Трудно сказать, что творилось в душе старшего лейтенанта Любавина, когда полк ворвался в его родное село. Все видели только, что Любавин с окраины быстро прошел к церкви и остановился перед небольшим шатровым домиком, стоящим среди кустов сирени. Бой еще не кончился. Свистели пули, рвались мины. Любавин будто впервые смотрел на свой родной дом, у которого теперь не было ни окон, ни дверей.
Здесь он родился, жил, здесь жила его мать, здесь война застала его семью. Он торопился сюда, грудью пробивал дорогу на родину. И вот перед ним родной дом. На дворе снег и ни одного человеческого следа. Под окнами тоже снег и тоже нет следов.
Старший лейтенант тихо подошел к калитке. Она скрипнула, и Любавин вздрогнул - скрип калитки был до боли знакомым. Он вошел в сени, открыл дверь кухни. Прямо перед ним валялся осколок большого, пузатого чугуна, в котором мать делала кулагу. Старший лейтенант всмотрелся и опять вздрогнул. На полу чернели следы крови.
Многое видел Любавин на войне. Видел и собственную кровь, когда был ранен. Но ни разу вид крови не пугал его. А эти следы на полу испугали. Любавин шарахнулся в сторону, закрыл глаза руками и вдруг почувствовал, что стынет весь. В глазах потемнело.
На улице против церкви разорвался тяжелый снаряд. Жалобно прозвенел осколок, залетевший в дом, и Любавин очнулся. Его ли это жилище? Не ошибся ли он? Где же мать, жена, маленькая дочурка Нюра?
Еще раз скрипнула калитка. Может, это кто-нибудь из них?
За дверью послышались чьи-то тяжелые, неуверенные шаги. Вошел старик. Это был полуслепой дедушка Аким, дядя, брат матери Любавина. Выпятив вперед руки, он шел к столу.
- Тут, никак, Леня? Али нет? По всему, вроде как он, а может, другой кто - я не вижу.
- Это я, я! А кто еще сюда придет, дядя Аким?
Дед остановился. Любавин видел, как у него задрожали губы, из рук вывалилась палка.
- Ленечка, где ты? Подойди сюда, милый, поддержи меня.
Любавин поддержал старика, помог ему сесть на лавку. Старик, всматриваясь в потолок невидящими глазами, рассказал все как было.
* * *
17 марта среди немецкого гарнизона, стоявшего в селе, поднялась паника. Прошел слух, будто русские прорвались через укрепленный рубеж возле шоссе и идут на село. Немцы поспешно собирали оружие, грузили сани. Всему взрослому населению было об'явлено, что оно должно следовать за немцами в тыл. Об'явили об этом и Анастасии Михайловне Любавиной и Татьяне Сергеевне - матери и жене старшего лейтенанта. Обе наотрез отказались уходить.
- Я стара, - говорила Анастасия Михайловна солдату, присланному от коменданта. - А у Тани маленький ребенок. Куда мы пойдем?
Немцу показали маленькую Нюру. Он что-то пробормотал в ответ, но не ушел.
- Мой штет фас, - об'явил он через несколько минут.
- Мы не пойдем, - громко сказала Анастасия Михайловна.
- Как не пойдем? - переспросил немец. - Пойдем.
Постоял несколько минут, потом взял Анастасию Михайловну за руку. Она, не одеваясь, вышла за ним, думая, что он еще что-то хочет сказать. Немец вывел ее во двор.
- Не пойдем? - спросил он.
Анастасия Михайловна качнула головой. Немец выстрелил в нее из пистолета. На выстрел выбежала Татьяна Сергеевна: Старуха лежала пластом на снегу. Невестка кинулась к ней, закричала. Немец выстрелил и в нее. Потом вошел в дом.
Маленькая Нюра играла в горнице с куклой. Выстрелы на дворе не произвели на нее никакого впечатления. Она уже много слышала выстрелов и привыкла к ним.
Немец вошел в горницу. Маленькая Нюра смотрела на него, по-детски доверчиво. Разве она знала, что немец убил ее мать! Она даже не понимала, кто перед ней стоит.
Немец посмотрел на часы. Было без четверти три. В 3 часа 15 минут обозу было приказано выступить. Немец поднял к плечу автомат. В это время Нюра взглянула на него. У нее были удивительно синие глаза и кудрявые волосы.
Немец некоторое время медлил с решением, потом с силой опустил железную рукоять автомата на головку ребенка. Нюра без звука повалилась вместе со своей куклой.
В это время в дом вошел дедушка Аким. Немец строго поглядел на него, схватил стул и ударил им по окну. Потом ударил по второму, по третьему, и выбежал на улицу.
* * *
Выслушав все это, Любавин не смог выговорить ни одного слова. То, что он узнал и представил себе, было чудовищно.
- Выйдем отсюда, - предложил старик, и оба вышли.
В первые минуты Любавин не в силах был выйти из палисадника. Ноги не повиновались ему. Он стоял, окаменелый и молчаливый, по щекам текли слезы.
Бойцы видели слезы этого человека, которому за бесстрашие Родина пожаловала два боевых ордена. Товарищи подходили и снимали шапки в знак сочувствия его великому горю.
Была у человека любимая мать. Теперь нет ее. Была у человека любимая жена. Ее тоже нет. Была у человека любимая дочурка. И ее нет. Вместо родного дома - зияющие заснеженные дыры. Вместо родного села - развалины. И только небо осталось прежнее. И борьба под этим небом - жестокая, беспощадная борьба с озверелым врагом.
Любавин выпрямился и посмотрел вокруг сухими глазами.
- Вы здесь, товарищи? - сказал он своим бойцам. - Пошли. Пошли вперед, на немцев! || Старший политрук П.Трояновский.
+ + + + + + + + +
Источник: «
Красная звезда» №70, 25 марта 1942 года # Б.Ямпольский.
Русский дом || «Красная звезда» №27, 3 февраля 1942 года
# П.Павленко.
Родной дом || «Красная звезда» №90, 17 апреля 1943 года