Новолетие (окончание)
Оригинал взят у santaburge в Новолетие (окончание)
На Новолетие в православных церквях читается фрагмент Евангелия от Луки: 4, 16-22. И сам этот фрагмент, и то, каким чудовищным образом он вытащен из контекста, способны пробудить мысль всякого, кто даст себе труд об этом задуматься.
Итак, читается следующий текст:
16 И пришел в Назарет, где был воспитан, и вошел, по обыкновению Своему, в день субботний в синагогу, и встал читать.
17 Ему подали книгу пророка Исаии; и Он, раскрыв книгу, нашел место, где было написано:
18 Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедывать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу,
19 проповедывать лето Господне благоприятное.
20 И, закрыв книгу и отдав служителю, сел; и глаза всех в синагоге были устремлены на Него.
21 И Он начал говорить им: ныне исполнилось писание сие, слышанное вами.
22 И все засвидетельствовали Ему это, и дивились словам благодати, исходившим из уст Его… Фраза рвется пополам, сюжет оказывается недосказанным. Опускается, сооответственно, часть 22-го стиха и вплоть до 30-го:
22 …. , и говорили: не Иосифов ли это сын?
23 Он сказал им: конечно, вы скажете Мне присловие: врач! исцели Самого Себя; сделай и здесь, в Твоем отечестве, то, что, мы слышали, было в Капернауме.
24 И сказал: истинно говорю вам: никакой пророк не принимается в своем отечестве.
25 Поистине говорю вам: много вдов было в Израиле во дни Илии, когда заключено было небо три года и шесть месяцев, так что сделался большой голод по всей земле,
26 и ни к одной из них не был послан Илия, а только ко вдове в Сарепту Сидонскую;
27 много также было прокаженных в Израиле при пророке Елисее, и ни один из них не очистился, кроме Неемана Сириянина.
28 Услышав это, все в синагоге исполнились ярости
29 и, встав, выгнали Его вон из города и повели на вершину горы, на которой город их был построен, чтобы свергнуть Его;
30 но Он, пройдя посреди них, удалился.
Чем обусловлена такая экзегетическая манипуляция? Является ли это чтение умышленным искажением смысла Евангельского сюжета? Вне всяких сомнений, является. Взятый в целом сюжет говорит о провале проповеди Исуса в родном Назарете. Читающийся же в Новолетие отрывок говорит о торжественном самосвидетельствовании, как если бы оно было принято, создавая иллюзию этого принятия. Почему так? Должны мы видеть в этом злокозненность христианских идеологов или указание на действительную апорию христианского богословия? Я полагаю - последнее. Вообще говоря, следует привыкать к мысли, что христианское богословие не похоже на тригонометрию, т. е. не представляет собой законченную внутри себя систему точного знания. Открытость к новым интерпретациям входит в само существо «предмета» нашей веры и нашего богословского знания, так что если кто-то обладает какими-то догматами, можно быть уверенным, что он еще не касался богословия, ибо догмат - и само слово и называемая им реальность - суть слово и содержание философские. Все, однако, должно быть на своем месте: нет зла ни в философии, ни в догматах, до какого-то момента они даже важны - плох православный, не знающий истории догматического сознания церкви; однако, как только мы выходим к реальному богословствованию, мы сталкиваемся с проблемами совершенно иного порядка и, соответственно, с иными методом и стилем их разрешения.
Итак, зачем составителям службы Новолетию потребовалась вышеописанная манипуляция? В чем состояла трудность? - На мой взгляд, в той чудовищной двойственности, которая везде и вовсем сквозит в описаниях ИХ - и как характера, и как делателя, и как учителя. Ставлю эти последние слова с малой буквы, как называющие кажимость, не являющуюся пока именем. Каким, в самом деле, характером может обладать Бог? Характер по самому существу есть нечто формирующееся не в последнюю очередь внешними обстоятельствами, значит представить божество обладающим характером - то же, что представить его аффицируемым, что бывает либо от невежества, либо от безумия. Потому ИХ не добр, не кроток …. не что бы то ни было, хотя, начиная с составителей Евангелий - кто бы в действительности ни были эти люди - такое словоупотребление поневоле используется и принимается. Точно так же сказать, что Богу принадлежат эти вот дела, а те не принадлежат, значит сделать Его конечным существом, которое как раз и есть конечное потому, что что-то делает не оно. И это абсурд подобный первому; потому, говоря об ИХ и усваивая Ему те или иные действия - мы сами того не желая - начинаем мыслить его пророком, праведником, святым… кем угодно, но только не Богом. И это происходит не из злокозненности, но поневоле. Разумеется, то, что выглядело как действия ИХ, для Него Самого не занимало того же места, какое в нас занимают наши действия, и потому, взятые относительно Него, они едва ли могут вообще называться действиями; ибо нужно очень хорошо подумать, что значит «делать», прежде чем со всей отвественностью сказать «Бог сделал», а тем более «сделал это» или «сделал то». Ибо ясно, что ни естественнонаучное, ни психологическое понятие действия к Богу не приложимы. То же самое и о словах ИХ. Как только мы всерьез начинаем об этом думать, мы перестаем понимать, что мы видим, и что слышим. У интуитивно чувствующих то же самое протестантов этот факт привел в свое время к возникновению библейской критики, историко-филологическими методами фальсифицировавшей, мне кажется, до 95% евангельского содержания, наведшей между всеми речениями и сюжетами иерархию вероятностей и проч. Это, разумется, сочетание недоумия и гордыни. Ибо суть дела состоит в том, что мы не можем оперировать с чем бы то ни было, не представляя, к какому роду относится то, с чем мы производим действия. Ну, скажем, если соединить (соприкоснуть боками) барана и барана, будет два барана, а если две капли ртути - одна капля. Не зная, с чем мы имеем дело, мы не можем сказать: 1+1=2 или =1. Библейские же критики исходят из предположения, что ИХ действовал, говорил, имел мотивы, переживал, рассуждал и проч. - точь в точь как они любимые… Понятно, но долго объяснять, откуда у них это панибратство с божественным.
Итак, базовым в нашем отношении к ИХ, а насколько они с Ним связаны, и к евангельским текстам и описываемым в них событиям, является глубочайшее внутреннее непонимание того, с чем мы сталкиваемся. Все, что может разум, это не дать суетящемуся рассудку загадить святое место своими истуканчиками: «свято место пусто не бывает», а должно быть - у каждого, кто ждет Бога, во всяком случае. Это самое общее положение, задающее контекст и тон более частным объяснениям.
Теперь, обращаясь к сюжету, читаемому на новолетие, мы видим, что Господь говорит людям, которым кажется (прямо как нашим западным коллегам), что они Его давно знают, об осуществлении пророчества Исайи. Это производит впечатление. Ему уже готовы поверить. Но тут Он говорит, что как Илья спас от смерти не еврейку и Елисей исцелил не еврея, так и Он не евреям принес описанное у Исайи Царство Бога. Это вызывает ярость, Его хотят убить, но не могут. Мы имеем очень странный рассказ о том, как еврейский Мессия рассказывает евреям, что пришел не к Ним. Все, понимающие хоть немного душевную конституцию не иудейства только, но всех богооткровенных религий, предназанченных богоизбранным персонам и народам, должны понимать, что ИХ рушит здесь самый принцип такой религиозности, а не один из его видов - иудейство.
Ну, это все равно, как если бы Кришна закончил свое поучение Арджуне сообщением о том, что явился он отнюдь не для того, чтобы даровать победу Пандавам. Нет никаких сомнений в том, что благородный Дханаджая попытался бы перерезать ему глотку. Ну, или представим, что эти слова говорит Афина только что занявшемуся истреблением женихов Одиссею…
Если вы понимаете весь масштаб такого заявления, то вы поймете и стремление составителей церковных чтений разбить этот текст на составляющие, артикулированно проговорить каждое положение антитезы.
Пророчество Исайи, которое звучит в Новолетие не только в контексте Евангелия от Луки, но и на Паремии, т. е. читается в контексте самой книги Исайи, выглядит так:
1 Дух Господа Бога на Мне, ибо Господь помазал Меня благовествовать нищим, послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедывать пленным освобождение и узникам открытие темницы,
2 проповедывать лето Господне благоприятное…
Это читается, не читается же:
2 …и день мщения Бога нашего, утешить всех сетующих,
3 возвестить сетующим на Сионе, что им вместо пепла дастся украшение, вместо плача - елей радости, вместо унылого духа - славная одежда, и назовут их сильными правдою, насаждением Господа во славу Его.
4 И застроят пустыни вековые, восстановят древние развалины и возобновят города разоренные, остававшиеся в запустении с давних родов.
5 И придут иноземцы и будут пасти стада ваши; и сыновья чужестранцев [будут] вашими земледельцами и вашими виноградарями.
6 А вы будете называться священниками Господа, служителями Бога нашего будут именовать вас; будете пользоваться достоянием народов и славиться славою их.
7 За посрамление вам будет вдвое; за поношение они будут радоваться своей доле, потому что в земле своей вдвое получат; веселие вечное будет у них.
8 Ибо Я, Господь, люблю правосудие, ненавижу грабительство с насилием, и воздам награду им по истине, и завет вечный поставлю с ними;
9 и будет известно между народами семя их, и потомство их - среди племен; все видящие их познают, что они семя, благословенное Господом.
10 Радостью буду радоваться о Господе, возвеселится душа моя о Боге моем; ибо Он облек меня в ризы спасения, одеждою правды одел меня, как на жениха возложил венец и, как невесту, украсил убранством.
11 Ибо, как земля производит растения свои, и как сад произращает посеянное в нем, так Господь Бог проявит правду и славу пред всеми народами.
Это глава 61 книги Исайи, так называемый Второисайя - текст, написанный в Вавилоне в предчувствии и предвидении репатриации, проникнутый теми мессианскими ожиданиями, в которых эта репатриация воспринималась не просто как джихад или крестовый поход, но как победа в такого рода войне. Вполне понятно, что в обеих религиозных традициях - еврейской и персидской - имевших развитое откровение о Грядущем Царе и Царстве, о Мессии и Саошьянте, все это понималось вполне по-человечески, антропоморфно, так сказать. Придет Божественный Муж - Израиль/Иран - станет править миром, святые и чистые израильтяне/персы будут предаваться отправлению культа и богословским занятиям, поскольку в священных войнах уже не будет нужды… откроются неведомые источники Силы… всем будет по-своему хорошо. Я с уверенностью говорю, что во всей этой эсхатологии и апокалиптике (неважно, еврейской или персидской) нет ровным счетом никакого понятия о Боге. Потому она столь легко эмансипировалось не только от этих религий, перейдя почти в том же виде в ислам и христианство, но и от религий как таковых, став достоянием русского коммунизма и немецкой идеологии Третьего Райха.
Обращаю внимание, что уже евангелист рвет пророчество Исайи в точности по тому же принципу, как составитель службы разорвал Евангельский текст. Т. е. из описания «лета Господня» во всей его националистической, политической и даже социалистической полноте - так, как оно представлено у Исайи - евангелист берет только чудотворную часть, приписывает ее цитирование Исусу, и молчит обо всем остальном.
Становится ясным, что рассуждения Исуса о благотворивших не-евреям пророках Илье и Елисее являются ничем другим, как полемикой с непрочтенным продолжением пророчества Исайи. Соответственно, и ярость иудеев - это не в последнюю очередь гнев на того, кто корректирует слово Бога, каковой статус данный текст Исайи несомненно имел в назаретской синагоге. Да, нужно было либо самому быть Богом, либо ни в коем случае со словом Бога не спорить, а Исус не просто спорил, но говорил новое - во всяком случае, казалось, что говорил.
Что же сообщается о «лете Господне» - оно не для евреев, или не только для евреев. Оно не имеет политической коннотации: общеизвестна совершенная аполитичность апостолов и ранних христиан, позволившая им не погибнуть от рук римлян вместе с или сразу же вслед за Исусом (аполитичность, диаметрально противоположная крайней политизированности церковного христианства после IV века). И, наконец, всем известное: «нет пророка в своем отечестве», - обозначает в нашем контексте отрицание географической локализации священного, его эксцентричность, не собранность в «отечестве», что подразумевает на еврейской почве латентную полемику с культом иерусалимского храма (который во времена Исуса слабо отличался от идола, ибо, как нередко в православной традиции икона, получал поклонение не в последнюю очередь и сам по себе). Мы имеем три «не». Что же с положительной стороны?
Читаем в Апостоле (1 Тим. 2,1-7):
1 Итак прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков,
2 за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте,
3 ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу,
4 Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины.
5 Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус,
6 предавший Себя для искупления всех. [Таково было] в свое время свидетельство,
7 для которого я поставлен проповедником и Апостолом, - истину говорю во Христе, не лгу, - учителем язычников в вере и истине.
Ради этого ли? «Жизнь тихая и безмятежная во всяком благочестии и чистоте» есть ли «лето Господне», возвестить которое пришел Исус? Если бы это было так, любой фарисей был бы Ему лучшим другом - ибо Павел здесь транслирует общее место мирянской традиции фарисейского благочестия. Но, что допустимо у Павла, вся деятельность которого случилась, как-то «по-икономии», то невозможно у Исуса, Который во всем был Явлением Единого Бога, а не Его пророком или проповедником, как Павел.
Я утверждаю, что не только из ветхозаветных текстов, но и из Нового Завета, мы никоим образом не можем понять, что за новолетие провозглашал Исус. Если мы попытаемся представить себе «новолетие» в не-ветхозаветном смысле слова, отказавшись от еврейско-персидских эсхатологизма и апокалиптики, мы должны будем либо начать что-то придумывать «от ветра головы своея», либо, взглянув на положение дел в церкви уже к третьему веку, сказать, что следует понимать эллинскую метафизику, усвоенную христианским мыслителями к тому времени, не формой вырождения и обмирщения христианской традиции, но единственной сколько-то правдоподобной гипотезой, объясняющей надежды Исуса, проповедовавшего «лето Господне» не иудеям, но через иудеев. Мы не можем всерьез относиться к аскетическому героизму и возбужденным им мессианским фантазиям, которые опустошали душу отнюдь не только последователей Иоанна (которого чтят мандеи), Кумранского Мессии, Египтянина, Февды, Иуды Зилота … но и части христиан. А значит, и адресат Исуса, и Его надежда, и полностью оправдаший ее ход дел, - это исторический субъект, не принадлежащий еврейской традиции.
Однако, когда мы говорим об эллинской метафизике, нам немедленно представляются спорщики, книжные черви, речи в залитых солнцах театрах и еще множество всякой чепухи, не имеющей к Благовестию прямого отношения. И, тем не менее, вне ее мы ничего не понимаем ни в Евангелии, ни в собственом богослужении и праздниках. Ибо всем сколько-то знакомым с христианской мыслью - и без меня, и без нынешнего моего рассуждения - и так было ясно, что «летом Господним» Исус называл иной модус существования мира, и не иной вообще, но умный - в том именно смысле слова, в каком были умными боги Платона и Плотина… Да, существует грандиозная разница между понятийным конструированием чего-либо и самим этим «чем-либо», понятием о жизни и самой жизнью и т. д.; везде, где речь идет о чувственном, понятие не равно действительности. Но понятие имеет и свою жизнь помимо всего чуственного, и это более совершенная жизнь - не как она дана в нас - а если взять ее в себе (более совершенная в том же смысле, в каком живое совершеннее неживого и т. п.). Это и было основным открытием и содержанием эллинской философской традиции. Сама по себе, с нашей уже позднейшей христианской точки зрения, она выглядит не менее недостаточно и однобоко, нежели ближневосточная, тем не менее она является столь же необходимым элементом нашего понимания Благой Вести, как и последняя.
Метафизика, ставшая делом - теургия не измышленная, но естественная, умный мир данный чувственно, не так что этот чувственный перестал существовать, но так, что он перестал быть единственным и довлеющим всякому в своей единственности, эсхатологическое царство, данное, наконец-то, не как будущая община святых, но как здесь и теперь данный умный, чудесный космос - вот то Новолетье, которое провозгласил тогда в Назарете Исус, и в память которого празднуется всякое на земле, в том числе и наше с вами Новолетье.
Окинем единым взглядом пройденный путь. Мы начали с наблюдения, касающегося редакторской работы составителя служб. Мы увидели, что редактор евангельского текста задолго до составителя службы аналогичным образом работал с текстом Исайи: из конекста вырывалась фраза, приобретающая при самостоятельном цитировании иной, нежели в родном контексте смысл. Мы преположили реальную трудность, стоящую за этим жонглерством. Трудность, как мы предположили, состояла в том, что еврейский Мессия, когда пришел, пришел не к евреям, что все основные понятия ВЗ богословствования были жесточайшим образом фальсифицированы учениками Христа в рекордно короткие сроки, так что христианство довольно быстро стало не только не еврейским в этническом отношении, но и не иудео-христианством в отношении интеллектуальном. Имея в виду этот результат, мы и в каждом из предшествующих реальности III-го века шагов склонны усматривать то, что ведет к этому результату. Принимая все это во внимание, мы, наконец, можем разрешить наш первый «наивный» вопрос: зачем нужны недоговорки, меняющие смысл евангельского сюжета. Они нужны для того, чтобы не впасть в тот парадоксальный дискурс, которому мы сейчас с Вами отдаем наше время, а просто порадоваться «лету Господню благоприятному», имея в виду, что оно не есть, но - будет, каким будет, как оно всегда и прежде бывало.
Аминь.
На Новолетие в православных церквях читается фрагмент Евангелия от Луки: 4, 16-22. И сам этот фрагмент, и то, каким чудовищным образом он вытащен из контекста, способны пробудить мысль всякого, кто даст себе труд об этом задуматься.
Итак, читается следующий текст:
16 И пришел в Назарет, где был воспитан, и вошел, по обыкновению Своему, в день субботний в синагогу, и встал читать.
17 Ему подали книгу пророка Исаии; и Он, раскрыв книгу, нашел место, где было написано:
18 Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедывать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу,
19 проповедывать лето Господне благоприятное.
20 И, закрыв книгу и отдав служителю, сел; и глаза всех в синагоге были устремлены на Него.
21 И Он начал говорить им: ныне исполнилось писание сие, слышанное вами.
22 И все засвидетельствовали Ему это, и дивились словам благодати, исходившим из уст Его… Фраза рвется пополам, сюжет оказывается недосказанным. Опускается, сооответственно, часть 22-го стиха и вплоть до 30-го:
22 …. , и говорили: не Иосифов ли это сын?
23 Он сказал им: конечно, вы скажете Мне присловие: врач! исцели Самого Себя; сделай и здесь, в Твоем отечестве, то, что, мы слышали, было в Капернауме.
24 И сказал: истинно говорю вам: никакой пророк не принимается в своем отечестве.
25 Поистине говорю вам: много вдов было в Израиле во дни Илии, когда заключено было небо три года и шесть месяцев, так что сделался большой голод по всей земле,
26 и ни к одной из них не был послан Илия, а только ко вдове в Сарепту Сидонскую;
27 много также было прокаженных в Израиле при пророке Елисее, и ни один из них не очистился, кроме Неемана Сириянина.
28 Услышав это, все в синагоге исполнились ярости
29 и, встав, выгнали Его вон из города и повели на вершину горы, на которой город их был построен, чтобы свергнуть Его;
30 но Он, пройдя посреди них, удалился.
Чем обусловлена такая экзегетическая манипуляция? Является ли это чтение умышленным искажением смысла Евангельского сюжета? Вне всяких сомнений, является. Взятый в целом сюжет говорит о провале проповеди Исуса в родном Назарете. Читающийся же в Новолетие отрывок говорит о торжественном самосвидетельствовании, как если бы оно было принято, создавая иллюзию этого принятия. Почему так? Должны мы видеть в этом злокозненность христианских идеологов или указание на действительную апорию христианского богословия? Я полагаю - последнее. Вообще говоря, следует привыкать к мысли, что христианское богословие не похоже на тригонометрию, т. е. не представляет собой законченную внутри себя систему точного знания. Открытость к новым интерпретациям входит в само существо «предмета» нашей веры и нашего богословского знания, так что если кто-то обладает какими-то догматами, можно быть уверенным, что он еще не касался богословия, ибо догмат - и само слово и называемая им реальность - суть слово и содержание философские. Все, однако, должно быть на своем месте: нет зла ни в философии, ни в догматах, до какого-то момента они даже важны - плох православный, не знающий истории догматического сознания церкви; однако, как только мы выходим к реальному богословствованию, мы сталкиваемся с проблемами совершенно иного порядка и, соответственно, с иными методом и стилем их разрешения.
Итак, зачем составителям службы Новолетию потребовалась вышеописанная манипуляция? В чем состояла трудность? - На мой взгляд, в той чудовищной двойственности, которая везде и вовсем сквозит в описаниях ИХ - и как характера, и как делателя, и как учителя. Ставлю эти последние слова с малой буквы, как называющие кажимость, не являющуюся пока именем. Каким, в самом деле, характером может обладать Бог? Характер по самому существу есть нечто формирующееся не в последнюю очередь внешними обстоятельствами, значит представить божество обладающим характером - то же, что представить его аффицируемым, что бывает либо от невежества, либо от безумия. Потому ИХ не добр, не кроток …. не что бы то ни было, хотя, начиная с составителей Евангелий - кто бы в действительности ни были эти люди - такое словоупотребление поневоле используется и принимается. Точно так же сказать, что Богу принадлежат эти вот дела, а те не принадлежат, значит сделать Его конечным существом, которое как раз и есть конечное потому, что что-то делает не оно. И это абсурд подобный первому; потому, говоря об ИХ и усваивая Ему те или иные действия - мы сами того не желая - начинаем мыслить его пророком, праведником, святым… кем угодно, но только не Богом. И это происходит не из злокозненности, но поневоле. Разумеется, то, что выглядело как действия ИХ, для Него Самого не занимало того же места, какое в нас занимают наши действия, и потому, взятые относительно Него, они едва ли могут вообще называться действиями; ибо нужно очень хорошо подумать, что значит «делать», прежде чем со всей отвественностью сказать «Бог сделал», а тем более «сделал это» или «сделал то». Ибо ясно, что ни естественнонаучное, ни психологическое понятие действия к Богу не приложимы. То же самое и о словах ИХ. Как только мы всерьез начинаем об этом думать, мы перестаем понимать, что мы видим, и что слышим. У интуитивно чувствующих то же самое протестантов этот факт привел в свое время к возникновению библейской критики, историко-филологическими методами фальсифицировавшей, мне кажется, до 95% евангельского содержания, наведшей между всеми речениями и сюжетами иерархию вероятностей и проч. Это, разумется, сочетание недоумия и гордыни. Ибо суть дела состоит в том, что мы не можем оперировать с чем бы то ни было, не представляя, к какому роду относится то, с чем мы производим действия. Ну, скажем, если соединить (соприкоснуть боками) барана и барана, будет два барана, а если две капли ртути - одна капля. Не зная, с чем мы имеем дело, мы не можем сказать: 1+1=2 или =1. Библейские же критики исходят из предположения, что ИХ действовал, говорил, имел мотивы, переживал, рассуждал и проч. - точь в точь как они любимые… Понятно, но долго объяснять, откуда у них это панибратство с божественным.
Итак, базовым в нашем отношении к ИХ, а насколько они с Ним связаны, и к евангельским текстам и описываемым в них событиям, является глубочайшее внутреннее непонимание того, с чем мы сталкиваемся. Все, что может разум, это не дать суетящемуся рассудку загадить святое место своими истуканчиками: «свято место пусто не бывает», а должно быть - у каждого, кто ждет Бога, во всяком случае. Это самое общее положение, задающее контекст и тон более частным объяснениям.
Теперь, обращаясь к сюжету, читаемому на новолетие, мы видим, что Господь говорит людям, которым кажется (прямо как нашим западным коллегам), что они Его давно знают, об осуществлении пророчества Исайи. Это производит впечатление. Ему уже готовы поверить. Но тут Он говорит, что как Илья спас от смерти не еврейку и Елисей исцелил не еврея, так и Он не евреям принес описанное у Исайи Царство Бога. Это вызывает ярость, Его хотят убить, но не могут. Мы имеем очень странный рассказ о том, как еврейский Мессия рассказывает евреям, что пришел не к Ним. Все, понимающие хоть немного душевную конституцию не иудейства только, но всех богооткровенных религий, предназанченных богоизбранным персонам и народам, должны понимать, что ИХ рушит здесь самый принцип такой религиозности, а не один из его видов - иудейство.
Ну, это все равно, как если бы Кришна закончил свое поучение Арджуне сообщением о том, что явился он отнюдь не для того, чтобы даровать победу Пандавам. Нет никаких сомнений в том, что благородный Дханаджая попытался бы перерезать ему глотку. Ну, или представим, что эти слова говорит Афина только что занявшемуся истреблением женихов Одиссею…
Если вы понимаете весь масштаб такого заявления, то вы поймете и стремление составителей церковных чтений разбить этот текст на составляющие, артикулированно проговорить каждое положение антитезы.
Пророчество Исайи, которое звучит в Новолетие не только в контексте Евангелия от Луки, но и на Паремии, т. е. читается в контексте самой книги Исайи, выглядит так:
1 Дух Господа Бога на Мне, ибо Господь помазал Меня благовествовать нищим, послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедывать пленным освобождение и узникам открытие темницы,
2 проповедывать лето Господне благоприятное…
Это читается, не читается же:
2 …и день мщения Бога нашего, утешить всех сетующих,
3 возвестить сетующим на Сионе, что им вместо пепла дастся украшение, вместо плача - елей радости, вместо унылого духа - славная одежда, и назовут их сильными правдою, насаждением Господа во славу Его.
4 И застроят пустыни вековые, восстановят древние развалины и возобновят города разоренные, остававшиеся в запустении с давних родов.
5 И придут иноземцы и будут пасти стада ваши; и сыновья чужестранцев [будут] вашими земледельцами и вашими виноградарями.
6 А вы будете называться священниками Господа, служителями Бога нашего будут именовать вас; будете пользоваться достоянием народов и славиться славою их.
7 За посрамление вам будет вдвое; за поношение они будут радоваться своей доле, потому что в земле своей вдвое получат; веселие вечное будет у них.
8 Ибо Я, Господь, люблю правосудие, ненавижу грабительство с насилием, и воздам награду им по истине, и завет вечный поставлю с ними;
9 и будет известно между народами семя их, и потомство их - среди племен; все видящие их познают, что они семя, благословенное Господом.
10 Радостью буду радоваться о Господе, возвеселится душа моя о Боге моем; ибо Он облек меня в ризы спасения, одеждою правды одел меня, как на жениха возложил венец и, как невесту, украсил убранством.
11 Ибо, как земля производит растения свои, и как сад произращает посеянное в нем, так Господь Бог проявит правду и славу пред всеми народами.
Это глава 61 книги Исайи, так называемый Второисайя - текст, написанный в Вавилоне в предчувствии и предвидении репатриации, проникнутый теми мессианскими ожиданиями, в которых эта репатриация воспринималась не просто как джихад или крестовый поход, но как победа в такого рода войне. Вполне понятно, что в обеих религиозных традициях - еврейской и персидской - имевших развитое откровение о Грядущем Царе и Царстве, о Мессии и Саошьянте, все это понималось вполне по-человечески, антропоморфно, так сказать. Придет Божественный Муж - Израиль/Иран - станет править миром, святые и чистые израильтяне/персы будут предаваться отправлению культа и богословским занятиям, поскольку в священных войнах уже не будет нужды… откроются неведомые источники Силы… всем будет по-своему хорошо. Я с уверенностью говорю, что во всей этой эсхатологии и апокалиптике (неважно, еврейской или персидской) нет ровным счетом никакого понятия о Боге. Потому она столь легко эмансипировалось не только от этих религий, перейдя почти в том же виде в ислам и христианство, но и от религий как таковых, став достоянием русского коммунизма и немецкой идеологии Третьего Райха.
Обращаю внимание, что уже евангелист рвет пророчество Исайи в точности по тому же принципу, как составитель службы разорвал Евангельский текст. Т. е. из описания «лета Господня» во всей его националистической, политической и даже социалистической полноте - так, как оно представлено у Исайи - евангелист берет только чудотворную часть, приписывает ее цитирование Исусу, и молчит обо всем остальном.
Становится ясным, что рассуждения Исуса о благотворивших не-евреям пророках Илье и Елисее являются ничем другим, как полемикой с непрочтенным продолжением пророчества Исайи. Соответственно, и ярость иудеев - это не в последнюю очередь гнев на того, кто корректирует слово Бога, каковой статус данный текст Исайи несомненно имел в назаретской синагоге. Да, нужно было либо самому быть Богом, либо ни в коем случае со словом Бога не спорить, а Исус не просто спорил, но говорил новое - во всяком случае, казалось, что говорил.
Что же сообщается о «лете Господне» - оно не для евреев, или не только для евреев. Оно не имеет политической коннотации: общеизвестна совершенная аполитичность апостолов и ранних христиан, позволившая им не погибнуть от рук римлян вместе с или сразу же вслед за Исусом (аполитичность, диаметрально противоположная крайней политизированности церковного христианства после IV века). И, наконец, всем известное: «нет пророка в своем отечестве», - обозначает в нашем контексте отрицание географической локализации священного, его эксцентричность, не собранность в «отечестве», что подразумевает на еврейской почве латентную полемику с культом иерусалимского храма (который во времена Исуса слабо отличался от идола, ибо, как нередко в православной традиции икона, получал поклонение не в последнюю очередь и сам по себе). Мы имеем три «не». Что же с положительной стороны?
Читаем в Апостоле (1 Тим. 2,1-7):
1 Итак прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков,
2 за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте,
3 ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу,
4 Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины.
5 Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус,
6 предавший Себя для искупления всех. [Таково было] в свое время свидетельство,
7 для которого я поставлен проповедником и Апостолом, - истину говорю во Христе, не лгу, - учителем язычников в вере и истине.
Ради этого ли? «Жизнь тихая и безмятежная во всяком благочестии и чистоте» есть ли «лето Господне», возвестить которое пришел Исус? Если бы это было так, любой фарисей был бы Ему лучшим другом - ибо Павел здесь транслирует общее место мирянской традиции фарисейского благочестия. Но, что допустимо у Павла, вся деятельность которого случилась, как-то «по-икономии», то невозможно у Исуса, Который во всем был Явлением Единого Бога, а не Его пророком или проповедником, как Павел.
Я утверждаю, что не только из ветхозаветных текстов, но и из Нового Завета, мы никоим образом не можем понять, что за новолетие провозглашал Исус. Если мы попытаемся представить себе «новолетие» в не-ветхозаветном смысле слова, отказавшись от еврейско-персидских эсхатологизма и апокалиптики, мы должны будем либо начать что-то придумывать «от ветра головы своея», либо, взглянув на положение дел в церкви уже к третьему веку, сказать, что следует понимать эллинскую метафизику, усвоенную христианским мыслителями к тому времени, не формой вырождения и обмирщения христианской традиции, но единственной сколько-то правдоподобной гипотезой, объясняющей надежды Исуса, проповедовавшего «лето Господне» не иудеям, но через иудеев. Мы не можем всерьез относиться к аскетическому героизму и возбужденным им мессианским фантазиям, которые опустошали душу отнюдь не только последователей Иоанна (которого чтят мандеи), Кумранского Мессии, Египтянина, Февды, Иуды Зилота … но и части христиан. А значит, и адресат Исуса, и Его надежда, и полностью оправдаший ее ход дел, - это исторический субъект, не принадлежащий еврейской традиции.
Однако, когда мы говорим об эллинской метафизике, нам немедленно представляются спорщики, книжные черви, речи в залитых солнцах театрах и еще множество всякой чепухи, не имеющей к Благовестию прямого отношения. И, тем не менее, вне ее мы ничего не понимаем ни в Евангелии, ни в собственом богослужении и праздниках. Ибо всем сколько-то знакомым с христианской мыслью - и без меня, и без нынешнего моего рассуждения - и так было ясно, что «летом Господним» Исус называл иной модус существования мира, и не иной вообще, но умный - в том именно смысле слова, в каком были умными боги Платона и Плотина… Да, существует грандиозная разница между понятийным конструированием чего-либо и самим этим «чем-либо», понятием о жизни и самой жизнью и т. д.; везде, где речь идет о чувственном, понятие не равно действительности. Но понятие имеет и свою жизнь помимо всего чуственного, и это более совершенная жизнь - не как она дана в нас - а если взять ее в себе (более совершенная в том же смысле, в каком живое совершеннее неживого и т. п.). Это и было основным открытием и содержанием эллинской философской традиции. Сама по себе, с нашей уже позднейшей христианской точки зрения, она выглядит не менее недостаточно и однобоко, нежели ближневосточная, тем не менее она является столь же необходимым элементом нашего понимания Благой Вести, как и последняя.
Метафизика, ставшая делом - теургия не измышленная, но естественная, умный мир данный чувственно, не так что этот чувственный перестал существовать, но так, что он перестал быть единственным и довлеющим всякому в своей единственности, эсхатологическое царство, данное, наконец-то, не как будущая община святых, но как здесь и теперь данный умный, чудесный космос - вот то Новолетье, которое провозгласил тогда в Назарете Исус, и в память которого празднуется всякое на земле, в том числе и наше с вами Новолетье.
Окинем единым взглядом пройденный путь. Мы начали с наблюдения, касающегося редакторской работы составителя служб. Мы увидели, что редактор евангельского текста задолго до составителя службы аналогичным образом работал с текстом Исайи: из конекста вырывалась фраза, приобретающая при самостоятельном цитировании иной, нежели в родном контексте смысл. Мы преположили реальную трудность, стоящую за этим жонглерством. Трудность, как мы предположили, состояла в том, что еврейский Мессия, когда пришел, пришел не к евреям, что все основные понятия ВЗ богословствования были жесточайшим образом фальсифицированы учениками Христа в рекордно короткие сроки, так что христианство довольно быстро стало не только не еврейским в этническом отношении, но и не иудео-христианством в отношении интеллектуальном. Имея в виду этот результат, мы и в каждом из предшествующих реальности III-го века шагов склонны усматривать то, что ведет к этому результату. Принимая все это во внимание, мы, наконец, можем разрешить наш первый «наивный» вопрос: зачем нужны недоговорки, меняющие смысл евангельского сюжета. Они нужны для того, чтобы не впасть в тот парадоксальный дискурс, которому мы сейчас с Вами отдаем наше время, а просто порадоваться «лету Господню благоприятному», имея в виду, что оно не есть, но - будет, каким будет, как оно всегда и прежде бывало.
Аминь.