Operation Dark Heart / Операция «Темное Сердце» - часть 16
23
ВТОРАЯ ПОЕЗДКА (SECOND VOYAGE)
В конце января мне наконец дали зеленый свет на возвращение в Баграм, и я вернулся в начале февраля в качестве ответственного офицера (OIC) группы передовых операций (ADVON - Advanced Operations) из 8 человек. Наша задача будет состоять в том, чтобы подготовиться к удвоению размера снимков DoD HUMINT в Афганистане - с подробными деталями - для 25 человек, которые последуют через 30 - 60 дней к весеннему всплеску активности: кодовое название Shadow Matrix. Мне также пришлось исправить ошибки, которые произошли после моего отъезда.
Мне пришлось немного поругаться со своей командой, потому что я возвращался с двумя полными наборами шмотья из флиса и GORE-TEX, и я позаботился о том, чтобы все, кто шёл со мной, были одинаково экипированы, потому что я знал, насколько суровым может быть Афганистан зимой. Днем максимум температуры едва выходил за рамки замерзания, и было много ледяного дождя и снега.
Мы привезли два полных поддона с оружием и снаряжением, в том числе десятки М-4 и М-11 для команд HUMINT, боеприпасы, сверхсекретные криптографические ключи и компьютерную систему. Мы прилетели в Баграм на самолете С-17 с авиабазы Дувр в Делавэре без пересадок с двумя дозаправками в воздухе. Я сидел напротив поддона с королевским Аляска-крабом, предназначенного для солдатского питания из морепродуктов в пятницу вечером, и поддона с боеприпасами М-16 калибра 5,56 мм. Это было даже неудобнее, чем моя первая поездка в Баграм. 18 часов, и если бы тебе приспичило поссать, ты просто сделал бы это в дыру в борту самолета.
Нам всем удалось это удержаться от этого.
Мой план состоял в том, чтобы всё наладить, собрать команду HUMINT на месте в конце марта, а затем продолжить работу с Рейнджерами, как они просили.
У меня было сильное подозрение, что я был отобран армией для повышения до подполковника. DIA не контролировало это, потому что я служил в армии, а у армии свой собственный бизнес. Таким образом, хотя у меня не было возможности узнать на 100 процентов наверняка, у меня была «хорошая бумага» - безупречный рекорд с высокими оценками - на отборочную комиссию, которая проводилась в октябре прошлого года. Список повышения скоро будет опубликован, и я был очень уверен, что попал в список повышения. Поэтому, когда список был опубликован в январе, я не был так уж удивлен ... но я знал, что для того, чтобы фактическое продвижение по службе стало эффективным, потребуется время, поскольку мне и всем остальным в списке потребуется одобрение Конгресса, прежде чем оно вступит в силу (все офицерские звания в вооруженных силах утверждаются Сенатом США).
Этот вояж был другим. Это было больше, чем просто долгий полет. В первый раз я отправился один в неизведанное и думал об этом как о приключении. На этот раз я знал - или думал, что знаю - во что ввязываюсь. Я провел долгие часы в полете, спал, медитировал и думал о своей личной жизни. Мы с Риной помирились, и между мной и Кейт все закончилось - то, что мы оба знали до моего отъезда. Она дала мне полезную информацию о Хэнке, пока я был в США. Мы оба были профи, поэтому меня это не беспокоило, но у нас бывали неловкие моменты. Я тоже думал об Александре. Сейчас он повзрослел, но он всё ещё - естественно - беспокоился о том, что его отец вернётся в зону боевых действий. Я видел его каждые выходные, пока он был дома, и он быстро рос.
Я также обдумывал предстоящую работу: прошлой осенью в Mountain Viper мы сломали хребет талибам в их попытке вернуть себе позиции в Афганистане, но они извлекли уроки из этого и адаптировались. Они отступили в горы и в Пакистан. Мы пытались преследовать их в горах с помощью Winter Strike. Мы всколыхнули осиное гнездо и выгнали некоторых из них из зимних убежищ. Он не уничтожило их, но обратило в бегство и заставило шевелиться. Теперь Shadow Matrix была разработана, чтобы выследить и убить их. Операции планировалось провести по всей границе: Ховст, Асадабад, Кандагар, Джелалабад. На смену 10-й горной приходила 25-я пехотная дивизия. Размер войск увеличился почти вдвое, с 10 000 до примерно 20 000 человек. Прилив изменился.
В я попытался устроиться поудобнее на жестком сиденье C-17. Внезапно на меня накатила усталость, усталость до костей. Вернулся в зону боевых действий, чтобы… что… делать это снова и снова? Не имея доступа в Пакистан, мы собирались бесконечно играть в эту игру. Отодвиньте их назад, только чтобы увидеть, как они снова рвутся вперед. Толкаешь их. Они рвутся вперёд. Толчок. Прыжок обратно.
Как играть в пинг-понг у стены. Чем сильнее вы ударите мяч о стену, тем быстрее он вернется.
Мы могли бы делать это годами. Может, десятилетиями. Иногда мы настолько увлекались мыслями о склонностях врага к самоубийству - их готовности умереть на поле битвы за свое дело - что забывали, какими проницательными и стойкими противниками они были. Дела шли под откос. Я видел это. Талибан тоже это видел - и это было им на пользу.
Дело не в том, что у нас не хватало ума. Мы это делали, но наши инициативы, похоже, не смогли сдвинуться с мертвой точки, чтобы нанести этим парням смертельный удар. Мы повторяли одни и те же ошибки снова и снова. Толкни их обратно. Доверяй пакам. С этой стратегией любые тактические достижения любого командира будут недолговечны и легко обратимы.
Руководители - Белый дом, Рамсфелд, высшее руководство Пентагона - просто не понимали это. Они были сосредоточены на Ираке. Они не слушали. Вы могли видеть это: Рамсфелд появлялся в Кабуле каждые несколько месяцев и объявлял, что бой окончен. Мне приходилось верить, что люди передают по цепочке правильную информацию. Получил ли он это, я не знаю. Его заместители точно не понимали суть происходящего. Талибан не признавал международных границ. Паки были в постели с талибами. Информация была неопровержимой. Верить в обратное было провалом руководства на самом высоком уровне. Для любого образованного человека игнорирование разведданных и фактов боевых действий было почти преступной небрежностью.
Люди вроде меня хотели это исправить. Хорошие командиры, такие как генерал Маккристал, хотели это исправить. Однако без руководства на высшем уровне мы были обречены повторять наши ошибки, как в фильме «День сурка», где Билл Мюррей обречен повторять один и тот же день, пока не научится. Только на этот раз не было смеха - и люди погибли.
Я давно забыл о проблемах Кларендона, но было ясно, что они последовали за мной в Баграм. В первый же вечер я ужинал в столовой с Джеком Фостером, моим бывшим заместителем по другим миссиям, который теперь занимал должность, которую я выполнял во время Winter Strike в качестве начальника оперативной группы HUMINT 1099. «Слушай, Тони», - сказал он прямо. «Что-то происходит, и я не знаю, что это, черт возьми».
«О, замечательно», - подумал я. Жуть продолжается.
Джек сказал мне, что Кларендон получил запрос на мое имя за подписью полковника Келлера. Джек знал это, потому что он был тем, кто составлял запрос. Несмотря на это, 14-й этаж тормозил, жмурился и орал, пока наконец не сказал, что оперативная группа 1099 не сможет использовать меня весной. Они могли рассчитывать на меня только тогда, когда я управлял ADVON, а я мог оставаться только до апреля. Причина не была указана. Это вызвало у Джека подозрение. Обычно рейнджеры получали всё, что хотели. как элемент, которому постоянно было поручено быть на острие войны. Это не было проблемой безопасности, потому что DIA немедленно сняло бы меня с работы. И этот факт сделал его ещё более подозрительным. Джек не мог в этом разобраться.
Итак, хотя мы с Джеком признали важность странностей, исходящих от Кларендона, мы были на полмира от них, и нам пришлось иметь дело с войной в Баграме.
Первым делом я разыскал Ковбоя Хэнка и устроил ему ад. Не уверен, что это сильно помогло. Я, как правило, не ору. Кроме того, я почти никогда не использую звание, чтобы «запихнуть человека под половой коврик», но в случае с Хэнком я делал и то, и другое.
Он настаивал на том, что поступает правильно, собираясь выследить HVT. Я указал, что он проделал такую паршивую работу, что мне пришлось фактически заново всё переделать, чтобы вернуть всё на круги своя. Он сказал, что это его устраивает. Он хотел продолжать бегать, охотясь на плохих парней.
Поэтому мне пришлось воссоздать программу сбора данных TAREX, которую Хэнк в одиночку закрыл, взбесив и армию, и NSA одним упрямым ходом.
Рэнди, заменяющий его, устроил в Убежище битву из-за отправки своих оперативников в поле. План заключался в том, чтобы командование специальных операций владело нашими оперативными сотрудниками для Shadow Matrix, но он хотел сохранить контроль над офицерами и их активами. Он не хотел, чтобы они подвергались опасности. Получилось плохо. Он проиграл, и оперативники двинулись в поле.
Тем временем Джек пытался разобраться в ситуации с Кларендоном. Он всё время говорил им, что я делаю отличную работу. Я не был уверен, что это чертовски сильно помогает.
Однажды Джек с ухмылкой подошел к моему компьютеру.
«На этот раз я действительно разозлил их», - сказал он.
«Что ты имеешь в виду?» - спросил я. Обычно это была моя работа. Я ревновал.
Он указал на свой компьютер. «Пойдем и посмотрим на это».
Он показал мне электронное письмо, которое отправил обратно в Кларендон. Это была фотография, на которой я получаю Бронзовую звезду.
«Боже мой, Джек», - сказал я. «Ты, должно быть, взорвал их пуканы так, что их прямо таки выбросило из комнаты».
Джек рассмеялся. «О да, я сделал это. Я не буду показывать тебе ответ. Он довольно острый».
Однако более серьезной проблемой в то время была подготовка к Shadow Matrix. Генерал Барно был непреклонен в вопросе перехода американских войск через границу в Пакистане для любых операций. Он сказал, что американские и пакистанские силы сотрудничают для создания стратегии «молот и наковальня», в которой силы на одной стороне границы будут вытеснять членов Аль-Каеды через границу к войскам, ожидающим на другой стороне - тактика, которая должна была сокрушить элементы «Аль-Каеды» между пакистанскими силами и силами коалиции. Теперь он запретил всем даже думать о том, чтобы идти в Пакистан по горячим следам. Для этого нужно было получить одобрение высшего руководства Афганистана и Пакистана. Ну, в этом было чертовски много хорошего, когда ты пытаешься накрыть плохих парней. Мы знали, что они исчезнут, как только попадут в Пакистан.
Я слышал, что генерал Маккристал был против этой политики, но он также не мог сдвинуть с места генерала Барно. Не то чтобы он не пытался, но у Барно был авторитет, так как он был командующим войсками в Афганистане. Наряду с пограничниками генерал Маккристал также размещал снайперов на очень больших дистанциях, чтобы нацеливаться на пограничные горячие точки. Это дало мне надежду, что хотя бы некоторые военные получили правильное представление о ситуации.
Видите ли, как я понимаю, в армии есть солдаты и есть воины. Солдаты всё делают по правилам. Они просто следуют приказам. Воины… ну, воины понимают, что их дело - побеждать. Их основная цель - адаптироваться и добиться победы над врагом, корректируя и изменяя свою тактику и процедуры по мере необходимости, чтобы оставаться на шаг впереди врагов. Я полагал, что генерал Маккристал, как и генерал Вайнс, был воином. Он пытался выиграть войну. Он жил как воин, у него был дух воина, и это отражалось во всём, что он делал.
С другой стороны, я видел генерала Барно солдатом - бюрократом в форме. Он всё делал по книге. Он придерживался партийной линии и не хотел, чтобы в его часы что-то пошло не так.
Талибы снова атаковали, но они были достаточно умны, чтобы не атаковать нас. Вместо этого они теперь переходили к асимметричным методам ведения войны - поражая легкие цели и пытаясь использовать нашу силу против нас. Произошла серия нападений на иностранных и афганских гуманитарных работников, в том числе в феврале в 40 милях к северо-востоку от Кабула, в результате которых 5 афганских рабочих погибли и 2 были ранены. Стрелки как бы насмехались над гуманитарными работниками за то, что они «жили в роскоши, пока наши друзья сидят в тюрьме на Кубе». Затем в Кабуле появился Рамсфелд, который, похоже, серьезно заблуждался. Он и Карзай заявили, что талибы не представляют опасности для страны.
«Я не видел никаких признаков того, что талибы представляют какую-либо военную угрозу безопасности Афганистана», - сказал Рамсфелд репортерам.
Охренеть, подумал я, как сейчас помню. Мы, должно быть, провели последние 8 месяцев в погоне за привидениями ... Карзай тоже выпил Kool-Aid. [Drinking the Kool-Aid - метафора, используемая в США и Канаде, которая относится к беспрекословной вере человека или группы в идеологию, аргумент или философию без критического изучения. Это выражение используется для обозначения человека, который верит в обреченную или опасную идею из-за предполагаемых потенциальных высоких вознаграждений]
«Талибана больше не существует», - заявил он. «Они побеждены. Они ушли.».
Да правильно. Было ясно, что Соединенные Штаты проводят внешнюю политику, выдавая желаемое за действительное. Пожелайте этого, и это произойдет. Наша разведка говорила нам, что они возвращаются.
Мы знали, что они собираются приехать снова, но официальные лица США и Афганистана пытались отговорить их.
Удачи, черт возьми.
Однако на другом уровне американские военные тоже были замешаны в плохих вещах. В течение нескольких недель Джек Фостер приставал ко мне, чтобы я приехал посмотреть «специальный изолятор 121». Он хотел показать мне, как они превратили бывшую штаб-квартиру Объединенной оперативной группы 5 в эту тюрьму, явно настроенную для программы «расширенного допроса», и предложил мне экскурсию. Я знал, что он пытался сделать, и поэтому продолжал откладывать эту поездку. Я знал, что существует «особая» система обращения с заключенными с HVT, которые руководство Пентагона не желало переводить в BCP. Их также нужно было скрыть от ФБР, поскольку агенты, которым не сказали, что программа «усиленного допроса» была санкционирована на самом высоком уровне правительства США, по закону должны были сообщать о любых злоупотреблениях в тюрьмах, свидетелями которых они были. Программа допросов под названием «Copper Green» была санкционирована, но многие из нас считали её неуместной и просто неправильной. Мы все также знали, что у ЦРУ была отдельная секретная тюрьма в Баграме. Мы просто держались от этого подальше.
Джек сказал мне, что в центре 1099 была «расширенная программа допросов». «Тебе следует прийти и посмотреть». Я просто откладывал это, потому что знал, что это больше, чем тур. Джек хотел, чтобы я участвовал. Наконец я сказал, что посмотрю.
Я был потрясен - и не в хорошем смысле этого слова - тем, что увидел. Здание было полностью разрушено. Комнаты были преобразованы в камеры содержания или открытые площадки, обрамленные деревом и сталью, которые, как сказал мне Джек, предназначались для допроса. Это не было ничего похожего на знакомые мне места для допросов: небольшие комнаты с небольшим столом и тремя стульями (для дознавателя, переводчика и задержанного) и окном для наблюдателей. Было ясно, что в этих допросных помещениях есть точки удержания для рук и ног заключенного. Они были разработаны для заключенных, которые должны быть скованы и удерживаться в стрессовых позах, чтобы максимально увеличить дискомфорт и боль.
Стоя в гигантском сооружении, я мог чувствовать напряжение в воздухе - ощутимое и грубое - как при ходьбе по пляжу перед тем, как вот-вот ударит ураган.
У меня была репутация человека, который спешил и брал на себя миссии, которые другие считали слишком политически рискованными, но я всегда взвешивал потенциальную пользу, которую может принести стране успешная миссия, с риском её выполнения. Здесь не было ничего хорошего. С моей точки зрения - а я провел одни из самых тайных операций за последнее десятилетие 20-го века - это было бы только плохо.
В конце тура Джек, явно гордый своей работой по планированию и настройке объекта, улыбнулся мне.
Что ты думаешь?» - спросил он.
Мой живот скрутило. «Это большая перемена в здании», - неубедительно сказал я. Боже. Это было плохо для моей ауры. Я не хотел иметь с этим ничего общего.
Джек нетерпеливо наклонился вперед. «Знаешь», - он указал на места для допросов, - «ты мог бы помочь мне с этим».
«Джек, никогда не возвращай меня сюда», - отрезал я. «У меня нет желания вмешиваться в это». Я повернулся и вышел. Я вспомнил допрос американского гражданина, который мы с Джоном Киркландом провели. Мы расспрашивали его, используя наш собственный формат и методы. Мы сломали его, не используя никаких других методов, кроме как одобренных армией. Никаких забавных вещей. Позвольте мне здесь пояснить. Я не говорю, что пытки никогда не следует применять. Я бы начал пытать кого-нибудь, если бы, скажем, считал, что у него есть информация, которая могла бы предотвратить взрыв ядерного оружия или, вероятно, предотвратить массовую гибель людей. Хотя такие ситуации чрезвычайно редки. Фактически, они обычно происходят только в фильмах, а не в реальной жизни. В подавляющем большинстве случаев я не верю, что пытки работают - и не использую их.
Намерение Министерства Обороны состояло в том, чтобы «упорядочить» усиленный допрос. Превратите это в работу на дому. Это была просто не очень хорошая идея, и «результаты» не оправдывают средства, поскольку нет чётких доказательств того, что пытки когда-либо напрямую способствовали спасению одной-единственной жизни.
Я вернулся к себе, чтобы сосредоточиться на планировании миссий, которые, как я полагал, дадут нам реальную разведывательную информацию.
Только позже, после всей огласки, я осознал весь масштаб происходящего. Я попал в сверхсекретную «систему» допроса, санкционированную моим тогдашним начальником, министром обороны Дональдом Рамсфельдом, а также Стивеном Камбоном, заместителем министра обороны по разведке, позволяющую применять очень принудительные методы допроса задержанных в Афганистане. Позже это был перевезено в Ирак, по словам журналиста-расследователя Сеймура Херша, где эти методы были использованы против иракских заключенных в тюрьме Абу-Грейб.
24
НЕБЕЗОПАСНО НА ЛЮБОЙ СКОРОСТИ (UNSAFE AT ANY SPEED)
Спустя несколько недель я всё ещё беспокоился о том, что увидел в новой тюрьме. Что, черт возьми, здесь происходит?
Этот второй тур по Афганистану напоминал плохой эпизод из «Сумеречной зоны». Я как будто слышал, как Род Серлинг [Rod Serling - американский сценарист, драматург, телевизионный продюсер, известный своим научно-фантастическим сериалом «Сумеречная зона»] говорит за кулисами: «Тони Шаффер не знал, что его больше нет в армии США. Он проскользнул в… Сумеречную Зону».
Однажды утром в начале марта я получил электронное письмо на свой секретный ящик от Джорджа Андерсона, который курировал операции по сбору данных HUMINT Министерства обороны в Ираке, с просьбой позвонить ему. «Интересно», - подумал я. Джордж и я работали вместе, поддерживая тайное подразделение специального назначения, миссия которого прошла хорошо, и я уважал его, но почему он должен связываться со мной сейчас?
Джордж недавно принимал участие в решении объединить афганских и иракских оперативников в единую оперативную группу. Джорджу это не понравилось, и лично я чувствовал, что было бы разумнее объединить столы в Афганистане и Пакистане. Начальство хотело не этого. Было ощущение, что существует большая избыточность, поскольку штабы в Афганистане и Ираке задействованы в зонах активных боевых действий, а эффективность может быть достигнута за счет объединения управления двумя подразделениями.
Я позвонил Джорджу по защищенному телефону. Он перешёл прямо к делу. «Я знаю, что ты не был за объединение двух оперативных групп, но теперь, когда это было сделано, я хочу, чтобы ты стал оперативным офицером для объединенной афгано-иракской оперативной группы».
Я был удивлен. У меня не было опыта работы в Ираке, но Джордж сказал мне, что у меня репутация человека, умеющего делать дела, и, поскольку я уже командовал оперативной базой, у меня был опыт руководства. Всего у меня будет около 40 человек и около дюжины непосредственных подчиненных. Большинство будет из Ирака. Работа будет включать в себя надзор за всем, от потраченных денег до выдачи им снаряжения и материалов, а также обеспечения проведения тренингов; затем, когда парни будут на месте, наблюдать за всеми действиями, давать указания и поддержку. Из Ирака ходили слухи, что дела идут неважно. Служба обороны HUMINT сыграла важную роль в попытке помочь спецназу найти то оружие массового уничтожения, которое обещал президент Буш.
Конечно, все прошло плохо.
Я думал об этом пару дней и обсуждал это с некоторыми людьми, мнение которых я уважал. Я планировал, после того как я вернулся в США, провести остаток своего отзыва на действительную службу в качестве инструктора на ферме, ко мне обращались по этому поводу, и я прошел собеседование, чтобы стать таковым. Это означало бы многочасовые ролевые игры для обучаемых, чтение и оценку отчетов, но это была бы отсрочка. Не будет никакой политики или интриг со стороны штаб-квартиры, которыми нужно заниматься - только чистая обязанность обучать новых детей.
После того, как я пришел к выводу, что предложение Билла было хорошим, я написал ему по электронной почте, что займусь иракско-афганской работой, если я смогу остаться до мая или июня в Афганистане и закончить свою миссию там. Моя действительная служба должна быть продлена на 2 года. Меня это устраивало, потому что я чувствовал, что это правильная война. Мне было ясно, что там мы вполне можем потерять победу, и я хотел остаться с миссией.
Джордж написал в ответ, что рад видеть меня на борту, и сказал, что поговорит с офицером из кадров о продлении моей службы. Я был рад. У меня был план, который заставит меня делать что-то полезное, но не слишком опасное.
Затем позвонил Майк Андерсон. У него были плохие новости: кто-то жаловался, что я вожу конвои небезопасно. Я был ошеломлен. Я уже несколько месяцев проводил конвои через несколько сложных пунктов. Я мысленно прокомментировал: ни человеческих, ни материальных потерь, ни одного раненого, ни одного повреждения транспортных средств. В наградном листе к моей Бронзовой Звезде даже указывалось то, что я управлял конвоями. Что, черт возьми, происходило?
«На чём основано это заявление?» - спросил я.
Я мог сказать, что капитану Андерсону было неудобно. «Ну, они не чувствовали себя в безопасности».
«Кто не чувствовал себя в безопасности?» - спросил я. Оказалось, что «это» два уёбка из Убежища. Я застонал. «На что они жаловались?».
«Они жаловались, что вы водите конвой небезопасно».
Я начал расстраиваться. «Что было небезопасным?».
«Ну, они не могли сказать».
Это было чушью. «Капитан, вы же понимаете, как мы здесь водим конвои?».
Капитан Андерсон тоже приходил в ярость. «Я знаю, как движутся конвои, но они посчитали, что вы управляете ими небезопасно».
«Капитан, все конвои принципиально небезопасны», - сказал я. «Вы знаете, как мы их запускаем - на скорости, которая считается небезопасной, даже в условиях дорожного движения. Но у нас здесь небронированные машины, и так сделано для безопасности и живучести. Сэр, вы это знаете. Вы также знаете, что я провел более 40 боевых конвоев».
Я почти чувствовал, как капитан Андерсон ослабляет хватку воротника. Ему совсем не нравился этот разговор.
«Крис, я понимаю это, но они всё равно жаловались».
«Что именно я должен с этим делать?» - сказал я. «Это херня. Полная херня. Что именно вы просите меня сделать? Если вы не определите для меня, что такое «небезопасно», я не знаю, что делать».
«Ну, я тоже не знаю». Капитан Андерсон переключил передачу. Его голос стал тише и настойчивее.
«Тони, мне кажется, что они охотятся за тобой. Они хотят иметь что-нибудь на тебя».
«Кто они, сэр? В чем дело?».
«Я не могу вдаваться в подробности», - сказал Андерсон, - «но они очень недовольны тобой. Это ещё одна вещь, которую они попытаются использовать против тебя».
«Что ты хочешь, чтобы я сделал?» - потребовал я.
«Тебе нужно бросить водить», - сказал Андерсон. Было ясно, что он пытался мне помочь.
«Это довольно сложно сделать», - сказал я. «Я один из немногих, кто умеет водить». К этому времени мой голос был повышен, и я мог чувствовать, что все в SCIF смотрят на меня, включая сержанта из TAREX.
«Я не говорю, чтобы ты не ездил в конвоях. Просто не садись за руль». Он пытался меня предупредить. «Тони, они что-то ищут от тебя. Они хотят прикончить тебя».
«Я понял», - сказал я, когда реальность начала оседать. Здесь было что-то невидимое.
«Я серьезно», - сказал капитан Андерсон. «Они действительно охотятся за тобой. Ты должен отнестись к этому серьезно».
«Я понял», - сказал я и повесил трубку. Я сел и положил руки на лоб.
«Чем ты планируешь заняться?» - спросил сержант. Он услышал достаточно, чтобы понять, что происходит.
«Не знаю», - сказал я. Что, черт возьми, я наделал?
«Это херня полная», - сказал сержант TAREX. «Вы водите конвои последние 6 месяцев. Вы собираетесь прекратить водить их?».
Я задумался на мгновение. «Конечно нет. Если они собираются уволить меня из-за проведения конвоев, надежды нет».
Я продолжал водить конвои. Проблем не было - и больше никаких жалоб. Я позаботился о том, чтобы в миссиях были люди, которые были мне верны.
Вскоре после этого, в конце марта, я получил сжатое электронное письмо от Джорджа Андерсона. Речь шла об ирако-афганской работе. «Тони, мне очень жаль. Я не могу предложить тебе эту работу. С наилучшими пожеланиями».
Вот и все.
Какого черта? Я чувствовал себя беспомощным. Я просто не мог понять, что я сделал, чтобы выхвать такой уровень беспокойства у руководства DIA. Это выходило за рамки их обычного раздражения на меня. Это преследовало меня до такой степени, что я отвлекался. Я попытался отбросить эти мысли и продолжать, но был чертовски сбит с толку. Что-то происходило в Кларендоне, что касалось меня, но никто меня не понимал.
Во-первых, были предупреждения от Андерсона, когда я был в Вашингтоне, и от Джека Фостера, когда я вернулся сюда. Потом мне позвонили по поводу моего вождения. Затем это предложение о работе было таинственным образом отозвано.
Вдобавок к этому я отказался предоставить пакистанцам разведданные, которые у нас были о Ване, служащей оперативной базой Талибана и Аль-Каиды, но кто-то со стороны США передал их им. Я подозревал либо генерала Барно, либо его штаб. Очевидно, тогда было требование, чтобы Паки приняли меры - и они это сделали. Лишь видимость мер.
Под громкий шум фанфар несколько тысяч военнослужащих пакистанской армии атаковали сильно укрепленные соединения недалеко от Ваны. Сначала это выглядело так, как будто они окружили боевиков «Аль-Каеды» и, возможно, аль-Завахири, но внезапно тот, кто был там, просто растаял. Большинство, если не все, союзные Аль-Каеде иностранные боевики, сражавшиеся вместе с местными соплеменниками, бежали. «Черт побери», - подумал я. Мы были правы. Мы подозревали HVT 1-го уровня - кого-то на уровне аз-Завахири - из-за особенностей активности и общения в Ване. Если мы были правы насчет Ваны, то держу пари, что мы были правы и в отношении идентификации Кветты и Пешавара в качестве двух других ключевых убежищ. Паки позволили им сбежать. Наверное, сознательно.
Я пытался сосредоточиться на своей работе. ADVON [передовые операции] заканчивались, но я хотел остаться и идти вперед с рейнджерами, как они просили. Джек Фостер предложил отправить записку Филу Тренту, начальнику отдела операций Министерства обороны США в Кларендоне, с просьбой продлить мое пребывание - предложение, которое я с благодарностью принял.
Как позже сказал мне Фостер, Трент сказал ему, что это нормально, что он может получить, кого захочет. Между прочим, Трент спросил, кто такой Тони Шаффер. Примерно в то же время я вошел в SCIF и нашел сообщение, которое мне оставил Андерсон. Он попросил меня немедленно позвонить ему на Иридиум.
Я вышел из палатки, чтобы уединиться, и позвонил ему.
«Сэр, в чем дело?».
Он сразу перешел к делу. «Тони, я думаю, тебе нужно вернуться сюда как можно скорее. Когда ты всё завершишь?».
Я обдумал это, пытаясь отвлечься от странностей последних нескольких недель. «У нас намечен обзор прогресса по статусу ADVON, передача нашей деятельности основному корпусу, а затем у нас будет брифинг для генерала Энниса в конце следующей недели, когда он приедет с визитом. Я могу вернуться после этого». (Генерал Эннис был главой DIA HUMINT и начальником Трента).
«Сразу после этого мне нужно, чтобы вы сели в самолет», - сказал Андерсон.
«А что насчет весенней волны?» - спросил я.
«Тони», - сказал Андерсон, - «тебе нужно сесть в самолет и вернуться».
Так много для рейнджеров - подумал я.
«Хорошо, - сказал я. «Я понял. Как только я закончу инструктаж Энниса».
Это было странно. Они позволяли мне проинформировать генерала Энниса. Так что всё, что происходило, не имело ничего общего с безопасностью или моими лидерскими способностями.
Я собрал своих сотрудников, и мы организовали нашу презентацию в PowerPoint. Как и в армии, мы обозначили свой прогресс цветом: красный - застопорился; янтарный - поломался; зеленый - в движении. Я выступил с презентацией, гордясь тем, что всё было зеленым, кроме вопросов связи. Мне пришлось уволить парня, который делал это, из-за отсутствия у него опыта, но, помимо этого, все заявленные мной цели операции были достигнуты, и генерал Эннис выглядел довольным. Он не намекал ни на какие проблемы, и у меня создалось впечатление, что он не знал, что мне перезвонили.
Чтобы успеть на рейс, потребовалось 2 дня. В итоге я вернулся с Митчем, членом моей команды ADVON. Наконец-то мы смогли сесть на самолет C-17 и отправиться на базу ВВС Дэвис-Монтан в Аризоне - ещё один безпосадочный рейс с дозаправкой в воздухе. Джек познакомил меня с медиками Дельты, и они дали мне Vioxx, болеутоляющее, для моего колена, и Ambien, чтобы я мог спать во время полета. Я принял оба.
В Аризоны мы сели на C-17 до базы ВВС Чарльстон, где взяли напрокат машину и отправились домой. Когда мы выезжали на Кольцевую дорогу в районе Вашингтона, я напомнил себе, что не сделал ничего плохого. Тем не менее, мне было интересно, с каким чертом я столкнулся.
25
Падение тьмы (DARKNESS FALLS)
К тому времени, когда я добрался до дома, это был вечер пятницы, намного позже окончания рабочего дня, поэтому я оставался в псевдониме на выходные, пока не смог попасть в офис и обменяться документами. Что бы ни придумал Генеральный инспектор, это не могло быть большой неприятностью. Я всегда играл честно. Да, я временами выходил за установленные рамки и был весьма наглым по отношению к бюрократическим бумагомаракам, но они не могут уволить тебя за то, что ты находишь способы выполнить свою работу.
Фактически, один из высокопоставленных сотрудников, который был осведомлен о результатах расследования, сказал мне, что они просто собирались сделать мне предупредительный выстрел в мой лук именно теперь, когда мои два защитника - директор DIA генерал-лейтенант Пэт Хьюз и директор DIA по операциям генерал-майор Боб Хардинг - ушли. Я подумал, что худшее, что они могли сделать со мной - это письмо с выговором.
Первым делом в понедельник утром я направился в штаб-квартиру DIA, оставив дома свое оборудование, в том числе четыре телефона Iridium с секретным криптографическим ключом. Я решил сдать их позже.
Как обычно, когда я добрался до Кларендон [здание DIA на бульваре Кларендон], я позвонил наверх сотрудникам прикрытия и сказал им, что приехал сюда для обмена документами. Кто-то должен был прийти и забрать меня, поскольку у Криса Страйкера не было значка DIA.
Один из сержантов сказал, что сейчас спустится. Я делал это десятки раз за эти годы, поэтому знал порядок. Сержант снимал мой бейдж DIA и вводил меня, а я поднимался в офис обмена документами на двенадцатом этаже и обменивался документами. Я сдал свои вещи Криса Страйкера и получил обратно удостоверения Тони Шаффера, такие как мои водительские права и кредитные карты, а также «карманный мусор», как мы это называли - библиотечный билет, карта скидок в продуктовом магазине, карточка «часто пьющего кофе» и т.д. Затем появился сержант с большим манильским конвертом. Я предположил, что там были моё удостоверение Тони Шаффера. Он избегал моих взглядов.
«Сэр, нам нужно подняться на 6 этаж», - сказал он. «Вы должны увидеть полковника Сэдлера».
Это был плохой знак. Полковник Джон Сэдлер был исполнительным директором заместителя директора по операциям HUMINT в DIA. Я вспомнил, что Хантингтон был тем, кто предсказал на той встрече, когда я был планировщиком военной разведки в Ираке, что вооруженные силы США будут встречать дети, бросающие цветы к их ногам. Что ж, этого не произошло. Я ему не очень нравился, но, что более важно, он обычно не имел никакого отношения к обмену документами.
«Где капитан Андерсон?» - сразу спросил я. Он должен знать об этом.
«Сэр, капитана Андерсона здесь нет». Ещё один плохой знак. Андерсон был моим начальником. Если бы было просто письмо с выговором, капитану Андерсону пришлось бы участвовать в нём. Я знал, что случилось кое-что ещё.
Сержант ввёл меня, но сохранил мое удостоверение личности. Мы вошли в лифт, где встретили Дэна Орландо, старшего операционного директора DH01, то есть Европы. Орландо весело поприветствовал меня.
«Привет, Тони, ты вернулся или собираешься?». Я всё ещё был одет в прочный афганский костюм.
«Я только что вернулся», - коротко сказал я, взглянув на сержанта. Он посмотрел вниз. «На самом деле, я пытаюсь заменить документы».
«Я слышал, вы много делали в Афганистане», - сказал Орландо [Херрик в другой версии книги].
«Я тоже так думал, но у меня такое впечатление, что я всё ещё пустое место для некоторых людей здесь», - сказал я.
Орландо недоуменно посмотрел на нас с сержантом. «Что ж, удачи», - сказал он, выходя из лифта на третьем этаже.
«У меня такое чувство, что она мне понадобится», - сказал я, снова глядя на сержанта, который продолжал смотреть в пол.
В тишине мы поднялись на лифте на 6 этаж и вышли, направившись к административным кабинетам, где находился кабинет полковника Сэдлера. Сержант стоял у моего локтя. Мы прошли в маленькую зону ожидания, но там никого не было, кроме админа, капитана, сидящего за своим столом.
«Сообщите полковнику Сэдлеру, что Тони Шаффер здесь», - сказал сержант.
Капитан кивнул. «Полковника Сэдлера сейчас нет», - сказал он.
«Хорошо, мы подождем в его офисе».
В кабинете полковника Сэдлера никого не было. Я подумывал снять пиджак, но решил не снимать его и сел за стол напротив стола полковника Сэдлера. «Так более комфортно», - подумал я. 10 десять минут ожидания. Я пытался поговорить с сержантом, но он только неудобно кивнул. Он не был разговорчивым малым.
Затем в комнату ворвались полковник Сэдлер и еще 3 человека. Он казался почти веселым. Я встал.
«Майор Шаффер», - сказал он.
«Полковник», - ответил я.
«Вы знаете, почему вы здесь сегодня?» - спросил он, встав за стол.
Я не удержался. «Чтобы дать вам совет по украшению вашего офиса?».
Мой комментарий явно застал его врасплох. Я видел, как гнев начал вспыхивать, но он остановился, подарил мне невеселую ухмылку и повернулся к сержанту. «Давай, верни ему документы».
Сержант вручил мне манильский конверт и начал выдавать бейдж DIA.
«За исключением значка», - добавил полковник Сэдлер.
Что, черт возьми, происходило?
Полковник Сэдлер взял лист бумаги и начал читать вслух.
«Не перебивай меня, пока я не закончу», - приказал он мне. Это были выводы IG. «DIA обнаружило три серьезных предмета…»
Пока он говорил, я посмотрел на других людей в комнате. Я знал всех, кроме одного парня - натянутого, худого и жесткого, который оставался у двери. Он напомнил мне Cancer-мэна из Секретных материалов. Он не сказал ни слова и не изменил выражения лица.
ВТОРАЯ ПОЕЗДКА (SECOND VOYAGE)
В конце января мне наконец дали зеленый свет на возвращение в Баграм, и я вернулся в начале февраля в качестве ответственного офицера (OIC) группы передовых операций (ADVON - Advanced Operations) из 8 человек. Наша задача будет состоять в том, чтобы подготовиться к удвоению размера снимков DoD HUMINT в Афганистане - с подробными деталями - для 25 человек, которые последуют через 30 - 60 дней к весеннему всплеску активности: кодовое название Shadow Matrix. Мне также пришлось исправить ошибки, которые произошли после моего отъезда.
Мне пришлось немного поругаться со своей командой, потому что я возвращался с двумя полными наборами шмотья из флиса и GORE-TEX, и я позаботился о том, чтобы все, кто шёл со мной, были одинаково экипированы, потому что я знал, насколько суровым может быть Афганистан зимой. Днем максимум температуры едва выходил за рамки замерзания, и было много ледяного дождя и снега.
Мы привезли два полных поддона с оружием и снаряжением, в том числе десятки М-4 и М-11 для команд HUMINT, боеприпасы, сверхсекретные криптографические ключи и компьютерную систему. Мы прилетели в Баграм на самолете С-17 с авиабазы Дувр в Делавэре без пересадок с двумя дозаправками в воздухе. Я сидел напротив поддона с королевским Аляска-крабом, предназначенного для солдатского питания из морепродуктов в пятницу вечером, и поддона с боеприпасами М-16 калибра 5,56 мм. Это было даже неудобнее, чем моя первая поездка в Баграм. 18 часов, и если бы тебе приспичило поссать, ты просто сделал бы это в дыру в борту самолета.
Нам всем удалось это удержаться от этого.
Мой план состоял в том, чтобы всё наладить, собрать команду HUMINT на месте в конце марта, а затем продолжить работу с Рейнджерами, как они просили.
У меня было сильное подозрение, что я был отобран армией для повышения до подполковника. DIA не контролировало это, потому что я служил в армии, а у армии свой собственный бизнес. Таким образом, хотя у меня не было возможности узнать на 100 процентов наверняка, у меня была «хорошая бумага» - безупречный рекорд с высокими оценками - на отборочную комиссию, которая проводилась в октябре прошлого года. Список повышения скоро будет опубликован, и я был очень уверен, что попал в список повышения. Поэтому, когда список был опубликован в январе, я не был так уж удивлен ... но я знал, что для того, чтобы фактическое продвижение по службе стало эффективным, потребуется время, поскольку мне и всем остальным в списке потребуется одобрение Конгресса, прежде чем оно вступит в силу (все офицерские звания в вооруженных силах утверждаются Сенатом США).
Этот вояж был другим. Это было больше, чем просто долгий полет. В первый раз я отправился один в неизведанное и думал об этом как о приключении. На этот раз я знал - или думал, что знаю - во что ввязываюсь. Я провел долгие часы в полете, спал, медитировал и думал о своей личной жизни. Мы с Риной помирились, и между мной и Кейт все закончилось - то, что мы оба знали до моего отъезда. Она дала мне полезную информацию о Хэнке, пока я был в США. Мы оба были профи, поэтому меня это не беспокоило, но у нас бывали неловкие моменты. Я тоже думал об Александре. Сейчас он повзрослел, но он всё ещё - естественно - беспокоился о том, что его отец вернётся в зону боевых действий. Я видел его каждые выходные, пока он был дома, и он быстро рос.
Я также обдумывал предстоящую работу: прошлой осенью в Mountain Viper мы сломали хребет талибам в их попытке вернуть себе позиции в Афганистане, но они извлекли уроки из этого и адаптировались. Они отступили в горы и в Пакистан. Мы пытались преследовать их в горах с помощью Winter Strike. Мы всколыхнули осиное гнездо и выгнали некоторых из них из зимних убежищ. Он не уничтожило их, но обратило в бегство и заставило шевелиться. Теперь Shadow Matrix была разработана, чтобы выследить и убить их. Операции планировалось провести по всей границе: Ховст, Асадабад, Кандагар, Джелалабад. На смену 10-й горной приходила 25-я пехотная дивизия. Размер войск увеличился почти вдвое, с 10 000 до примерно 20 000 человек. Прилив изменился.
В я попытался устроиться поудобнее на жестком сиденье C-17. Внезапно на меня накатила усталость, усталость до костей. Вернулся в зону боевых действий, чтобы… что… делать это снова и снова? Не имея доступа в Пакистан, мы собирались бесконечно играть в эту игру. Отодвиньте их назад, только чтобы увидеть, как они снова рвутся вперед. Толкаешь их. Они рвутся вперёд. Толчок. Прыжок обратно.
Как играть в пинг-понг у стены. Чем сильнее вы ударите мяч о стену, тем быстрее он вернется.
Мы могли бы делать это годами. Может, десятилетиями. Иногда мы настолько увлекались мыслями о склонностях врага к самоубийству - их готовности умереть на поле битвы за свое дело - что забывали, какими проницательными и стойкими противниками они были. Дела шли под откос. Я видел это. Талибан тоже это видел - и это было им на пользу.
Дело не в том, что у нас не хватало ума. Мы это делали, но наши инициативы, похоже, не смогли сдвинуться с мертвой точки, чтобы нанести этим парням смертельный удар. Мы повторяли одни и те же ошибки снова и снова. Толкни их обратно. Доверяй пакам. С этой стратегией любые тактические достижения любого командира будут недолговечны и легко обратимы.
Руководители - Белый дом, Рамсфелд, высшее руководство Пентагона - просто не понимали это. Они были сосредоточены на Ираке. Они не слушали. Вы могли видеть это: Рамсфелд появлялся в Кабуле каждые несколько месяцев и объявлял, что бой окончен. Мне приходилось верить, что люди передают по цепочке правильную информацию. Получил ли он это, я не знаю. Его заместители точно не понимали суть происходящего. Талибан не признавал международных границ. Паки были в постели с талибами. Информация была неопровержимой. Верить в обратное было провалом руководства на самом высоком уровне. Для любого образованного человека игнорирование разведданных и фактов боевых действий было почти преступной небрежностью.
Люди вроде меня хотели это исправить. Хорошие командиры, такие как генерал Маккристал, хотели это исправить. Однако без руководства на высшем уровне мы были обречены повторять наши ошибки, как в фильме «День сурка», где Билл Мюррей обречен повторять один и тот же день, пока не научится. Только на этот раз не было смеха - и люди погибли.
Я давно забыл о проблемах Кларендона, но было ясно, что они последовали за мной в Баграм. В первый же вечер я ужинал в столовой с Джеком Фостером, моим бывшим заместителем по другим миссиям, который теперь занимал должность, которую я выполнял во время Winter Strike в качестве начальника оперативной группы HUMINT 1099. «Слушай, Тони», - сказал он прямо. «Что-то происходит, и я не знаю, что это, черт возьми».
«О, замечательно», - подумал я. Жуть продолжается.
Джек сказал мне, что Кларендон получил запрос на мое имя за подписью полковника Келлера. Джек знал это, потому что он был тем, кто составлял запрос. Несмотря на это, 14-й этаж тормозил, жмурился и орал, пока наконец не сказал, что оперативная группа 1099 не сможет использовать меня весной. Они могли рассчитывать на меня только тогда, когда я управлял ADVON, а я мог оставаться только до апреля. Причина не была указана. Это вызвало у Джека подозрение. Обычно рейнджеры получали всё, что хотели. как элемент, которому постоянно было поручено быть на острие войны. Это не было проблемой безопасности, потому что DIA немедленно сняло бы меня с работы. И этот факт сделал его ещё более подозрительным. Джек не мог в этом разобраться.
Итак, хотя мы с Джеком признали важность странностей, исходящих от Кларендона, мы были на полмира от них, и нам пришлось иметь дело с войной в Баграме.
Первым делом я разыскал Ковбоя Хэнка и устроил ему ад. Не уверен, что это сильно помогло. Я, как правило, не ору. Кроме того, я почти никогда не использую звание, чтобы «запихнуть человека под половой коврик», но в случае с Хэнком я делал и то, и другое.
Он настаивал на том, что поступает правильно, собираясь выследить HVT. Я указал, что он проделал такую паршивую работу, что мне пришлось фактически заново всё переделать, чтобы вернуть всё на круги своя. Он сказал, что это его устраивает. Он хотел продолжать бегать, охотясь на плохих парней.
Поэтому мне пришлось воссоздать программу сбора данных TAREX, которую Хэнк в одиночку закрыл, взбесив и армию, и NSA одним упрямым ходом.
Рэнди, заменяющий его, устроил в Убежище битву из-за отправки своих оперативников в поле. План заключался в том, чтобы командование специальных операций владело нашими оперативными сотрудниками для Shadow Matrix, но он хотел сохранить контроль над офицерами и их активами. Он не хотел, чтобы они подвергались опасности. Получилось плохо. Он проиграл, и оперативники двинулись в поле.
Тем временем Джек пытался разобраться в ситуации с Кларендоном. Он всё время говорил им, что я делаю отличную работу. Я не был уверен, что это чертовски сильно помогает.
Однажды Джек с ухмылкой подошел к моему компьютеру.
«На этот раз я действительно разозлил их», - сказал он.
«Что ты имеешь в виду?» - спросил я. Обычно это была моя работа. Я ревновал.
Он указал на свой компьютер. «Пойдем и посмотрим на это».
Он показал мне электронное письмо, которое отправил обратно в Кларендон. Это была фотография, на которой я получаю Бронзовую звезду.
«Боже мой, Джек», - сказал я. «Ты, должно быть, взорвал их пуканы так, что их прямо таки выбросило из комнаты».
Джек рассмеялся. «О да, я сделал это. Я не буду показывать тебе ответ. Он довольно острый».
Однако более серьезной проблемой в то время была подготовка к Shadow Matrix. Генерал Барно был непреклонен в вопросе перехода американских войск через границу в Пакистане для любых операций. Он сказал, что американские и пакистанские силы сотрудничают для создания стратегии «молот и наковальня», в которой силы на одной стороне границы будут вытеснять членов Аль-Каеды через границу к войскам, ожидающим на другой стороне - тактика, которая должна была сокрушить элементы «Аль-Каеды» между пакистанскими силами и силами коалиции. Теперь он запретил всем даже думать о том, чтобы идти в Пакистан по горячим следам. Для этого нужно было получить одобрение высшего руководства Афганистана и Пакистана. Ну, в этом было чертовски много хорошего, когда ты пытаешься накрыть плохих парней. Мы знали, что они исчезнут, как только попадут в Пакистан.
Я слышал, что генерал Маккристал был против этой политики, но он также не мог сдвинуть с места генерала Барно. Не то чтобы он не пытался, но у Барно был авторитет, так как он был командующим войсками в Афганистане. Наряду с пограничниками генерал Маккристал также размещал снайперов на очень больших дистанциях, чтобы нацеливаться на пограничные горячие точки. Это дало мне надежду, что хотя бы некоторые военные получили правильное представление о ситуации.
Видите ли, как я понимаю, в армии есть солдаты и есть воины. Солдаты всё делают по правилам. Они просто следуют приказам. Воины… ну, воины понимают, что их дело - побеждать. Их основная цель - адаптироваться и добиться победы над врагом, корректируя и изменяя свою тактику и процедуры по мере необходимости, чтобы оставаться на шаг впереди врагов. Я полагал, что генерал Маккристал, как и генерал Вайнс, был воином. Он пытался выиграть войну. Он жил как воин, у него был дух воина, и это отражалось во всём, что он делал.
С другой стороны, я видел генерала Барно солдатом - бюрократом в форме. Он всё делал по книге. Он придерживался партийной линии и не хотел, чтобы в его часы что-то пошло не так.
Талибы снова атаковали, но они были достаточно умны, чтобы не атаковать нас. Вместо этого они теперь переходили к асимметричным методам ведения войны - поражая легкие цели и пытаясь использовать нашу силу против нас. Произошла серия нападений на иностранных и афганских гуманитарных работников, в том числе в феврале в 40 милях к северо-востоку от Кабула, в результате которых 5 афганских рабочих погибли и 2 были ранены. Стрелки как бы насмехались над гуманитарными работниками за то, что они «жили в роскоши, пока наши друзья сидят в тюрьме на Кубе». Затем в Кабуле появился Рамсфелд, который, похоже, серьезно заблуждался. Он и Карзай заявили, что талибы не представляют опасности для страны.
«Я не видел никаких признаков того, что талибы представляют какую-либо военную угрозу безопасности Афганистана», - сказал Рамсфелд репортерам.
Охренеть, подумал я, как сейчас помню. Мы, должно быть, провели последние 8 месяцев в погоне за привидениями ... Карзай тоже выпил Kool-Aid. [Drinking the Kool-Aid - метафора, используемая в США и Канаде, которая относится к беспрекословной вере человека или группы в идеологию, аргумент или философию без критического изучения. Это выражение используется для обозначения человека, который верит в обреченную или опасную идею из-за предполагаемых потенциальных высоких вознаграждений]
«Талибана больше не существует», - заявил он. «Они побеждены. Они ушли.».
Да правильно. Было ясно, что Соединенные Штаты проводят внешнюю политику, выдавая желаемое за действительное. Пожелайте этого, и это произойдет. Наша разведка говорила нам, что они возвращаются.
Мы знали, что они собираются приехать снова, но официальные лица США и Афганистана пытались отговорить их.
Удачи, черт возьми.
Однако на другом уровне американские военные тоже были замешаны в плохих вещах. В течение нескольких недель Джек Фостер приставал ко мне, чтобы я приехал посмотреть «специальный изолятор 121». Он хотел показать мне, как они превратили бывшую штаб-квартиру Объединенной оперативной группы 5 в эту тюрьму, явно настроенную для программы «расширенного допроса», и предложил мне экскурсию. Я знал, что он пытался сделать, и поэтому продолжал откладывать эту поездку. Я знал, что существует «особая» система обращения с заключенными с HVT, которые руководство Пентагона не желало переводить в BCP. Их также нужно было скрыть от ФБР, поскольку агенты, которым не сказали, что программа «усиленного допроса» была санкционирована на самом высоком уровне правительства США, по закону должны были сообщать о любых злоупотреблениях в тюрьмах, свидетелями которых они были. Программа допросов под названием «Copper Green» была санкционирована, но многие из нас считали её неуместной и просто неправильной. Мы все также знали, что у ЦРУ была отдельная секретная тюрьма в Баграме. Мы просто держались от этого подальше.
Джек сказал мне, что в центре 1099 была «расширенная программа допросов». «Тебе следует прийти и посмотреть». Я просто откладывал это, потому что знал, что это больше, чем тур. Джек хотел, чтобы я участвовал. Наконец я сказал, что посмотрю.
Я был потрясен - и не в хорошем смысле этого слова - тем, что увидел. Здание было полностью разрушено. Комнаты были преобразованы в камеры содержания или открытые площадки, обрамленные деревом и сталью, которые, как сказал мне Джек, предназначались для допроса. Это не было ничего похожего на знакомые мне места для допросов: небольшие комнаты с небольшим столом и тремя стульями (для дознавателя, переводчика и задержанного) и окном для наблюдателей. Было ясно, что в этих допросных помещениях есть точки удержания для рук и ног заключенного. Они были разработаны для заключенных, которые должны быть скованы и удерживаться в стрессовых позах, чтобы максимально увеличить дискомфорт и боль.
Стоя в гигантском сооружении, я мог чувствовать напряжение в воздухе - ощутимое и грубое - как при ходьбе по пляжу перед тем, как вот-вот ударит ураган.
У меня была репутация человека, который спешил и брал на себя миссии, которые другие считали слишком политически рискованными, но я всегда взвешивал потенциальную пользу, которую может принести стране успешная миссия, с риском её выполнения. Здесь не было ничего хорошего. С моей точки зрения - а я провел одни из самых тайных операций за последнее десятилетие 20-го века - это было бы только плохо.
В конце тура Джек, явно гордый своей работой по планированию и настройке объекта, улыбнулся мне.
Что ты думаешь?» - спросил он.
Мой живот скрутило. «Это большая перемена в здании», - неубедительно сказал я. Боже. Это было плохо для моей ауры. Я не хотел иметь с этим ничего общего.
Джек нетерпеливо наклонился вперед. «Знаешь», - он указал на места для допросов, - «ты мог бы помочь мне с этим».
«Джек, никогда не возвращай меня сюда», - отрезал я. «У меня нет желания вмешиваться в это». Я повернулся и вышел. Я вспомнил допрос американского гражданина, который мы с Джоном Киркландом провели. Мы расспрашивали его, используя наш собственный формат и методы. Мы сломали его, не используя никаких других методов, кроме как одобренных армией. Никаких забавных вещей. Позвольте мне здесь пояснить. Я не говорю, что пытки никогда не следует применять. Я бы начал пытать кого-нибудь, если бы, скажем, считал, что у него есть информация, которая могла бы предотвратить взрыв ядерного оружия или, вероятно, предотвратить массовую гибель людей. Хотя такие ситуации чрезвычайно редки. Фактически, они обычно происходят только в фильмах, а не в реальной жизни. В подавляющем большинстве случаев я не верю, что пытки работают - и не использую их.
Намерение Министерства Обороны состояло в том, чтобы «упорядочить» усиленный допрос. Превратите это в работу на дому. Это была просто не очень хорошая идея, и «результаты» не оправдывают средства, поскольку нет чётких доказательств того, что пытки когда-либо напрямую способствовали спасению одной-единственной жизни.
Я вернулся к себе, чтобы сосредоточиться на планировании миссий, которые, как я полагал, дадут нам реальную разведывательную информацию.
Только позже, после всей огласки, я осознал весь масштаб происходящего. Я попал в сверхсекретную «систему» допроса, санкционированную моим тогдашним начальником, министром обороны Дональдом Рамсфельдом, а также Стивеном Камбоном, заместителем министра обороны по разведке, позволяющую применять очень принудительные методы допроса задержанных в Афганистане. Позже это был перевезено в Ирак, по словам журналиста-расследователя Сеймура Херша, где эти методы были использованы против иракских заключенных в тюрьме Абу-Грейб.
24
НЕБЕЗОПАСНО НА ЛЮБОЙ СКОРОСТИ (UNSAFE AT ANY SPEED)
Спустя несколько недель я всё ещё беспокоился о том, что увидел в новой тюрьме. Что, черт возьми, здесь происходит?
Этот второй тур по Афганистану напоминал плохой эпизод из «Сумеречной зоны». Я как будто слышал, как Род Серлинг [Rod Serling - американский сценарист, драматург, телевизионный продюсер, известный своим научно-фантастическим сериалом «Сумеречная зона»] говорит за кулисами: «Тони Шаффер не знал, что его больше нет в армии США. Он проскользнул в… Сумеречную Зону».
Однажды утром в начале марта я получил электронное письмо на свой секретный ящик от Джорджа Андерсона, который курировал операции по сбору данных HUMINT Министерства обороны в Ираке, с просьбой позвонить ему. «Интересно», - подумал я. Джордж и я работали вместе, поддерживая тайное подразделение специального назначения, миссия которого прошла хорошо, и я уважал его, но почему он должен связываться со мной сейчас?
Джордж недавно принимал участие в решении объединить афганских и иракских оперативников в единую оперативную группу. Джорджу это не понравилось, и лично я чувствовал, что было бы разумнее объединить столы в Афганистане и Пакистане. Начальство хотело не этого. Было ощущение, что существует большая избыточность, поскольку штабы в Афганистане и Ираке задействованы в зонах активных боевых действий, а эффективность может быть достигнута за счет объединения управления двумя подразделениями.
Я позвонил Джорджу по защищенному телефону. Он перешёл прямо к делу. «Я знаю, что ты не был за объединение двух оперативных групп, но теперь, когда это было сделано, я хочу, чтобы ты стал оперативным офицером для объединенной афгано-иракской оперативной группы».
Я был удивлен. У меня не было опыта работы в Ираке, но Джордж сказал мне, что у меня репутация человека, умеющего делать дела, и, поскольку я уже командовал оперативной базой, у меня был опыт руководства. Всего у меня будет около 40 человек и около дюжины непосредственных подчиненных. Большинство будет из Ирака. Работа будет включать в себя надзор за всем, от потраченных денег до выдачи им снаряжения и материалов, а также обеспечения проведения тренингов; затем, когда парни будут на месте, наблюдать за всеми действиями, давать указания и поддержку. Из Ирака ходили слухи, что дела идут неважно. Служба обороны HUMINT сыграла важную роль в попытке помочь спецназу найти то оружие массового уничтожения, которое обещал президент Буш.
Конечно, все прошло плохо.
Я думал об этом пару дней и обсуждал это с некоторыми людьми, мнение которых я уважал. Я планировал, после того как я вернулся в США, провести остаток своего отзыва на действительную службу в качестве инструктора на ферме, ко мне обращались по этому поводу, и я прошел собеседование, чтобы стать таковым. Это означало бы многочасовые ролевые игры для обучаемых, чтение и оценку отчетов, но это была бы отсрочка. Не будет никакой политики или интриг со стороны штаб-квартиры, которыми нужно заниматься - только чистая обязанность обучать новых детей.
После того, как я пришел к выводу, что предложение Билла было хорошим, я написал ему по электронной почте, что займусь иракско-афганской работой, если я смогу остаться до мая или июня в Афганистане и закончить свою миссию там. Моя действительная служба должна быть продлена на 2 года. Меня это устраивало, потому что я чувствовал, что это правильная война. Мне было ясно, что там мы вполне можем потерять победу, и я хотел остаться с миссией.
Джордж написал в ответ, что рад видеть меня на борту, и сказал, что поговорит с офицером из кадров о продлении моей службы. Я был рад. У меня был план, который заставит меня делать что-то полезное, но не слишком опасное.
Затем позвонил Майк Андерсон. У него были плохие новости: кто-то жаловался, что я вожу конвои небезопасно. Я был ошеломлен. Я уже несколько месяцев проводил конвои через несколько сложных пунктов. Я мысленно прокомментировал: ни человеческих, ни материальных потерь, ни одного раненого, ни одного повреждения транспортных средств. В наградном листе к моей Бронзовой Звезде даже указывалось то, что я управлял конвоями. Что, черт возьми, происходило?
«На чём основано это заявление?» - спросил я.
Я мог сказать, что капитану Андерсону было неудобно. «Ну, они не чувствовали себя в безопасности».
«Кто не чувствовал себя в безопасности?» - спросил я. Оказалось, что «это» два уёбка из Убежища. Я застонал. «На что они жаловались?».
«Они жаловались, что вы водите конвой небезопасно».
Я начал расстраиваться. «Что было небезопасным?».
«Ну, они не могли сказать».
Это было чушью. «Капитан, вы же понимаете, как мы здесь водим конвои?».
Капитан Андерсон тоже приходил в ярость. «Я знаю, как движутся конвои, но они посчитали, что вы управляете ими небезопасно».
«Капитан, все конвои принципиально небезопасны», - сказал я. «Вы знаете, как мы их запускаем - на скорости, которая считается небезопасной, даже в условиях дорожного движения. Но у нас здесь небронированные машины, и так сделано для безопасности и живучести. Сэр, вы это знаете. Вы также знаете, что я провел более 40 боевых конвоев».
Я почти чувствовал, как капитан Андерсон ослабляет хватку воротника. Ему совсем не нравился этот разговор.
«Крис, я понимаю это, но они всё равно жаловались».
«Что именно я должен с этим делать?» - сказал я. «Это херня. Полная херня. Что именно вы просите меня сделать? Если вы не определите для меня, что такое «небезопасно», я не знаю, что делать».
«Ну, я тоже не знаю». Капитан Андерсон переключил передачу. Его голос стал тише и настойчивее.
«Тони, мне кажется, что они охотятся за тобой. Они хотят иметь что-нибудь на тебя».
«Кто они, сэр? В чем дело?».
«Я не могу вдаваться в подробности», - сказал Андерсон, - «но они очень недовольны тобой. Это ещё одна вещь, которую они попытаются использовать против тебя».
«Что ты хочешь, чтобы я сделал?» - потребовал я.
«Тебе нужно бросить водить», - сказал Андерсон. Было ясно, что он пытался мне помочь.
«Это довольно сложно сделать», - сказал я. «Я один из немногих, кто умеет водить». К этому времени мой голос был повышен, и я мог чувствовать, что все в SCIF смотрят на меня, включая сержанта из TAREX.
«Я не говорю, чтобы ты не ездил в конвоях. Просто не садись за руль». Он пытался меня предупредить. «Тони, они что-то ищут от тебя. Они хотят прикончить тебя».
«Я понял», - сказал я, когда реальность начала оседать. Здесь было что-то невидимое.
«Я серьезно», - сказал капитан Андерсон. «Они действительно охотятся за тобой. Ты должен отнестись к этому серьезно».
«Я понял», - сказал я и повесил трубку. Я сел и положил руки на лоб.
«Чем ты планируешь заняться?» - спросил сержант. Он услышал достаточно, чтобы понять, что происходит.
«Не знаю», - сказал я. Что, черт возьми, я наделал?
«Это херня полная», - сказал сержант TAREX. «Вы водите конвои последние 6 месяцев. Вы собираетесь прекратить водить их?».
Я задумался на мгновение. «Конечно нет. Если они собираются уволить меня из-за проведения конвоев, надежды нет».
Я продолжал водить конвои. Проблем не было - и больше никаких жалоб. Я позаботился о том, чтобы в миссиях были люди, которые были мне верны.
Вскоре после этого, в конце марта, я получил сжатое электронное письмо от Джорджа Андерсона. Речь шла об ирако-афганской работе. «Тони, мне очень жаль. Я не могу предложить тебе эту работу. С наилучшими пожеланиями».
Вот и все.
Какого черта? Я чувствовал себя беспомощным. Я просто не мог понять, что я сделал, чтобы выхвать такой уровень беспокойства у руководства DIA. Это выходило за рамки их обычного раздражения на меня. Это преследовало меня до такой степени, что я отвлекался. Я попытался отбросить эти мысли и продолжать, но был чертовски сбит с толку. Что-то происходило в Кларендоне, что касалось меня, но никто меня не понимал.
Во-первых, были предупреждения от Андерсона, когда я был в Вашингтоне, и от Джека Фостера, когда я вернулся сюда. Потом мне позвонили по поводу моего вождения. Затем это предложение о работе было таинственным образом отозвано.
Вдобавок к этому я отказался предоставить пакистанцам разведданные, которые у нас были о Ване, служащей оперативной базой Талибана и Аль-Каиды, но кто-то со стороны США передал их им. Я подозревал либо генерала Барно, либо его штаб. Очевидно, тогда было требование, чтобы Паки приняли меры - и они это сделали. Лишь видимость мер.
Под громкий шум фанфар несколько тысяч военнослужащих пакистанской армии атаковали сильно укрепленные соединения недалеко от Ваны. Сначала это выглядело так, как будто они окружили боевиков «Аль-Каеды» и, возможно, аль-Завахири, но внезапно тот, кто был там, просто растаял. Большинство, если не все, союзные Аль-Каеде иностранные боевики, сражавшиеся вместе с местными соплеменниками, бежали. «Черт побери», - подумал я. Мы были правы. Мы подозревали HVT 1-го уровня - кого-то на уровне аз-Завахири - из-за особенностей активности и общения в Ване. Если мы были правы насчет Ваны, то держу пари, что мы были правы и в отношении идентификации Кветты и Пешавара в качестве двух других ключевых убежищ. Паки позволили им сбежать. Наверное, сознательно.
Я пытался сосредоточиться на своей работе. ADVON [передовые операции] заканчивались, но я хотел остаться и идти вперед с рейнджерами, как они просили. Джек Фостер предложил отправить записку Филу Тренту, начальнику отдела операций Министерства обороны США в Кларендоне, с просьбой продлить мое пребывание - предложение, которое я с благодарностью принял.
Как позже сказал мне Фостер, Трент сказал ему, что это нормально, что он может получить, кого захочет. Между прочим, Трент спросил, кто такой Тони Шаффер. Примерно в то же время я вошел в SCIF и нашел сообщение, которое мне оставил Андерсон. Он попросил меня немедленно позвонить ему на Иридиум.
Я вышел из палатки, чтобы уединиться, и позвонил ему.
«Сэр, в чем дело?».
Он сразу перешел к делу. «Тони, я думаю, тебе нужно вернуться сюда как можно скорее. Когда ты всё завершишь?».
Я обдумал это, пытаясь отвлечься от странностей последних нескольких недель. «У нас намечен обзор прогресса по статусу ADVON, передача нашей деятельности основному корпусу, а затем у нас будет брифинг для генерала Энниса в конце следующей недели, когда он приедет с визитом. Я могу вернуться после этого». (Генерал Эннис был главой DIA HUMINT и начальником Трента).
«Сразу после этого мне нужно, чтобы вы сели в самолет», - сказал Андерсон.
«А что насчет весенней волны?» - спросил я.
«Тони», - сказал Андерсон, - «тебе нужно сесть в самолет и вернуться».
Так много для рейнджеров - подумал я.
«Хорошо, - сказал я. «Я понял. Как только я закончу инструктаж Энниса».
Это было странно. Они позволяли мне проинформировать генерала Энниса. Так что всё, что происходило, не имело ничего общего с безопасностью или моими лидерскими способностями.
Я собрал своих сотрудников, и мы организовали нашу презентацию в PowerPoint. Как и в армии, мы обозначили свой прогресс цветом: красный - застопорился; янтарный - поломался; зеленый - в движении. Я выступил с презентацией, гордясь тем, что всё было зеленым, кроме вопросов связи. Мне пришлось уволить парня, который делал это, из-за отсутствия у него опыта, но, помимо этого, все заявленные мной цели операции были достигнуты, и генерал Эннис выглядел довольным. Он не намекал ни на какие проблемы, и у меня создалось впечатление, что он не знал, что мне перезвонили.
Чтобы успеть на рейс, потребовалось 2 дня. В итоге я вернулся с Митчем, членом моей команды ADVON. Наконец-то мы смогли сесть на самолет C-17 и отправиться на базу ВВС Дэвис-Монтан в Аризоне - ещё один безпосадочный рейс с дозаправкой в воздухе. Джек познакомил меня с медиками Дельты, и они дали мне Vioxx, болеутоляющее, для моего колена, и Ambien, чтобы я мог спать во время полета. Я принял оба.
В Аризоны мы сели на C-17 до базы ВВС Чарльстон, где взяли напрокат машину и отправились домой. Когда мы выезжали на Кольцевую дорогу в районе Вашингтона, я напомнил себе, что не сделал ничего плохого. Тем не менее, мне было интересно, с каким чертом я столкнулся.
25
Падение тьмы (DARKNESS FALLS)
К тому времени, когда я добрался до дома, это был вечер пятницы, намного позже окончания рабочего дня, поэтому я оставался в псевдониме на выходные, пока не смог попасть в офис и обменяться документами. Что бы ни придумал Генеральный инспектор, это не могло быть большой неприятностью. Я всегда играл честно. Да, я временами выходил за установленные рамки и был весьма наглым по отношению к бюрократическим бумагомаракам, но они не могут уволить тебя за то, что ты находишь способы выполнить свою работу.
Фактически, один из высокопоставленных сотрудников, который был осведомлен о результатах расследования, сказал мне, что они просто собирались сделать мне предупредительный выстрел в мой лук именно теперь, когда мои два защитника - директор DIA генерал-лейтенант Пэт Хьюз и директор DIA по операциям генерал-майор Боб Хардинг - ушли. Я подумал, что худшее, что они могли сделать со мной - это письмо с выговором.
Первым делом в понедельник утром я направился в штаб-квартиру DIA, оставив дома свое оборудование, в том числе четыре телефона Iridium с секретным криптографическим ключом. Я решил сдать их позже.
Как обычно, когда я добрался до Кларендон [здание DIA на бульваре Кларендон], я позвонил наверх сотрудникам прикрытия и сказал им, что приехал сюда для обмена документами. Кто-то должен был прийти и забрать меня, поскольку у Криса Страйкера не было значка DIA.
Один из сержантов сказал, что сейчас спустится. Я делал это десятки раз за эти годы, поэтому знал порядок. Сержант снимал мой бейдж DIA и вводил меня, а я поднимался в офис обмена документами на двенадцатом этаже и обменивался документами. Я сдал свои вещи Криса Страйкера и получил обратно удостоверения Тони Шаффера, такие как мои водительские права и кредитные карты, а также «карманный мусор», как мы это называли - библиотечный билет, карта скидок в продуктовом магазине, карточка «часто пьющего кофе» и т.д. Затем появился сержант с большим манильским конвертом. Я предположил, что там были моё удостоверение Тони Шаффера. Он избегал моих взглядов.
«Сэр, нам нужно подняться на 6 этаж», - сказал он. «Вы должны увидеть полковника Сэдлера».
Это был плохой знак. Полковник Джон Сэдлер был исполнительным директором заместителя директора по операциям HUMINT в DIA. Я вспомнил, что Хантингтон был тем, кто предсказал на той встрече, когда я был планировщиком военной разведки в Ираке, что вооруженные силы США будут встречать дети, бросающие цветы к их ногам. Что ж, этого не произошло. Я ему не очень нравился, но, что более важно, он обычно не имел никакого отношения к обмену документами.
«Где капитан Андерсон?» - сразу спросил я. Он должен знать об этом.
«Сэр, капитана Андерсона здесь нет». Ещё один плохой знак. Андерсон был моим начальником. Если бы было просто письмо с выговором, капитану Андерсону пришлось бы участвовать в нём. Я знал, что случилось кое-что ещё.
Сержант ввёл меня, но сохранил мое удостоверение личности. Мы вошли в лифт, где встретили Дэна Орландо, старшего операционного директора DH01, то есть Европы. Орландо весело поприветствовал меня.
«Привет, Тони, ты вернулся или собираешься?». Я всё ещё был одет в прочный афганский костюм.
«Я только что вернулся», - коротко сказал я, взглянув на сержанта. Он посмотрел вниз. «На самом деле, я пытаюсь заменить документы».
«Я слышал, вы много делали в Афганистане», - сказал Орландо [Херрик в другой версии книги].
«Я тоже так думал, но у меня такое впечатление, что я всё ещё пустое место для некоторых людей здесь», - сказал я.
Орландо недоуменно посмотрел на нас с сержантом. «Что ж, удачи», - сказал он, выходя из лифта на третьем этаже.
«У меня такое чувство, что она мне понадобится», - сказал я, снова глядя на сержанта, который продолжал смотреть в пол.
В тишине мы поднялись на лифте на 6 этаж и вышли, направившись к административным кабинетам, где находился кабинет полковника Сэдлера. Сержант стоял у моего локтя. Мы прошли в маленькую зону ожидания, но там никого не было, кроме админа, капитана, сидящего за своим столом.
«Сообщите полковнику Сэдлеру, что Тони Шаффер здесь», - сказал сержант.
Капитан кивнул. «Полковника Сэдлера сейчас нет», - сказал он.
«Хорошо, мы подождем в его офисе».
В кабинете полковника Сэдлера никого не было. Я подумывал снять пиджак, но решил не снимать его и сел за стол напротив стола полковника Сэдлера. «Так более комфортно», - подумал я. 10 десять минут ожидания. Я пытался поговорить с сержантом, но он только неудобно кивнул. Он не был разговорчивым малым.
Затем в комнату ворвались полковник Сэдлер и еще 3 человека. Он казался почти веселым. Я встал.
«Майор Шаффер», - сказал он.
«Полковник», - ответил я.
«Вы знаете, почему вы здесь сегодня?» - спросил он, встав за стол.
Я не удержался. «Чтобы дать вам совет по украшению вашего офиса?».
Мой комментарий явно застал его врасплох. Я видел, как гнев начал вспыхивать, но он остановился, подарил мне невеселую ухмылку и повернулся к сержанту. «Давай, верни ему документы».
Сержант вручил мне манильский конверт и начал выдавать бейдж DIA.
«За исключением значка», - добавил полковник Сэдлер.
Что, черт возьми, происходило?
Полковник Сэдлер взял лист бумаги и начал читать вслух.
«Не перебивай меня, пока я не закончу», - приказал он мне. Это были выводы IG. «DIA обнаружило три серьезных предмета…»
Пока он говорил, я посмотрел на других людей в комнате. Я знал всех, кроме одного парня - натянутого, худого и жесткого, который оставался у двери. Он напомнил мне Cancer-мэна из Секретных материалов. Он не сказал ни слова и не изменил выражения лица.