Константин Арест-Якубович. К вопросу о кризисе российской интеллигенции
От автора
В начале 90-х годов нашу страну постигла страшная катастрофа. В ней произошла буржуазная революция. Капитализм, в свою жизнь при котором никто из моих сверстников не мог даже поверить, явился во всем своем мерзком обличье.
C первых же шагов по просторам нашей страны капитализм принялся за ликвидацию подчистую всего, что придает смысл бытию человека, и разрушение всех человеческих связей.
С 1991-1993 гг. ряд прекрасных и очень мне близких людей ушел из жизни, не выдержав созданной блистательной «новой реальностью» атмосферы полного одиночества, безнадежности, разгрома культуры, наглого и хамского скотского попрания сапожищами всего самого лучшего, высокого, красивого, светлого, что есть в их душах, разрушения любви, дружбы, общения, взаимопомощи, без чего всякая жизнь человеческая совершенно никчемна, немыслима и ненужна. Есть и покончившие с собой от всего этого. А многие из тех, кто остался жив, очень, очень сильно, люто страдают, и творящаяся вокруг вакханалия непосредственно сокращает их жизни.
Но в круге, считавшемся и называвшем себя «интеллигенцией» есть и другие, и их подавляющее меня большинство.
Я описал в прилагаемой статье лишь половину диагноза. А дело-то ведь куда хуже. «Интеллигенция» мало того, что кругом провалилась - она в основной своей массе еще ОМЕЩАНИЛАСЬ, трансформировавшись в обывателей и приспособленцев. Что означает: собачек и канареечек, сплетни, телевизор и демонстративное нежелание ничего знать, сытое чавканье, жирное скотское самодовольство за счет всех, кому плохо и для кого приготовлено неизменное подлое «это ваши проблемы», невозможность поделиться прочитанным И НАПИСАННЫМ и, вследствие этого, кромешное одиночество для любого, стоящего выше мещанского уровня.
Я могу только лишь от всего сердца глубоко посочувствовать человеку, не принявшему этих «норм» бытия и не пожелавшему чавкать, хрюкать и пукать. Жизнь такого человека будет безумно, исключительно сложной, потому что любовь, дружба и даже общение обязательно противоречат уюту, это всегда волнение, дискомфорт, беспокойство, они всегда сопряжены с необходимостью поступиться из своих удобств чем-нибудь, поделиться и дать что-то другому, всегда не к себе, а от себя. «Вы думаете, что любовь - беседовать через столик?», как написала пламенная Марина Цветаева. На каждом шагу своем такой человек будет встречаться с неизменным провалом всякой попытки пробиться к сознанию подавляющего его большинства при первых же признаках самой малейшей угрозы их лоснящемуся кабаньим жиром комфорту, созданному за счет отсутствия чужих проблем («Пусть другие кричат от отчаянья / от обиды, от боли, от голода», как пел о таких субчиках Александр Галич в пронзительной песне «Молчание»). И ведь будут, сияя самодовольной улыбкой, за которой не прячется ничего, кроме лицемерия, невозмутимо смотреть тебе прямо в глаза! У нас в России вести себя таким, я очень прошу извинить меня за непристойное выражение, западнообывательским образом - самое что ни на есть распоследнее дело.
Автор этой статьи пережил многое и вынужден был достаточно быстро понять, что никогда в своей жизни не сможет примириться с капитализмом, вытаптывающим на своем пути все дорогие ему ценности жизни, и мириться не станет, как не мирился его дед с аналогичным по разрушительности бедствием, постигшим нашу страну - гитлеровским фашизмом. Что будет оказывать сопротивление, чего бы ему это не стоило. Что погибнуть не страшно - дед мой погиб на войне смертью храбрых, самоотверженно сражаясь за Родину. Страшно потерять совесть и разделить всеобщий и всеубивающий заговор молчания, sounds of silence, принять Кодекс Бесчестия. Потому перед вами сейчас эта статья. Она была написана несколько лет назад, однако все поднятые в ней проблемы ни в коей мере не утратили жгучей своей актуальности и нисколько не смягчились. И очень во многом - из-за наиболее удручающего явления последних пятнадцати лет - предательства интеллигенции.
Не так давно одна женщина резонно спросила меня, каким я представляю себе своего читателя. «Вообще-то, - ответил я ей, - я пишу для самого широкого круга. Но в основном ориентируюсь на три группы читателей. Это, во-первых, радикально настроенные молодые люди с массой энергии и четко осознанным отношением к действительности вокруг себя, разделяющие мои убеждения. Во-вторых, это - подлинные, работающие не для денег и не для себя, а для людей, деморализованные бедные интеллигенты, и я считаю прямым своим долгом поддержать их всеми силами и пожать руку. Я также с любовью протягиваю свою руку всем слабым, хрупким, тонким, ранимым, всем одиноким и беззащитным. Ну и, наконец, в третьей группе читателей - мурле мещанина, побившем коммунизм канарейками - мне очень хотелось бы видеть врагов, и мне доставит неизъяснимое чувственное удовольствие плюнуть им в сытую рожу».
Всю ответственность за эту статью автор берет на себя. Я посвящаю ее светлой памяти Тиши - девушки, выше, чище, нежнее, доверчивее, чувствительнее и одухотвореннее которой я не встречал никого в своей жизни, и которая сошла с ума на Западе и погибла от невыносимого одиночества.
* * *
Я буду ругаться очень долго, очень справедливо, упрямо и ожесточенно.
Гордость, честь и совесть, надежда России - ее интеллигенция - полностью провалилась. За прошедшие десять лет можно считать это доказанным.
Времена, наступившие в моей стране, в которой я живу и которую я, несмотря ни на что, люблю, хоть и не надеясь на взаимность - и горько за нее переживаю - не поддаются описанию. Но я все-таки вкратце попробую. Итак, что же я вижу?
Все вокруг захлестнуло тупое и отъявленное скотство нищих духом, и победу торжествует упоенная собою скотская бычья сила. На каждой клеточке пространства, заселенного людьми, в любом общественном месте, каждом вагоне метро - это подтверждается ежесекундно. Задави собственным пузом своего соседа, который приличнее, слабее, просто совестливее тебя, забери себе кислород, которым он дышит, и его физическое место под Солнцем - или это сделают с тобой. Чем твой внутренний мир тоньше и насыщеннее - тем тебе с неизбежностью хуже в прямой и неумолимой пропорции, виноват только ты сам, почему в свободное время читаешь книги, а не пыхтишь, накачивая мускулы, отчего же боишься врезать? Мораль, честь, совесть, доброта, сострадание - этих слов, правильно, Сорокин, больше не существует.
Черная ненависть непроглядной, нерассеивающейся тучей висит над страной. Зло торжествует повсюду, пробравшись во все отношения. В развернувшейся нескончаемой войне всех против всех человек человеку гиена, и всем нравится жить так до ужаса, да. Ненавидят за все: за то, что ты умнее, сильнее чувствуешь, большим интересуешься, хочешь быть более свободным, что-то в своей душе сохранить, и просто за то, что ты такой есть («Вы... ха-ха-ха... паршивый интеллигент, а таких сейчас никто нигде не любит», - сообщил мне сквозь глумливый гогот мерзавец-уролог, к которому на консультацию, больной, я пилил через всю Москву). В собственном рабочем коллективе ты тоже, как мне доказано, теперь воспринимаешься в качестве противника, и чувство локтя коллеги - это чувство локтя, коим он пихается. Ненависть богатых к бедным (не наоборот!) переходит все мыслимые пределы. Только попробуй оказаться когда-нибудь беженцем, нищим, бомжом - узнаешь, а ведь большинство этих людей влачит такое существование вовсе не по своей доброй воле! [1] Ненависть бессовестных к тем, кто пытается жить честно, криминалов ко всем остальным и друг другу, неприязнь и отшвыривание прочь всех, кто не свой. Тотальная ненависть, усиленно и без противовеса пропагандируемая новым «искусством» и всеми средствами массовой информации. Дикторам на радио и телевидении по совести давно бы уже полагалось начинать каждый выпуск новостей с оглашения длинного списка благодарностей всем бандитам, убийцам, маньякам и извращенцам, без которых данный выпуск был бы невозможен! И особенная, пламенная, ненависть, переливающаяся через все остальные - злобная ненависть милиции к своему народу (и ответная, вызванная ей). «Чего же стоит такой народ, который не в состоянии даже защитить себя от милиции?» - так и хочется воскликнуть по этому поводу.
Никаких, ни малейших интересов, кроме зарабатывания денег в качестве мистической цели бытия. Не спрашивайте у молодого «человека», кем он хочет стать. Существует только два ответа - крутым или деловым. Сиятельные образцы всегда под боком. «Мои отношения с недавно еще достаточно близкими знакомыми стали формальными... Вообще бизнес и дружба несовместимы. Что-то обязательно страдает. Так что приходится выбирать (и выбрал бизнес - прим. К.А.) К сожалению, бизнес - бездушная штука, разводит людей по разные стороны баррикад», - откровенничает гендиректор фирмы «Гарант» Д.Першеев (относительно несовместимости: с этим умозаключением я согласен железно, на двести процентов, и убедился в его справедливости независимо и непоколебимо). Господин Першеев, вы понимаете, насколько чудовищно вы неоригинальны? Все население России, выстрадавшее в тяжких перестроечных битвах долгожданную свободу быть одинаковым и разрешение предать любовь и дружбу, по первому свистку сделало в точности то же самое. Утверждаю, что советский социализм, хорошим он был или плохим, никогда не претендовал на разрушение всей среды общения, он этим не занимался (капитализм - занялся с первого же младенческого своего шажка!). Более того, самые крепкие друзья, на которых можно положиться вернее всего, образовались у моих родителей в кошмарную эпоху сталинизма, и горячее ей спасибо за это.
Культура, искусство, ничего больше не знача, задыхаются и гибнут. Вымирают. Это рынок. Где можно найти внятную живопись (два самых знаменитых «художника» - О.Кулик, кусающийся голым на четвереньках, и А.Бренер, нагадивший под картиной беззащитного Ван Гога. Как сказал мне некто из современной артбогемы, «это очень смешно»), настоящее человечное высокое кино, теплую чувственную музыку (весь ежесуточный репертуар радиостанций не выдержит сравнения с какой-нибудь непритязательной «Лучше нету того цвету...»)? Куда, наконец, делась литература - ведь в девятнадцатом (да и двадцатом!) веке у нас была величайшая литература, своей высотой, глубиной, добротой, сострадательностью потрясавшая весь мир? Пелевин, Б.Акунин (умышленно злостно позорящий своим псевдонимом сокровенное и дорогое мне имя знаменитого русского смутьяна-анархиста - а не слабо было бы уж сразу назваться Ибунин?), Сорокин и Вик.Ерофеев? С идеологией, даже людоедской, тоталитарной, еще можно было попробовать сразиться (и даже гноение в казематах и уничтожение писателей было фактом признания их значимости) [2] - но что можно противопоставить рыночному механизму окупаемости? Какова, издатели, ныне ваша красная цена в базарный день книгам, мужеству, страданиям такого пронзительного, проникновенного, честнейшего, кристальной души человека, если не лучшего, то уж точно одного из лучших наших писателей второй половины прошлого столетия и, похоже, сейчас забываемого за ненадобностью, как Юрий Домбровский? Со страниц выбрасываемых на рынок произведений новых авторов в притягательных, нарядных обложках доносятся только бессильные визги.
(В конце восьмидесятых до сердец многих тысяч потрясенных слушателей, проняв и задев всех за живое, смогла достучаться Янка Дягилева. Но никакая Янка даже и близко сейчас не возможна (и возможна не будет), как не будут возможны и Башлачев, и Высоцкий (возможно кваканье «Мумий Тролля» и Земфира). Не услышат. Шансов никаких. Свобода слова как бы есть, но она ничего не значит без свободы быть услышанным (гран мерси! - Э.Лимонов) - со всей своей болью и глубиною страдания. Не слышно вообще ничего, кроме мертвенного попискивания сотовых, пейджеров, тарахтения тачек, обнаглевшей до последних пределов рекламы и позывных удалых коммерческих радиостанций - «сверкающей, звенящей и пылающей хуйни», как пела все та же Янка, несчастная святая, в песне под названием «Домой!». Пусть никого не введет в заблуждение - под словом «домой» прозрачно подразумевается не что иное, как смерть).
Что же делает в этой обстановке российская интеллигенция?
Что говорит она о доброте, сострадании, милости к падшим, чести, совести, о том, что смысл жизни не в деньгах, а радость ее - не в тупой скотской силе, о том, что есть, по-прежнему есть, и с ними ничего не случится, незыблемые, вечные, высшие ценности, что рынок не имеет отношения к качеству произведений искусства, в защиту человеческого духа, затравленной души человека?
Да ничего.
Или почти ничего: считанные единицы - против многих тысяч.
Обездоленные врачи, учителя, музейные работники, библиотекари продолжают заниматься своим делом. Их не слышно, потому что, во-первых, как правило, им слишком тяжело. (Напрягаясь из последних сил, тащит на себе вместе с больницей амбулаторный прием в поликлинике гастроэнтеролог Лариса Вартановна, замечательной души женщина, лечащий мой врач. При любом самочувствии отправляется чуть свет к своим больным другой мой лечащий врач, уролог Алла Харитоновна, специалист экстра-класса, известная далеко за пределами нашей страны. Больной, мучающийся тяжелейшей астмой, диабетом, перенесший рак и зверскую бомбардировку химией, как часы, рано утром поднимается на службу священник отец Илья - не по прихоти, а утешать страждущих. Продолжает преподавать моя старая учительница Марьяна Давыдовна. В музеях и библиотеках у меня знакомых нет, но те, кто там остался, совершают настоящие подвиги. Полвека проработала в Библиотеке Иностранной Литературы необыкновенный человек, подвижница, библиограф Елена Николаевна Берковская. Cлава Богу, не довелось ей увидеть нынешнее запустение, когда уникальные фонды практически не пополняются - нет средств). Во-вторых, их, нормальных людей, никто и не спрашивает и слова нигде не дает. Чтобы попасть в масс-медиа, нужно быть людоедом-расчленителем вроде Чикатило, или еще каким-нибудь извращенцем, или трансвеститом, или паразитом шоу-бизнеса, или денежным мешком. Тогда будешь выслушан.
Те же, чье слово до людей доносится и на кого возлагались все надежды - дружно и стремительно, в течение всего нескольких лет, трансформировались в интеллектуалов. Несгибаемые интеллигенты старой закалки, лотманы и лихачевы, вымирают, новые же - вообще не формируются, остальные - оказались интеллектуалами. Интеллектуал есть обладатель ряда неких знаний, научившийся формально оперировать этим рядом - минус моральная компонента (приблизительно: профессионал умственного труда). Для души в этом вполне сбалансированном и объективном определении, как видите, никакого места не предусмотрено. Например, активно самовоздвигающийся Виктор Ерофеев, основная цель и генеральная линия деятельности которого - дискредитация высоких традиций отечественной литературы, конечно, никакой не интеллигент, но более или менее кредитоспособный и состоятельный интеллектуал. И Владимир Сорокин, занимающийся дискредитацией литературы вообще, тоже, почему бы и нет, обладая навыками манипулирования ходовыми приёмами постмодернизма и какого-нибудь, чаво ещё там, постструктурализма, вполне может на это звание претендовать. Но не вздумайте только к нему обращаться (как обращались к Анне Ахматовой, над которой этот подлец позволил себе гнусно издеваться) с наболевшими своими проблемами... И уж совсем совершенный, монолитный, без единого слабого места интеллектуал - это Глеб Павловский, скорее ассоциирующийся с компьютером, нежели с биологическим существом во плоти и крови, и точно в этом же качестве компьютеров всех живых людей воспринимающий.
Интеллигент - сугубо родное, национальное понятие, в иностранных языках оно отсутствует. Интеллектуал - безродное, космополитическое. Интеллигент связан неразрывными узами с культурой, интеллектуал - с цивилизацией. (Культура и цивилизация противонаправлены, ибо культура устремлена вверх, ввысь, и способствует возвышению индивидуальности, личности творца (как и человека, соприкасающегося с ее произведениями); цивилизация же, устанавливая повсюду единообразные потребительские образцы, направлена на понижение, обезличивает и нивелирует). Казалось бы, простейший здравый смысл и элементарная совесть художника должны были подсказать русскому интеллигенту, защищая традиции культуры, безоглядно атаковать мировую цивилизацию, однако случилось в точности наоборот, и сокрушительной атаке подверглась величайшая русская культура с ее вековыми традициями и сокровищницей, кропотливо пополнявшейся в течение множества поколений. Вот как пронзительно пишет об этом губительном процессе сценарист Юрий Арабов в «Искусстве Кино» №12/2000: «Наша цивилизация построена на рационализме и в данный момент к культуре уже вообще не имеет никакого отношения. Рационализм выхолостил из культуры ее душу, ее мистицизм... Цивилизация блокирует всякое восприятие, не связанное с видимым миром потребления.
В свое время я очень увлекался Борисом Парамоновым, он крайне остроумный человек. Это продолжалось до тех пор, пока я не понял его задачу. А она очень простая и очень показательная - разделаться с русской культурой, растоптать ее, свести к нескольким фрейдистским и постфрейдистским тезисам. Почему? Потому что именно культура мешает России перейти в цивилизационное русло... и подобный подход делает из человека зомбированного раба нового порядка.
Мы живем в эпоху торжества конформизма... В культурном отношении это связано с постмодернистским сознанием, которое отрицает любые ценностные основания и ценностные, а следовательно, и эстетические ориентиры... А на смену ему уже приходит некое состояние умов, почти бессознательное, целиком ориентированное на потребление. Здесь в ходу количественные характеристики, качественные же практически отсутствуют. В 60-е годы одномерный человек уже был описан в литературе (знаменитое произведение Герберта Маркузе - К.А.), но тогда это еще казалось фантастическим допущением, а сейчас стало реальностью. Я думаю, что так называемая культура в ближайшем будущем перестанет существовать (именно это и происходит - К.А.). Будут какие-то отдельные люди, пытающиеся что-то сделать. А собственно, главным товаром потребления станет эксплуатация первичных инстинктов - насилия и размножения (уже стало - К.А.). Вот и все. Противостоять этой эксплуатации на личностном уровне можно и нужно, но в общественном плане - никаких перспектив». Уже нынешнему поколению двуногих какие-нибудь покемоны, эмтивишные ублюдки Бивис и Баттхед, идиотский жвачно-комиксовый Микки-Маус или кукла Барби ощутимо ближе, родней и понятнее, чем сказки Пушкина или «Аленький цветочек». Так с помощью нашей интеллигенции Россия наконец становится цивилизованной страной.
(Интересно в связи с этим обратить внимание на то, что свысока и снисходительно порицаемый за «недоразвитость» грандиозный Третий Мир дает - сейчас и прямо сейчас! - мощное, состоятельное искусство, поражающее воображение. Расцвет переживает кинематография, прежде всего азиатских стран (в частности, Ирана). Этническая музыка стран Африки, Латинской Америки, Ближнего, Среднего и Дальнего Востока подпитывает животворными импульсами весь мир «цивилизации», костенеющий в глубочайшем упадке. В странах Ислама дикая, неистовая пассионарность этномузыки последних десятилетий, быть может, предвещает в недалеком будущем завоевательные походы невиданного размаха, от которых затрепещет весь Запад. И, наконец, литература: вся «мировая цивилизация» за последние по крайней мере тридцать лет не дала практически ни одного бесспорного крупного имени, способного остаться надолго (ну разве что считанные единицы) - но в насквозь мафиозной, криминальной, простреливаемой вдоль и поперек до последнего закоулка целиком наркоманской Колумбии, вотчине печально знаменитого медельинского картеля, создает роман за романом «магический реалист» нобелевский лауреат Габриэль Гарсия Маркес. А в Перу, гнезде левацкого терроризма - Марио Варгас Льоса. А в коммунистической Кубе творил эксцентричный Алехо Карпентьер. (А в повстанческой Мексике сейчас пишет веселая и ироничная Лаура Эскивель...). И это только крошечная часть общего числа, только фигуры, сразу мне вспоминающиеся).
Демократия (либеральные ценности, Запад, рынок - как ни называй, все это синонимы, слова одного ряда), внедренная в Россию мировой цивилизацией - есть тотальное подавление индивидуальности и тотальное господство одинаковой ничтожной посредственности. Опирающийся только лишь на одну низость человеческую и манипулирующий только экономическими категориями окупаемости, рынок гарантированно никогда не сможет генерировать никакие высокие ценности, будь в его распоряжении и не десять лет (как пока), а хоть сто или двести, и не успокаивайте себя бессильными надеждами. Даже вся великая литература XIX века, гордость и слава русской (и мировой) культуры, включая Достоевского и - даже! - самого Александра Пушкина, развилась и расцвела вопреки рынку, а вовсе не благодаря ему. (Рыночным фаворитом пушкинской эпохи был беспардонный оборотистый Фаддей Булгарин - может быть, до некоторой степени аналог современного Б.Акунина... Сам Александр Сергеевич, увы, пользовался весьма и весьма скромным успехом). И это было уже двести-сто лет назад, когда рынок еще допускал некоторые послабления и во всяком случае не притязал столь нагло и откровенно, как нынешний, на саму душу творца. Годы прошли - и механизм рынка отшлифовался до полной непробиваемости для всякого, не являющегося жалкой посредственностью, одномерным человеком (если бы Константин Леонтьев вдруг поднялся из своей могилы и увидел, что в своем предсказании будущего как торжества этой самой ничтожной посредственности он, еще из конца XIX-го века, оказался прав, какие его охватили бы чувства?). Считанные же единицы, творящие настоящее искусство (певица Рада Анчевская, Юрий Арабов, Александр Сокуров) не имеют ни малейшего отношения к рынку и ни в коей мере на успех себя не программируют.
Мне не раз активно рекомендовали пользующиеся спросом высоколобые журналы «Неприкосновенный Запас» и «Новое Литературное Обозрение», выпускаемые издательством «НЛО» (директор И.Прохорова). В числе декларируемых задач «Неприкосновенного Запаса» обнаруживаю: «...пропаганда либеральных ценностей и выработка языка для их трансляции в российское общество». Поскольку либеральные ценности ничего высокого создать не в состоянии, ваш журнал, простите меня, о уважаемая Ирина Николаевна, я читать не собираюсь и в состоятельность его ни на йоту не верю. Я верю блистательному Отару Иоселиани, [3] сообщившему в старых интервью «Daily Commersant» и «Известиям»: «Очевидно, нам грозит только либерализм. «Кто сильнее, тот и захватил». Физическая, финансовая - любая сила всегда наглая. Давайте перечислим всех, кто оставил какой-то след: Мусоргский, Шаляпин, Чехов (я не очень люблю Чехова, но Чехов), Достоевский; в кинематографии Барнет, Рене Клер, Орсон Уэллс, Джон Форд, кто еще? - мы этим живем и этим дышим - Кант, Кьеркегор - и все это не имеет никакого отношения к либерализму. Это просто жизнь души, а либерализм - это такая наглость, хамство. Это захват. Когда ваши «новые русские» в России успокоятся и у них в голове вдруг возникнет идея открыть галерею или музей и дать денег художникам, художников уже не будет... А если будет процветать клип, скоро у вас не станет и кинематографа». [Другие небезынтересные фрагменты: «С разрушением коммунистического общества пришли более страшные силы - капитализм сделал жизнь труднее, беспросветнее и безнадежнее» (и это говорит успешный, вполне признанный художник!) «За все время пребывания во Франции у меня появилось раз-два-три-четыре - пять приятелей. При моем характере это просто ничто». И, наконец, великолепное: «Опыт, правила общения между людьми, основанные на чем-то, очень-очень пережитом и завещанном нам - это кончается. Все будут растерянные, одинокие, замкнутые, несчастные, сидеть все время с какими-то компьютерами (!!!), общаться по каким-то факсам, по Интернетам. Вот весь ужас, а вовсе не то, что конец света настает»]. Вот вам большой, настоящий, тонко чувствующий и глубоко переживающий художник, и его боль я воспринимаю, как свою. Сколько уже лет из-за полного отсутствия средств не может наконец доснять свою «Шинель» Юрий Норштейн, создатель гениального «Ежика в тумане»? И правота О.Иоселиани подтверждается массой наблюдений столичной реальности. На крыше Центрального Дома Художника гордо, едва ли не в четверть ширины здания, красуется реклама чая «Липтон» - в то время как внутри здания, рядом с гардеробом, для посетителей, среди которых множество людей отнюдь не молодых, не почешутся даже поставить скамейки - всю предназначенную для них территорию захапал Его Величество Бiзнес. Под могучим крылом чая «Липтон» находятся, стало быть, наши художники. В сумерках, на закате, эта гадость еще начинает светиться на всю округу, чтобы ее было видно издалека... А из выхода со станции метро «Краснопресненская» с некоторых пор, не старайся, больше не пройдешь в загнанный во тьму закоулка, в катакомбы, неуклонно и жадно выдавливаемый из фешенебельного здания Музей Кино, уникальное детище знаменитого на весь мир своим подвижничеством культуролога Наума Ихильевича Клеймана: проход тупо и намертво перегорожен - очевидно, вдобавок к ночному клубу «Арлекино» и коммерческому центру, громыхая, сооружается еще что-нибудь для увеселения разжиревшего бычья. [4] Для просто нормальных людей, как решено нагло продемонстрировать любому выходящему из метро на улицу - не делается ничего.
Но вот суждение Б.Кагарлицкого, участника конференц-зала журнала «Знамя», обсуждавшего выбор «Социализм или смерть?», то есть, прошу прощения, я оговорился, вопрос: «Есть ли будущее у социализма в России?» («Знамя», №11/99): «У социализма есть другое имя - это культура. Принцип культуры, как и принцип социализма, внерыночен и в значительной мере антирыночен. Прекрасное не может быть измерено денежными единицами, человеческое достоинство не всегда выгодно, а знания не должны быть предметом купли-продажи. Знание принадлежит всем.
...Культура принципиально антибуржуазна, она живет по иным законам, чем бизнес. И если сегодня мы видим массовый переход интеллигенции на либеральные позиции, то это свидетельствует не столько о кризисе социализма, сколько о глубочайшем кризисе интеллигенции, потерявшей свое место в обществе».
Поразительный факт, чрезвычайно интересный и обращающий на себя внимание любого непредвзятого наблюдателя. Если либерализм (рынок, демократия - один черт) органически не способен создавать никакие культурные ценности, и точно так же в этом отношении бессильны и дряхлый маразматический «коммунизм» Зюганова, и все конъюнктурные экспромты тотально бессовестного шулера и приспособленца Жириновского (есть ли у него понятие о вечности? Едва ли: раздувшийся мыльный пузырь), не говоря уже о каком-нибудь нищем духом баркашове, то вот с ультрамаргинальным и мало кем всерьез воспринимаемым bete noire любого добропорядочного общества национал-большевизмом дело de facto обстоит совершенно иначе. Если сама по себе национал-большевистская идеология (так же как и все остальные) никакие культурные ценности, по-видимому, созидать и не в состоянии, то вот привлекать талантливых творцов, способных их создавать - да, может! Не случайно, и в отличие от всех остальных движений (и отличие это разительно!) с первых же шагов своего существования национал-большевизм стал активно интегрироваться с искусством. Оставим до поры (с ним будут разбираться и через сто лет после меня) харизматическую и отчасти трагедийную легендарную фигуру основоположника (в свое время его по заслугам называли бы настоящим смутьяном, якобинцем, поджигателем, - и гонялись бы за ним, сбиваясь с ног, с высунутыми языками николаевские подлые шпики. Истинно (единственный?!), по-настоящему субверсивный современный автор, крупный и незамиренный хищник, уникальным своим опытом раскрывающий глаза на то, что и сейчас - да, даже сейчас! - можно ЖИТЬ, на всю катушку, свободным от общества (и даже против общества!!!), он одним из первых рассказал истинную правду о Западе). [5] Оставим и его беспрецедентные притязания на пропуск в Историю, несмотря на то, что от драматизма этого единоборства у меня дух перехватывает. Оставим все бесславные судебные процессы, которые гарантированно не смогут принести никакой чести их организаторам... Обратимся вместо этого к нашей музыкальной сцене. Один из самых ярких наших талантов, Александр Башлачев, при таинственных обстоятельствах покончивший с собой, не в буквальном смысле, но по духу был русским националистом, его стихотворения дают для этого вывода определенные основания. Одиозный и, на мой взгляд, значительно более мерзкий, куда менее талантливый, но и гораздо более популярный, чем Э.Лимонов, кумир отечественных гопников с кулаками вместо мозгов по всей ширине родных просторов, Егор Летов - член НБП. Никогда не написавшая ни единой строчки об идеологии (только о любви), ушедшая в незапятнанном белоснежном платье, словно ангел, Янка Дягилева сама по себе чиста абсолютно, но то, что она оказалась в самой сердцевине летовского круга - случайностью, конечно, быть не может. В последний год своей жизни подался в нацболы и умер с национал-большевистским партбилетом эпатажник и насмешник, сверхталантливый Сергей Курехин. Что означал сей его поступок - непонятно, но факт налицо. Многие из ныне выступающих рок-музыкантов также проявляют вполне отчетливое тяготение к национал-большевизму (но отнюдь не к РНЕ!)... Все это совершенно очевидно выходит далеко за рамки какого-либо простого совпадения. По-видимому, хорошо это или плохо, сегодняшний национал-большевизм представляет собой для творческого человека некую реальную, пускай и негативную, альтернативу рыночной стихии. И особенно усиливает его притягательность, по моему предположению, его тотальная нереалистичность, подчеркнутая антипрагматичность, авантюристичность, утверждение абсолютной ценности самодовлеющего бунтарства - самого по себе. Увлекательность приключения, подлинный риск, авантюру - рынок исключает начисто, ибо ничего более бескрылого, скучного и невдохновительного, чем рынок, в природе не существует.
(продолжение следует)
В начале 90-х годов нашу страну постигла страшная катастрофа. В ней произошла буржуазная революция. Капитализм, в свою жизнь при котором никто из моих сверстников не мог даже поверить, явился во всем своем мерзком обличье.
C первых же шагов по просторам нашей страны капитализм принялся за ликвидацию подчистую всего, что придает смысл бытию человека, и разрушение всех человеческих связей.
С 1991-1993 гг. ряд прекрасных и очень мне близких людей ушел из жизни, не выдержав созданной блистательной «новой реальностью» атмосферы полного одиночества, безнадежности, разгрома культуры, наглого и хамского скотского попрания сапожищами всего самого лучшего, высокого, красивого, светлого, что есть в их душах, разрушения любви, дружбы, общения, взаимопомощи, без чего всякая жизнь человеческая совершенно никчемна, немыслима и ненужна. Есть и покончившие с собой от всего этого. А многие из тех, кто остался жив, очень, очень сильно, люто страдают, и творящаяся вокруг вакханалия непосредственно сокращает их жизни.
Но в круге, считавшемся и называвшем себя «интеллигенцией» есть и другие, и их подавляющее меня большинство.
Я описал в прилагаемой статье лишь половину диагноза. А дело-то ведь куда хуже. «Интеллигенция» мало того, что кругом провалилась - она в основной своей массе еще ОМЕЩАНИЛАСЬ, трансформировавшись в обывателей и приспособленцев. Что означает: собачек и канареечек, сплетни, телевизор и демонстративное нежелание ничего знать, сытое чавканье, жирное скотское самодовольство за счет всех, кому плохо и для кого приготовлено неизменное подлое «это ваши проблемы», невозможность поделиться прочитанным И НАПИСАННЫМ и, вследствие этого, кромешное одиночество для любого, стоящего выше мещанского уровня.
Я могу только лишь от всего сердца глубоко посочувствовать человеку, не принявшему этих «норм» бытия и не пожелавшему чавкать, хрюкать и пукать. Жизнь такого человека будет безумно, исключительно сложной, потому что любовь, дружба и даже общение обязательно противоречат уюту, это всегда волнение, дискомфорт, беспокойство, они всегда сопряжены с необходимостью поступиться из своих удобств чем-нибудь, поделиться и дать что-то другому, всегда не к себе, а от себя. «Вы думаете, что любовь - беседовать через столик?», как написала пламенная Марина Цветаева. На каждом шагу своем такой человек будет встречаться с неизменным провалом всякой попытки пробиться к сознанию подавляющего его большинства при первых же признаках самой малейшей угрозы их лоснящемуся кабаньим жиром комфорту, созданному за счет отсутствия чужих проблем («Пусть другие кричат от отчаянья / от обиды, от боли, от голода», как пел о таких субчиках Александр Галич в пронзительной песне «Молчание»). И ведь будут, сияя самодовольной улыбкой, за которой не прячется ничего, кроме лицемерия, невозмутимо смотреть тебе прямо в глаза! У нас в России вести себя таким, я очень прошу извинить меня за непристойное выражение, западнообывательским образом - самое что ни на есть распоследнее дело.
Автор этой статьи пережил многое и вынужден был достаточно быстро понять, что никогда в своей жизни не сможет примириться с капитализмом, вытаптывающим на своем пути все дорогие ему ценности жизни, и мириться не станет, как не мирился его дед с аналогичным по разрушительности бедствием, постигшим нашу страну - гитлеровским фашизмом. Что будет оказывать сопротивление, чего бы ему это не стоило. Что погибнуть не страшно - дед мой погиб на войне смертью храбрых, самоотверженно сражаясь за Родину. Страшно потерять совесть и разделить всеобщий и всеубивающий заговор молчания, sounds of silence, принять Кодекс Бесчестия. Потому перед вами сейчас эта статья. Она была написана несколько лет назад, однако все поднятые в ней проблемы ни в коей мере не утратили жгучей своей актуальности и нисколько не смягчились. И очень во многом - из-за наиболее удручающего явления последних пятнадцати лет - предательства интеллигенции.
Не так давно одна женщина резонно спросила меня, каким я представляю себе своего читателя. «Вообще-то, - ответил я ей, - я пишу для самого широкого круга. Но в основном ориентируюсь на три группы читателей. Это, во-первых, радикально настроенные молодые люди с массой энергии и четко осознанным отношением к действительности вокруг себя, разделяющие мои убеждения. Во-вторых, это - подлинные, работающие не для денег и не для себя, а для людей, деморализованные бедные интеллигенты, и я считаю прямым своим долгом поддержать их всеми силами и пожать руку. Я также с любовью протягиваю свою руку всем слабым, хрупким, тонким, ранимым, всем одиноким и беззащитным. Ну и, наконец, в третьей группе читателей - мурле мещанина, побившем коммунизм канарейками - мне очень хотелось бы видеть врагов, и мне доставит неизъяснимое чувственное удовольствие плюнуть им в сытую рожу».
Всю ответственность за эту статью автор берет на себя. Я посвящаю ее светлой памяти Тиши - девушки, выше, чище, нежнее, доверчивее, чувствительнее и одухотвореннее которой я не встречал никого в своей жизни, и которая сошла с ума на Западе и погибла от невыносимого одиночества.
* * *
Я буду ругаться очень долго, очень справедливо, упрямо и ожесточенно.
Гордость, честь и совесть, надежда России - ее интеллигенция - полностью провалилась. За прошедшие десять лет можно считать это доказанным.
Времена, наступившие в моей стране, в которой я живу и которую я, несмотря ни на что, люблю, хоть и не надеясь на взаимность - и горько за нее переживаю - не поддаются описанию. Но я все-таки вкратце попробую. Итак, что же я вижу?
Все вокруг захлестнуло тупое и отъявленное скотство нищих духом, и победу торжествует упоенная собою скотская бычья сила. На каждой клеточке пространства, заселенного людьми, в любом общественном месте, каждом вагоне метро - это подтверждается ежесекундно. Задави собственным пузом своего соседа, который приличнее, слабее, просто совестливее тебя, забери себе кислород, которым он дышит, и его физическое место под Солнцем - или это сделают с тобой. Чем твой внутренний мир тоньше и насыщеннее - тем тебе с неизбежностью хуже в прямой и неумолимой пропорции, виноват только ты сам, почему в свободное время читаешь книги, а не пыхтишь, накачивая мускулы, отчего же боишься врезать? Мораль, честь, совесть, доброта, сострадание - этих слов, правильно, Сорокин, больше не существует.
Черная ненависть непроглядной, нерассеивающейся тучей висит над страной. Зло торжествует повсюду, пробравшись во все отношения. В развернувшейся нескончаемой войне всех против всех человек человеку гиена, и всем нравится жить так до ужаса, да. Ненавидят за все: за то, что ты умнее, сильнее чувствуешь, большим интересуешься, хочешь быть более свободным, что-то в своей душе сохранить, и просто за то, что ты такой есть («Вы... ха-ха-ха... паршивый интеллигент, а таких сейчас никто нигде не любит», - сообщил мне сквозь глумливый гогот мерзавец-уролог, к которому на консультацию, больной, я пилил через всю Москву). В собственном рабочем коллективе ты тоже, как мне доказано, теперь воспринимаешься в качестве противника, и чувство локтя коллеги - это чувство локтя, коим он пихается. Ненависть богатых к бедным (не наоборот!) переходит все мыслимые пределы. Только попробуй оказаться когда-нибудь беженцем, нищим, бомжом - узнаешь, а ведь большинство этих людей влачит такое существование вовсе не по своей доброй воле! [1] Ненависть бессовестных к тем, кто пытается жить честно, криминалов ко всем остальным и друг другу, неприязнь и отшвыривание прочь всех, кто не свой. Тотальная ненависть, усиленно и без противовеса пропагандируемая новым «искусством» и всеми средствами массовой информации. Дикторам на радио и телевидении по совести давно бы уже полагалось начинать каждый выпуск новостей с оглашения длинного списка благодарностей всем бандитам, убийцам, маньякам и извращенцам, без которых данный выпуск был бы невозможен! И особенная, пламенная, ненависть, переливающаяся через все остальные - злобная ненависть милиции к своему народу (и ответная, вызванная ей). «Чего же стоит такой народ, который не в состоянии даже защитить себя от милиции?» - так и хочется воскликнуть по этому поводу.
Никаких, ни малейших интересов, кроме зарабатывания денег в качестве мистической цели бытия. Не спрашивайте у молодого «человека», кем он хочет стать. Существует только два ответа - крутым или деловым. Сиятельные образцы всегда под боком. «Мои отношения с недавно еще достаточно близкими знакомыми стали формальными... Вообще бизнес и дружба несовместимы. Что-то обязательно страдает. Так что приходится выбирать (и выбрал бизнес - прим. К.А.) К сожалению, бизнес - бездушная штука, разводит людей по разные стороны баррикад», - откровенничает гендиректор фирмы «Гарант» Д.Першеев (относительно несовместимости: с этим умозаключением я согласен железно, на двести процентов, и убедился в его справедливости независимо и непоколебимо). Господин Першеев, вы понимаете, насколько чудовищно вы неоригинальны? Все население России, выстрадавшее в тяжких перестроечных битвах долгожданную свободу быть одинаковым и разрешение предать любовь и дружбу, по первому свистку сделало в точности то же самое. Утверждаю, что советский социализм, хорошим он был или плохим, никогда не претендовал на разрушение всей среды общения, он этим не занимался (капитализм - занялся с первого же младенческого своего шажка!). Более того, самые крепкие друзья, на которых можно положиться вернее всего, образовались у моих родителей в кошмарную эпоху сталинизма, и горячее ей спасибо за это.
Культура, искусство, ничего больше не знача, задыхаются и гибнут. Вымирают. Это рынок. Где можно найти внятную живопись (два самых знаменитых «художника» - О.Кулик, кусающийся голым на четвереньках, и А.Бренер, нагадивший под картиной беззащитного Ван Гога. Как сказал мне некто из современной артбогемы, «это очень смешно»), настоящее человечное высокое кино, теплую чувственную музыку (весь ежесуточный репертуар радиостанций не выдержит сравнения с какой-нибудь непритязательной «Лучше нету того цвету...»)? Куда, наконец, делась литература - ведь в девятнадцатом (да и двадцатом!) веке у нас была величайшая литература, своей высотой, глубиной, добротой, сострадательностью потрясавшая весь мир? Пелевин, Б.Акунин (умышленно злостно позорящий своим псевдонимом сокровенное и дорогое мне имя знаменитого русского смутьяна-анархиста - а не слабо было бы уж сразу назваться Ибунин?), Сорокин и Вик.Ерофеев? С идеологией, даже людоедской, тоталитарной, еще можно было попробовать сразиться (и даже гноение в казематах и уничтожение писателей было фактом признания их значимости) [2] - но что можно противопоставить рыночному механизму окупаемости? Какова, издатели, ныне ваша красная цена в базарный день книгам, мужеству, страданиям такого пронзительного, проникновенного, честнейшего, кристальной души человека, если не лучшего, то уж точно одного из лучших наших писателей второй половины прошлого столетия и, похоже, сейчас забываемого за ненадобностью, как Юрий Домбровский? Со страниц выбрасываемых на рынок произведений новых авторов в притягательных, нарядных обложках доносятся только бессильные визги.
(В конце восьмидесятых до сердец многих тысяч потрясенных слушателей, проняв и задев всех за живое, смогла достучаться Янка Дягилева. Но никакая Янка даже и близко сейчас не возможна (и возможна не будет), как не будут возможны и Башлачев, и Высоцкий (возможно кваканье «Мумий Тролля» и Земфира). Не услышат. Шансов никаких. Свобода слова как бы есть, но она ничего не значит без свободы быть услышанным (гран мерси! - Э.Лимонов) - со всей своей болью и глубиною страдания. Не слышно вообще ничего, кроме мертвенного попискивания сотовых, пейджеров, тарахтения тачек, обнаглевшей до последних пределов рекламы и позывных удалых коммерческих радиостанций - «сверкающей, звенящей и пылающей хуйни», как пела все та же Янка, несчастная святая, в песне под названием «Домой!». Пусть никого не введет в заблуждение - под словом «домой» прозрачно подразумевается не что иное, как смерть).
Что же делает в этой обстановке российская интеллигенция?
Что говорит она о доброте, сострадании, милости к падшим, чести, совести, о том, что смысл жизни не в деньгах, а радость ее - не в тупой скотской силе, о том, что есть, по-прежнему есть, и с ними ничего не случится, незыблемые, вечные, высшие ценности, что рынок не имеет отношения к качеству произведений искусства, в защиту человеческого духа, затравленной души человека?
Да ничего.
Или почти ничего: считанные единицы - против многих тысяч.
Обездоленные врачи, учителя, музейные работники, библиотекари продолжают заниматься своим делом. Их не слышно, потому что, во-первых, как правило, им слишком тяжело. (Напрягаясь из последних сил, тащит на себе вместе с больницей амбулаторный прием в поликлинике гастроэнтеролог Лариса Вартановна, замечательной души женщина, лечащий мой врач. При любом самочувствии отправляется чуть свет к своим больным другой мой лечащий врач, уролог Алла Харитоновна, специалист экстра-класса, известная далеко за пределами нашей страны. Больной, мучающийся тяжелейшей астмой, диабетом, перенесший рак и зверскую бомбардировку химией, как часы, рано утром поднимается на службу священник отец Илья - не по прихоти, а утешать страждущих. Продолжает преподавать моя старая учительница Марьяна Давыдовна. В музеях и библиотеках у меня знакомых нет, но те, кто там остался, совершают настоящие подвиги. Полвека проработала в Библиотеке Иностранной Литературы необыкновенный человек, подвижница, библиограф Елена Николаевна Берковская. Cлава Богу, не довелось ей увидеть нынешнее запустение, когда уникальные фонды практически не пополняются - нет средств). Во-вторых, их, нормальных людей, никто и не спрашивает и слова нигде не дает. Чтобы попасть в масс-медиа, нужно быть людоедом-расчленителем вроде Чикатило, или еще каким-нибудь извращенцем, или трансвеститом, или паразитом шоу-бизнеса, или денежным мешком. Тогда будешь выслушан.
Те же, чье слово до людей доносится и на кого возлагались все надежды - дружно и стремительно, в течение всего нескольких лет, трансформировались в интеллектуалов. Несгибаемые интеллигенты старой закалки, лотманы и лихачевы, вымирают, новые же - вообще не формируются, остальные - оказались интеллектуалами. Интеллектуал есть обладатель ряда неких знаний, научившийся формально оперировать этим рядом - минус моральная компонента (приблизительно: профессионал умственного труда). Для души в этом вполне сбалансированном и объективном определении, как видите, никакого места не предусмотрено. Например, активно самовоздвигающийся Виктор Ерофеев, основная цель и генеральная линия деятельности которого - дискредитация высоких традиций отечественной литературы, конечно, никакой не интеллигент, но более или менее кредитоспособный и состоятельный интеллектуал. И Владимир Сорокин, занимающийся дискредитацией литературы вообще, тоже, почему бы и нет, обладая навыками манипулирования ходовыми приёмами постмодернизма и какого-нибудь, чаво ещё там, постструктурализма, вполне может на это звание претендовать. Но не вздумайте только к нему обращаться (как обращались к Анне Ахматовой, над которой этот подлец позволил себе гнусно издеваться) с наболевшими своими проблемами... И уж совсем совершенный, монолитный, без единого слабого места интеллектуал - это Глеб Павловский, скорее ассоциирующийся с компьютером, нежели с биологическим существом во плоти и крови, и точно в этом же качестве компьютеров всех живых людей воспринимающий.
Интеллигент - сугубо родное, национальное понятие, в иностранных языках оно отсутствует. Интеллектуал - безродное, космополитическое. Интеллигент связан неразрывными узами с культурой, интеллектуал - с цивилизацией. (Культура и цивилизация противонаправлены, ибо культура устремлена вверх, ввысь, и способствует возвышению индивидуальности, личности творца (как и человека, соприкасающегося с ее произведениями); цивилизация же, устанавливая повсюду единообразные потребительские образцы, направлена на понижение, обезличивает и нивелирует). Казалось бы, простейший здравый смысл и элементарная совесть художника должны были подсказать русскому интеллигенту, защищая традиции культуры, безоглядно атаковать мировую цивилизацию, однако случилось в точности наоборот, и сокрушительной атаке подверглась величайшая русская культура с ее вековыми традициями и сокровищницей, кропотливо пополнявшейся в течение множества поколений. Вот как пронзительно пишет об этом губительном процессе сценарист Юрий Арабов в «Искусстве Кино» №12/2000: «Наша цивилизация построена на рационализме и в данный момент к культуре уже вообще не имеет никакого отношения. Рационализм выхолостил из культуры ее душу, ее мистицизм... Цивилизация блокирует всякое восприятие, не связанное с видимым миром потребления.
В свое время я очень увлекался Борисом Парамоновым, он крайне остроумный человек. Это продолжалось до тех пор, пока я не понял его задачу. А она очень простая и очень показательная - разделаться с русской культурой, растоптать ее, свести к нескольким фрейдистским и постфрейдистским тезисам. Почему? Потому что именно культура мешает России перейти в цивилизационное русло... и подобный подход делает из человека зомбированного раба нового порядка.
Мы живем в эпоху торжества конформизма... В культурном отношении это связано с постмодернистским сознанием, которое отрицает любые ценностные основания и ценностные, а следовательно, и эстетические ориентиры... А на смену ему уже приходит некое состояние умов, почти бессознательное, целиком ориентированное на потребление. Здесь в ходу количественные характеристики, качественные же практически отсутствуют. В 60-е годы одномерный человек уже был описан в литературе (знаменитое произведение Герберта Маркузе - К.А.), но тогда это еще казалось фантастическим допущением, а сейчас стало реальностью. Я думаю, что так называемая культура в ближайшем будущем перестанет существовать (именно это и происходит - К.А.). Будут какие-то отдельные люди, пытающиеся что-то сделать. А собственно, главным товаром потребления станет эксплуатация первичных инстинктов - насилия и размножения (уже стало - К.А.). Вот и все. Противостоять этой эксплуатации на личностном уровне можно и нужно, но в общественном плане - никаких перспектив». Уже нынешнему поколению двуногих какие-нибудь покемоны, эмтивишные ублюдки Бивис и Баттхед, идиотский жвачно-комиксовый Микки-Маус или кукла Барби ощутимо ближе, родней и понятнее, чем сказки Пушкина или «Аленький цветочек». Так с помощью нашей интеллигенции Россия наконец становится цивилизованной страной.
(Интересно в связи с этим обратить внимание на то, что свысока и снисходительно порицаемый за «недоразвитость» грандиозный Третий Мир дает - сейчас и прямо сейчас! - мощное, состоятельное искусство, поражающее воображение. Расцвет переживает кинематография, прежде всего азиатских стран (в частности, Ирана). Этническая музыка стран Африки, Латинской Америки, Ближнего, Среднего и Дальнего Востока подпитывает животворными импульсами весь мир «цивилизации», костенеющий в глубочайшем упадке. В странах Ислама дикая, неистовая пассионарность этномузыки последних десятилетий, быть может, предвещает в недалеком будущем завоевательные походы невиданного размаха, от которых затрепещет весь Запад. И, наконец, литература: вся «мировая цивилизация» за последние по крайней мере тридцать лет не дала практически ни одного бесспорного крупного имени, способного остаться надолго (ну разве что считанные единицы) - но в насквозь мафиозной, криминальной, простреливаемой вдоль и поперек до последнего закоулка целиком наркоманской Колумбии, вотчине печально знаменитого медельинского картеля, создает роман за романом «магический реалист» нобелевский лауреат Габриэль Гарсия Маркес. А в Перу, гнезде левацкого терроризма - Марио Варгас Льоса. А в коммунистической Кубе творил эксцентричный Алехо Карпентьер. (А в повстанческой Мексике сейчас пишет веселая и ироничная Лаура Эскивель...). И это только крошечная часть общего числа, только фигуры, сразу мне вспоминающиеся).
Демократия (либеральные ценности, Запад, рынок - как ни называй, все это синонимы, слова одного ряда), внедренная в Россию мировой цивилизацией - есть тотальное подавление индивидуальности и тотальное господство одинаковой ничтожной посредственности. Опирающийся только лишь на одну низость человеческую и манипулирующий только экономическими категориями окупаемости, рынок гарантированно никогда не сможет генерировать никакие высокие ценности, будь в его распоряжении и не десять лет (как пока), а хоть сто или двести, и не успокаивайте себя бессильными надеждами. Даже вся великая литература XIX века, гордость и слава русской (и мировой) культуры, включая Достоевского и - даже! - самого Александра Пушкина, развилась и расцвела вопреки рынку, а вовсе не благодаря ему. (Рыночным фаворитом пушкинской эпохи был беспардонный оборотистый Фаддей Булгарин - может быть, до некоторой степени аналог современного Б.Акунина... Сам Александр Сергеевич, увы, пользовался весьма и весьма скромным успехом). И это было уже двести-сто лет назад, когда рынок еще допускал некоторые послабления и во всяком случае не притязал столь нагло и откровенно, как нынешний, на саму душу творца. Годы прошли - и механизм рынка отшлифовался до полной непробиваемости для всякого, не являющегося жалкой посредственностью, одномерным человеком (если бы Константин Леонтьев вдруг поднялся из своей могилы и увидел, что в своем предсказании будущего как торжества этой самой ничтожной посредственности он, еще из конца XIX-го века, оказался прав, какие его охватили бы чувства?). Считанные же единицы, творящие настоящее искусство (певица Рада Анчевская, Юрий Арабов, Александр Сокуров) не имеют ни малейшего отношения к рынку и ни в коей мере на успех себя не программируют.
Мне не раз активно рекомендовали пользующиеся спросом высоколобые журналы «Неприкосновенный Запас» и «Новое Литературное Обозрение», выпускаемые издательством «НЛО» (директор И.Прохорова). В числе декларируемых задач «Неприкосновенного Запаса» обнаруживаю: «...пропаганда либеральных ценностей и выработка языка для их трансляции в российское общество». Поскольку либеральные ценности ничего высокого создать не в состоянии, ваш журнал, простите меня, о уважаемая Ирина Николаевна, я читать не собираюсь и в состоятельность его ни на йоту не верю. Я верю блистательному Отару Иоселиани, [3] сообщившему в старых интервью «Daily Commersant» и «Известиям»: «Очевидно, нам грозит только либерализм. «Кто сильнее, тот и захватил». Физическая, финансовая - любая сила всегда наглая. Давайте перечислим всех, кто оставил какой-то след: Мусоргский, Шаляпин, Чехов (я не очень люблю Чехова, но Чехов), Достоевский; в кинематографии Барнет, Рене Клер, Орсон Уэллс, Джон Форд, кто еще? - мы этим живем и этим дышим - Кант, Кьеркегор - и все это не имеет никакого отношения к либерализму. Это просто жизнь души, а либерализм - это такая наглость, хамство. Это захват. Когда ваши «новые русские» в России успокоятся и у них в голове вдруг возникнет идея открыть галерею или музей и дать денег художникам, художников уже не будет... А если будет процветать клип, скоро у вас не станет и кинематографа». [Другие небезынтересные фрагменты: «С разрушением коммунистического общества пришли более страшные силы - капитализм сделал жизнь труднее, беспросветнее и безнадежнее» (и это говорит успешный, вполне признанный художник!) «За все время пребывания во Франции у меня появилось раз-два-три-четыре - пять приятелей. При моем характере это просто ничто». И, наконец, великолепное: «Опыт, правила общения между людьми, основанные на чем-то, очень-очень пережитом и завещанном нам - это кончается. Все будут растерянные, одинокие, замкнутые, несчастные, сидеть все время с какими-то компьютерами (!!!), общаться по каким-то факсам, по Интернетам. Вот весь ужас, а вовсе не то, что конец света настает»]. Вот вам большой, настоящий, тонко чувствующий и глубоко переживающий художник, и его боль я воспринимаю, как свою. Сколько уже лет из-за полного отсутствия средств не может наконец доснять свою «Шинель» Юрий Норштейн, создатель гениального «Ежика в тумане»? И правота О.Иоселиани подтверждается массой наблюдений столичной реальности. На крыше Центрального Дома Художника гордо, едва ли не в четверть ширины здания, красуется реклама чая «Липтон» - в то время как внутри здания, рядом с гардеробом, для посетителей, среди которых множество людей отнюдь не молодых, не почешутся даже поставить скамейки - всю предназначенную для них территорию захапал Его Величество Бiзнес. Под могучим крылом чая «Липтон» находятся, стало быть, наши художники. В сумерках, на закате, эта гадость еще начинает светиться на всю округу, чтобы ее было видно издалека... А из выхода со станции метро «Краснопресненская» с некоторых пор, не старайся, больше не пройдешь в загнанный во тьму закоулка, в катакомбы, неуклонно и жадно выдавливаемый из фешенебельного здания Музей Кино, уникальное детище знаменитого на весь мир своим подвижничеством культуролога Наума Ихильевича Клеймана: проход тупо и намертво перегорожен - очевидно, вдобавок к ночному клубу «Арлекино» и коммерческому центру, громыхая, сооружается еще что-нибудь для увеселения разжиревшего бычья. [4] Для просто нормальных людей, как решено нагло продемонстрировать любому выходящему из метро на улицу - не делается ничего.
Но вот суждение Б.Кагарлицкого, участника конференц-зала журнала «Знамя», обсуждавшего выбор «Социализм или смерть?», то есть, прошу прощения, я оговорился, вопрос: «Есть ли будущее у социализма в России?» («Знамя», №11/99): «У социализма есть другое имя - это культура. Принцип культуры, как и принцип социализма, внерыночен и в значительной мере антирыночен. Прекрасное не может быть измерено денежными единицами, человеческое достоинство не всегда выгодно, а знания не должны быть предметом купли-продажи. Знание принадлежит всем.
...Культура принципиально антибуржуазна, она живет по иным законам, чем бизнес. И если сегодня мы видим массовый переход интеллигенции на либеральные позиции, то это свидетельствует не столько о кризисе социализма, сколько о глубочайшем кризисе интеллигенции, потерявшей свое место в обществе».
Поразительный факт, чрезвычайно интересный и обращающий на себя внимание любого непредвзятого наблюдателя. Если либерализм (рынок, демократия - один черт) органически не способен создавать никакие культурные ценности, и точно так же в этом отношении бессильны и дряхлый маразматический «коммунизм» Зюганова, и все конъюнктурные экспромты тотально бессовестного шулера и приспособленца Жириновского (есть ли у него понятие о вечности? Едва ли: раздувшийся мыльный пузырь), не говоря уже о каком-нибудь нищем духом баркашове, то вот с ультрамаргинальным и мало кем всерьез воспринимаемым bete noire любого добропорядочного общества национал-большевизмом дело de facto обстоит совершенно иначе. Если сама по себе национал-большевистская идеология (так же как и все остальные) никакие культурные ценности, по-видимому, созидать и не в состоянии, то вот привлекать талантливых творцов, способных их создавать - да, может! Не случайно, и в отличие от всех остальных движений (и отличие это разительно!) с первых же шагов своего существования национал-большевизм стал активно интегрироваться с искусством. Оставим до поры (с ним будут разбираться и через сто лет после меня) харизматическую и отчасти трагедийную легендарную фигуру основоположника (в свое время его по заслугам называли бы настоящим смутьяном, якобинцем, поджигателем, - и гонялись бы за ним, сбиваясь с ног, с высунутыми языками николаевские подлые шпики. Истинно (единственный?!), по-настоящему субверсивный современный автор, крупный и незамиренный хищник, уникальным своим опытом раскрывающий глаза на то, что и сейчас - да, даже сейчас! - можно ЖИТЬ, на всю катушку, свободным от общества (и даже против общества!!!), он одним из первых рассказал истинную правду о Западе). [5] Оставим и его беспрецедентные притязания на пропуск в Историю, несмотря на то, что от драматизма этого единоборства у меня дух перехватывает. Оставим все бесславные судебные процессы, которые гарантированно не смогут принести никакой чести их организаторам... Обратимся вместо этого к нашей музыкальной сцене. Один из самых ярких наших талантов, Александр Башлачев, при таинственных обстоятельствах покончивший с собой, не в буквальном смысле, но по духу был русским националистом, его стихотворения дают для этого вывода определенные основания. Одиозный и, на мой взгляд, значительно более мерзкий, куда менее талантливый, но и гораздо более популярный, чем Э.Лимонов, кумир отечественных гопников с кулаками вместо мозгов по всей ширине родных просторов, Егор Летов - член НБП. Никогда не написавшая ни единой строчки об идеологии (только о любви), ушедшая в незапятнанном белоснежном платье, словно ангел, Янка Дягилева сама по себе чиста абсолютно, но то, что она оказалась в самой сердцевине летовского круга - случайностью, конечно, быть не может. В последний год своей жизни подался в нацболы и умер с национал-большевистским партбилетом эпатажник и насмешник, сверхталантливый Сергей Курехин. Что означал сей его поступок - непонятно, но факт налицо. Многие из ныне выступающих рок-музыкантов также проявляют вполне отчетливое тяготение к национал-большевизму (но отнюдь не к РНЕ!)... Все это совершенно очевидно выходит далеко за рамки какого-либо простого совпадения. По-видимому, хорошо это или плохо, сегодняшний национал-большевизм представляет собой для творческого человека некую реальную, пускай и негативную, альтернативу рыночной стихии. И особенно усиливает его притягательность, по моему предположению, его тотальная нереалистичность, подчеркнутая антипрагматичность, авантюристичность, утверждение абсолютной ценности самодовлеющего бунтарства - самого по себе. Увлекательность приключения, подлинный риск, авантюру - рынок исключает начисто, ибо ничего более бескрылого, скучного и невдохновительного, чем рынок, в природе не существует.
(продолжение следует)