День рождения и остальное. Часть шестая
Буквально на следующий день после того, как мы перенесли поездку в Израиль, ко мне подошел понурый Ыкл.
-- У меня, кажется, -- он горько вздохнул, -- для тебя плохие новости, -- я повернулась и приготовилась слушать, -- Тебе уже ответили что-нибудь про Лиссабон?
-- Нет, -- удивленно сообщила я. Я уже какое-то время пыталась понять почему так долго не отвечают. Я написала еще одно письмо -- вдруг они загружены в предпраздничный период.
-- Я подписан на рассылку дружественных заведений, -- начал он издалека, -- и буквально полчаса назад получил сообщение, что, скорее всего, второй семестр, по крайней мере в некоторых дружественных заведениях, опять будет исключительно удаленным, -- он вздохнул, отвел глаза, и продолжил, -- честно говоря, мне кажется, что нас скоро запрут.
-- Не может быть, -- у меня похолодело внутри, Лиссабон ускользал прямо на глазах, -- не может быть.
Через час пришел ответ из администрации: ввиду крайней нестабильности нынешней ситуации, все рабочие поездки временно запрещаются. Мы, писали они в следующей строке, понимаем, что это крайне неудобно и огорчительно, но у нас нет никакого выбора, кроме как запретить все поездки до следующего сообщения. Мы обещаем, продолжали они так же сухо, пересмотреть наше решение в течение первых трех недель января, в соответствии с указаниями правительства и общим положением.
У меня создавалось ощущение де-жа-вю. Я это всё уже когда-то видела, это всё мы уже проходили. Но сейчас же всё по-другому, разве нет?
Билеты в Лиссабон стоили гроши, сущие гроши, мне хотелось заказать их немедленно, я предполагала, что потом они могут начать стоить значительно больше. Я смотрела на скупые строчки и понимала, что нет никакого смысла их заказывать. По крайней мере, пока. Один билеты мы уже почти потеряли, хватит теоретических поездок.
-- Слушай, -- задумчиво спрашивала я Ыкла, -- а вот скажи мне, есть ли смысл просить одобрить июньский Париж?
-- Никакого, -- твердо сообщил мне он, -- вообще никакого. Ты же понимаешь, -- он вздохнул еще горше, -- что ни одну поездку сейчас никто не одобрит.
Я всё понимала и медлила отвечать на очередное сообщение от организаторов, в котором они воодушевленно рассказывали в какой гостинице мы будем жить, в каких ресторанах питаться и куда нас поведут гулять в честно заработанный свободный день. Всё еще сто раз может поменяться, думала я, я потом на всё это отвечу. Не отвеченные письма до сих пор смотрят на меня с укором, я, конечно, напишу что-нибудь, но сдается мне, что никакого Лиссабона в этом феврале я не увижу.
Я получила такое количество подарков на день рождения, что мне начало казаться, что я в них просто тону. И только одного подарка пока не было -- от Ыкла. За несколько дней до дня рождения я страшно рассердилась и запретила мне что-либо дарить. Мне ничего не надо, сердито повторяла я раз за разом, совершенно ничего. Мы отметили день рождения, прошел день, другой и мне невероятно захотелось получить, наконец, от него подарок, о чем я ему незамедлительно сообщила. Ыкл расцвел и куда-то исчез. Его долго не было, тем временем примчалась чадо
-- Мама, -- кричала она изо всех сил, -- срочно посмотри нет ли в моем подарке такой маленькой красивой коробочки? Срочно, говорю тебе, срочно!
Но никакой коробочки там не было. Я ничего не поняла и решила подождать. Вечером я удивленно спросила где же мой подарок. Ыкл очень любит дарить подарки, придумывает их задолго, заказывает и прячет, чтобы я ни в коем случае не нашла раньше времени.
-- Ох, -- горько вздохнул он, -- тут такая история приключилась, -- он молчал и сопел сердито, после поднял глаза и выпалил на одном дыхании, -- твой подарок куда-то исчез!
-- Как исчез? -- растерялась я.
-- Я не знаю, -- умоляюще протянул он, -- я и сам не понимаю! Я его хорошо спрятал, как всегда, а сейчас не могу найти, вообще не могу! Его нет там, где я его прятал, вообще нет!
Пятые сутки ищут пожарные, ищет милиция -- но пока никто не может найти.
-- Хочешь, -- смеется О. -- я прилечу к вам в гости и за пять минут, вот буквально за пять минут, его найду, хочешь?
-- Хочу, конечно, -- стремительно отвечаю я, -- прилетай скорее!
-- Ах если бы, -- закатывает она глаза и мы переводим разговор на другую тему.
Какое-то время назад я заказала Ыклу теплые перчатки -- одна его перчатка прохудилась, а вторая и вовсе потерялась. Это не жизнь, горько вздыхал он, и я пошла искать перчатки. Две недели спустя я получила письмо из магазина -- вы купили у нас перчатки, с энтузиазмом сообщали мне, у вас прекрасный вкус! Не хотели бы вы, продолжали они аккуратно, дополнить образ, начатый этими перчатками? Под перчатками мне предлагали кашемировое пальто в пол, строгий костюм в тонкую полоску из тончайшей шерсти, лакированные штиблеты, белоснежную рубашку с накрахмаленным воротником и, несомненно, элегантный кашемировый шарф. Также мне предлагали купить удобное кресло -- для завершения, так сказать, образа. Боже мой, подумала я, вот -- Тэффи.
Как только мы собрали елку, чадо немедленно положила под нее письмо. Она вежливо обращалась к Деду Морозу и настоятельно просила его принести совершенно необходимые ей предметы, без которых не жизнь, но сплошное мучение, как то: большой набор гелевых ручек, вместительный пенал (дорогой Дед Мороз, добавляла она сверху, обратите, пожалуйста, внимание, что в пенале должно быть не меньше трех секций, не меньше!) и набор цветных карандашей. Премного Вам благодарна, заканчивала она письмо, я Вас очень люблю.
Уже через день трудолюбивый Дед Мороз принес чаду огромный набор гелевых ручек, а для Ыкла оставил прекрасную перьевую ручку.
-- Мама, -- восторженно прыгала чадо, -- смотри какой щедрый Дед Мороз! У меня теперь самый большой набор в классе и Т. больше не сможет меня дразнить своими изумительными, -- она закатила глаза и цокнула языком, -- гелевыми ручками. У нее, -- презрительно хмыкнула, -- всего-то десять, а у меня, -- она раскрыла глаза так широко, что в них начала отражаться елка в полную величину, -- целых тридцать! Тридцать! -- повторила она восторженно, -- ты понимаешь или нет?
-- Я понимаю, -- довольно кивала я, меня радовало что Дед Мороз так хорошо знаком с чадо и принес ровно то, что надо.
-- Но вообще-то, мама, -- скривила губы чадо, -- если совсем честно, только ты не обижайся, -- она вздохнула, набрала в грудь воздуха и выпалила, -- вообще-то, я уже не верю в Деда Мороза. К тому же, мама, -- укоризненно посмотрела она на меня, -- я узнаю твой почерк, сразу же. И в зубную фею, -- вздохнула опять, -- я тоже больше не верю. Ты помнишь как она мне подложила под дверь швейцарский франк? Я сразу узнала папин почерк. К тому же, -- продолжала быстро, -- И. тоже говорит, что никакого Деда Мороза нет, совсем нет. Ей все подарки дарят родители, а никакой не Дед Мороз. -- я молча слушала, расстроенно думая о том, что, наверное, пришло время. Но было необыкновенно жаль.
-- Жалко, -- выдохнула я после небольшой паузы, -- очень жалко, что ты больше не веришь.
-- А ты, мама, ты, -- она недоверчиво посмотрела на меня, -- ты-то сама, веришь?
-- Конечно, верю, -- закивала я головой, -- я вообще считаю, что в чудеса надо верить всегда, всю жизнь. Даже тогда, когда ты уже совсем взрослая.
-- Но как? -- она выжидательно смотрела и хотела рецепт. Тот самый, благодаря которому, она сразу во все поверит.
-- Проще простого, -- продолжала я, -- какая разница есть Дед Мороз или нет, какая, собственно, разница, как под елкой появляются подарки. Это всё не так важно. Важно, -- продолжала я тихо, я придвинулась к ней как можно ближе, -- что ты веришь! Ты веришь и под елкой появляются подарки! И именно те, которых тебе очень хотелось. Это твое, лично твое, волшебство, понимаешь? Волшебство и чудеса -- всегда внутри тебя, внутри. Они всегда с тобой, пока ты сама у себя их не заберешь.
В этот же вечер чадо положила под елку дополнительное письмо. Простите, любезный Дед Мороз, писала она, следуя всем законам этикета, я забыла Вам сообщить, что мне еще очень нужны колготки! Только не школьные, не серые, но какие угодно другие! Еще, продолжала она, мне нужны теплые штаны и теплая кофта, если Вас только это не сильно затруднит. Если же затруднит, продолжала вежливо, то принесите мне хоть что-нибудь из этого, я буду очень счастлива.
На следующий день щедрый Дед Мороз оставил под елкой футболку для чада и колготки для меня -- такие, как я давно хотела. Я спускалась вниз в предвкушении, я представляла как найду колготки, как обрадуюсь, как всё это увидит чадо. Я спустилась и замерла. Чадо стояла в футболке и колготках.
-- Мама, -- восторженно вопила она, -- ты только посмотри! Дед Мороз принес мне и футболку и колготки!
-- Ты уверена, -- осторожно начала я, взяв в руки коробку, -- что колготки тебе, а не мне?
-- Ну, -- протянула чадо, -- они мне, конечно, немного большие, но это, наверное, на вырост, да?
-- Сдается мне, -- я едва сдерживала смех, -- что колготки Дед Мороз принес не тебе, а мне.
Чадо немедленно сняла колготки и протянула их мне -- ну почему, -- расстроенно посмотрела она куда-то вверх, -- почему вы, дорогой Дед Мороз, не написали что кому?! Вы что, -- она грозила пальцем потолку, -- не знаете, что мы с мамой уже почти одинаковые?!
-- Мама, -- она охнула и обернулась ко мне, -- скажи честно, ты будешь об этом писать? -- я не успела ничего ответить, она быстро продолжила, -- потому что если да, то не говори, что это я надела твои колготки, напиши, пожалуйста, что пришла утром какая-то другая, совсем чужая, девочка и, балда такая, надела мамины колготки! А то, -- она закрыла лицо ладонями, -- что обо мне подумают? Ужас, -- театрально вздохнула она, -- это же надо! Надеть мамины колготки! Дорогой Дед Мороз, -- продолжала она серьезно, -- пожалуйста, не забывай надписывать подарки. Если, конечно, -- добавила очень быстро, -- это не, к примеру, пенал или карандаши. Подарки для дитяти тоже можно не надписывать, -- она вспомнила о сапогах, которые получила дитя и продолжила, -- таких размеров у нас пока больше ни у кого нет.
Спешу сообщить, что вовсе не чадо, а совсем другая, чужая, совершенно не знакомая мне девочка, пробралась к нам домой около семи утра, схватила мои колготки из-под елки и немедленно их примерила. Это была не чадо, ни в коем случае.
П.С. Это просто прекрасно -- жж считает, что я уже, прямо сейчас, в Лиссабоне. Так выпьем же за это!
-- У меня, кажется, -- он горько вздохнул, -- для тебя плохие новости, -- я повернулась и приготовилась слушать, -- Тебе уже ответили что-нибудь про Лиссабон?
-- Нет, -- удивленно сообщила я. Я уже какое-то время пыталась понять почему так долго не отвечают. Я написала еще одно письмо -- вдруг они загружены в предпраздничный период.
-- Я подписан на рассылку дружественных заведений, -- начал он издалека, -- и буквально полчаса назад получил сообщение, что, скорее всего, второй семестр, по крайней мере в некоторых дружественных заведениях, опять будет исключительно удаленным, -- он вздохнул, отвел глаза, и продолжил, -- честно говоря, мне кажется, что нас скоро запрут.
-- Не может быть, -- у меня похолодело внутри, Лиссабон ускользал прямо на глазах, -- не может быть.
Через час пришел ответ из администрации: ввиду крайней нестабильности нынешней ситуации, все рабочие поездки временно запрещаются. Мы, писали они в следующей строке, понимаем, что это крайне неудобно и огорчительно, но у нас нет никакого выбора, кроме как запретить все поездки до следующего сообщения. Мы обещаем, продолжали они так же сухо, пересмотреть наше решение в течение первых трех недель января, в соответствии с указаниями правительства и общим положением.
У меня создавалось ощущение де-жа-вю. Я это всё уже когда-то видела, это всё мы уже проходили. Но сейчас же всё по-другому, разве нет?
Билеты в Лиссабон стоили гроши, сущие гроши, мне хотелось заказать их немедленно, я предполагала, что потом они могут начать стоить значительно больше. Я смотрела на скупые строчки и понимала, что нет никакого смысла их заказывать. По крайней мере, пока. Один билеты мы уже почти потеряли, хватит теоретических поездок.
-- Слушай, -- задумчиво спрашивала я Ыкла, -- а вот скажи мне, есть ли смысл просить одобрить июньский Париж?
-- Никакого, -- твердо сообщил мне он, -- вообще никакого. Ты же понимаешь, -- он вздохнул еще горше, -- что ни одну поездку сейчас никто не одобрит.
Я всё понимала и медлила отвечать на очередное сообщение от организаторов, в котором они воодушевленно рассказывали в какой гостинице мы будем жить, в каких ресторанах питаться и куда нас поведут гулять в честно заработанный свободный день. Всё еще сто раз может поменяться, думала я, я потом на всё это отвечу. Не отвеченные письма до сих пор смотрят на меня с укором, я, конечно, напишу что-нибудь, но сдается мне, что никакого Лиссабона в этом феврале я не увижу.
Я получила такое количество подарков на день рождения, что мне начало казаться, что я в них просто тону. И только одного подарка пока не было -- от Ыкла. За несколько дней до дня рождения я страшно рассердилась и запретила мне что-либо дарить. Мне ничего не надо, сердито повторяла я раз за разом, совершенно ничего. Мы отметили день рождения, прошел день, другой и мне невероятно захотелось получить, наконец, от него подарок, о чем я ему незамедлительно сообщила. Ыкл расцвел и куда-то исчез. Его долго не было, тем временем примчалась чадо
-- Мама, -- кричала она изо всех сил, -- срочно посмотри нет ли в моем подарке такой маленькой красивой коробочки? Срочно, говорю тебе, срочно!
Но никакой коробочки там не было. Я ничего не поняла и решила подождать. Вечером я удивленно спросила где же мой подарок. Ыкл очень любит дарить подарки, придумывает их задолго, заказывает и прячет, чтобы я ни в коем случае не нашла раньше времени.
-- Ох, -- горько вздохнул он, -- тут такая история приключилась, -- он молчал и сопел сердито, после поднял глаза и выпалил на одном дыхании, -- твой подарок куда-то исчез!
-- Как исчез? -- растерялась я.
-- Я не знаю, -- умоляюще протянул он, -- я и сам не понимаю! Я его хорошо спрятал, как всегда, а сейчас не могу найти, вообще не могу! Его нет там, где я его прятал, вообще нет!
Пятые сутки ищут пожарные, ищет милиция -- но пока никто не может найти.
-- Хочешь, -- смеется О. -- я прилечу к вам в гости и за пять минут, вот буквально за пять минут, его найду, хочешь?
-- Хочу, конечно, -- стремительно отвечаю я, -- прилетай скорее!
-- Ах если бы, -- закатывает она глаза и мы переводим разговор на другую тему.
Какое-то время назад я заказала Ыклу теплые перчатки -- одна его перчатка прохудилась, а вторая и вовсе потерялась. Это не жизнь, горько вздыхал он, и я пошла искать перчатки. Две недели спустя я получила письмо из магазина -- вы купили у нас перчатки, с энтузиазмом сообщали мне, у вас прекрасный вкус! Не хотели бы вы, продолжали они аккуратно, дополнить образ, начатый этими перчатками? Под перчатками мне предлагали кашемировое пальто в пол, строгий костюм в тонкую полоску из тончайшей шерсти, лакированные штиблеты, белоснежную рубашку с накрахмаленным воротником и, несомненно, элегантный кашемировый шарф. Также мне предлагали купить удобное кресло -- для завершения, так сказать, образа. Боже мой, подумала я, вот -- Тэффи.
Как только мы собрали елку, чадо немедленно положила под нее письмо. Она вежливо обращалась к Деду Морозу и настоятельно просила его принести совершенно необходимые ей предметы, без которых не жизнь, но сплошное мучение, как то: большой набор гелевых ручек, вместительный пенал (дорогой Дед Мороз, добавляла она сверху, обратите, пожалуйста, внимание, что в пенале должно быть не меньше трех секций, не меньше!) и набор цветных карандашей. Премного Вам благодарна, заканчивала она письмо, я Вас очень люблю.
Уже через день трудолюбивый Дед Мороз принес чаду огромный набор гелевых ручек, а для Ыкла оставил прекрасную перьевую ручку.
-- Мама, -- восторженно прыгала чадо, -- смотри какой щедрый Дед Мороз! У меня теперь самый большой набор в классе и Т. больше не сможет меня дразнить своими изумительными, -- она закатила глаза и цокнула языком, -- гелевыми ручками. У нее, -- презрительно хмыкнула, -- всего-то десять, а у меня, -- она раскрыла глаза так широко, что в них начала отражаться елка в полную величину, -- целых тридцать! Тридцать! -- повторила она восторженно, -- ты понимаешь или нет?
-- Я понимаю, -- довольно кивала я, меня радовало что Дед Мороз так хорошо знаком с чадо и принес ровно то, что надо.
-- Но вообще-то, мама, -- скривила губы чадо, -- если совсем честно, только ты не обижайся, -- она вздохнула, набрала в грудь воздуха и выпалила, -- вообще-то, я уже не верю в Деда Мороза. К тому же, мама, -- укоризненно посмотрела она на меня, -- я узнаю твой почерк, сразу же. И в зубную фею, -- вздохнула опять, -- я тоже больше не верю. Ты помнишь как она мне подложила под дверь швейцарский франк? Я сразу узнала папин почерк. К тому же, -- продолжала быстро, -- И. тоже говорит, что никакого Деда Мороза нет, совсем нет. Ей все подарки дарят родители, а никакой не Дед Мороз. -- я молча слушала, расстроенно думая о том, что, наверное, пришло время. Но было необыкновенно жаль.
-- Жалко, -- выдохнула я после небольшой паузы, -- очень жалко, что ты больше не веришь.
-- А ты, мама, ты, -- она недоверчиво посмотрела на меня, -- ты-то сама, веришь?
-- Конечно, верю, -- закивала я головой, -- я вообще считаю, что в чудеса надо верить всегда, всю жизнь. Даже тогда, когда ты уже совсем взрослая.
-- Но как? -- она выжидательно смотрела и хотела рецепт. Тот самый, благодаря которому, она сразу во все поверит.
-- Проще простого, -- продолжала я, -- какая разница есть Дед Мороз или нет, какая, собственно, разница, как под елкой появляются подарки. Это всё не так важно. Важно, -- продолжала я тихо, я придвинулась к ней как можно ближе, -- что ты веришь! Ты веришь и под елкой появляются подарки! И именно те, которых тебе очень хотелось. Это твое, лично твое, волшебство, понимаешь? Волшебство и чудеса -- всегда внутри тебя, внутри. Они всегда с тобой, пока ты сама у себя их не заберешь.
В этот же вечер чадо положила под елку дополнительное письмо. Простите, любезный Дед Мороз, писала она, следуя всем законам этикета, я забыла Вам сообщить, что мне еще очень нужны колготки! Только не школьные, не серые, но какие угодно другие! Еще, продолжала она, мне нужны теплые штаны и теплая кофта, если Вас только это не сильно затруднит. Если же затруднит, продолжала вежливо, то принесите мне хоть что-нибудь из этого, я буду очень счастлива.
На следующий день щедрый Дед Мороз оставил под елкой футболку для чада и колготки для меня -- такие, как я давно хотела. Я спускалась вниз в предвкушении, я представляла как найду колготки, как обрадуюсь, как всё это увидит чадо. Я спустилась и замерла. Чадо стояла в футболке и колготках.
-- Мама, -- восторженно вопила она, -- ты только посмотри! Дед Мороз принес мне и футболку и колготки!
-- Ты уверена, -- осторожно начала я, взяв в руки коробку, -- что колготки тебе, а не мне?
-- Ну, -- протянула чадо, -- они мне, конечно, немного большие, но это, наверное, на вырост, да?
-- Сдается мне, -- я едва сдерживала смех, -- что колготки Дед Мороз принес не тебе, а мне.
Чадо немедленно сняла колготки и протянула их мне -- ну почему, -- расстроенно посмотрела она куда-то вверх, -- почему вы, дорогой Дед Мороз, не написали что кому?! Вы что, -- она грозила пальцем потолку, -- не знаете, что мы с мамой уже почти одинаковые?!
-- Мама, -- она охнула и обернулась ко мне, -- скажи честно, ты будешь об этом писать? -- я не успела ничего ответить, она быстро продолжила, -- потому что если да, то не говори, что это я надела твои колготки, напиши, пожалуйста, что пришла утром какая-то другая, совсем чужая, девочка и, балда такая, надела мамины колготки! А то, -- она закрыла лицо ладонями, -- что обо мне подумают? Ужас, -- театрально вздохнула она, -- это же надо! Надеть мамины колготки! Дорогой Дед Мороз, -- продолжала она серьезно, -- пожалуйста, не забывай надписывать подарки. Если, конечно, -- добавила очень быстро, -- это не, к примеру, пенал или карандаши. Подарки для дитяти тоже можно не надписывать, -- она вспомнила о сапогах, которые получила дитя и продолжила, -- таких размеров у нас пока больше ни у кого нет.
Спешу сообщить, что вовсе не чадо, а совсем другая, чужая, совершенно не знакомая мне девочка, пробралась к нам домой около семи утра, схватила мои колготки из-под елки и немедленно их примерила. Это была не чадо, ни в коем случае.
П.С. Это просто прекрасно -- жж считает, что я уже, прямо сейчас, в Лиссабоне. Так выпьем же за это!