Ущербный день в Мещере. И тут не бывает грунта
Последний день, точнее, полдня: не вышло купить билеты на любимый двухэтажный поезд, пришлось купить билеты на пятичасовой экспресс, дорогой и дурацкий. И день вышел ни то, ни сё: воевать в лесу с Гордей с риском не вернуться вовремя - не хотелось, значит, придётся ждать, пока оттает плац. Надежды на это были серьёзные: утро было теплее обычного. Голова, замечу, была сегодня ясной абсолютно - может, после поездки на Мише моё биополе включилось в местную ноосферу, а, может, просто помог свитер, что работал сегодня подушкой вместо шмотника. Эх, такую бы голову - вчера, поездка в лес яркими красками бы заиграла.
...Для начала я отдал старый должок: вытащил на свет Божий двуколку и привесил на неё шкворень - что должен был сделать месяц назад.
Изделие моей собственной разработки встало на раму, как влитое - не вывернуло бы только эту раму, когда на валёк постромки придут. Я возрадовался, и в следующий момент судьбина хлопнула меня по затылку: секционные оглобли не отошли от агрегата, болты М14, скреплявшие секции, приржавели намертво, и не помогло ни машинное масло, ни стальная труба, надетая на разводной ключ. Николаич пообещал договориться с местным сварщиком, чтобы высверлить несчастные болты, оставив резьбу, но договаривается до сих пор, когда я пишу эти строки. Кажется, поставить изделие на ход до снегопадов у нас уже не получится. Продекламировав пару строк Малого загиба, я поймал Гордю и привязал рядом с двуколкой, кинув ему охапку сена. Господи, и когда же он так разожраться успел? Точно ведь в мамашу.
В глубинах Гординого подсознания что-то шевельнулось, но в следующий момент сено пересилило, и он абстрагировался от непонятной штуковины напрочь.
Воздух стремительно теплел, и так же стремительно на базе сконденсировался народ: на грунт, похоже, надеялся не один я. По плацу уже носился трактор, разбрасывая завезённую накануне щепу. Времени терять не стоило: я отрвал Гордю от сена и потащил на коновязь. Народ тусил вокруг реально толпами. Сразу за коновязью запускали квадрокоптер: жужжащая машинка болталась над толпой, как Страж-птица из старой антиутопии, ближе, чем в десяти метрах от Гординой морды.
Я работал скребницей, прикидывая, куда отскакивать, когда он решит рвануть с коновязи - повод у него был вполне достойный. Однако мелкая скотина философски жевала сено и не реагировала на дрона вовсе, то есть никак. Я окончательно утвердился в мысли, что все взбрыки конёнка - в чистом виде выражение отношения, и поклялся заказать у Маркуса шпоры лебедем, чтобы меньше разворачивать ногу, взывая к остаткам кониновой совести. Уже вернувшись в Москву, я утащил из сообщества базы фото с птичьего полёта; надо сказать, с высоты база выглядела весьма презентабельно - прямо комплекс! Здесь видать оба плаца и бочку, слева вверху - руины лесопилки (хотя сейчас она оживает потихоньку), вдаль уходит туманная нитка Магистрали.
Вот дрон поднялся повыше, теперь видно всё. Огромная крыша справа - каркас манежа (ох, когда его доделают?), уголок левее-выше - собственно жилое здание.
И только сверху видны масштабы навозного Эвереста - точнее, целой горной страны; он прибывает быстрее, чем разбирают на огороды селяне и дачники. Из-под крыши коновязи между Эверестом и коневозкой белеет Гордюхина проточина.
Нет, чиститься я вылез, всё-таки, поздно: бочку, где грунт был приличным даже по морозу, перехватили у меня из-под носа, причём конь, что туда водворился, не был даже посёдлан... Впрочем, дальний плац был почти пустым, мы зашли было туда - и немедленно вышли: грунт был никакущим, но очень странным, он походил на рассыпчатую кашу, и в эту кашу нога лошади уходила по середину пута. На другом конце плаца работала клубная лошадь, и даже вполне себе рысила, но я просто почувствовал, насколько Горде тяжело выдёргивать из этого грунта ноги. Мы ушли - но куда нам деваться? На всех полянках у края леса либо кого-то гоняют, либо пасут. Единственное, что нам осталось - необорудованная левада левее дальнего плаца. Видимо, она была некогда территорией лесопилки, и антропогена там хватало - в одном месте из земли торчала шпала узкоколейки, в другом - полутораметровая арматурина, на которую народ правильно привязал яркий пакетик. Рельеф местности повышался от клуба к лесопилке, но это уже было вторично - при желании, раскрутить здесь корду было вполне реально. Главное, под ногами были остатки травы, а не гадостная каша, что на плаце. Потом выяснилось, что лучше там было ненамного... Видимо, стоило поехать на задворки соседней деревушки футбольное поле потоптать, как местная выездковая группа делает. И - пропинывать Гордю через лес, к чему я сейчас готов не был.
В общем, и по здешней травке Гордя бежал не очень - приходилось сопровождать его по внутреннему кругу, спотыкаясь в хлюпающих изнутри сапогах "Ангара", шпоры на которых смотрелись исключительно дико, примерно, как на лаптях. Спускаясь по наклонной плоскости, Гордя торопился и раз за разом скользил, срывая дернину копытами, пару раз ухитрился сесть на задницу. Приличное место для круга удалось найти не сразу, и то из земли, примерно на половине радиуса, торчал обломок столба, а Гордя под ноги принципиально не смотрел: раз человек придумал такую гадость, как корда - пусть человек за него и думает!
Но и в этом был и некий прибыток: уйдя в нирвану, Гордя не подпрыгивал от внешних раздражителей наподобие всадников, вышедших из леса, бабушки с тележкой навоза или пестрой сороки. Подпрыгнул он лишь раз, когда за забором, буксуя и вздымая фонтаны чачи, пролетела Газель Николаича - неплохо, если учесть, что у Оксаны Гордя развлекается прыжками именно на корде. Устаканив круг, я внимательно слушал, как ведут себя суставы; занятно, что если на первых метрах они щёлкали через темп, то к концу рыси щелчки пропали напрочь. И вылезли снова, едва я забрался в седло.
И снова Гордя концептуально спал: первые десять минут я откровенно тащил его на себе, не особенно печалясь от применения шпор, на что мне немедленно указала его владелица.
Но сложнее всего было сохранять постоянную скорость на этой наклонной плоскости... На рыси всё началось сначала, но если поставить конину на какое-то подобие темпа мне вполне себе удалось - сбор, или пародия на него, держалась ровно до того момента, как под ногами оказывался очередной спуск или подъёмчик, и это было не удивительно. Ещё и суставы защёлкали через темп... Нормальной работы на этом пригорке не было; проклятье, а я ведь думал, что после такого же пенька в Лосинке или склона в Омеге, что был покруче здешнего, смогу работать по любой дряни, лишь бы дрянь эта коню не вредила. Добегав репризу и прошагав коня, я коварно свалил его на хозяйку - типа, должна же она сидеть на нём хоть когда-нибудь? Хозяйка шипела, что от Гординой рыси её начинает мутить, сам Гордя тормозил, и хозяйка в свою очередь грозилась одолжить у меня шпоры. На мой взгляд, ездить со шпорами ей было рано, пришлось аккуратно замять идею, благо шпоры были мужские и в принципе не сели бы на её сапоги. Но, несмотря на все слёзы Мичурина, рысь у дамы стала существенно крепче, и она не без успеха делала полуодержки: этому искусству я её обучить не смог, зато получилось у Оксаны, которая последнее время занимается с ней индивидуально. Этак она скоро галоп освоит, которым на моей памяти она не ездила никогда.
...А до отъезда моего осталось меньше часа. Я удачно обменял приготовление жрачки на отшагивание Горди в руках; без нагрузки на спину щелчки потихоньку исчезли, это безусловно радовало. И вполне себе в срок я отбыл в сторону Рязани. Уезжать было погано: особенно скрутило меня ощущение, что сейчас вот веду коня в леваду, а меньше, чем через час буду стопить маршрутку, ехать через пойменные луга, залитые мягким вечерним светом, затаскивать в поезд весьма неуместный там рейдовый рюкзак. И через три часа - метро и небо без единой звезды, потому что не пробиться звёздам через газовый купол. Но это всё будет мимолётно, а вот прихватит тебя на следующий день, когда на работу, как обычно, пойдёшь. Всё тяжелее мне последние годы порталы проходить. Даже если между точками всего-то двести километров по прямой.
...Для начала я отдал старый должок: вытащил на свет Божий двуколку и привесил на неё шкворень - что должен был сделать месяц назад.
Изделие моей собственной разработки встало на раму, как влитое - не вывернуло бы только эту раму, когда на валёк постромки придут. Я возрадовался, и в следующий момент судьбина хлопнула меня по затылку: секционные оглобли не отошли от агрегата, болты М14, скреплявшие секции, приржавели намертво, и не помогло ни машинное масло, ни стальная труба, надетая на разводной ключ. Николаич пообещал договориться с местным сварщиком, чтобы высверлить несчастные болты, оставив резьбу, но договаривается до сих пор, когда я пишу эти строки. Кажется, поставить изделие на ход до снегопадов у нас уже не получится. Продекламировав пару строк Малого загиба, я поймал Гордю и привязал рядом с двуколкой, кинув ему охапку сена. Господи, и когда же он так разожраться успел? Точно ведь в мамашу.
В глубинах Гординого подсознания что-то шевельнулось, но в следующий момент сено пересилило, и он абстрагировался от непонятной штуковины напрочь.
Воздух стремительно теплел, и так же стремительно на базе сконденсировался народ: на грунт, похоже, надеялся не один я. По плацу уже носился трактор, разбрасывая завезённую накануне щепу. Времени терять не стоило: я отрвал Гордю от сена и потащил на коновязь. Народ тусил вокруг реально толпами. Сразу за коновязью запускали квадрокоптер: жужжащая машинка болталась над толпой, как Страж-птица из старой антиутопии, ближе, чем в десяти метрах от Гординой морды.
Я работал скребницей, прикидывая, куда отскакивать, когда он решит рвануть с коновязи - повод у него был вполне достойный. Однако мелкая скотина философски жевала сено и не реагировала на дрона вовсе, то есть никак. Я окончательно утвердился в мысли, что все взбрыки конёнка - в чистом виде выражение отношения, и поклялся заказать у Маркуса шпоры лебедем, чтобы меньше разворачивать ногу, взывая к остаткам кониновой совести. Уже вернувшись в Москву, я утащил из сообщества базы фото с птичьего полёта; надо сказать, с высоты база выглядела весьма презентабельно - прямо комплекс! Здесь видать оба плаца и бочку, слева вверху - руины лесопилки (хотя сейчас она оживает потихоньку), вдаль уходит туманная нитка Магистрали.
Вот дрон поднялся повыше, теперь видно всё. Огромная крыша справа - каркас манежа (ох, когда его доделают?), уголок левее-выше - собственно жилое здание.
И только сверху видны масштабы навозного Эвереста - точнее, целой горной страны; он прибывает быстрее, чем разбирают на огороды селяне и дачники. Из-под крыши коновязи между Эверестом и коневозкой белеет Гордюхина проточина.
Нет, чиститься я вылез, всё-таки, поздно: бочку, где грунт был приличным даже по морозу, перехватили у меня из-под носа, причём конь, что туда водворился, не был даже посёдлан... Впрочем, дальний плац был почти пустым, мы зашли было туда - и немедленно вышли: грунт был никакущим, но очень странным, он походил на рассыпчатую кашу, и в эту кашу нога лошади уходила по середину пута. На другом конце плаца работала клубная лошадь, и даже вполне себе рысила, но я просто почувствовал, насколько Горде тяжело выдёргивать из этого грунта ноги. Мы ушли - но куда нам деваться? На всех полянках у края леса либо кого-то гоняют, либо пасут. Единственное, что нам осталось - необорудованная левада левее дальнего плаца. Видимо, она была некогда территорией лесопилки, и антропогена там хватало - в одном месте из земли торчала шпала узкоколейки, в другом - полутораметровая арматурина, на которую народ правильно привязал яркий пакетик. Рельеф местности повышался от клуба к лесопилке, но это уже было вторично - при желании, раскрутить здесь корду было вполне реально. Главное, под ногами были остатки травы, а не гадостная каша, что на плаце. Потом выяснилось, что лучше там было ненамного... Видимо, стоило поехать на задворки соседней деревушки футбольное поле потоптать, как местная выездковая группа делает. И - пропинывать Гордю через лес, к чему я сейчас готов не был.
В общем, и по здешней травке Гордя бежал не очень - приходилось сопровождать его по внутреннему кругу, спотыкаясь в хлюпающих изнутри сапогах "Ангара", шпоры на которых смотрелись исключительно дико, примерно, как на лаптях. Спускаясь по наклонной плоскости, Гордя торопился и раз за разом скользил, срывая дернину копытами, пару раз ухитрился сесть на задницу. Приличное место для круга удалось найти не сразу, и то из земли, примерно на половине радиуса, торчал обломок столба, а Гордя под ноги принципиально не смотрел: раз человек придумал такую гадость, как корда - пусть человек за него и думает!
Но и в этом был и некий прибыток: уйдя в нирвану, Гордя не подпрыгивал от внешних раздражителей наподобие всадников, вышедших из леса, бабушки с тележкой навоза или пестрой сороки. Подпрыгнул он лишь раз, когда за забором, буксуя и вздымая фонтаны чачи, пролетела Газель Николаича - неплохо, если учесть, что у Оксаны Гордя развлекается прыжками именно на корде. Устаканив круг, я внимательно слушал, как ведут себя суставы; занятно, что если на первых метрах они щёлкали через темп, то к концу рыси щелчки пропали напрочь. И вылезли снова, едва я забрался в седло.
И снова Гордя концептуально спал: первые десять минут я откровенно тащил его на себе, не особенно печалясь от применения шпор, на что мне немедленно указала его владелица.
Но сложнее всего было сохранять постоянную скорость на этой наклонной плоскости... На рыси всё началось сначала, но если поставить конину на какое-то подобие темпа мне вполне себе удалось - сбор, или пародия на него, держалась ровно до того момента, как под ногами оказывался очередной спуск или подъёмчик, и это было не удивительно. Ещё и суставы защёлкали через темп... Нормальной работы на этом пригорке не было; проклятье, а я ведь думал, что после такого же пенька в Лосинке или склона в Омеге, что был покруче здешнего, смогу работать по любой дряни, лишь бы дрянь эта коню не вредила. Добегав репризу и прошагав коня, я коварно свалил его на хозяйку - типа, должна же она сидеть на нём хоть когда-нибудь? Хозяйка шипела, что от Гординой рыси её начинает мутить, сам Гордя тормозил, и хозяйка в свою очередь грозилась одолжить у меня шпоры. На мой взгляд, ездить со шпорами ей было рано, пришлось аккуратно замять идею, благо шпоры были мужские и в принципе не сели бы на её сапоги. Но, несмотря на все слёзы Мичурина, рысь у дамы стала существенно крепче, и она не без успеха делала полуодержки: этому искусству я её обучить не смог, зато получилось у Оксаны, которая последнее время занимается с ней индивидуально. Этак она скоро галоп освоит, которым на моей памяти она не ездила никогда.
...А до отъезда моего осталось меньше часа. Я удачно обменял приготовление жрачки на отшагивание Горди в руках; без нагрузки на спину щелчки потихоньку исчезли, это безусловно радовало. И вполне себе в срок я отбыл в сторону Рязани. Уезжать было погано: особенно скрутило меня ощущение, что сейчас вот веду коня в леваду, а меньше, чем через час буду стопить маршрутку, ехать через пойменные луга, залитые мягким вечерним светом, затаскивать в поезд весьма неуместный там рейдовый рюкзак. И через три часа - метро и небо без единой звезды, потому что не пробиться звёздам через газовый купол. Но это всё будет мимолётно, а вот прихватит тебя на следующий день, когда на работу, как обычно, пойдёшь. Всё тяжелее мне последние годы порталы проходить. Даже если между точками всего-то двести километров по прямой.