Бунаков И. Пути освобождения.

Apr 24, 2017 21:41

Пути освобождения
(Доклад, прочитанный в Париже в 1927 году на заседании общества "Зелёная лампа", созданного Мережковским. Опубликован в журнале "Новый Град" № 1)

Цель моего доклада - наметить пути борьбы за освобож­дение России. Обычно эта задача ограничивается формулирова­нием политической программы и тактики. Но я считаю это недо­статочным. Наша борьба направлена на свержение государственного строя, основанного на целостной вере и целостном миросозерцании. Победить в такой борьбе одними политическими средствами невозможно. Нужно господствующему миросозерцанию противопоставить свое миросозерцание, вере, воодушевляющей современных властителей России, противопоставить спою веру и человеку, несущему власть, - нового человека. Только тогда наша политическая борьба станет подлинно освободитель­ной и действенной. Я мог бы доказывать этот тезис логикой и фактами современности. Но я хочу применить другой метод: показать, как велась освободительная борьба с самодержавием - строем, также основанным на целостном миросозерцании. И из этого исторического опыта сделать выводы для современ­ности.
Обычно наша левая общественность определяет русское самодержавие, как власть тираническую, основанную на насилии и на угнетении народа, и разрушавшую хозяйственную и поли­тическую мощь России. Такое определение неверно. Монархия умерла навеки; былой пафос ненависти к ней теперь неуместен теперь можно и должно говорить о прошлом спокойно. И, ес­ли спокойно обратиться к прошлому, достаточно будет пере­листать «Очерки по истории русской культуры» Милюкова, что­бы убедиться, насколько русская империя была жизненной и ка­кой громадный прогресс был осуществлен Россией за двухсот­летний императорский период. В начале императорского периода, при Петре, Россия насчитывала 13 миллионов населения; в нача­ле 20-го века- 150 миллионов. Территория увеличилась в пол­тора раза. Города поднялись с 3 проц. населения до 17 проц. Были проложены десятки тысяч верст железнодорожных линий. Были созданы отрасли промышленности, которые в мировойиерархии шли непосредственно за Англией, Америкой и Герма­нией. И нельзя сказать, чтобы линия хозяйственного прогресса была ниспадающей. Наоборот - чем ближе к современности, тем хозяйственный подъем резче и определеннее. Царствование Николая II - эпоха развала Империи, - вместе с тем, эпоха наибольшего хозяйственного роста и расцвета. Неправильно было бы сказать и другое: хозяйственное развитие шло вопреки императорской власти или против нее. Это было бы историче­ской неправдой. Императорская власть долгие годы была двига­телем хозяйственного прогресса, шла впереди хозяйственного развития страны. И только про последние десятилетия можно сказать, что хозяйственное развитие переросло государственные формы и не укладывалось в них. Не отвечая растущим хозяй­ственным нуждам страны, государственная власть из двигателя хозяйственного развития становилась его тормозом. При дру­гих государственных формах хозяйственное развитие России в последние десятилетия шло бы быстрее. - То же надо сказать про внешнюю государственную мощь. В императорский период Россия была громадной мировой силой. Про царствование Екате­рины II Безбородко впоследствии говорил: это было время, ког­да «ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела». Александр I был «Императором Европы». И Николай I долгие годы управлял ее судьбами. Про Александра III рассказывают анекдот: государь удил рыбу, когда ему доложили, что один европейский посланник хочет его видеть. Александр III от­ветил: «Европа может подождать, пока русский император удит рыбу». И еще в начале мировой войны Европа трепетала перед русским «катком», который все сметет и раздавить. И здесь надо сказать то же: императорская власть долгие годы была творцом и носителем русской государственной мощи; в последний период, не отвечая растущим нуждам страны, она ее ослабляла. - Не­правильно и утверждение, что русская императорская власть бы­ла властью тираническою и основанной на насилии и угнетения народа. Императорская власть была суровой и нередко жесто­кой. Но не надо забывать, что императорская Россия вплоть до второй половины 19 века - а, вернее, вплоть до его конца - была Россией «средневековой». Вся жизнь снизу и доверху бы­ла суровой и мрачной. Императорская власть была не более жестокой, чем власть крестьянина в его семье. Под тираниче­ской, основанной на насилии властью мы понимаем другое: власть, ненавистную народу, утверждающую себя против его воли. Но этого не было в императорской России. Было обратное - импе­раторская власть управляла с молчаливого согласия народа, ок­руженная его любовью и благоговением. Для народа Император оставался тем же, чем был московский царь - Помазанником Божиим, его наместником на земле. Когда читаешь отчеты о за­седаниях Екатерининской Комиссии и наказы избирателей, по­ражаешься неподдельному рабскому чувству любви и предан­ности монарху. Ни тени протеста или требований к власти - только униженные жалобы и просьбы. Когда Екатерина путе­шествовала по Волге, крестьяне просили генералов ставить перед ней свечи. То же и в 19 веке, почти до его конца. Когда Александр I ехал по Москве, крестьяне прикладывались к его ноге. Перед портретом Александра II во многих избах висели лампадки.И даже, когда начались в 1902 году аграрные волнения в Полтавской и Харьковской губерниях, местные крестьяне были уверены, что по губернии ездит наследник-цесаревич и раздает земли, и что вокруг него «сияние». Преданность монар­хии стала разрушаться во время русско-японской войны и пер­вой революции и окончательно исчезла только в Великой вой­не.- Чем же объяснить бунты и восстания, непрекращавшиеся во весь императорский период? - Исторический анализ этих со­бытий только подтверждает вышесказанное. Конечно, положение народа было тяжкое, и тяжесть положения вызывала недоволь­ство. Но это недовольство никогда не было направлено против самодержавной власти, и в особенности, против ее носи­теля. Напротив, когда народ восставал, он восставал в защиту законной власти против ее врагов или в защиту подлинного царя против подменного. Государственная идеология восставших и подавлявших восстание была всегда тождественной. Против кого восставали сторонники Пугачева? В чье имя? - Против узурпировавшей императорскую власть Екатерины II - во имя законного императора Петра III. Когда Пушкин, собирая на местах материалы для Пугачевского бунта, стал расспрашивать старого крестьянина, помнит ли он Емельку Пугача, крестьянин ему ответил: «Для кого Пугач, ваша милость, а для меня царь-батюшка Петр Федорович». Законный император, Петр Федорович уничтожит дворян и помещиков, ибо они враги его и его верных крестьян. Но освобождая крестьян от помещи­ков, он жалует их «быть верноподданными рабами собственной нашей короны». Ни тени умаления самодержавной власти - ни тени прав для верноподданных рабов. - Тот же характер име­ло восстание Декабристов. Для нашей левой общественности, декабрьское восстание - начало открытой борьбы русского на­рода с самодержавием. Но это историческая иллюзия. На самом деле было иное. Несколько сот гвардейских офицеров, увле­ченных свободолюбивыми идеями Запада, охваченных во­споминаниями о греческой и римской республиканской доблести, решили сделать попытку захватить власть, чтобы ус­тановить в России свободный государственный строй. Ни народ, ни армия не слышали об этом и намека. Чтобы увлечь за собой народ и армию, заговорщики воспользовались междуцарствием. Никто не знал точно, кто законный царь: Константин, которому уже присягали, или Николай, которому надо снова присягать. На святости присяги и построена была вся стратегия заговора. «Ура, Константин!» - кричали выведенные заговорщиками на Сенатскую площадь гвардейские полки. «Ура, Николай!» - кричали полки, выведенные для подавления восстания. Два царя, две присяги - трагедия верности царю и присяге, и ни тени протеста и возмущения против власти: вот что такое в глазах русского народа декабрьское восстание. - И, наконец, послед­ний, самый убедительный пример - уже во второй половине 19 века. Народники-революционеры идут в народ, чтобы под­нять его против самодержавной власти. Народ видит в них вра­гов царя - дворян, вставших на царя за крестьянское освобож­дение; и выдает их власти. И только один раз народники имеют успех - в Чигиринском деле - когда, отчаявшись поднять на­род на царя, они зовут его встать за царя - против его врагов и бунтовщиков - дворян. На этот раз успех был громадный: сотни крестьян вступили в дружины и готовы были к восстанию. Но это они делали во имя царя и по его «указу». - Какие аз всего этого должны быть сделаны выводы? Империя ширилась, хозяйственно крепла, имела большой международный престиж, опиралась на любовь и преданность народа и... тем не менее, рассыпалась в прах. Почему? - Потому что «сознание разо­шлось с бытием». Потому что душа народа ушла от нее. - Что­бы понять это, надо вглядеться в подлинный лик империи.Империя напоминает многие церкви Западной Европы: фронтон и купол - ренессанса; алтари - барокко; живопись - совре­менная. Несомненно, церковь - Нового времени. Но это толь­ко первое обманчивое впечатление. Вглядевшись, вы видите иное: план церкви - крестовый, устои - столбы и стены - готические, своды - стрельчатые. Церковь - средневековая, только внешне окрашенная Новым временем. То же и Россий­ская Империя. Фронтон и внешние украшения - западный: двор, армия, высшие классы, столицы, города и помещичьи усадьбы. Но весь план строения, устои и покрытия - все старомосков­ское, восточное. Во главе Империи - самодержавный царь, в глазах народа - подобие Бога на земле. Под ним тяглые клас­сы. Все здание построено на «крепости». Нет ни тени личных прав и свободы. «Освобождение» высших сословий - дворян­ского и городского - мало меняет облик здания. Оно косну­лось ничтожной группы людей и, сняв с них тягло, не сделало их свободными. Городское сословие остается униженным и «под­лым». Дворянское становится «благородным», но на деле боль­ше напоминает римских вольноотпущенных рабов, чем свобод­ных западных аристократов. «Не говоря о других учреждениях - писал Сперанский- что такое само русское дворянство, ког­да личность всякого дворянина, его собственность, его честь, все, наконец, зависит не от закона, но только от воли абсолютного властителя?» «Я желал бы, чтобы кто-нибудь показал мне, какая есть разница между отношениями крепостных к их господам и отношением дворян к верховной вла­сти. Разве последняя не имеет над дворянами той же самой власти, как дворяне над крепостными? И так вместо этой пыш­ной классификации русского народа на различные сословия, на дворян, купцов, мещан, я нахожу в России только два сословия: это - рабы верховной власти и рабы землевладельцев. Первые свободны только относительно последних; в действительности, в России нет свободных людей, кроме нищих и философов». Та­кова императорская Россия вплоть до освободительных реформ второй половины 19 века. Величественное и цельное, несмотря на равносильность, здание, но холодное мрачное. Только с освободительных реформ начинается подлинная европеизация России, Европейская культура медленно спускается в низы на­рода. И, все-таки, почти до конца 19 века план и устои здания мало поддаются перестройке. Императорская Россия остается полукрепостной и тяглой.
В царствование Екатерины, в эпоху величайшего расцвета императорской России, случилось событие, почти незаметное по внешности, но определившее конечный судьбы Империи. В Ев­ропу - Лейпциг - была послана группа молодых дворян учить­ся западной науке. В группе были талантливые и открытые исти­не люди - Ушаков и Радищев. Ушаков умер заграницей. Ра­дищев вернулся в Россию, зажженный идеями западного Про­свещения - права, личности и свободы. И все, в блестящей Российской Империи, показалось ему ненавистным и мрачным - императорское самовластие, крепостное право, нищета и унижение народа. «Душа моя страданиями человечества уязвлена стала». И зажженная светом новой истины душа Радищева ушла от Империи. Отблеском этого света и была его знаменитая книга «Путешествие из Петербурга в Москву». Книга Радищева про­извела на Екатерину громадное впечатление. Она была умной женщиной и поняла истинные размеры происшествия. «Говорено о книге Путешествие от Петербурга до Москвы - запи­сывает в своем дневнике беседу с Екатериной ее секретарь Храповицкий - тут рассеяние французской заразы: отвращение от начальства; автор Мартинист... он бунтовщик хуже Пугаче­ва». И Екатерина была права: Радищев был опаснее для Империи, чем Пугачев. Пугачев поднял бунт «бессмысленный и беспощадный» и потому бесплодный; Радищев положил начало осво­бодительному движению, закончившемуся взрывом Империи: его книга - первая трещина в грандиозном здании император­ской России. С Радищева освободительное движете ширится не­удержимо. Душа от души, точно свеча от свечи, зажигается све­том новой истины и уходит от Империи. Сначала это одинокие души, бродящие в грандиозной Империи, как в пустыне. Потом они сходятся в небольшие группки, кружки и, наконец, объединяются в духовный орден русской интеллигенции, наружно незри­мый и даже тайно не Оформленный. По внешнему виду в Империи ничего не меняется. Рыцари ордена ведут мирный образ жизни, как будто ничем не отличный от окружающего; только немногие и не всегда самые доблестные становятся заговорщи­ками и революционерами. В громадном большинстве, члены ор­дена - люди высших классов, почти без исключения - военные и чиновники. И, тем не менее, перемена громадная: в теле Империи родилось новое чужеродное ей тело; в теократическом крепостном царстве создался духовный круг свободы. Порази­тельно преображающее влияние зараженной новой истиной души орденского человека. Вглядитесь в портреты русских, интелли­гентов первой половины 19 века. Перед вами люди с породисты­ми дворянскими лицами, одетые в офицерские или чиновничьи мундиры - родные братья тех, на которых стоит Империя. И, вместе с тем, это - новые люди, совсем не похожие на своих братьев: тонкие, одухотворенные лица, светящиеся, часто груст­но-задумчивые глаза, поэтическая слегка небрежная прическа. И вокруг них тоже все меняется - рождается новая любовь, новая семья, новые отношения к крепостным и службе, новая мораль, наука и литература. Императорский крепостной строй тает там, где появляются эти люди. И Империя чувствует гро­зящую ей опасность и ведет с ними беспощадную борьбу. Но борьба эта почти безнадежна. Каждый новый удар Империи по Ордену - новая победа Ордена. Сковывая свободное выраже­ние слова, Империя подымает творческое духовное напряжение на такую высоту, которая при иных условиях была бы невоз­можной. Преследуя орденских людей, она создает из них геро­ев и мучеников. Отправляя их в изгнание, она разносит духовную заразу по стране. Посылая на виселицу, наносит себе непопра­вимые удары: 5 повешенных декабристов растапливают лед Империи так, как этого не могли бы сделать тысячи оставленных на свободе заговорщиков. В царствование Николая I, когда вся Империя представляла собою «гранитный лагерь», когда всякое свободное дыхание беспощадно пресекалось, организация Ор­дена была уже закончена, и победа предопределена: все духовные высоты русского образованного общества были Орденом заняты, все живые талантливые люди были в его рядах. Для полной победы оставался последний подвиг: увести от Империи души людей из народа. На это ушли три последних царствова­ния. К началу Великой войны подвиг окончен: души уведены. Грандиозная Империя обездушена. Это - сухой покров, изнутри пустой. При первом столкновении он рассыпался в прах.
В чем непобедимая сила Ордена? Как могло быть взорва­но грандиозное здание Империи? Наше представление об Ордене неправильно. Мы знали его в эпоху, когда - внешне победо­носный - он уже духовно увял. Неудачная победа бросила на него черную тень. В нашем представлении, Орден - политиче­ская организация, с крайней программой и крайними методами борьбы. Орденская идеология - революционная, анархическая и бунтарская. Нет ничего не правильнее такого представления. Конечно, люди Ордена насыщены пафосом политической борь­бы. Конечно, политические программы играют большую роль в их идеологии. Но политический пафос - только часть целостной веры. И политические программы - только общественное выра­жение целостного миросозерцания. Неправильно и представление о крайности политического идеала Ордена. В Ордене были раз­ный политические течения - крайние и умеренные. Славянофи­лы были монархистами и консерваторами. Западники, в боль­шинстве, - умеренными либералами. Белинский - глава Ор­дена - был одно время сторонником самодержавия. И Гер­цен писал, обращаясь к Александру II: «Ты победил, Галилеянин»! Сила Ордена - не в политическом пафосе и не в крайно­стях политической программы и политической борьбы. Сила Ор­денав том, что души его рыцарей горят огнем целостной веры, озарены светом целостного учения. Орденский человек жаждет понять и обнять весь мир, и каждый его жизненный шаг освещен всем его миропониманием. Политическая борьба - только одна из видов жертвенной борьбы за преображение мира. Политический идеал - только часть новой преображенной жизни. Вот почему так неотразимо влияние Ордена на живые души людей. Вот почему так сокрушительна его борьба с Империей. Все его миропонимание противоположно имперскому. Вся его вера - иного духа. И весь он противостоит Империи. И Империя это без­ошибочно чувствует. Так же, как Орден, она знает, что, как вся­кий государственный строй, так и она стоит на душах людей; и что когда души уйдут, она падет. Вот почему так отчаянно она борется с орденом за людские души. Вот почему так беспощадно преследует она все орденские течения, какого бы направления они ни были: умеренные и крайние, политическая и философские. Славянофилы-монархисты так же ненавистны ей, как либералы-западники; и непротивленец злу Лев Толстой так же страшен, как революционер Бакунин. Империя и Орден стоят друг про­тив друга, как непримиримые враги.
Все орденские течения миросозерцательны и целостны. Во всех течениях политическая идеология - только часть целостного жизнепонимания. Это можно показать на любом орденском течении. Я приведу два - славянофильское и народническое.
Славянофильское учение таково. Наши органы чувств вос­принимают внешность явлений; рассудок - их связь. Сущность мира познается только целостным духом - мистической интуицией - верой. Единичное познание всегда неполно и ошибочно. Подлинное познание истины доступно коллективному сознанию - соборности - Церкви. Познанная истина есть Бог. Учение о Боге - Православие. Православное учение - единственное подлинное вселенское христианство. Католичество и вытекаю­щее из него протестантство - откол от Вселенской Церкви - ересь. Русский народ воплотил в своей жизни полноту и чисто­ту вселенского христианства. Потому в основе его жизни сво­бода, любовь и мир. Европа построила свою жизнь на началах католической - отошедшей от Вселенской - церкви. Потому в основе ее жизни насилие, вражда и раздвоение. Русский народ основал свое государство на добровольном призвании власти и жил соборною жизнью - свободными общинами; общины объединялись в областные миры; миры собирались на общенарод­ное вече - Земский Собор. Народу принадлежала свобода жиз­ни й мнения - царь брал на себя грех власти. На союзе лю­бви между народом и царем и построено было государство. На тех же христианских началах была построена и хозяйственная жизнь. Не было частной собственности на землю. Земля при­надлежала общине и распределялась равномерно между ее чле­нами. Торговля и ремесло велись на артельных началах. Тако­вы основания русской жизни. - Европа построила свое госу­дарство на завоевании - насилии победителей над побежденными. Отсюда разделение народа на сословия, и вражда сосло­вий между собою. Чтобы примирить сословия - установление до­говорного начала, авторитет внешней правды - закона и пра­ва. Основанное на насилии и договоре европейское государст­во неизбежно развивалось переворотами и революциями. То же и в хозяйственной жизни. Европейское хозяйство построено на частной собственности и на власти капитала. Как следствие этого
- анархия и коммунизм. Таковы европейские начала. - Петр произвел переворот в русской жизни, разбил ее целостность, привил ей европейскую культуру. Отсюда раздвоение русской жизни и омертвение ее. Верхи пошли по путям Запада и отор­вались от низов. Ноподлинные начала русской жизни на низах сохранились. Надо, чтобы к ним вернулись и верхи. Вернулись не для того, чтобы восстановить старую жизнь, но для того, чтобы создать новую - на началах христианской веры, Христианские начала - свобода, любовь и соборность - должны быть положены в основу всей жизни русского народа. Тогда русский народ станет примером для других народов и поведет их за собой. «Русский народ не есть народ: это человечество».
- Славянофилы построили законченную политическую и со­циальную программу. Но эта программа была только частью целостного учения, охватывавшего весь мир. Они приняли кон­сервативные лозунги Империи: самодержавие, православие и на­родность. Но они овеяли их новым духом и положили в основу их новые начала: свободу, соборность и вселенскость. Против­ники Запада, они взяли у него лучшее, что создала западная гуманистическая культура: личность, дух свободы и жажду со­циальной справедливости. Таково славянофильское учение.
Народническое учение. Наши чувства воспринимают внешние качества явлений. Подлинную сущность явлений - их при­чинную связь мы познаем разумом. Возможности познания разума безграничны. Мы не знаем начала мира, ибо разум до этого еще не дошел. Но это и не существенно. Ибо смысл бытия не в начале мира, а в его развитии и в вершине этого развития - человечестве. Закон развития мира - прогресс: движение вперед от низшего к высшему. Мир Неудержимо идет вперед от звездных туманностей к солнечной системе и земной планете, от зарождения жизни на земле через иерархию растительного и животного мира к человеку, от варварских форм первобытной культуры к высшим формам человеческой цивилизации. Там на вершинах цивилизации человечество построит царство свободы, справедливости и счастья. Европа, прошедшая весь путь про­гресса, близка к этому идеалу. Но этот путь тяжкий. И борьба за конечный идеал - совершенную свободу и социализм - требует жертв. Россия не прошла всего пути человеческого про­гресса. Она юна и только в начале пути. Но перед ней опыт Европы - должна ли она повторить весь европейский крестный путь восхождения? И помимо этого: в основе русской жизни начала, близкие к конечному идеалу Запада: община и артель. Русский народ, построивший свою жизнь на этих началах, смут­но сознает ту правду, к которой стремится передовая Европа. Россия должна понять свое особое положение в мире и своими особыми путями, первой - впереди других народов - взойти на вершину идеала. Этот подвиг должна взять на себя интелли­генция - духовная аристократия русского народа, выросшая на его страданиях. Она должна создать целостное учение, осве­щающее светом разума пути мира и человечества, загореться верой в правду этого учения и идти в народ, чтобы жертвенно слиться с ним и передать ему свет истины. Тогда русский народ выполнит свое великое назначение в человечестве и скажет миру новое слово. - Народники, как и славянофилы, создали законченную политическую и социальную программу. Но, как и славянофилы, они включили ее в целостное учение о мире. Как и славянофилы, они боролись с Империей за политическое и социальное освобождение России. Но, как и для славянофилов, эта борьба была для них только частью борьбы за преображение всей жизни, не только России, но и человечества. В отличие от славянофилов, народники были республиканцами и социалистами. Но в основу своего учения они положили те же начала, что и славянофилы - свободу, братство и всечеловечность. Таково народническое учение.
(окончание следует)

http://www.odinblago.ru/noviy_grad/1/4/

Бунаков-Фондаминский, Бунаков, Фондаминский, Мережковский, ключевые тексты

Previous post Next post
Up