически не отличалось от постулатов богомилов. Они призывали отказаться от земных благ и признавали только одну молитву - «Отче наш». Катары выступали против крещения в младенчестве и таинства причастия, почитания креста как орудия убийства, икон и ретранслирующей роли духовенства. Христос был для них своего рода призраком, снизошедшим на землю с неба. Человеческую сущность Бога они, соответственно, отрицали. Кстати, Священное Писание (исключительно Новый Завет, по мнению катаров Иегова Ветхого Завета - это Сатана, а пророки и высший клир - суть есть его верные слуги) переводилось на народный язык - окситанское наречие, совсем не похожее на северофранцузское наречие.
Совершенно очевидно, что Ватикан увидел в катаризме не требования каких-либо реформ, а зарождающуюся религию и проповедь экуменизма. Что было очень опасно для погрязшей в грехе и глухой к решению социальных вопросов официальной церкви.
Благословенная земля Прованса, Лангедока, Тулузское графство стали живительной нивой для распространения ереси. Здесь, в Южной Франции, практически отсутствовало классовое расслоение, жизнь била рекой, а куртуазность, рыцарский кодекс чести не являлись пустым звуком. Местные феодалы, люди весьма образованные, проявляли невиданную религиозную терпимость (зачастую, и сами были скрытыми катарами). Они покровительствовали наукам и культуре. Ренессанс кстати, родился отнюдь не в Италии, а в Лангедоке и Провансе на сотню лет ранее.
Как результат, в 1209 году был объявлен крестовый поход против катаров. Нашелся и Casus belli -убийство папского легата Петра де Кастельно (о нем чуть ниже). Десятки тысяч рыцарей из Северной Франции, Германии, Англии, Дании, «как стая саранчи из Апокалипсиса», заполонили этот край. Им противостояли местные феодалы и их наемники из Арагона и Ломбардии.
Особо «отличился» в гражданской войне Севера и Юга Франции глава крестоносного воинства граф Симон де Монфор, получивший благословение Папы и короля Франции Филиппа II Августа. При взятии города Безье по его приказу умертвили 20 тысяч человек. Как не вспомнить легендарную фразу аббата Арно-Амори: «Убивайте их всех, Господь отличит своих и защитит!».
Но вот «совершенные» не брали в руки оружие, даже если им и надо было защищаться. Их защищали наемники местных феодалов. Потому исход противостояния был предрешен. Победа крестоносцам далась в нелегкой борьбе. Лишь 16 марта 1244 года пал последний оплот катаров - крепость Монсепор. 200 «посвященных» отказались предать веру и взошли на костер…
Начнем с Фагота, в последней главе романа превратившегося в безымянного «темно-фиолетового рыцаря с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом». Он летит по небу в кавалькаде всадников, во главе с Воландом и Маргаритой. На вопрос Маргариты, почему Фагот так изменился, Воланд ответил, что «рыцарь этот когда-то неудачно пошутил… его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось про шутить немного больше и дольше, нежели он предполагал. И сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет оплатил и закрыл!»
Обратим внимание на противопоставление света и тьмы, элементов дуалистической космогонии манихейства, и на неудачный «каламбур» рыцаря, а также на его одежду. В энциклопедии Брокгауза и Эфрона (М.Булгаков постоянно обращался к услугам словаря) в статье «Альбигойцы» в списке литературы есть книга французского историка Наполеона Пейра Histoire des Albigeois (1870-1872). Пейра при написании ее пользовался рукописями, в одной из которых есть песни рыцаря-трубадура Каденета. Исследователь обнаружил, что в виньетке заглавной буквы рукописи изображен автор в фиолетовом платье. Фагот, преобразившийся в «темно-фиолетового рыцаря», постоянно серьезен, без тени улыбки. Он и есть трубадур (вспомним, что Коровьев еще и «бывший регент», и «организатор хоровых кружков»), оплакивающий, как и провансальские поэты-трубадуры «бессмертным плачем» гибель своей земли от рук крестоносцев. А одэт столь кричаще безобразно, потому как он также и шут (по французски «fagotin» - шут). Таковым он стал за неудачную шутку о свете и тьме (эту гипотезу впервые озвучила Ирина Галинская в блестящей книге «Загадки известных книг»), столь неуместную в годы борьбы католиков с катарами. Французский фразеологизм «sentir le fagot» означает «отдавать ересью», т.е. отдавать костром, связками веток от костра.
… А вот и вторая параллель. Убийство Иуды из Кириафа, предавшего Иешуа Га-Ноцри, в романе выглядит так: «За спиной у Иуды взлетел нож, как молния, и ударил влюбленного под лопатку. Иуду швырнуло вперед, и руки со скрюченными пальцами он выбросил в воздух. Передний человек поймал Иуду на свой нож и по рукоять всадил его в сердце Иуды». Понтию Пилату, который говорит, что «и тем не менее его зарежут сегодня… у меня предчувствие, говорю я вам!», начальник тайной службы Афраний рассказал, что Иуду из Кириафа вечером выманили из города и убили на берегу реки Кедрон. За такую ретивость Понтий Пилат наградил Афрания перстнем…
Именно убийство папского легата Петра де Кастельно, совершенное 15 января 1208 года на берегу реки Роны, послужило поводом для начала крестового похода против альбигойцев (от города Альби), освященного буллой Римского Папы Иннокентия III. Кастельно, бескомпромиссный враг катаров, объявил клятвопреступником и отлучил от церкви некоронованного властителя Южной Франции, графа Раймунда VI Тулузского, защищавшего своих подданных-еретиков, и не желающего их преследовать. Граф имел «неосторожность» заметить, что «наглец не выйдет живым из его владений», - пишет Николай Осокин в «История альбигойцев и их времени». Нашлись приближенные графа, понявшие этот намек-угрозу дословно. Ряд хроник говори об ударе ножа в спину, другие - в сердце, но все подчеркивают, что убийцы были щедро вознаграждены Раймундом VI Тулузским. У Николая Осокина исполнителями приговора стали «гребцы», вызвавшиеся перевезти легата на другой берег Роны, за пределы Прованса.
Откуда же у Михаила Афанасьевича возник интерес к катарам? Отец - Афанасий Булгаков был профессором Киевской Духовной академии на кафедре истории западных вероисповеданий. В круг его интересов входили древняя история, христианские исповедания (в первую очередь, протестантизм). Большое влияние на Мишу имел и крестный, профессор академии Николай Петров, выдающийся украинский литературовед, историк и археолог. Уроженка Киева, литературовед Ирина Галинская в своей книге говорит и о влиянии на гимназиста и студента Михаила Булгакова видного ученого-филолога, приват-доцента Университета святого Владимира графа Фердинанда де Ла-Барта, переводчика «Песни о Роланде». В1903-1909 годах он проживал в Киеве, вел семинары и читал лекции, пользовавшиеся немалой популярностью. Де Ла-Барт преподавал провансальский язык и комментировал литературные памятники Прованса, и среди них «Песнь об альбигойском крестовом походе».
По моему мнению, Михаил Булгаков, воспитывавшийся в семье, где свято придерживались православной традиции, в то же время прекрасно осознавал то, что официальная церковь дискредитировала себя абсолютным подчинением светской власти. Высший клир так же, как и католическая церковь во времена катаров, закрывал глаза на социальное расслоение и пропасть между классами, зачастую находя слова оправдания и при ее неправедных действиях. Этот факт во многом и предопределил успех в империи революции, прошедшей кровавым Молохом по судьбам и душам людей. Писатель в обстановке физического и морального террора большевистской диктатуры хотел показать гуманистическую суть движения катаров, проповедующих свободу, равенство, «чистоту» нравов.
«Поклоняясь бессмертному духу, они тем самым презирали смертное тело. Потому искреннейшие из них, так называемые „совершенные“, и шли с такой охотой на казнь, что их жизнь за рубежами смерти освещалась тем новым бесконечным сиянием, перед обаянием которого ничтожны были земные страсти, страдания, наслаждения», - писал о катарах Николай Осокин.
mywebs.su