Про войну
Дед пошел воевать в 43-м. Раньше не хотели брать. Служил в пехоте. Ни разу не был ранен и дошел до самого Берлина. Я, в детстве прочитавший от корки до корки «книгу будущих командиров» и «книгу будущих адмиралов», под впечатлениями героических подвигов, регулярно доставал деда: «расскажи про войну», ожидая впечатляющих историй в духе прочитанного. Однако, дед был неприступен, и все подобные запросы обычно сходили на нет, единственное, что рассказал, как штык-ножем выцарапали на колонне Рейхстага «Мы из Сталино».
Не за долго до его смерти, я, уже будучи взрослым, после очередного празднования 9-го мая, снова вернулся к разговору про войну. Дед посмотрел в сторону, видно было, что перед его глазами встают те самые воспоминания, посерьезнел и ответил: «Это - страшно. Не дай бог кому-то из вас такое пережить». Я не унимался. «Много всего было», - сказал дед, но: «такого чтобы рассказать… Одессу когда взяли, идем с товарищем, и видим, кучка людей, что-то активно обсуждает, роется в куче мусора возле взорванного дома, и найденное активно рассовывает по сумкам и карманам. Подходим, а дом видно банком немецким был, и взрывом вывернуло на улицу содержимое хранилища. Пачки рейхсмарок вперемешку с кирпичом и штукатуркой. Набили мы себе полные пазухи, и бегом в часть, буквально через квартал опомнились «тьфу, блять, дураки. Нахер нам немецкие деньги» выбросили, и давай смеяться. В части потом, тоже, насмешили мужиков своим рассказом».
А чего про деда вспомнил? Того, что товарищ, служивший в ополчении с августа по декабрь, как раз делился недавними впечатлениями с передовой. И в них ничего кроме крови, смерти и страха нет. Но, есть сила, которая заставляет побороть страх и идти вперед. Это - опытный боевой товарищ. У тебя сбивается речь, руки трясутся, что магазин не можешь заменить, готов сейчас упасть, накрыть голову и плакать, а он перебежками все вперед и вперед. Хлещешь себя мысленно по щекам: «он же может, значит, я тоже могу», - и бежишь за ним, а в голове ничего, кроме страха.
И теперь понимаю, поэтому дед ничего про войну не рассказывал.
Хорошо, что он не дожил до сегодняшнего дня.
Не за долго до его смерти, я, уже будучи взрослым, после очередного празднования 9-го мая, снова вернулся к разговору про войну. Дед посмотрел в сторону, видно было, что перед его глазами встают те самые воспоминания, посерьезнел и ответил: «Это - страшно. Не дай бог кому-то из вас такое пережить». Я не унимался. «Много всего было», - сказал дед, но: «такого чтобы рассказать… Одессу когда взяли, идем с товарищем, и видим, кучка людей, что-то активно обсуждает, роется в куче мусора возле взорванного дома, и найденное активно рассовывает по сумкам и карманам. Подходим, а дом видно банком немецким был, и взрывом вывернуло на улицу содержимое хранилища. Пачки рейхсмарок вперемешку с кирпичом и штукатуркой. Набили мы себе полные пазухи, и бегом в часть, буквально через квартал опомнились «тьфу, блять, дураки. Нахер нам немецкие деньги» выбросили, и давай смеяться. В части потом, тоже, насмешили мужиков своим рассказом».
А чего про деда вспомнил? Того, что товарищ, служивший в ополчении с августа по декабрь, как раз делился недавними впечатлениями с передовой. И в них ничего кроме крови, смерти и страха нет. Но, есть сила, которая заставляет побороть страх и идти вперед. Это - опытный боевой товарищ. У тебя сбивается речь, руки трясутся, что магазин не можешь заменить, готов сейчас упасть, накрыть голову и плакать, а он перебежками все вперед и вперед. Хлещешь себя мысленно по щекам: «он же может, значит, я тоже могу», - и бежишь за ним, а в голове ничего, кроме страха.
И теперь понимаю, поэтому дед ничего про войну не рассказывал.
Хорошо, что он не дожил до сегодняшнего дня.