(no subject)
- Елена, - спрашивает Тим с утра, делая ударение на первый слог, - хочешь пойти на постановку в Барбикане? Будет хип-хоп. Мой друг может нам выдать бесплатные билеты.
- Хип-хоп, - тяну я, - ну не знаю.
- Ты точно не хочешь пойти, подумай хорошо. Будет интересно. И бесплатно.
- Ну не знаю, спроси Конрада, - Конрад в тот же момент отводит глаза, - или Марту.
- Елена, я спрашиваю тебя, а не Конрада или Марту. Почему ты переводишь стрелки?
- Не, не хочу, - отвечаю я.
- Ну и ладно, - говорит Тим, - не хочешь, как хочешь. Но я бы на твоем месте все-таки бы подумал. У вас там в Советском Союзе, ты же в нем родилась, не так уж много было чернокожих. А здесь, редкая удача посмотреть как толпа прекрасных чернокожих подростков танцует хип-хоп.
- Тим, я, конечно, ценю твое чувство юмора, но знаешь ли.
Где-то через час, когда выяснилось, что Джай неожиданно отменил нашу встречу, я зашла к Тиму в комнату.
- Тим, - спросила я, - а уже поздно получить бесплатный билет на шоу?
- Вот я так и знал, так и знал, что ты сначала скажешь нет, а через час скажешь да.
- Ну если поздно, то ничего страшного, я найду чем себя занять, просто мне нужно время, чтобы подумать.
- Ладно, сейчас спрошу друга, может ли он еще один билет выдать. Я уже пригласил своего знакомого визажиста.
Марта с утра была не то, чтобы в настроении. Раза три спросила, когда я наконец-то отчаливаю. А могло бы быть такое прекрасное ленивое утро. Впрочем, Тим сказал, что я могу потусить у него, в своей бывшей комнате. Еще можно было бы у Конрада сделать зарядку. Или торчать на кухне. Но мне осталось тут всего две недели. В общем, где-то в два я вышла из дома. Дошла до каналов. И дальше на Бродвей маркет. Хотела потом пройти по Бриклейну и доехать до Боромаркета.
Накрапывал дождь. В Виктория-парке народ бежал половину марафона. По всему пути стояли волонтеры, которые каждому пробегающему кричали: "Молодец, отлично идешь". Мужчины, женщины разных возрастов бежали вместе.
Пожала плечами, у каждого свои развлечения.
В лодках на каналах народ курил в окна, наводил порядок на крыше, нежился под дождем.
На Бродвее, несмотря на дождь, было многолюдно. Незнакомый чернокожий малчик пел что-то джазовое, толпа пила кофе. Дети резвились. Собаки обнюхивали друг друга. Я прокралась со своей камерой, думая о том, что надо бы написать о том, как страшно иной раз фотографировать людей. Как вдруг думаешь о том, что им же, наверное, неприятно. И тут же параллельно о том, сколько раз они поднимали свой телефон сфотографировать что-то эдакое, когда ты к ним попадаешь в камеру телефона мильон раз. И сколько раз они рассматривали разные исторические фотографии и думали о прошлом. Если вдруг запретят снимать на улицах, как тогда мы будем узнавать, что происходит в других странах, к примеру. Или через какое-то время, как наши дети смогут понять, как наша жизнь выглядела.
Но тут же уцепилась взглядом за чудесную юную мулатку в шляпе с огромными полями и голым животом. И пошла за ней, прошла полБродвея, прежде чем осмелилась спросить, можно ли ее снять.
- Конечно, - улыбнулась она. Тут же и ее друзья подтянулись.
- Вот зачем вы такие серьезные? - возмутилась я, и они тут же расслабились. Всегда страшно сделать первый кадр. Дальше уже проще. Уже просто идешь снимая направо и налево, и толпа расслабляется и перестает замечать тебя.
На Бриклейне какая толпа девушек-тинейджеров панибратски потрепало меня по шапке. И быстро поскакала вдаль, испугавшись.
- Эй, - кричала я им вслед, но они торопливо удалялись, - эй, а как же картинка? И тогда одна из них остановилась и посмотрела на меня, ровно столько, сколько нужно было для одного кадра.
Еще попалась девушка-панк, которую я тут же назвала девушкой-хиппи. И парочка прекрасных малчиков.
- Эй, можно сделаю картинку?
- Конечно, - ответили они.
- А можно не кривляться? Я люблю вас, - неожиданно для них, кричу я, и они вдруг становятся самими собой.
У магазина, где продают шоколад, раздают шоколад со словами - если вы не любите острое, лучше не пробуйте. Шоколад - прекрасен. Но обжигает тут же нёбо.
Огромная очередь желающих попасть на фестиваль кофе изгибается и тянется почти до Спитафильмаркета.
Я захожу в Винтажимперия. Джесс играет на скрипке с каким-то товарищем в паре. Оли делает кофе.
- Привет, - говорит Оли, - ты вернулась.
- Ага, - отвечаю я, - на ненадолго. Передаешь привет Джесс, хорошо?
- Конечно.
Мне вдруг пишет Джай, что он берет такси и скоро будет на Бриклейне. Что нам надо срочно пойти пообедать.
Собственно, пока я не торопясь тащусь по Бриклейну, он успевает доехать и ждет меня около рыбного ресторана, страшно негодуя, что я опаздываю. Он сегодня выглядит в сто раз лучше, чем во всех этих дурацких винтажных платьях шестидесятых.
- О, амор Елена, - говорит Джай, вцепляясь мне в руку, - у тебя мало времени, а мне так много надо тебе рассказать, пошли же быстрей обедать. Он выглядит как прекрасный малчик в узеньких джинсах, пиджаке в гусиную лапку и шляпе под стать. Но что тут сделаешь, если, на самом деле, он хочет быть женщиной и уже на полпути к этому.
За час, пока мы съедаем с ним пиццу, запивая маргаритой, он рассказывает мне последние новости. И о том, что он завял с нашим грязным и вонючим East London и исключительно посещает нынче только дорогие кварталы. Что мне надо обязательно ходить с ним и тогда мне улыбнется удача. Что нынче он познакомился с разными влиятельными богатыми людьми Лондона и меня он тоже с ними познакомит, потому что как еще я собираюсь стать знаменитым фотографом.
- Почему меня многие не любят? - спрашивает он меня.
- А ты многих любишь? - спрашиваю я его.
- Ну, - тянет он.
- Ну вот, сам же себе и ответил.
Ну и еще разные сплетни про разных знакомых. И мне все интересно, почему я все-таки с ним общаюсь. Если все это так далеко от меня. Неужели я просто зритель в партере? Почему мы иной раз, не то, чтобы очень любим кого-то, но чувствуем какую-то странную гигантскую ответственность и обязанность что-ли. Отдача кармических долгов?
Ну и, конечно, нынче никаких фотографий.
- Ты что, Елена, я же на полпути к превращению. Сейчас еще слишком рано для фотографий.
- Дурачок, ты же потом не сможешь даже вспомнить, как ты выглядел в свои двадцать.
За день сегодня пять раз сообщила разным людям, что они выглядят невыносимо прекрасно. И каждый раз, эти серьезные красивые люди, вдруг расслаблялись и улыбались отлично.
- А почему же, Елена, - спрашивает Тим, которому я это все рассказываю, - ты за эту неделю ни разу не сказала мне этого, - я задумываюсь. Я же искренне говорю, когда вижу кого-то прекрасного. К Тиму я уже привыкла. Тим себе и Тим, часть Боусемьи.
- Ну хорошо, если тебе это важно, я буду тебе это говорить каждое утро. Постараюсь не забыть, - говорю я ему.
Хип-хоп неожиданно прекрасен. Я не очень понимаю, что это и как. Но нынче я научилась понимать товарищей, которые говорят со сцены. Даже если они говорят, как говорят граждане-чернокожие, проглатывая все окончания и этот акцент. В общем, становится понятно, что товарищи в какой-то момент собирали разных трудных подростков в районе Стратфорд и обучали их хип-хопу. А нынче это вылилось в отличную театральную постановку.
И вот три часа на одном дыхании. У нас еще хорошие места, сверху это все выглядит вихрями, в которые закручиваются странной формы цветки. И детишки от пяти до восемнадцати вытворяют какие-то чудеса на сцене. Зал орет, кричит, топает и двигается в едином ритме.
В "Дети Райка" это было. Когда зрители реагируют вот, именно, так непосредственно. Если не нравится, могут закидать помидорами, но если нравится.
- Хей, давай сынок, - кричит чернокожий парнишка, сидящий рядом. На сцене малыш делает сальто и зал взрывается аплодисментами. Энергия зала удивительна, конечно. Нет, они смеются над разными глупыми шутками, которые оставляют меня равнодушной. Но это же шоу для тинейджеров. И понятно, когда ведущий говорит, что десять лет назад Стратфорд был очень криминальным, а у ведущего еще были волосы на голове, все будут смеяться, потому что нынче у ведущего нет ни единого волоска.
После спектакля должна быть вечеринка.
- Может пойдем и купим все-таки в Теско вина? - спрашиваю я, - или в паб пойдем, там будет всяко дешевле и лучше качество чем здесь.
В общем, так и идем, покупаем бутылку вина за пять фунтов со скидкой на троих. Выбирает друг Тима. Она - француженка. Они неплохо разбираются в дешевых винах. И в дешевых винах тоже.
Я умудряюсь взять три стаканчика из под кофе Коста, так что служащие Теско, не обращают на это никакого внимания. И потом разливаем из под стола в холле Барбикана вино.
- Елена, ты такая умная, - говорит Тим, - я бы не подумал про стаканчики. А так мы вроде кофе пьем.
В общем, мы с подружкой Тима сверху посмотрели на эту вечеринку. Варваре бы понравилось. Такая отличная вечеринка для тинейджеров. И эти важные финтифлюшки, и влюбленности, и танцы.
- Не, Тим, пошли отсюда, - говорим мы ему, - что-то мы не готовы к такой публике.
- Ну ладно, вы идите, а я останусь, - говорит Тим, - мне танцевать хочется.
А завтра работа. И главное не проспать.
Да, и еще Марта во сне сегодня с выражением так кричала:
- Пурфавор! - а все остальное я не разобрала
- Хип-хоп, - тяну я, - ну не знаю.
- Ты точно не хочешь пойти, подумай хорошо. Будет интересно. И бесплатно.
- Ну не знаю, спроси Конрада, - Конрад в тот же момент отводит глаза, - или Марту.
- Елена, я спрашиваю тебя, а не Конрада или Марту. Почему ты переводишь стрелки?
- Не, не хочу, - отвечаю я.
- Ну и ладно, - говорит Тим, - не хочешь, как хочешь. Но я бы на твоем месте все-таки бы подумал. У вас там в Советском Союзе, ты же в нем родилась, не так уж много было чернокожих. А здесь, редкая удача посмотреть как толпа прекрасных чернокожих подростков танцует хип-хоп.
- Тим, я, конечно, ценю твое чувство юмора, но знаешь ли.
Где-то через час, когда выяснилось, что Джай неожиданно отменил нашу встречу, я зашла к Тиму в комнату.
- Тим, - спросила я, - а уже поздно получить бесплатный билет на шоу?
- Вот я так и знал, так и знал, что ты сначала скажешь нет, а через час скажешь да.
- Ну если поздно, то ничего страшного, я найду чем себя занять, просто мне нужно время, чтобы подумать.
- Ладно, сейчас спрошу друга, может ли он еще один билет выдать. Я уже пригласил своего знакомого визажиста.
Марта с утра была не то, чтобы в настроении. Раза три спросила, когда я наконец-то отчаливаю. А могло бы быть такое прекрасное ленивое утро. Впрочем, Тим сказал, что я могу потусить у него, в своей бывшей комнате. Еще можно было бы у Конрада сделать зарядку. Или торчать на кухне. Но мне осталось тут всего две недели. В общем, где-то в два я вышла из дома. Дошла до каналов. И дальше на Бродвей маркет. Хотела потом пройти по Бриклейну и доехать до Боромаркета.
Накрапывал дождь. В Виктория-парке народ бежал половину марафона. По всему пути стояли волонтеры, которые каждому пробегающему кричали: "Молодец, отлично идешь". Мужчины, женщины разных возрастов бежали вместе.
Пожала плечами, у каждого свои развлечения.
В лодках на каналах народ курил в окна, наводил порядок на крыше, нежился под дождем.
На Бродвее, несмотря на дождь, было многолюдно. Незнакомый чернокожий малчик пел что-то джазовое, толпа пила кофе. Дети резвились. Собаки обнюхивали друг друга. Я прокралась со своей камерой, думая о том, что надо бы написать о том, как страшно иной раз фотографировать людей. Как вдруг думаешь о том, что им же, наверное, неприятно. И тут же параллельно о том, сколько раз они поднимали свой телефон сфотографировать что-то эдакое, когда ты к ним попадаешь в камеру телефона мильон раз. И сколько раз они рассматривали разные исторические фотографии и думали о прошлом. Если вдруг запретят снимать на улицах, как тогда мы будем узнавать, что происходит в других странах, к примеру. Или через какое-то время, как наши дети смогут понять, как наша жизнь выглядела.
Но тут же уцепилась взглядом за чудесную юную мулатку в шляпе с огромными полями и голым животом. И пошла за ней, прошла полБродвея, прежде чем осмелилась спросить, можно ли ее снять.
- Конечно, - улыбнулась она. Тут же и ее друзья подтянулись.
- Вот зачем вы такие серьезные? - возмутилась я, и они тут же расслабились. Всегда страшно сделать первый кадр. Дальше уже проще. Уже просто идешь снимая направо и налево, и толпа расслабляется и перестает замечать тебя.
На Бриклейне какая толпа девушек-тинейджеров панибратски потрепало меня по шапке. И быстро поскакала вдаль, испугавшись.
- Эй, - кричала я им вслед, но они торопливо удалялись, - эй, а как же картинка? И тогда одна из них остановилась и посмотрела на меня, ровно столько, сколько нужно было для одного кадра.
Еще попалась девушка-панк, которую я тут же назвала девушкой-хиппи. И парочка прекрасных малчиков.
- Эй, можно сделаю картинку?
- Конечно, - ответили они.
- А можно не кривляться? Я люблю вас, - неожиданно для них, кричу я, и они вдруг становятся самими собой.
У магазина, где продают шоколад, раздают шоколад со словами - если вы не любите острое, лучше не пробуйте. Шоколад - прекрасен. Но обжигает тут же нёбо.
Огромная очередь желающих попасть на фестиваль кофе изгибается и тянется почти до Спитафильмаркета.
Я захожу в Винтажимперия. Джесс играет на скрипке с каким-то товарищем в паре. Оли делает кофе.
- Привет, - говорит Оли, - ты вернулась.
- Ага, - отвечаю я, - на ненадолго. Передаешь привет Джесс, хорошо?
- Конечно.
Мне вдруг пишет Джай, что он берет такси и скоро будет на Бриклейне. Что нам надо срочно пойти пообедать.
Собственно, пока я не торопясь тащусь по Бриклейну, он успевает доехать и ждет меня около рыбного ресторана, страшно негодуя, что я опаздываю. Он сегодня выглядит в сто раз лучше, чем во всех этих дурацких винтажных платьях шестидесятых.
- О, амор Елена, - говорит Джай, вцепляясь мне в руку, - у тебя мало времени, а мне так много надо тебе рассказать, пошли же быстрей обедать. Он выглядит как прекрасный малчик в узеньких джинсах, пиджаке в гусиную лапку и шляпе под стать. Но что тут сделаешь, если, на самом деле, он хочет быть женщиной и уже на полпути к этому.
За час, пока мы съедаем с ним пиццу, запивая маргаритой, он рассказывает мне последние новости. И о том, что он завял с нашим грязным и вонючим East London и исключительно посещает нынче только дорогие кварталы. Что мне надо обязательно ходить с ним и тогда мне улыбнется удача. Что нынче он познакомился с разными влиятельными богатыми людьми Лондона и меня он тоже с ними познакомит, потому что как еще я собираюсь стать знаменитым фотографом.
- Почему меня многие не любят? - спрашивает он меня.
- А ты многих любишь? - спрашиваю я его.
- Ну, - тянет он.
- Ну вот, сам же себе и ответил.
Ну и еще разные сплетни про разных знакомых. И мне все интересно, почему я все-таки с ним общаюсь. Если все это так далеко от меня. Неужели я просто зритель в партере? Почему мы иной раз, не то, чтобы очень любим кого-то, но чувствуем какую-то странную гигантскую ответственность и обязанность что-ли. Отдача кармических долгов?
Ну и, конечно, нынче никаких фотографий.
- Ты что, Елена, я же на полпути к превращению. Сейчас еще слишком рано для фотографий.
- Дурачок, ты же потом не сможешь даже вспомнить, как ты выглядел в свои двадцать.
За день сегодня пять раз сообщила разным людям, что они выглядят невыносимо прекрасно. И каждый раз, эти серьезные красивые люди, вдруг расслаблялись и улыбались отлично.
- А почему же, Елена, - спрашивает Тим, которому я это все рассказываю, - ты за эту неделю ни разу не сказала мне этого, - я задумываюсь. Я же искренне говорю, когда вижу кого-то прекрасного. К Тиму я уже привыкла. Тим себе и Тим, часть Боусемьи.
- Ну хорошо, если тебе это важно, я буду тебе это говорить каждое утро. Постараюсь не забыть, - говорю я ему.
Хип-хоп неожиданно прекрасен. Я не очень понимаю, что это и как. Но нынче я научилась понимать товарищей, которые говорят со сцены. Даже если они говорят, как говорят граждане-чернокожие, проглатывая все окончания и этот акцент. В общем, становится понятно, что товарищи в какой-то момент собирали разных трудных подростков в районе Стратфорд и обучали их хип-хопу. А нынче это вылилось в отличную театральную постановку.
И вот три часа на одном дыхании. У нас еще хорошие места, сверху это все выглядит вихрями, в которые закручиваются странной формы цветки. И детишки от пяти до восемнадцати вытворяют какие-то чудеса на сцене. Зал орет, кричит, топает и двигается в едином ритме.
В "Дети Райка" это было. Когда зрители реагируют вот, именно, так непосредственно. Если не нравится, могут закидать помидорами, но если нравится.
- Хей, давай сынок, - кричит чернокожий парнишка, сидящий рядом. На сцене малыш делает сальто и зал взрывается аплодисментами. Энергия зала удивительна, конечно. Нет, они смеются над разными глупыми шутками, которые оставляют меня равнодушной. Но это же шоу для тинейджеров. И понятно, когда ведущий говорит, что десять лет назад Стратфорд был очень криминальным, а у ведущего еще были волосы на голове, все будут смеяться, потому что нынче у ведущего нет ни единого волоска.
После спектакля должна быть вечеринка.
- Может пойдем и купим все-таки в Теско вина? - спрашиваю я, - или в паб пойдем, там будет всяко дешевле и лучше качество чем здесь.
В общем, так и идем, покупаем бутылку вина за пять фунтов со скидкой на троих. Выбирает друг Тима. Она - француженка. Они неплохо разбираются в дешевых винах. И в дешевых винах тоже.
Я умудряюсь взять три стаканчика из под кофе Коста, так что служащие Теско, не обращают на это никакого внимания. И потом разливаем из под стола в холле Барбикана вино.
- Елена, ты такая умная, - говорит Тим, - я бы не подумал про стаканчики. А так мы вроде кофе пьем.
В общем, мы с подружкой Тима сверху посмотрели на эту вечеринку. Варваре бы понравилось. Такая отличная вечеринка для тинейджеров. И эти важные финтифлюшки, и влюбленности, и танцы.
- Не, Тим, пошли отсюда, - говорим мы ему, - что-то мы не готовы к такой публике.
- Ну ладно, вы идите, а я останусь, - говорит Тим, - мне танцевать хочется.
А завтра работа. И главное не проспать.
Да, и еще Марта во сне сегодня с выражением так кричала:
- Пурфавор! - а все остальное я не разобрала