Way of the Reaper / Путь Жнеца / военные мемуары / перевод на русский - часть 7
Когда мы с Майком упаковывали свое снаряжение, я пытался визуализировать карты, которые нам показали. Наш маршрут для вывоза проходил к северу от цели по тому, что считалось основным маршрутом через этот город. Вертолеты приземлятся на окраине города в поле, граничащем с парочкой отдельно стоящих зданий. Ни разу во время брифинга никто не говорил о вооруженном сопротивлении, с которым мы теперь, вероятно, столкнемся, когда будем пробираться по первоначальному маршруту к зоне посадки. Итак, как нам выбраться отсюда, решать нам с помощью свыше. Я имел в голове маршрут, но знал, что это должен сделать командир. Мне всегда нравилось знать, куда я иду, быть во главе стаи, а затем плыть сзади. По этой причине я сказал Майку, что как только мы спустимся, мы займем позицию позади ответственного лица первой штурмовой группы.
Не знаю, хотел бы я или обладал бы необходимыми навыками, чтобы быть одним из пойнтменов. Мало того, что они должны были сканировать глазами все вокруг, они также должны были следить за своим устройством GPS, чтобы убедиться, что они ведут нас по правильному маршруту. Самое простое сравнение, которое я могу сделать - это представить себе поездку по городу с GPS-монитором на приборной панели. Вы не слышите, как GPS подсказывает маршруты. Все, что вы можете сделать, это увидеть выделенный маршрут, по которому вы должны идти. Вы смотрите на этот экран, но при этом должны обращать внимание на другие транспортные средства, пешеходов, светофоры. А теперь представьте, что вы делаете всё это и задаетесь вопросом, есть ли в следующем здании, которое вы проезжаете, в машине, которая едет рядом с вами, вооруженные плохие парни, которые хотят вас застрелить.
Добавьте к этому, что вы пытаетесь слушать что-то важное по радио. В этом случае мы продолжали слышать, что наши специалисты по связи перехватили вражеские радиопередачи, показав, что они знали о нашем присутствии и отслеживали нас. Покинув более населенный район города, мы двинулись по узкой тропинке. Я был на грани, потому что со временем эти плохие парни стали умнее. Они знали, что мы часто приходили пешком, и поэтому начали устанавливать СВУ вдоль путей доступа, не являющихся транспортными путями. Часто мы сталкивались с противником, даже не предупредив его заранее. В каком-то смысле это было лучше. Мы знали, что эти парни были где-то рядом; это был больше вопрос, когда и где мы вступим в контакт, чем вступим ли мы в контакт вообще. Это константа. Ты привыкал беспокоиться о себе. Когда и где было иначе. Ты как бы переносил это в другое место. В результате ты замечал больше.
Мы делали все возможное, чтобы оставаться в безопасности - держались подальше от самих деревень, избегали залитых водой канав, высохших русел рек и районов с интенсивным движением транспорта. Мы замедлили темп. В какой-то момент взводный сержант Мак приказал нам остановиться. Мы были в довольно открытой позиции с парочкой невысоких хозяйственных построек, типа хижин, которые усеивали местность. Если бы вокруг было большое присутствие врага, им было бы трудно найти какие-либо укрытия.
«Парни, вы что-нибудь видите?» - спросил он.
Я поднес прицел к глазу и начал сканирование. Майк сделал то же самое. На протяжении всего пути следования мы все занимались обнаружением целей. Во время операции вы всегда были в поисках всего, что могло бы дать вам подсказку о том, где может быть плохой парень, где может поджидать мина-ловушка, что-нибудь необычное, что может быть потенциальной укрытием или угрозой. Вы проверяете каждое окно и дверной проем. Вы ищете все, что может показаться неуместным, не имеющим смысла, не вписывающимся в структуру окружающей среды.
На нашей остановке я немного накрутил себя. Я начал делать проверенный временем тест «Если бы я был снайпером», пытаясь найти место, которое я бы использовал, если поменяться ролями. Опять же, мы были в такой пустынной местности, что трудно было поверить, что кто-то там может быть.
«У меня ничего нет», - сообщил я Маку.
«Отрицательно», - добавил Майк.
«Начинаем движение», - сказал Мак.
Мы прошли еще четверть мили, прежде чем Мак снова остановил нас. Я встал на колено и начал прицеливаться. Я заметил движение, а затем заметил небольшую группу мужчин менее чем в четверти мили от нашей позиции. Было трудно определить их количество, потому что все они были одеты почти одинаково и перемещались между домом и небольшим открытым полем. Они что-то делали в доме, а через минуту или около того выходили обратно. Они казались безоружными, но я видел немало случаев, когда такие парни носили оружие под одеждой.
Кроме того, они часто прятали свое оружие в поле. Казалось, что они просто занимаются своими делами, занимаются сельским хозяйством, а потом, как вы уже поняли, они стреляют в вашу позицию. Иногда они стреляли в нас, прятали оружие и возобновляли свою сельскохозяйственную деятельность. Когда мы подходили к ним, чтобы допросить их, конечно, они говорили, что не делали ничего плохого. Учитывая ROE, без абсолютного подтверждения того, что это был именно тот парень с оружием, мы мало что могли сделать, кроме как быть благодарными за то, что никто не пострадал.
Как только мы решили, что идти дальше, вероятно, безопасно, мы возобновили прогулку к вертолетам. Я отступил, продолжая наблюдать за этими людьми, пока остальная часть подразделения проходила мимо них. Как только ведущие парни оказались параллельны им, мы с Майком устремились к середине стаи, чтобы снова прикрыть парней в задней части стаи. На тот момент все было хорошо. Когда мы все прошли мимо них, я заметил, что люди в поле двигались так, как никогда раньше. Они как бы наклонили головы от нас, и один из них поднял руки к лицу. Для меня это выглядело так, как будто он использовал какое-то устройство связи.
Мы всегда шутили о необходимости иметь паучье чутье, как это делал Человек-паук, которое позволяло вам улавливать сигналы, когда что-то плохое вот-вот произойдет. У меня появилось это чувство через несколько секунд после того, как мы все вышли за пределы их позиции. Мысль о том, что что-то не так, мелькнула у меня в голове, как только я услышал звук выстрелов над нашими головами. Представьте, как это звучит, когда кто-то щелкает пальцами, только непрерывно и быстрее, чем это возможно для человека - snap-snap-snap-snap-snap-snap-snap-snap-snap-snap.
Тот, кто стрелял из этого оружия, держал нас в хорошем положении. Как будто у него была аллея, по которой он мог прицелиться, открытое поле слева от нас и тонкая посеребренная полоса бегущего ручья справа от нас. Рядом с нами было очень мало места, за которым мы могли бы эффективно укрыться. Я чувствовал, как щека изнутри прилипает к зубам. Я понял, что прошло пару часов с тех пор, как я пил. Хотя ещё не было жарко, слегка обезвоживаться было нехорошо. Я почти чувствовал, как мои мысли сгущаются, когда они проникают в мой грязный мозг. Мне нужно было как-то их освободить, но в тот момент не получалось найти время, чтобы попить. Я сделал несколько глубоких вдохов и с силой выдохнул, пытаясь добавить немного искры, чтобы зажечь мои мысли о наших следующих шагах.
Все упали на землю. Я мог сказать, что снаряды не просто шли высоко, а шли под углом, намного превышающим нашу позицию. Они стреляли высоко и долго, снаряды поднимали пыльные бури на трассе, по которой мы шли, примерно в 50 ярдах позади нас.
«Сбрось лестницу, Майк», - сказал я ему. Нам нужно было действовать максимально быстро и мобильно. Я нажал кнопку связи и сказал парням: «Мы переезжаем. Мы переезжаем».
Когда мы двинулись в путь, я услышал, как парни впереди, первая штурмовая группа, открыли для нас подавляющий огонь. В те дни, когда я играл в юношескую лигу, у нас был тренер, который был ветераном Вьетнама и стал учителем физкультуры. Он был олицетворением старой закалки. Он заставлял нас делать это упражнение, которое он называл «Утиная прогулка». Вы приседаете, опускаете ягодицы почти на землю, сгибаете руки в локтях и поднимаете руки, как будто у вас машут крылья, и делаете круги по всему полю. Это должно было накачать твои ноги, но это была пытка для твоих колен. Мы с Майком должны были проделать нашу версию этой «Утиной прогулки», проходя мимо наших лежащих товарищей. Это было мучительно, но мы ни за что не собирались поднимать наши тела выше, чем это необходимо. Используя вытянутые руки, чтобы стабилизировать себя, иногда волоча части тела и на мгновение высоко центрируясь, когда мы ползли через других парней, мы пробрались вперед.
Из-за того, как нас прижали, единственными, кто мог эффективно стрелять и не поражать наших собственных ребят, была первая штурмовая группа. Это было нехорошо, и мы все это знали. Мы с Майком заняли позицию справа от этих парней, лежа на очень пологом склоне, не более двух или трех градусов, который вел к ручью. Я извивался в положении лежа, пытаясь прокладывать себе путь мимо острых камней, которые кололи мои бедра и локти.
Через прицел я мог видеть слабые искры, исходящие от силуэта оружия, расположенного в нескольких сотнях ярдов от того места, где стояли наши друзья-фермеры. После того, как я увидел эти искры, я понял, что скорее всего они исходят от пулемета РПК; Я мог различить барабанный магазин вместимостью сто патронов. Я также подумал, что они были ближе к трети мили, около 500 метров, а не четверть мили, в которую я поначалу оценил. Я смог четко определить 3 цели. Один плохой парень за пулеметом стрелял. Другой стоял чуть выше первого, давая ему прицельные и выравнивающие направления указания, скорее всего.
Стрелок и наводчик расположились на углу небольшого здания. Они установили свою огневую позицию между двумя маленькими конструкциями, и третий парень метался от одной из них к другой, а затем снова возвращался. Я не мог уразуметь, какого черта он проводил эти пятиярдные спринты туда-сюда, как печатающая головка на тех старых точечных матричных принтерах, которые у нас были в младшем классе. Звук их стрельбы из оружия добавил впечатления. Я ненавидел этот звук тогда, и я хотел устранить его сейчас и остановить это безумное дерьмо от такого бега. Наличие какого-то движения внутри и вне вашего поля зрения набросывает визуальные эффекты, и просто раздражает.
«Чувак», - сказал я Майку, - «просто забери этого бегуна». Это был тяжелый выстрел с этого расстояния и в парня, который показывался на секунду или около того. Чтобы сделать это, нужно было сделать то, что мы называем «ловушкой». Вы, вероятно, видели видео людей, стреляющих в тарелки - глиняные мишени. Когда они перемещают ствол оружия непрерывно и нажимают на курок, пока винтовка ещё в движении, это называется «слежение». Техника, которую пришлось использовать Майку, была ловушкой. Вы устанавливаете оружие и целитесь в фиксированную точку и не перемещаете ствол оружия или любую другую его часть, кроме спускового крючка. Вы просматриваете свою сетку, идентифицируете одну точку на одном краю поля зрения области и вторую точку в этом же поле. В основном, вы оцениваете, когда стрелять, так что объект, движущийся через эту линию зрения, будет центрирован по мере того, как скругление достигает этого расстояния. Учитывая этот набор условий, Майк использовал 3,5-мильный отрыв, чтобы раунд достиг плохого парня через 2 секунды после того, как он выпустил его. По сути, раунд повлияет на цель, когда он достигнет центрального перекрестия в пределах области. Проще говоря, вы заставляете цель бежать на путь пули.
Win Mag Майка загрохотал. Эта штука была чертовски громкой, даже с моей защитой для ушей, я чувствовал, что каждый разряд бьет по моим барабанным перепонкам. Я также стрелял по стрелку и его помощнику. В подобных ситуациях, по крайней мере для меня, старая поговорка «Один выстрел, один труп» была всего лишь поговоркой. Армия проповедовала это на тренировках, но я знал, что в бою требуется гораздо больше выстрелов, чем один, чтобы сбить парня. Когда вы можете занять положение лежа и по-настоящему подготовиться и не торопиться, конечно, вы сможете подойти очень, очень близко или действительно достичь 100-процентной точности, и «Один выстрел, одно убийство» станет реальностью. Но когда вражеский огонь идет на вашу позицию, и вы стараетесь как можно быстрее устранить эту угрозу своим парням, всё становится намного более текучим и хаотичным, чем это.
Стрельба из положения лежа увеличивает ваши шансы на то, что «один выстрел - одно убийство» сработает, но по моему опыту, мне чаще приходилось стрелять с колена, с выступа на крыше или из какой-то другой неортодоксальной и неудобной позиции, в соотношении примерно три раза из четырех. В конце концов, я поговорил с некоторыми руководителями о снайперской подготовке и рассказал им о своем опыте и о том, как нужно адаптировать обучение, чтобы ребята вели огонь с позиций, на которых они фактически находились во время перестрелки.
Кроме того, в этом случае, хотя я был снайпером и хотел убить, я понял, что, учитывая, насколько сложным был мой выстрел, мне лучше стрелять, как будто я веду подавляющий огонь, чем стрелять как снайпер. Я с трудом мог различить оружие и смутно видел 2 человеческие фигуры, но они были спрятаны за передний край этой стены ровно настолько, чтобы мой угол был слишком мал, чтобы обойти их. Так что с такого расстояния и под таким углом я вряд ли смогу их поразить; У меня было больше шансов попасть в здание рядом с ними и, возможно, обрызгать их осколками, которые отлетели от здания, временно загораживая их зрение пылью, просто отвлекая их причиняя беспокойство. Затем, если они были озабочены мыслями о том, где я нахожусь и что с ними может случиться, одна из штурмовых групп могла обойти этих трех парней с фланга, точнее выстрелить в них и уничтожить их самих. Меня бы там не было, чтобы добавить их к моему личному счету. Я был там, чтобы помочь нам всех выбраться оттуда живыми, чего бы это ни стоило.
Я продолжал стрелять, и Майк тоже, а потом в какой-то момент бегун сделал что-то очень, очень странное. Он остановил свои спринты, сделал несколько шагов ближе к нам и лег на тропинку, которая вела от того места, где были другие фермеры / информаторы, к месту, где расположились пулеметчики. Я начал задаваться вопросом, убедили ли этого парня действовать как приманку. Это было похоже на карнавальный аттракцион или что-то в этом роде; он был на какой-то цепи, которая тащила его туда-сюда между этими двумя зданиями, и машина сломалась, или он так устал от бега, что решил просто рухнуть прямо здесь и позволить нам прикончить его.
Я не стрелял в него, и Майк тоже. Я сказал Майку стрелять по пулеметчикам. Я подумал, что его более тяжелые снаряды имеют больше шансов пробить то здание, и, возможно, нам повезет и мы убьем этих двух других парней. И, как будто было телепатически приказано, наступило прекращение огня, все мы с обеих сторон прекратили стрельбу. Повисла странная тишина. Дым от выстрелов плыл на предрассветном ветерке. По радио я слышал, что наша вторая штурмовая группа двигалась на восток - в сторону, противоположную ручью, чтобы обойти пулеметчиков. Я задумался на минуту, может быть, нам с Майком невероятно повезло и мы завалили плохих парней за зданием.
По какой-то причине, которую я никогда не пойму, двое парней, которым нравилась эта защищенная позиция, решили ее бросить. Они встали, наводчику потребовалось некоторое время, чтобы сломать сошки орудия, и они побежали вперед, словно хотели присоединиться к своему неподвижному товарищу посреди дороги. Теперь у меня был четкий выстрел по наводчику, и действовало «Один выстрел, одно убийство». Моя пуля попала ему в грудь, подняла его с ног и повернула в воздухе. РПК упал сначала на ствол, а затем улегся магазином вверх в низкой траве.
Мое внимание привлекли выстрелы из дальнего левого угла. Одна из наших штурмовых групп вела сильный огонь по второму из двух зданий, между которыми несся бегун. Мы начали получать огонь с этой позиции, и я понял, что там были не только эти 3 парня. Почему раньше по нам не стреляли? Доставлял ли бегун сообщения туда и обратно между двумя стрелками? Что за адскую стратегию использовали эти парни?
Через минуту эта короткая перестрелка прекратилась сама собой. У нас всё ещё был бегунок-перевертыш посреди дороги. Я спросил Пембертона, попал ли он в него, но Майк не мог этого подтвердить. Третий парень попытался ненадолго укрыться, но затем решил пойти за РПК. Он схватил оружие, встал на колено и приготовился стрелять по нам. Он вносил некоторые коррективы в это, и у меня было достаточно времени, чтобы поймать его. Я выстрелил слева от него, между ним и его исходной позицией за правым зданием. Это был мой способ дать ему понять, что он может бежать, но не мог спрятаться. Когда пуля подняла грязь в нескольких ярдах от него, он дернулся и немного отодвинулся, как если бы вы коснулись выключателя света после того, как в вас накопилось статическое электричество.
Он продолжал возиться с пулеметом, и я попал ему прямо в верхнюю часть груди. Майк тоже всадил в него ещё один выстрел, попав ему в поясницу. Я был хорош с этим. Убедиться, что этот парень мертв, было хорошо. В этот момент мы все получили команду о прекращении огня. Мы собирались взять то, что мы называем «тактической паузой». Все понимали, что к этому моменту мы уже устранили всех плохих парней.
Мы рассредоточились по местности. Одна штурмовая группа обошла с запада - парни, уничтожившие второго стрелка. Другая обошла с востока. Им не пришлось стрелять, так как стрелок и наводчик решили двинуться вперед и атаковать нас лобовым ударом. Первая штурмовая группа встала. Похоже, местность была в огне. Пулеметы, большие патроны из не имеющего дульного тормоза-компенсатора Win Mag Майка и вражеский РПК подняли огромное количество дыма и пыли. Хотя мое ночное зрение выглядело так, как будто мы все были на поверхности Луны, как будто мы только что вышли из нашего лунного посадочного модуля и приспосабливались к более легкой гравитации и пыли, которая поднималась выше, чем на Земле.
Я огляделся и увидел, как парни начали менять магазины, и эта пауза превратилась в вздох, огромный вздох облегчения после всего безумия, которое только что произошло. Я всё ещё чувствовал напряжение в шее, плечах и челюсти. Я всё ещё был на земле, продолжая сканировать. Прямо в центре были трое плохих парней, которых мы убили. Оружие находилось посередине, и они были разложены, как различные элементы мультитула - отвертка, нож, штопор.
Внезапно один из этих троих, штопор, выпрямился и подпрыгнул. Это было похоже на то, как на канвас выскакивает боец смешанных единоборств, хаджи «Ронда Роузи» [Ronda Jean Rousey - американская актриса, боец ММА, дзюдоистка и реслер]. Откуда-то он извлек оружие, и я не знаю, как я это сделал, но я был так поражен видом этого человека, вскочившего после того, как мы все предположили, что он мертв, что я инстинктивно нажал на спусковой крючок. Пуля попала ему в бедро; Я мог видеть дыру в ткани его мантии и слышать, как она проникает в его плоть. Выражение его лица не изменилось - трудно поверить после того, как он получил пулю 308 калибра в ногу; он даже не пошатнулся. Он просто опустился на корточки, типично для многих людей с Востока, которых я видел, когда они расслаблялись. Он положил оружие на верхнюю часть ног, прикрыв рану, взял одну руку и поднес ее к подбородку, опираясь локтем на приклад АК, который он магически извлек.
Он прошел путь от бегуна до опоссума и стал скваттером, и теперь он был там, как Мыслитель. Он посмотрел на меня, и в прицел я увидел, как он щурится. Он был возрастным парнем, судя по складкам и морщинкам вокруг глаз. Клянусь, он смотрел на меня и думал: «Так, ладно, ты собираешься застрелить меня или как?».
Я прошел все эти тренировки и был проинструктирован по целеуказанию, и без предупреждения или сожаления через меня прошло то, что никогда раньше не учитывалось в моей жизни как снайпера или солдата. У меня было жуткое убеждение, что это была разновидность самоубийства об копа. Все это время этот парень надеялся, что мы покончим с его жизнью. Он давал нам все возможности, хотел усложнить нам задачу, чтобы мы не чувствовали себя так плохо. Мы как бы испортили те другие возможности, и теперь мы были там, глядя на пространство, которое составляло не более нескольких сотен ярдов, но могло быть на миллионы миль с учетом того, откуда он пришел, что он видел и что он пережил.
«Ты получил его?» - крикнул Майк, заканчивая мою секундную тактическую паузу.
«Да, чувак. Подожди секунду». Секунда превратилась в две, затем в три, затем в четыре, а затем в пять.
«Что за ад», - сказал Майк тихим и смущенным голосом. «Я собираюсь застрелить этого парня».
Его заявление превратилось в полу-вопрос.
«Все в порядке. Все в порядке?» - сказал я, горло у меня сжалось, и слова казались чуждыми.
«Отправка. Отправка. Отправка». Парень не двигался всё время, когда он был у меня в прицеле, пока мой снаряд не отбросил его. От удара его ноги подлетели; одна из его сандалий закружилась в воздухе. Его затылок ударился о землю, слегка подпрыгнул и осел.
«Хороший выстрел. Хороший выстрел». - сказал Майк, хотя и без особого энтузиазма, который он часто проявлял.
Мак был на радио. «У вас там всё хорошо?».
Я не хотел рассматривать все возможные способы интерпретации слова «хорошо», у меня не было словарного запаса, чтобы выразить все вопросы, которые я задавал ему и всей вселенной.
Я прибегнул к проверенному и верному - «Подтверждаю это» - вызвав ответ инстинктивно и надеясь, что он найдет дорогу домой, будет трассером, за которым я смогу последовать в какое-нибудь безопасное место, направит меня туда, где предупреждения и раскаяние не имеют никакой роли.
«Мы двигаемся», - сказал Мак. Я встал и отряхнулся. Я достал бандану и очистил прицел, слегка отряхнув пыль, чтобы не поцарапать. Я снял ночное видение, надеясь, что смогу более четко увидеть, какие варианты выбора были представлены мне и какие я предпочел принять.
«Мы прикроем тебя», - сказал я Маку, кивнув Майку. Он шагнул вперед, словно хотел положить руку мне на плечо. Он этого не сделал, но схватил шланг, идущий от моего гидратора CamelBak.
«Ты выглядишь так, будто тебе не помешает выпить, брат», - сказал он, не сводя глаз с моих. Я должен был прервать этот контакт, но я сделал хорошую долгую затяжку из этого мундштука, не обращая внимания на то, что он пах пылью, теплом и ночью в Гильменде.
Через несколько минут я сидел в вертолете и больше думал о том, что только что произошло. Я не был уверен, пришел ли этот человек преподать мне урок. Никогда не видел, чтобы кто-то смотрел прямо на меня через прицел. Как будто он оценивал меня, насмехался надо мной и умолял меня одновременно. Долгое время я думал, что афганцы, которых мы взяли, не совсем люди. Я думал, что они были глупыми примитивными людьми, которые предпочли жить по стандартам порядочности и человечности, которые намного ниже наших. Я знал, что в моей снайперской работе мне помогало то, что я считал их не более чем мишенью.
Хотя мы не обменялись ни словом, это было похоже на разговор между нами. На мой взгляд, он позволил мне сделать то, что я должен был сделать. Понятия не имею, собирался ли он стрелять в нас из этого оружия или нет. Он был вооружен. Он не подал виду, что хочет сдаться. Он представлял для нас смертельную угрозу. В тот же день после возвращения у меня был сон, в котором мы вдвоем обменивались словами. Раньше мне никогда не снились бои, но этот был ярким. Я очнулся от этого, и в моей голове эхом отозвались слова этого человека: «Ты собираешься это сделать или как?». Впервые я почувствовал раскаяние. Я сказал Майку, что это так, но я как бы пошутил, сказав ему, что я нарушил кодекс, и он должен сообщить обо мне.
Когда я впервые услышал слова «Без предупреждения; без раскаяния» - я не понимал, что раскаяние может застать меня без предупреждения. Я не понимал, что раскаяние - это не просто черное-белое, да или нет, хорошее или плохое. Это, безусловно, было мне преподнесено таким образом. И я задавался вопросом сейчас и в течение долгого времени после того, означает ли мое чувство раскаяния, что я должен: да, быть снайпером, или нет, вернуться домой. Был я хорошим солдатом или плохим солдатом? Еще сложнее было то, что у меня был один вопрос, который я выбросил из головы до тех пор, пока я не решил уйти из армии и не начал находить утешение и мужество на дне слишком большого количества бутылок с выпивкой, чтобы не оставаться в моей шкуре и не атаковать в лоб: Был я хорошим человеком или плохим?
СЛЕДИ ЗА СОБОЙ (KEEPING TRACK OF YOURSELF)
Командная химия - важная часть успеха. Я читал о футбольных командах, которые выиграли Суперкубок, потому что все ребята отлично ладили и были сплоченной единицей, и все их глаза были сосредоточены на одном призе. Эго не мешало идти по пути, и у них была позиция «следующий игрок», если травма выводила из строя одного из стартовавших. Я также читал, что некоторые команды выиграли Суперкубок, хотя ребята не ладили - защита думала, что нападение не имело для них значения, тренеры этих двух подразделений на самом деле не разговаривали друг с другом, и ребята дрались друг с другом так же сильно, как и с противоборствующими командами. В обоих случаях у них было что-то, что разжигало огонь в их животах, и они обладали талантом преодолеть любую дисфункцию. Или, может быть, дела вертелись своим путем, и Леди Удача была на их стороне.
Всё, что я знаю, это то, что по моему опыту на войне, командная химия имела значение - не столько в том, как парни взаимодействуют в тренинговых комнатах или дома на стрельбище, но определенно на поле боя. Вы должны были объединиться и выполнять свою работу независимо от того, как вы могли относиться к некоторым другим членам вашей команды и их личностям. Верно также и то, что то, как вы относитесь к себе, и то, как вы себя держате, сильно влияет на то, как другие люди в вашем подразделении воспринимают вас, и что это также влияет на вашу работу. Иногда вам нужно верить в себя, даже если не так много доказательств того, что ваша вера в себя основана на чем-то другом, кроме просто веры. Сомневающиеся будут сомневаться, и вы должны принять тот менталитет, что вы можете сделать это, несмотря на то, что другие могут подумать о ваших шансах. Я знаю, что такая вера в себя помогла мне стать рейнджером, а также достичь моей цели - стать снайпером. У меня были люди, которые меня поддерживали, но я также знаю, что было много людей, которые сомневались, есть ли у меня то, что нужно. Если бы я был одним из тех, кто задавал вопросы, я бы далеко не ушел.
Это не значит, что вам никогда не следует сомневаться в себе или что вы должны проявлять невежественное высокомерие, которое я время от времени наблюдал у некоторых молодых парней. Лучше всего спокойная уверенность, а спокойно исследовать свои сомнения и страхи вполне естественно. Если вы убежите от них, они рано или поздно найдут вас, и, вероятно, в то время и в месте, когда вы меньше всего хотите, чтобы они появлялись. Я знаю, что это не часть мышления специальных операций, которую многие парни хотят признавать или обсуждать, но в тихие ночные часы, а не на поле боя, самое время выполнить работу, которая вам нужна. чтобы правильно подумать.
Я также знаю следующее: если у всех нас была одна общая черта характера, то это было наше желание держать свои чувства по поводу убийства плохих парней при себе. После того, как я убил того пожилого афганца, который, казалось, хотел, чтобы я его убил, меня охватили разные смешанные эмоции. Я не поделился ими ни с кем из ребят. Даже Майк, парень, с которым я так тесно работал, не был тем, с кем я чувствовал себя комфортно, разделяя свое замешательство. Частично это было связано с нежеланием показаться слабым. Вам нужно было, чтобы парни доверяли вам и чтобы они были уверены в ваших силах, и наоборот. Никому не нравится выглядеть слабым или недостаточно компетентным. Особенно это касалось снайперов / корректировщиков. Я не был похож на многих снайперов, которых мы называем «убийцы свиней». Такие парни считали, что именно они должны стрелять в подавляющем большинстве случаев. Их корректировщик был их кэдди; они были игроками в гольф. Кэдди может помочь вам, дать вам цифры, но вы единственный, кто собирался произвести выстрел.
Я смотрел на своего корректировщика, в частности на Майка, как на более или менее равного себе. У него была такая же подготовка, как и у меня, и хотя мы разошлись в некоторых вещах, я никогда не был большим поклонником использования болтового оружия для стрельбы на близком расстоянии, снайперская стрельба прямого действия, которая была основным видом боя, который мы вдвоем видели вместе - и я позволил ему делать то, что он считал нужным. Он очень верил в это оружие и в свою способность использовать его, и вы не хотите заставлять парня делать что-то, в чем он будет чувствовать себя некомфортно и, возможно, в результате будет менее точен. Поскольку мы были командой, я должен был признать, что есть некоторые вещи, которые он должен делать по-своему, а есть некоторые вещи, которые я должен делать по-своему. Вот что я имею в виду, говоря о себе. Знайте свои сильные и слабые стороны и сообщайте о них наблюдателю, будь то устно или своими действиями во время совместной работы.
Я знаю, что мы с Майком расходились в одном: я не думаю, что он так много думал, как я, о природе того, что мы делали, и о том, как убийства могут повлиять на нас. Но также, как я уже сказал, это было то, что мы держали при себе, и, возможно, он был лучшим актером, чем я, или, может быть, я не мог читать его так же хорошо, как я мог читать себя. Было много того, чем мы поделились, но все же изрядную часть мы оставили при себе. Мы с Майком установили хорошие отношения, и связь, которую мы установили, сохраняется и по сей день. Если вы читали «The Reaper», то знаете, что нам с Майком не удалось завершить свою совместную карьеру. Короче говоря, Майк получил серьезную травму, когда упал в загадочную дыру. Ему повезло, что он выжил в том инциденте, который является одной из самых странных вещей, с которыми большинство из нас в нашем подразделении столкнулось во время развертывания. Поскольку Майк вышел из строя, мне назначили нового корректировщика.
Брент Александр работал в Camp Bastion. Мы оба были сержантами E5, но у него на 2 года службы больше, чем у меня. Значит, он меня превосходил. То, что он был корректировщиком, а я был стрелком, несмотря на то, что он служил в армии дольше меня, не было необычным. Так часто создавались снайперские команды. Я никогда не спрашивал, почему это так, и, учитывая мое отношение к тому, как мы собираемся действовать, это казалось неважным. Одна вещь о Бренте, которая действительно казалась мне важной, заключалась в следующем: мы оба приближались к концу нашего развертывания, но Брент еще не видел никаких реальных действий, и он не зарегистрировал ни одного убийства. Парни, действующие на базе британского лагеря «Бастион», пережили период некоторой вялости в своей оперативной работе.
Мы работали в Camp Leatherneck, где в основном размещались морские пехотинцы США. Наши две базы находились относительно близко друг к другу, так что казалось, будто Брент переезжает из одного района одного города в другой. Он был хорошим парнем, но потребовалось время, чтобы привыкнуть к работе с кем-то, кто так хотел доставить удовольствие и в целом был очень нетерпелив. Я уже указывал, что когда вы приближаетесь к концу развертывания, вы немного расслабляетесь морально. В данном случае, в конце лета, мы все не столько думали о нашем неизбежном отъезде, сколько то, что мы были измучены проведением почти сотни операций за 3 месяца, которые мы провели в провинции Гильменд.
Одна операция, казалось, сливалась с другой, и вскоре они превратились в размытое пятно. Часто во время простоя мы сидели и счищали дерьмо, а парни говорили: «Эй, Томас, помнишь, как ты вошел в ту сторону здания?». Томас смотрел с пугающими глазами и говорил: «Что? Что я сделал?». Он не просто прикрывал свое смущение; он действительно не помнил. Я был в одном и том же положении несколько раз, когда парни долбили меня «вспомни, когда», а я не помнил и говорил об этом, или делал вид, что согласен с тем, что они мне говорили. Когда Брент впервые сообщил об этом, и мы встретились, он стал требовать от меня подробностей о том, что пережила наша стихия: «Мы все слышали, как это безумно для вас, ребята. Это правда? Вы все убивали парней?».
«Да уж. Чувак, это было без перерыва. Каждую ночь мы гуляем, нас обстреливают. Мы стреляем».
«Какое оружие ты хочешь, чтобы я достал?»
Я задумался на секунду. Я знал, что мне нравится, когда парни делают свой собственный выбор, но учитывая то, что я знал о Бренте - что он не совершал ни одного убийства из оружия с оптическим прицелом, что он не видел много действий - я подумал, что у него, вероятно, не было предпочтения в этот момент.
«Выбирай SR-25. Мы должны работать быстро».
Брент кивнул: «Okay. Okay. Что бы ты ни хотел, я вытащу. Я думал, может, Win Mag с тех пор, как Пембертон использовал это. Подумал, может, ты захочешь сохранить все в прежнем виде».
Я пожал плечами. «Мы находимся в среде, богатой целевыми объектами. Мне нравится SR-25 для этого. Но решать тебе».
«Нет. Нет, я пойду с SR». Он открыл свой оружейный чемодан и вытащил винтовку.
«Проклятье, эта штука чистая», - сказал я. Это было похоже, что из неё никогда не стреляли.
«Мне нравится покраска», - добавил я. Брент сделал это с тигровыми полосками в стиле Вьетнамской эпохи. Внезапно моя Грязная Диана стала для меня не так хороша. Брент достал прицел Leupold Mark 6 3-18 H-58, тот самый, который использовал я.
«Мы все еще придерживаемся старой школы, ха?» - сказал я.
«Угловые минуты по-прежнему работают для меня», - сказал Брент. «Я знаю, что некоторые парни переходят на новую формулу Mil Relation, но я верю, что нужно следовать тому, что ты знаешь».
«Я услышал это», - сказал я. Брент захлопнул свои чемоданы и убрал их.
«О, хэй», - сказал я, стараясь говорить как можно более небрежно. «Ты уронил свой DOPE».
На лице Брента отразилась паника. Он осмотрел землю, а затем, когда он наконец понял шутку, выражение страдальческого юмора заменило его мини-ужас.
«Не могу поверить, что я попался на это», - сказал он. Сказать парню, что он уронил свой DOPE (Data of Previous Engagements - данные о предыдущих столкновениях), было одной из постоянных шуток среди снайперов. В основном вы держали DOPE на ламинированном листе бумаги. По сути, это своего рода шпаргалка или заметки, которые вы храните, чтобы помочь вам правильно рассчитать цифры для выстрела в зависимости от вашего конкретного оружия и техники. Нет двух одинаковых орудий, стреляющих одинаково, поэтому важно было сохранить DOPE.
Думаю, я пытался поприветствовать Брента в своей снайперской команде, дать ему понять, что он был одним из парней, подарив ему момент «вспомнить, когда». На самом деле я был счастлив за этого парня. Это звучит довольно жестко, но, пройдя все тренировки, которые он прошел, завершил все снайперские школы, которые у него были, в том числе те, которые я не посещал, и не иметь возможности применить эти навыки в поле должно быть отстоем для него. Теперь он был как ветеран, которого в конце сезона меняют на команду, у которой есть шанс выйти в плей-офф и все это выиграть. У него никогда раньше не было такой возможности, и меня не волнует, кто вы, насколько холодным вы можете быть, вы чувствуете себя счастливыми за таких парней.
Да, он собирался участвовать в операциях с очень высоким уровнем риска, но мы все ради этого и играли. По этой же причине я решил, что на нашей первой операции я позволю Бренту взять на себя инициативу и самому провести брифинг. Я не сказал ему заранее; Я полагал, что у него было более чем достаточно брифингов, чтобы он мог справиться с этим. Поэтому, когда подошла очередь снайперской команды высказаться, я толкнул его в локоть и сказал: «Ты берешь это на себя».
И снова это испуганное выражение распространилось по его лицу - приподнятые брови, бегающие глаза, гримаса.
«Нет», - прошептал он. «Ты знаешь местность лучше. Ты начинай».
Мы оба тормозили, но я начал.
«Итак, мы будем там с двумя SR-25. Брент будет носить с собой лазерный дальномер».
Не знаю, хотел бы я или обладал бы необходимыми навыками, чтобы быть одним из пойнтменов. Мало того, что они должны были сканировать глазами все вокруг, они также должны были следить за своим устройством GPS, чтобы убедиться, что они ведут нас по правильному маршруту. Самое простое сравнение, которое я могу сделать - это представить себе поездку по городу с GPS-монитором на приборной панели. Вы не слышите, как GPS подсказывает маршруты. Все, что вы можете сделать, это увидеть выделенный маршрут, по которому вы должны идти. Вы смотрите на этот экран, но при этом должны обращать внимание на другие транспортные средства, пешеходов, светофоры. А теперь представьте, что вы делаете всё это и задаетесь вопросом, есть ли в следующем здании, которое вы проезжаете, в машине, которая едет рядом с вами, вооруженные плохие парни, которые хотят вас застрелить.
Добавьте к этому, что вы пытаетесь слушать что-то важное по радио. В этом случае мы продолжали слышать, что наши специалисты по связи перехватили вражеские радиопередачи, показав, что они знали о нашем присутствии и отслеживали нас. Покинув более населенный район города, мы двинулись по узкой тропинке. Я был на грани, потому что со временем эти плохие парни стали умнее. Они знали, что мы часто приходили пешком, и поэтому начали устанавливать СВУ вдоль путей доступа, не являющихся транспортными путями. Часто мы сталкивались с противником, даже не предупредив его заранее. В каком-то смысле это было лучше. Мы знали, что эти парни были где-то рядом; это был больше вопрос, когда и где мы вступим в контакт, чем вступим ли мы в контакт вообще. Это константа. Ты привыкал беспокоиться о себе. Когда и где было иначе. Ты как бы переносил это в другое место. В результате ты замечал больше.
Мы делали все возможное, чтобы оставаться в безопасности - держались подальше от самих деревень, избегали залитых водой канав, высохших русел рек и районов с интенсивным движением транспорта. Мы замедлили темп. В какой-то момент взводный сержант Мак приказал нам остановиться. Мы были в довольно открытой позиции с парочкой невысоких хозяйственных построек, типа хижин, которые усеивали местность. Если бы вокруг было большое присутствие врага, им было бы трудно найти какие-либо укрытия.
«Парни, вы что-нибудь видите?» - спросил он.
Я поднес прицел к глазу и начал сканирование. Майк сделал то же самое. На протяжении всего пути следования мы все занимались обнаружением целей. Во время операции вы всегда были в поисках всего, что могло бы дать вам подсказку о том, где может быть плохой парень, где может поджидать мина-ловушка, что-нибудь необычное, что может быть потенциальной укрытием или угрозой. Вы проверяете каждое окно и дверной проем. Вы ищете все, что может показаться неуместным, не имеющим смысла, не вписывающимся в структуру окружающей среды.
На нашей остановке я немного накрутил себя. Я начал делать проверенный временем тест «Если бы я был снайпером», пытаясь найти место, которое я бы использовал, если поменяться ролями. Опять же, мы были в такой пустынной местности, что трудно было поверить, что кто-то там может быть.
«У меня ничего нет», - сообщил я Маку.
«Отрицательно», - добавил Майк.
«Начинаем движение», - сказал Мак.
Мы прошли еще четверть мили, прежде чем Мак снова остановил нас. Я встал на колено и начал прицеливаться. Я заметил движение, а затем заметил небольшую группу мужчин менее чем в четверти мили от нашей позиции. Было трудно определить их количество, потому что все они были одеты почти одинаково и перемещались между домом и небольшим открытым полем. Они что-то делали в доме, а через минуту или около того выходили обратно. Они казались безоружными, но я видел немало случаев, когда такие парни носили оружие под одеждой.
Кроме того, они часто прятали свое оружие в поле. Казалось, что они просто занимаются своими делами, занимаются сельским хозяйством, а потом, как вы уже поняли, они стреляют в вашу позицию. Иногда они стреляли в нас, прятали оружие и возобновляли свою сельскохозяйственную деятельность. Когда мы подходили к ним, чтобы допросить их, конечно, они говорили, что не делали ничего плохого. Учитывая ROE, без абсолютного подтверждения того, что это был именно тот парень с оружием, мы мало что могли сделать, кроме как быть благодарными за то, что никто не пострадал.
Как только мы решили, что идти дальше, вероятно, безопасно, мы возобновили прогулку к вертолетам. Я отступил, продолжая наблюдать за этими людьми, пока остальная часть подразделения проходила мимо них. Как только ведущие парни оказались параллельны им, мы с Майком устремились к середине стаи, чтобы снова прикрыть парней в задней части стаи. На тот момент все было хорошо. Когда мы все прошли мимо них, я заметил, что люди в поле двигались так, как никогда раньше. Они как бы наклонили головы от нас, и один из них поднял руки к лицу. Для меня это выглядело так, как будто он использовал какое-то устройство связи.
Мы всегда шутили о необходимости иметь паучье чутье, как это делал Человек-паук, которое позволяло вам улавливать сигналы, когда что-то плохое вот-вот произойдет. У меня появилось это чувство через несколько секунд после того, как мы все вышли за пределы их позиции. Мысль о том, что что-то не так, мелькнула у меня в голове, как только я услышал звук выстрелов над нашими головами. Представьте, как это звучит, когда кто-то щелкает пальцами, только непрерывно и быстрее, чем это возможно для человека - snap-snap-snap-snap-snap-snap-snap-snap-snap-snap.
Тот, кто стрелял из этого оружия, держал нас в хорошем положении. Как будто у него была аллея, по которой он мог прицелиться, открытое поле слева от нас и тонкая посеребренная полоса бегущего ручья справа от нас. Рядом с нами было очень мало места, за которым мы могли бы эффективно укрыться. Я чувствовал, как щека изнутри прилипает к зубам. Я понял, что прошло пару часов с тех пор, как я пил. Хотя ещё не было жарко, слегка обезвоживаться было нехорошо. Я почти чувствовал, как мои мысли сгущаются, когда они проникают в мой грязный мозг. Мне нужно было как-то их освободить, но в тот момент не получалось найти время, чтобы попить. Я сделал несколько глубоких вдохов и с силой выдохнул, пытаясь добавить немного искры, чтобы зажечь мои мысли о наших следующих шагах.
Все упали на землю. Я мог сказать, что снаряды не просто шли высоко, а шли под углом, намного превышающим нашу позицию. Они стреляли высоко и долго, снаряды поднимали пыльные бури на трассе, по которой мы шли, примерно в 50 ярдах позади нас.
«Сбрось лестницу, Майк», - сказал я ему. Нам нужно было действовать максимально быстро и мобильно. Я нажал кнопку связи и сказал парням: «Мы переезжаем. Мы переезжаем».
Когда мы двинулись в путь, я услышал, как парни впереди, первая штурмовая группа, открыли для нас подавляющий огонь. В те дни, когда я играл в юношескую лигу, у нас был тренер, который был ветераном Вьетнама и стал учителем физкультуры. Он был олицетворением старой закалки. Он заставлял нас делать это упражнение, которое он называл «Утиная прогулка». Вы приседаете, опускаете ягодицы почти на землю, сгибаете руки в локтях и поднимаете руки, как будто у вас машут крылья, и делаете круги по всему полю. Это должно было накачать твои ноги, но это была пытка для твоих колен. Мы с Майком должны были проделать нашу версию этой «Утиной прогулки», проходя мимо наших лежащих товарищей. Это было мучительно, но мы ни за что не собирались поднимать наши тела выше, чем это необходимо. Используя вытянутые руки, чтобы стабилизировать себя, иногда волоча части тела и на мгновение высоко центрируясь, когда мы ползли через других парней, мы пробрались вперед.
Из-за того, как нас прижали, единственными, кто мог эффективно стрелять и не поражать наших собственных ребят, была первая штурмовая группа. Это было нехорошо, и мы все это знали. Мы с Майком заняли позицию справа от этих парней, лежа на очень пологом склоне, не более двух или трех градусов, который вел к ручью. Я извивался в положении лежа, пытаясь прокладывать себе путь мимо острых камней, которые кололи мои бедра и локти.
Через прицел я мог видеть слабые искры, исходящие от силуэта оружия, расположенного в нескольких сотнях ярдов от того места, где стояли наши друзья-фермеры. После того, как я увидел эти искры, я понял, что скорее всего они исходят от пулемета РПК; Я мог различить барабанный магазин вместимостью сто патронов. Я также подумал, что они были ближе к трети мили, около 500 метров, а не четверть мили, в которую я поначалу оценил. Я смог четко определить 3 цели. Один плохой парень за пулеметом стрелял. Другой стоял чуть выше первого, давая ему прицельные и выравнивающие направления указания, скорее всего.
Стрелок и наводчик расположились на углу небольшого здания. Они установили свою огневую позицию между двумя маленькими конструкциями, и третий парень метался от одной из них к другой, а затем снова возвращался. Я не мог уразуметь, какого черта он проводил эти пятиярдные спринты туда-сюда, как печатающая головка на тех старых точечных матричных принтерах, которые у нас были в младшем классе. Звук их стрельбы из оружия добавил впечатления. Я ненавидел этот звук тогда, и я хотел устранить его сейчас и остановить это безумное дерьмо от такого бега. Наличие какого-то движения внутри и вне вашего поля зрения набросывает визуальные эффекты, и просто раздражает.
«Чувак», - сказал я Майку, - «просто забери этого бегуна». Это был тяжелый выстрел с этого расстояния и в парня, который показывался на секунду или около того. Чтобы сделать это, нужно было сделать то, что мы называем «ловушкой». Вы, вероятно, видели видео людей, стреляющих в тарелки - глиняные мишени. Когда они перемещают ствол оружия непрерывно и нажимают на курок, пока винтовка ещё в движении, это называется «слежение». Техника, которую пришлось использовать Майку, была ловушкой. Вы устанавливаете оружие и целитесь в фиксированную точку и не перемещаете ствол оружия или любую другую его часть, кроме спускового крючка. Вы просматриваете свою сетку, идентифицируете одну точку на одном краю поля зрения области и вторую точку в этом же поле. В основном, вы оцениваете, когда стрелять, так что объект, движущийся через эту линию зрения, будет центрирован по мере того, как скругление достигает этого расстояния. Учитывая этот набор условий, Майк использовал 3,5-мильный отрыв, чтобы раунд достиг плохого парня через 2 секунды после того, как он выпустил его. По сути, раунд повлияет на цель, когда он достигнет центрального перекрестия в пределах области. Проще говоря, вы заставляете цель бежать на путь пули.
Win Mag Майка загрохотал. Эта штука была чертовски громкой, даже с моей защитой для ушей, я чувствовал, что каждый разряд бьет по моим барабанным перепонкам. Я также стрелял по стрелку и его помощнику. В подобных ситуациях, по крайней мере для меня, старая поговорка «Один выстрел, один труп» была всего лишь поговоркой. Армия проповедовала это на тренировках, но я знал, что в бою требуется гораздо больше выстрелов, чем один, чтобы сбить парня. Когда вы можете занять положение лежа и по-настоящему подготовиться и не торопиться, конечно, вы сможете подойти очень, очень близко или действительно достичь 100-процентной точности, и «Один выстрел, одно убийство» станет реальностью. Но когда вражеский огонь идет на вашу позицию, и вы стараетесь как можно быстрее устранить эту угрозу своим парням, всё становится намного более текучим и хаотичным, чем это.
Стрельба из положения лежа увеличивает ваши шансы на то, что «один выстрел - одно убийство» сработает, но по моему опыту, мне чаще приходилось стрелять с колена, с выступа на крыше или из какой-то другой неортодоксальной и неудобной позиции, в соотношении примерно три раза из четырех. В конце концов, я поговорил с некоторыми руководителями о снайперской подготовке и рассказал им о своем опыте и о том, как нужно адаптировать обучение, чтобы ребята вели огонь с позиций, на которых они фактически находились во время перестрелки.
Кроме того, в этом случае, хотя я был снайпером и хотел убить, я понял, что, учитывая, насколько сложным был мой выстрел, мне лучше стрелять, как будто я веду подавляющий огонь, чем стрелять как снайпер. Я с трудом мог различить оружие и смутно видел 2 человеческие фигуры, но они были спрятаны за передний край этой стены ровно настолько, чтобы мой угол был слишком мал, чтобы обойти их. Так что с такого расстояния и под таким углом я вряд ли смогу их поразить; У меня было больше шансов попасть в здание рядом с ними и, возможно, обрызгать их осколками, которые отлетели от здания, временно загораживая их зрение пылью, просто отвлекая их причиняя беспокойство. Затем, если они были озабочены мыслями о том, где я нахожусь и что с ними может случиться, одна из штурмовых групп могла обойти этих трех парней с фланга, точнее выстрелить в них и уничтожить их самих. Меня бы там не было, чтобы добавить их к моему личному счету. Я был там, чтобы помочь нам всех выбраться оттуда живыми, чего бы это ни стоило.
Я продолжал стрелять, и Майк тоже, а потом в какой-то момент бегун сделал что-то очень, очень странное. Он остановил свои спринты, сделал несколько шагов ближе к нам и лег на тропинку, которая вела от того места, где были другие фермеры / информаторы, к месту, где расположились пулеметчики. Я начал задаваться вопросом, убедили ли этого парня действовать как приманку. Это было похоже на карнавальный аттракцион или что-то в этом роде; он был на какой-то цепи, которая тащила его туда-сюда между этими двумя зданиями, и машина сломалась, или он так устал от бега, что решил просто рухнуть прямо здесь и позволить нам прикончить его.
Я не стрелял в него, и Майк тоже. Я сказал Майку стрелять по пулеметчикам. Я подумал, что его более тяжелые снаряды имеют больше шансов пробить то здание, и, возможно, нам повезет и мы убьем этих двух других парней. И, как будто было телепатически приказано, наступило прекращение огня, все мы с обеих сторон прекратили стрельбу. Повисла странная тишина. Дым от выстрелов плыл на предрассветном ветерке. По радио я слышал, что наша вторая штурмовая группа двигалась на восток - в сторону, противоположную ручью, чтобы обойти пулеметчиков. Я задумался на минуту, может быть, нам с Майком невероятно повезло и мы завалили плохих парней за зданием.
По какой-то причине, которую я никогда не пойму, двое парней, которым нравилась эта защищенная позиция, решили ее бросить. Они встали, наводчику потребовалось некоторое время, чтобы сломать сошки орудия, и они побежали вперед, словно хотели присоединиться к своему неподвижному товарищу посреди дороги. Теперь у меня был четкий выстрел по наводчику, и действовало «Один выстрел, одно убийство». Моя пуля попала ему в грудь, подняла его с ног и повернула в воздухе. РПК упал сначала на ствол, а затем улегся магазином вверх в низкой траве.
Мое внимание привлекли выстрелы из дальнего левого угла. Одна из наших штурмовых групп вела сильный огонь по второму из двух зданий, между которыми несся бегун. Мы начали получать огонь с этой позиции, и я понял, что там были не только эти 3 парня. Почему раньше по нам не стреляли? Доставлял ли бегун сообщения туда и обратно между двумя стрелками? Что за адскую стратегию использовали эти парни?
Через минуту эта короткая перестрелка прекратилась сама собой. У нас всё ещё был бегунок-перевертыш посреди дороги. Я спросил Пембертона, попал ли он в него, но Майк не мог этого подтвердить. Третий парень попытался ненадолго укрыться, но затем решил пойти за РПК. Он схватил оружие, встал на колено и приготовился стрелять по нам. Он вносил некоторые коррективы в это, и у меня было достаточно времени, чтобы поймать его. Я выстрелил слева от него, между ним и его исходной позицией за правым зданием. Это был мой способ дать ему понять, что он может бежать, но не мог спрятаться. Когда пуля подняла грязь в нескольких ярдах от него, он дернулся и немного отодвинулся, как если бы вы коснулись выключателя света после того, как в вас накопилось статическое электричество.
Он продолжал возиться с пулеметом, и я попал ему прямо в верхнюю часть груди. Майк тоже всадил в него ещё один выстрел, попав ему в поясницу. Я был хорош с этим. Убедиться, что этот парень мертв, было хорошо. В этот момент мы все получили команду о прекращении огня. Мы собирались взять то, что мы называем «тактической паузой». Все понимали, что к этому моменту мы уже устранили всех плохих парней.
Мы рассредоточились по местности. Одна штурмовая группа обошла с запада - парни, уничтожившие второго стрелка. Другая обошла с востока. Им не пришлось стрелять, так как стрелок и наводчик решили двинуться вперед и атаковать нас лобовым ударом. Первая штурмовая группа встала. Похоже, местность была в огне. Пулеметы, большие патроны из не имеющего дульного тормоза-компенсатора Win Mag Майка и вражеский РПК подняли огромное количество дыма и пыли. Хотя мое ночное зрение выглядело так, как будто мы все были на поверхности Луны, как будто мы только что вышли из нашего лунного посадочного модуля и приспосабливались к более легкой гравитации и пыли, которая поднималась выше, чем на Земле.
Я огляделся и увидел, как парни начали менять магазины, и эта пауза превратилась в вздох, огромный вздох облегчения после всего безумия, которое только что произошло. Я всё ещё чувствовал напряжение в шее, плечах и челюсти. Я всё ещё был на земле, продолжая сканировать. Прямо в центре были трое плохих парней, которых мы убили. Оружие находилось посередине, и они были разложены, как различные элементы мультитула - отвертка, нож, штопор.
Внезапно один из этих троих, штопор, выпрямился и подпрыгнул. Это было похоже на то, как на канвас выскакивает боец смешанных единоборств, хаджи «Ронда Роузи» [Ronda Jean Rousey - американская актриса, боец ММА, дзюдоистка и реслер]. Откуда-то он извлек оружие, и я не знаю, как я это сделал, но я был так поражен видом этого человека, вскочившего после того, как мы все предположили, что он мертв, что я инстинктивно нажал на спусковой крючок. Пуля попала ему в бедро; Я мог видеть дыру в ткани его мантии и слышать, как она проникает в его плоть. Выражение его лица не изменилось - трудно поверить после того, как он получил пулю 308 калибра в ногу; он даже не пошатнулся. Он просто опустился на корточки, типично для многих людей с Востока, которых я видел, когда они расслаблялись. Он положил оружие на верхнюю часть ног, прикрыв рану, взял одну руку и поднес ее к подбородку, опираясь локтем на приклад АК, который он магически извлек.
Он прошел путь от бегуна до опоссума и стал скваттером, и теперь он был там, как Мыслитель. Он посмотрел на меня, и в прицел я увидел, как он щурится. Он был возрастным парнем, судя по складкам и морщинкам вокруг глаз. Клянусь, он смотрел на меня и думал: «Так, ладно, ты собираешься застрелить меня или как?».
Я прошел все эти тренировки и был проинструктирован по целеуказанию, и без предупреждения или сожаления через меня прошло то, что никогда раньше не учитывалось в моей жизни как снайпера или солдата. У меня было жуткое убеждение, что это была разновидность самоубийства об копа. Все это время этот парень надеялся, что мы покончим с его жизнью. Он давал нам все возможности, хотел усложнить нам задачу, чтобы мы не чувствовали себя так плохо. Мы как бы испортили те другие возможности, и теперь мы были там, глядя на пространство, которое составляло не более нескольких сотен ярдов, но могло быть на миллионы миль с учетом того, откуда он пришел, что он видел и что он пережил.
«Ты получил его?» - крикнул Майк, заканчивая мою секундную тактическую паузу.
«Да, чувак. Подожди секунду». Секунда превратилась в две, затем в три, затем в четыре, а затем в пять.
«Что за ад», - сказал Майк тихим и смущенным голосом. «Я собираюсь застрелить этого парня».
Его заявление превратилось в полу-вопрос.
«Все в порядке. Все в порядке?» - сказал я, горло у меня сжалось, и слова казались чуждыми.
«Отправка. Отправка. Отправка». Парень не двигался всё время, когда он был у меня в прицеле, пока мой снаряд не отбросил его. От удара его ноги подлетели; одна из его сандалий закружилась в воздухе. Его затылок ударился о землю, слегка подпрыгнул и осел.
«Хороший выстрел. Хороший выстрел». - сказал Майк, хотя и без особого энтузиазма, который он часто проявлял.
Мак был на радио. «У вас там всё хорошо?».
Я не хотел рассматривать все возможные способы интерпретации слова «хорошо», у меня не было словарного запаса, чтобы выразить все вопросы, которые я задавал ему и всей вселенной.
Я прибегнул к проверенному и верному - «Подтверждаю это» - вызвав ответ инстинктивно и надеясь, что он найдет дорогу домой, будет трассером, за которым я смогу последовать в какое-нибудь безопасное место, направит меня туда, где предупреждения и раскаяние не имеют никакой роли.
«Мы двигаемся», - сказал Мак. Я встал и отряхнулся. Я достал бандану и очистил прицел, слегка отряхнув пыль, чтобы не поцарапать. Я снял ночное видение, надеясь, что смогу более четко увидеть, какие варианты выбора были представлены мне и какие я предпочел принять.
«Мы прикроем тебя», - сказал я Маку, кивнув Майку. Он шагнул вперед, словно хотел положить руку мне на плечо. Он этого не сделал, но схватил шланг, идущий от моего гидратора CamelBak.
«Ты выглядишь так, будто тебе не помешает выпить, брат», - сказал он, не сводя глаз с моих. Я должен был прервать этот контакт, но я сделал хорошую долгую затяжку из этого мундштука, не обращая внимания на то, что он пах пылью, теплом и ночью в Гильменде.
Через несколько минут я сидел в вертолете и больше думал о том, что только что произошло. Я не был уверен, пришел ли этот человек преподать мне урок. Никогда не видел, чтобы кто-то смотрел прямо на меня через прицел. Как будто он оценивал меня, насмехался надо мной и умолял меня одновременно. Долгое время я думал, что афганцы, которых мы взяли, не совсем люди. Я думал, что они были глупыми примитивными людьми, которые предпочли жить по стандартам порядочности и человечности, которые намного ниже наших. Я знал, что в моей снайперской работе мне помогало то, что я считал их не более чем мишенью.
Хотя мы не обменялись ни словом, это было похоже на разговор между нами. На мой взгляд, он позволил мне сделать то, что я должен был сделать. Понятия не имею, собирался ли он стрелять в нас из этого оружия или нет. Он был вооружен. Он не подал виду, что хочет сдаться. Он представлял для нас смертельную угрозу. В тот же день после возвращения у меня был сон, в котором мы вдвоем обменивались словами. Раньше мне никогда не снились бои, но этот был ярким. Я очнулся от этого, и в моей голове эхом отозвались слова этого человека: «Ты собираешься это сделать или как?». Впервые я почувствовал раскаяние. Я сказал Майку, что это так, но я как бы пошутил, сказав ему, что я нарушил кодекс, и он должен сообщить обо мне.
Когда я впервые услышал слова «Без предупреждения; без раскаяния» - я не понимал, что раскаяние может застать меня без предупреждения. Я не понимал, что раскаяние - это не просто черное-белое, да или нет, хорошее или плохое. Это, безусловно, было мне преподнесено таким образом. И я задавался вопросом сейчас и в течение долгого времени после того, означает ли мое чувство раскаяния, что я должен: да, быть снайпером, или нет, вернуться домой. Был я хорошим солдатом или плохим солдатом? Еще сложнее было то, что у меня был один вопрос, который я выбросил из головы до тех пор, пока я не решил уйти из армии и не начал находить утешение и мужество на дне слишком большого количества бутылок с выпивкой, чтобы не оставаться в моей шкуре и не атаковать в лоб: Был я хорошим человеком или плохим?
СЛЕДИ ЗА СОБОЙ (KEEPING TRACK OF YOURSELF)
Командная химия - важная часть успеха. Я читал о футбольных командах, которые выиграли Суперкубок, потому что все ребята отлично ладили и были сплоченной единицей, и все их глаза были сосредоточены на одном призе. Эго не мешало идти по пути, и у них была позиция «следующий игрок», если травма выводила из строя одного из стартовавших. Я также читал, что некоторые команды выиграли Суперкубок, хотя ребята не ладили - защита думала, что нападение не имело для них значения, тренеры этих двух подразделений на самом деле не разговаривали друг с другом, и ребята дрались друг с другом так же сильно, как и с противоборствующими командами. В обоих случаях у них было что-то, что разжигало огонь в их животах, и они обладали талантом преодолеть любую дисфункцию. Или, может быть, дела вертелись своим путем, и Леди Удача была на их стороне.
Всё, что я знаю, это то, что по моему опыту на войне, командная химия имела значение - не столько в том, как парни взаимодействуют в тренинговых комнатах или дома на стрельбище, но определенно на поле боя. Вы должны были объединиться и выполнять свою работу независимо от того, как вы могли относиться к некоторым другим членам вашей команды и их личностям. Верно также и то, что то, как вы относитесь к себе, и то, как вы себя держате, сильно влияет на то, как другие люди в вашем подразделении воспринимают вас, и что это также влияет на вашу работу. Иногда вам нужно верить в себя, даже если не так много доказательств того, что ваша вера в себя основана на чем-то другом, кроме просто веры. Сомневающиеся будут сомневаться, и вы должны принять тот менталитет, что вы можете сделать это, несмотря на то, что другие могут подумать о ваших шансах. Я знаю, что такая вера в себя помогла мне стать рейнджером, а также достичь моей цели - стать снайпером. У меня были люди, которые меня поддерживали, но я также знаю, что было много людей, которые сомневались, есть ли у меня то, что нужно. Если бы я был одним из тех, кто задавал вопросы, я бы далеко не ушел.
Это не значит, что вам никогда не следует сомневаться в себе или что вы должны проявлять невежественное высокомерие, которое я время от времени наблюдал у некоторых молодых парней. Лучше всего спокойная уверенность, а спокойно исследовать свои сомнения и страхи вполне естественно. Если вы убежите от них, они рано или поздно найдут вас, и, вероятно, в то время и в месте, когда вы меньше всего хотите, чтобы они появлялись. Я знаю, что это не часть мышления специальных операций, которую многие парни хотят признавать или обсуждать, но в тихие ночные часы, а не на поле боя, самое время выполнить работу, которая вам нужна. чтобы правильно подумать.
Я также знаю следующее: если у всех нас была одна общая черта характера, то это было наше желание держать свои чувства по поводу убийства плохих парней при себе. После того, как я убил того пожилого афганца, который, казалось, хотел, чтобы я его убил, меня охватили разные смешанные эмоции. Я не поделился ими ни с кем из ребят. Даже Майк, парень, с которым я так тесно работал, не был тем, с кем я чувствовал себя комфортно, разделяя свое замешательство. Частично это было связано с нежеланием показаться слабым. Вам нужно было, чтобы парни доверяли вам и чтобы они были уверены в ваших силах, и наоборот. Никому не нравится выглядеть слабым или недостаточно компетентным. Особенно это касалось снайперов / корректировщиков. Я не был похож на многих снайперов, которых мы называем «убийцы свиней». Такие парни считали, что именно они должны стрелять в подавляющем большинстве случаев. Их корректировщик был их кэдди; они были игроками в гольф. Кэдди может помочь вам, дать вам цифры, но вы единственный, кто собирался произвести выстрел.
Я смотрел на своего корректировщика, в частности на Майка, как на более или менее равного себе. У него была такая же подготовка, как и у меня, и хотя мы разошлись в некоторых вещах, я никогда не был большим поклонником использования болтового оружия для стрельбы на близком расстоянии, снайперская стрельба прямого действия, которая была основным видом боя, который мы вдвоем видели вместе - и я позволил ему делать то, что он считал нужным. Он очень верил в это оружие и в свою способность использовать его, и вы не хотите заставлять парня делать что-то, в чем он будет чувствовать себя некомфортно и, возможно, в результате будет менее точен. Поскольку мы были командой, я должен был признать, что есть некоторые вещи, которые он должен делать по-своему, а есть некоторые вещи, которые я должен делать по-своему. Вот что я имею в виду, говоря о себе. Знайте свои сильные и слабые стороны и сообщайте о них наблюдателю, будь то устно или своими действиями во время совместной работы.
Я знаю, что мы с Майком расходились в одном: я не думаю, что он так много думал, как я, о природе того, что мы делали, и о том, как убийства могут повлиять на нас. Но также, как я уже сказал, это было то, что мы держали при себе, и, возможно, он был лучшим актером, чем я, или, может быть, я не мог читать его так же хорошо, как я мог читать себя. Было много того, чем мы поделились, но все же изрядную часть мы оставили при себе. Мы с Майком установили хорошие отношения, и связь, которую мы установили, сохраняется и по сей день. Если вы читали «The Reaper», то знаете, что нам с Майком не удалось завершить свою совместную карьеру. Короче говоря, Майк получил серьезную травму, когда упал в загадочную дыру. Ему повезло, что он выжил в том инциденте, который является одной из самых странных вещей, с которыми большинство из нас в нашем подразделении столкнулось во время развертывания. Поскольку Майк вышел из строя, мне назначили нового корректировщика.
Брент Александр работал в Camp Bastion. Мы оба были сержантами E5, но у него на 2 года службы больше, чем у меня. Значит, он меня превосходил. То, что он был корректировщиком, а я был стрелком, несмотря на то, что он служил в армии дольше меня, не было необычным. Так часто создавались снайперские команды. Я никогда не спрашивал, почему это так, и, учитывая мое отношение к тому, как мы собираемся действовать, это казалось неважным. Одна вещь о Бренте, которая действительно казалась мне важной, заключалась в следующем: мы оба приближались к концу нашего развертывания, но Брент еще не видел никаких реальных действий, и он не зарегистрировал ни одного убийства. Парни, действующие на базе британского лагеря «Бастион», пережили период некоторой вялости в своей оперативной работе.
Мы работали в Camp Leatherneck, где в основном размещались морские пехотинцы США. Наши две базы находились относительно близко друг к другу, так что казалось, будто Брент переезжает из одного района одного города в другой. Он был хорошим парнем, но потребовалось время, чтобы привыкнуть к работе с кем-то, кто так хотел доставить удовольствие и в целом был очень нетерпелив. Я уже указывал, что когда вы приближаетесь к концу развертывания, вы немного расслабляетесь морально. В данном случае, в конце лета, мы все не столько думали о нашем неизбежном отъезде, сколько то, что мы были измучены проведением почти сотни операций за 3 месяца, которые мы провели в провинции Гильменд.
Одна операция, казалось, сливалась с другой, и вскоре они превратились в размытое пятно. Часто во время простоя мы сидели и счищали дерьмо, а парни говорили: «Эй, Томас, помнишь, как ты вошел в ту сторону здания?». Томас смотрел с пугающими глазами и говорил: «Что? Что я сделал?». Он не просто прикрывал свое смущение; он действительно не помнил. Я был в одном и том же положении несколько раз, когда парни долбили меня «вспомни, когда», а я не помнил и говорил об этом, или делал вид, что согласен с тем, что они мне говорили. Когда Брент впервые сообщил об этом, и мы встретились, он стал требовать от меня подробностей о том, что пережила наша стихия: «Мы все слышали, как это безумно для вас, ребята. Это правда? Вы все убивали парней?».
«Да уж. Чувак, это было без перерыва. Каждую ночь мы гуляем, нас обстреливают. Мы стреляем».
«Какое оружие ты хочешь, чтобы я достал?»
Я задумался на секунду. Я знал, что мне нравится, когда парни делают свой собственный выбор, но учитывая то, что я знал о Бренте - что он не совершал ни одного убийства из оружия с оптическим прицелом, что он не видел много действий - я подумал, что у него, вероятно, не было предпочтения в этот момент.
«Выбирай SR-25. Мы должны работать быстро».
Брент кивнул: «Okay. Okay. Что бы ты ни хотел, я вытащу. Я думал, может, Win Mag с тех пор, как Пембертон использовал это. Подумал, может, ты захочешь сохранить все в прежнем виде».
Я пожал плечами. «Мы находимся в среде, богатой целевыми объектами. Мне нравится SR-25 для этого. Но решать тебе».
«Нет. Нет, я пойду с SR». Он открыл свой оружейный чемодан и вытащил винтовку.
«Проклятье, эта штука чистая», - сказал я. Это было похоже, что из неё никогда не стреляли.
«Мне нравится покраска», - добавил я. Брент сделал это с тигровыми полосками в стиле Вьетнамской эпохи. Внезапно моя Грязная Диана стала для меня не так хороша. Брент достал прицел Leupold Mark 6 3-18 H-58, тот самый, который использовал я.
«Мы все еще придерживаемся старой школы, ха?» - сказал я.
«Угловые минуты по-прежнему работают для меня», - сказал Брент. «Я знаю, что некоторые парни переходят на новую формулу Mil Relation, но я верю, что нужно следовать тому, что ты знаешь».
«Я услышал это», - сказал я. Брент захлопнул свои чемоданы и убрал их.
«О, хэй», - сказал я, стараясь говорить как можно более небрежно. «Ты уронил свой DOPE».
На лице Брента отразилась паника. Он осмотрел землю, а затем, когда он наконец понял шутку, выражение страдальческого юмора заменило его мини-ужас.
«Не могу поверить, что я попался на это», - сказал он. Сказать парню, что он уронил свой DOPE (Data of Previous Engagements - данные о предыдущих столкновениях), было одной из постоянных шуток среди снайперов. В основном вы держали DOPE на ламинированном листе бумаги. По сути, это своего рода шпаргалка или заметки, которые вы храните, чтобы помочь вам правильно рассчитать цифры для выстрела в зависимости от вашего конкретного оружия и техники. Нет двух одинаковых орудий, стреляющих одинаково, поэтому важно было сохранить DOPE.
Думаю, я пытался поприветствовать Брента в своей снайперской команде, дать ему понять, что он был одним из парней, подарив ему момент «вспомнить, когда». На самом деле я был счастлив за этого парня. Это звучит довольно жестко, но, пройдя все тренировки, которые он прошел, завершил все снайперские школы, которые у него были, в том числе те, которые я не посещал, и не иметь возможности применить эти навыки в поле должно быть отстоем для него. Теперь он был как ветеран, которого в конце сезона меняют на команду, у которой есть шанс выйти в плей-офф и все это выиграть. У него никогда раньше не было такой возможности, и меня не волнует, кто вы, насколько холодным вы можете быть, вы чувствуете себя счастливыми за таких парней.
Да, он собирался участвовать в операциях с очень высоким уровнем риска, но мы все ради этого и играли. По этой же причине я решил, что на нашей первой операции я позволю Бренту взять на себя инициативу и самому провести брифинг. Я не сказал ему заранее; Я полагал, что у него было более чем достаточно брифингов, чтобы он мог справиться с этим. Поэтому, когда подошла очередь снайперской команды высказаться, я толкнул его в локоть и сказал: «Ты берешь это на себя».
И снова это испуганное выражение распространилось по его лицу - приподнятые брови, бегающие глаза, гримаса.
«Нет», - прошептал он. «Ты знаешь местность лучше. Ты начинай».
Мы оба тормозили, но я начал.
«Итак, мы будем там с двумя SR-25. Брент будет носить с собой лазерный дальномер».