Грустно, но встретиться с Анастасией мне больше не довелось: у неё на работе начался аврал: пошли болеть коллеги, словно вернулся ковид, а её ветклиника - рассадник фанатов в хорошем смысле слова, оставшийся народ тупо переехал на работу. И Анастасия в том числе. Обидно было, конечно, идею поездки в дальний лес я уже второй год лелеял... Но есть и такое дело - ты возвращаешься куда-то, если оставил несделанное дело. А оставить что-то надо было, хоть тресни, потому что в этот раз я исполнил хотелку древнюю - проехал на лошади по Куршской косе, на что уже и не надеялся вовсе. С этим в начале нолевых повезло моему доброму другу, но с тех пор в нацпарке стали строже и, по слухам, коней туда не пускали вовсе, логично объясняя, что копыта разрушают с таким трудом воссозданный плодородный слой, что держит на месте песчаные дюны. В общем, я вздыхал и ни на что не надеялся
- но, проезжая как-то по Косе, из окна автобуса увидел пасущихся лошадей: значит, запрет не такой и строгий? Озадачил ту же Анастасию - о радость, кони на косе и впрямь были, конюшня была вполне публичной и проводила маршруты по Косе, даже страница в Контакте у неё была. Конюшня при гостинице - ну, почему бы и нет? Связался - цены для меня средние, потерпеть ради Косы можно, не обеднею; попросил самый длинный маршрут, пусть и без моря, зато вокруг высоты Мюллера, с выходом на залив и на озеро Чаек: озеро, кстати, с дороги не глянулось, но, может, встретятся виды и получше - не просто ж так хвалят его? К морю, почему-то, я в этот раз был равнодушен вовсе - скорее всего, потому что конников оно притягивает, как бабочек на свечу. Задним числом думаю, что неправ был... И дама-начкон на том конце трубки удивилась этому подходу. Сложнее получалось вписаться в конюшенный график - всё было расписано на неделю вперёд, а у нас тут свои планы были. Поездку переносили раза два - причём один раз, после мощного ливня, я отказался сам - не седлать же на мокрые спины; на конюшне несколько удивились, но явно прониклись и дату перенесли.
Наконец, наступил день "Ч"... Стартовать крайне желательно было до полудня, а до Рыбачьего, это середина Косы, ещё предстояло добраться. Рюкзак я сложил накануне - и он снова раздулся арбузом, хотя там, по идее, барахла было помене. И шпоры я не взял - потому что в чужой монастырь. Можно было, конечно, сесть в автобус совсем рядом с нашим гостевым домом, но, как набиваются автобусы на Косу, я уже был в курсе и потащился на автовокзал. Стоять пришлось всё равно... Что рейсовые автобусы не шмонают на КПП нацпарка, я давно был в курсе, но, разумеется, забыл, что за проезд здесь положено платить на выходе, и дёргался полдороги, пока не уяснил процесс; объявление, что оплата за проезд на остановках таких-то и таких-то производится только наличными за отсутствием Интернета, умилило меня отдельно.
...На автостанции в Рыбацком в лицо ударил тугой ветер: над Косой он летит всегда, он может быть тёплым, как сейчас, может быть пронизывающе холодным - но он будет всегда, и почему-то сразу понимаешь, что ветер это морской. Через аккуратненький посёлок я просочился с лёгкостью: Елена, сотрудник конюшни, что должна была ехать со мной, скинула мне вполне приличную схему. Сложнее стало, когда я вышел за околицу, и среди кустов во все стороны потянулись полевые дороги... Пару раз, не меньше, я сбился бы, если б не схема. Справа от дороги появилось озеро Чайка - в таких низких берегах, что вода, казалось стояла вровень с дорогой; пейзажи были неяркими, но какими-то неожиданно домашними. Потом я вышел, вроде как, к посёлку, наткнулся на внушительного вида подворье с сельхозтехникой за воротами и электопастухом через дорогу; позвонил, чтобы встречали - и ошибся: здесь местный фермер держит коров, мне нужно было пройти дальше. А дальше высился натуральный немецкий фольварк из новенького красного кирпича, гостиница Лосиный двор, надпись на двух языках готической вязью - как такое вообще разрешили возвести на Косе?
И напротив, на удивительно ярком лугу, переливающемся зеленью, бродили кони... Теперь мне было точно сюда. Да, сюда, но не в "фольварк" - на краю поля стояла бытовочка-амуничник, вокруг которой роем гудели осы: ещё бы, рядом громоздились целые горы яблок - видимо, "гуманитарной помощи" лошадям. И здания конюшни сходу видно не было... Стоят круглый год в поле, как у Анастасии - впрочем, почему бы нет? В этих местах и без конюшни вполне обойтись можно.
На краю автостоянки Елена седлала коней: я уже знал, что это будут литовские тяжи... и снова убедился, что отвык от коней обычного размера после полутора лет жизни с бешеной табуреткой. Впрочем, для тяжей они были высокими - или казались такими? Знатные были кони, этакие паровозы, обтянутые шкурами почти диких мастей - почти булаными, со светлым подпалом на носах. Отдельно замечу, что они казались очень даже на месте на этой земле - куда более на месте, чем титульные тракены Георгенбурга. Впрочем, кто сказал, что это не их земля? До Литвы отсюда рукой подать, а литовскую топонимику здешних названий изводил ещё некий австрийский художник... Местные кони - хорошо, правильно. Они спокойно ждали, пока мы кончим суетиться - так стоит у перрона паровоз, еле заметно курясь струйками пара. Иногда они скребли огромными копытами по асфальту - и могучая нога при этом шла именно как паровозный шатун, волоча за собой лохматую "тарелку" копыта. А я суетился и тормозил - забывал в бытовке то одно, то другое: разумеется, очки для дали всё равно забыл. Да, приказано было надеть каску из числа наличных - наименее противная по стилю нашлась с некоторым трудом. Напомнил себе ещё раз, что монастырь тут чужой. Хлыста тоже не было - а оводняк, в общем, был, пусть и не столь брутальный, как в полях у Анастасии; сказано было - кони привычные. Длину стремян прикинул в первом приближении - получилось тесновато, но, вроде как, терпимо. Да, и лез я позорно - с приступочки, да ещё справа: конь вкопался с правой стороны и искренне считал, что человеку этого хватит. Мне хватило.
Наконец, тронулись через изумрудные луга к темнеюшему в отдалении лесу... Снова было странно видеть перед собой могучую шею, обросшую пышной цыганистой шевелюрой, выгоревшей на концах. Сигналы мои конь слышал явно, только отзывался с секундной задержкой, как прикидывал - человек впрямь так решил или просто ногою дёрнул? Елена предупредила - конь может проверять, не злобно, но очень упорно, как положено правильному тяжу; не знаю, ничего такого не заметил - конь слушался пусть и неспешно, но честно. Лишь на входе в лес он решительно обошёл лужу вовсе не там, где думал сделать это я; Ольга сообщила - вот оно самое, проверка, но, скорее, конь просто проверенным путём шёл - тем более, что больше такого и не было. Елена рассказывала, что с живностью здесь всё хорошо, и очень: и кабаны есть, и лисы - но обычно встречаются лоси, косули и благородные олени. Косули обычно удирают, как сумасшедшие, олень замирает и смотрит, будто позирует, а лоси, оказывается, довольно агрессивны и могут атаковать в любое время года, тем более нашу дикую масть... В гущу леса я вглядывался в двойственных чувствах. Лес кругом был снова, как на европейских пейзажах - с миллионом оттенков насыщенного зелёного и лучами света, приходящими сверху, как из окошка готического собора. Да, ехали мы по очень старой дороге, обсаженной сплошь столетними деревьями: со слов Елены, она вела к несуществующей немецкой деревне, откуда народ переселился туда, где сейчас Рыбачье; давно переселился, ещё в прусские времена, не посреди бурь двадцатого века. Может быть, деревню эту, как водится, поглотила дюна? Только откуда здесь дюны - местность, как стол. ровная. И под ногами земля, вовсе не песок.
Звери зверями, но лес производил впечатление умиротворяющее... Я подрасслабился и не уловил того мига, когда мы вышли на Залив и декорация сменилась одним ударом - деревья расступились, в лицо засияло синее небо и зелёная искрящаяся вода, и почему-то было понятно, что она пресная. Ветер свистел, раздувая мелкие частые волны и срывая с них крупные капли. Лес подходил к самой воде: вот под ногами - мох, а вот узкая полоса прилива, и вода достаёт до мха и спутанных древесных корней. По этой полосе прилива мы и пошли: кони невозмутимо зашли в воду чуть ли не по скакалку и ничуть не боялись, что на них "нападает" такая непонятная волна. Пару раз зашли в воду по брюхо, обходя подмытые Заливом деревья - кони без особого восторга, но честно рулили на глубину. Елена объявила, что здесь самое место для фотосессии, и погоняла нас сперва по воде, а потом по песочку среди сосен - наверняка все локации для фото были давно-давно известны.
Посреди съёмок конь объявил, что хочет пить, и взял паузу - голова спереди исчезла, под холку набегали сверкающие волны: ощущение было неимоверно древнее, я как на берегу "последнего моря" стоял.
...Несколько петель среди сосен - и мы выбрались на песчаную дорогу, лучиком уходящую от Залива; cквозь сосновые ветви светилось голубое небо. Вспомнилась Адриатика - там тоже сосны росли на берегу, только из дороги лез бежевый известняк. Остановились ещё раз поснимать: здесь был свой Танцующий лес, пусть не столь перекрученный, как тот, куда экскурсии водят, зато вполне общедоступный, и сосны здесь можно руками трогать, если захочешь, а под ногами - неожиданная для сосен изумрудная травка. Это не Адриатика, Саяны уже.
Дорога под копытами лежала идеальная - упругая, схваченная корневищами, и здесь Елена предложила первый раз порысить: если честно, желания побегать среди такой красоты особо и не возникало. Тяж прибавил с неумолимостью паровоза, но тут же встал на свою крейсерскую скорость - не такую большую, замечу, и я, облегчаясь его обгонял, но он при этом не прибавлял вовсе, как поступил бы любой верхаш; ощущения были странные очень. Тем не менее, мы довольно быстро добежали до трассы, по которой я приехал, и просеки под велодорожку, что не могут доделать годами... Высота Мюллера - на той стороне, оказывается. Что-то я совсем в местной топографии запутался - впрочем, толком её и не знал. Сейчас ощутил, что зря.
...Впрочем, очень быстро понял, что я тут некогда был: как-то приезжал в гости к друзьям, что на неделю зависли именно здесь, в Рыбачьем, зависили принципиально - и теперь я вполне понимал почему. Они-то и водили меня по странным здешним дюнам, заросшим старыми лиственными деревьми, посаженными ещё тогда, когда местный народ на субботники выводил ещё пастор Мюллер. И квартальные столбы попадались ещё немецкие - низкие, вырубленные из гранита, и надписи на них не читались уже. Да, здешняя сеть просек тоже не север-юг, а вдоль береговой линии - поперёк, и менять её не стали. Так что местами на перекрёстках стояло два квартальных столба...
На саму высоту на конях не поднимались уже много лет - и пешеходы порой пугались на тропе, и лесники местные наезжали: просто хозяин этих коней в недавнем прошлом не самым последним человеком в здешних краях был. Мы обходили высоту по кругу у самой подошвы, блюдя социальное соглашение: лошади идут там, где ездят УАЗики лесников - значит, дорога прочная и слой дернины заведомо копыто выдержит.
А вокруг нас царил полумрак: как в давешней грабовой роще, кроны смыкались над дорогой - полное ощущение низких туч. Тяжи топали себе по грунтовке, явно радуясь холодку: оводняк исчез вовсе - а ведь помню, как он доставал, когда мы бродили здесь пешком! Елена вдруг кивнула в сторону зарослей кустарника выше по склону дюны - вон, мол, олень, и ведь стоит, смотрит, как она и говорила... А я только сейчас сообразил, что ехал в очках для близи - дальние в рюкзаке остались. Присмотрелся - и, вроде бы, увидел среди кустарника бурую шкуру: увы, ни рогов, ни головы, голова слилась с подлеском. Тяжи лежали себе на курсе, даже не повернув туда голову, хотя, конечно, что-то для себя отметили. Вспомнил, как я отчаянно удерживал когда-то от разноса Мишаню, когда поперёк нашего курса метрах в двадцати дуром ломилась лосиха - а ведь Миша, в принципе, вполне себе русский тяж. Этим вот даже не интересно было. А как бы кто из терцев себя повёл? А ведь не знаю.
Дорога потихоньку загибалась вправо, обходя высоту; Елена сообщила, что после поворота на другой виток серпантина кони привыкли делать галоп, и поднимутся они резко, без команды - я должен быть готов. А именно здесь у меня заскрипела нога - ещё не судорога, но близко; стремена явно стоило удлинить, в таком исполнении я рискую улететь, как моя же нога пружиной сработает... Попросил остановиться, спокойно удлинил стремя: остановку тяж воспринял, как данность. И это вот будет галопировать без команды? Но оно понеслось галопом, не успев пройти граничный поворот - и первый момент я проспал. Ладно, привёл себя в порядок, уселся: стремена получились мои, я угадал - и нога не скрипит, но по почкам прилетает изрядно. Поедем полевым галопом? Коню было совершенно всё равно, стоял я, или сидел: он летел с той скоростью, с которой считал нужным; при этом он размахивал своей огромной шеей так, что мне вполне могло прилететь затылком в личность. Так что - пришлось снова сесть. Конь мой честно держался ровно в след коню Елены - кстати, и не думал обгонять; и сделать поворот получилось, объехать пешеходов, что схватились за мобилы, но не догадались отступить в сторону хотя бы на метр. Уже потом подумал - уже не сам ли конь поворот сделал: не факт, что мнение всадника, притом незнакомого, для него сильно заметно. Хотя вёз-то он меня честно; может, потому, что я не мешал?
Галоп мне понравился не очень - и я толком не понял, почему: скорее всего, протестовали мои несчастные почки. Когда Елена предложила на выбор - галоп по одной трассе или длинную рысь по другой, я позорно сослался на возраст и выбрал рысь (хе, спрашивают ли меня кони, если у них настроение побегать есть?). На удлиненных стременах рысь получилась вполне приличной; мы миновали старое немецкое кладбище в совсем уж густой чащобе, из подлеска кое-где торчали витые чугунные кресты. По идее, где-то тут и кирха должна была быть - разобрали её на кирпичи в советские времена, что ли? Впрочем, с такой же вероятностью её и засыпать могло, когда дюны ещё живые были... Вон на литовской стороне, говорят, из дюны натурально только шпиль и торчит.
Ехали мы, по словам Елены, самой длинной дорогой - но всё равно неожиданно быстро вернулись к шоссе... Елена пропустила все машины, какие только можно, чтобы и звука мотора из-за поворота не долетало: кони не её, опыты ставить не будем. Мы снова очутились в молодой сосновой посадке, за которой серебрилось покрытое мелкой рябью озеро Чайка: и как сосны могут, считай, вровень с водой расти? Видимо, здесь тоже была привычная галопная трасса: кони снова подорвали без команды - я отнёсся к этому слегка равнодушно и схлопотал сбоку под очки последнюю сосновую лапу: глаз потом щипало несколько дней, пришлось даже пилить в аптеку за альбуцидом. Галоп был недолгим - кони сами притормозили, когда дерновая дорога сменилась накатанными тракторными колеями, где в глине торчала щебёнка. Места я уже узнавал - отсюда я на конюшню пришёл: значит, мы озеро по кругу обошли.
...Коней уже ждала следующая работа - катать в руках детишек, которых специально за этим привезли родители... Впрочем, если не считать психологии, для тяжа это не работа - а с психологией у тяжей всё в порядке. Скормить коню пакет сушек так и не удалось - я оставил пакет в бытовке. Впрочем, к сушкам, что лежали по карманам, конь отнёсся достаточно равнодушно, одну уронил, и, допускаю, сознательно: что ему какие-то сушки, если вокруг яблоки грудами лежат! Детишек загрузили в сёдла и повезли в сторону посёлка, родители потянулись следом фото для; я остался один. Неспешно собрал имущество, затолкал в рюкзак, побрёл следом по дороге, истоптанной огромными копытами. Небо и впрямь подзатянуло - что делать, море, но ветерок был тёплым и ласковым; он поднимал мелкую рябь на озере, шелестел подсохшей травой... Почти Мещера, и озеро вровень с землёй, как в пойме Оки. Только в пойме Оки по обочинам дорог не растут ежевика и жёлтая слива-мирабель; здесь они были очень даже на месте, но место меня не отторгало совершенно - и я это понял только сейчас, на обратном пути, причем на пути своими ногами. Именно этого ощущения я не мог поймать до сих пор, а теперь поймал. И тяжи, что мне вовсе не в стиль, этому помогли немало. По крайней мере, восприятие моё им точно переключить удалось. В общем, закрыл я старый должок, и закрыл неплохо. Жалко, других маршрутов, со слов Елены, нету здесь... Ну, кроме нарочитого выезда на море рано утром. Может, я зря к верховым прогулкам по полосе прилива равнодушен - или старательно делаю вид?