Иерусалим, хачапури
-- Ну вот, мы доехали. У тебя есть план? -- засмеялась О.
-- О, ты ещё спрашиваешь! Есть ли у меня план? Да у меня миллион планов, и мы сейчас пойдём и будем все эти планы исполнять.
Мы прилетели две недели назад. Я вышла из самолёта и поняла, что забыла что такое настоящее жарко. Волна жара проглотила меня. Даже ногтям и волосам, кажется, было жарко. Я вспоминала как мы выходили из дома в Лондоне, как я набросила плащ, так как было прохладно, как мы ехали в аэропорт и я всё думала о том будет ли жарко так, как то о чём мне страшно подумать. Мы стояли в очереди, ждали такси, а я всё думала о том, что надо будет его попросить включить кондиционер, а потом усмехнулась про себя -- его не надо будет просить, у него, конечно же, кондиционер включён всё время.
Неделю в июне было невероятно жарко. Жара в Лондоне хуже жары здесь. Она глотает тебя полностью, не оставляя ни малейшего шанса на надежду. Ты бредёшь по улице и думаешь о том, что светло будет до самой ночи, а это значит, что до самой ночи будет удушающе жарко. В Лондоне нет кондиционеров в домах, для чего? Неужто для этой жаркой недели, вот ещё. Я стояла в школьном дворе и все вокруг обсуждали как же им жарко. Я согласно кивала и думала о том, что это скоро закончится.
-- Слушай, -- обратилась ко мне мама одноклассницы чадо, -- я тебе вот что скажу. Самая лучшая инвестиция -- вентилятор! Я тебе честно говорю. Обязательно вложись, и купи вентилятор. Это хорошая инвестиция, очень хорошая.
Я кивала и пыталась не засмеяться. Тут невозможно жить без кондиционера, невозможно. Вот оно -- зазеркалье, в котором покупка вентилятора является хорошей, продуманной, инвестицией. Вентилятор, может, и не приносит прибыль как таковую, зато жить легче, а это, несомненно, прибыль. Самая большая, которую только можно получить от жизни.
-- Ура, -- смеялась О. в трубку, -- ты прилетела! Я к тебе приеду, мы пойдём пить пиво, а ещё, ещё... Чего тебе хочется ещё?
-- Мне? -- задумалась я. Меня так и подмывало сказать: мне ничего не хочется, мне жарко, мне хочется весь месяц сидеть дома, под кондиционером, так, чтобы было будто даже прохладно, так, чтобы мозги не плавились, так, чтобы ногтям не жарко. Но вместо всего этого я неожиданно сказала -- Я знаю чего мне хочется. Очень хочется. Поехали в Иерусалим, а? Как раньше. Мы будем гулять целый день, пойдём на рынок, побродим по нашим улицам, съедим иерусалимскую смесь. А ещё, ещё, мы пойдём на улицу с зонтиками, а потом пойдём есть хачапури. Мне рассказали -- теперь, совсем рядом с рынком, где-то там, не знаю точно где, есть потрясающее место, в котором есть сто разных видов хачапури. Слушай, а где зонтики?
-- Зонтики? Так они же на вот этой улице, на нашей любимой, -- засмеялась О. -- Как же ты сама не догадалась, где же им ещё быть?
-- И правда, -- кивнула я в пустоту, -- где же ещё. Как же я не догадалась, это же очевидно, право слово.
Я собиралась так, как собираются на первое свидание юные девы. Я примеряла один наряд, другой. Я придирчиво выбирала обувь.
-- Будто к любимому на свидание собралась, честное слово, -- дразнил меня Ыкл.
-- Так и есть, почти. Ты понимаешь, мне очень страшно. Я не была там очень давно. По собственному выбору не была, между прочим. Я обиделась на него, обиделась на Иерусалим. А теперь я думаю -- я приеду и ему не понравлюсь. И не примет он меня. И как я тогда там буду гулять?
-- О, нет, -- Ыкл усмехнулся и обнял меня, -- прости. Я могу быть посредником с кем угодно, но это -- это твоё.
-- Ну, так куда мы идём первым делом? -- деловито спросила О., как только мы нашли стоянку.
Поиски стоянки в Иерусалиме -- дело крайне увлекательное. Ты знаешь заранее куда собираешься поставить машину, ты приезжаешь на закрытую пятиэтажную парковку, в которой, кажется, должно хватить места всем, ты нервно переезжаешь с этажа на этаж и со вздохом констатируешь -- нет, стоянки опять нет.
-- Да ну что ж такое! -- сердилась О., -- смотри, это они наше место заняли, прямо наше!
-- Слушай, -- успокаивала её я, -- чего ты нервничаешь. Поиск стоянки, особенно когда ты уже на самой стоянке, это классический пуассоновский процесс. Если стоять на одном месте достаточно времени, кто-нибудь да уедет и тогда мы займём его место.
-- Я сейчас убью этого пуассона! -- восклицала О.
-- Какого? -- спокойно, в целях восстановления душевного баланса, вопрошала я.
-- Да вот этого, который нас обогнал и занял наше место, наше! Если мы сейчас куда-нибудь не встанем, все твои планы рухнут!
-- Не рухнут, -- смеялась я, -- о, смотри, идёт господин. Он идёт так, будто собирается уезжать. Давай медленно ехать за ним.
Мы ехали за господином, который кивнул нам, показывая, что он действительно откуда-то сейчас уедет. Мы всё ехали, но О. не сдержалась
-- Слушай, выходи и иди за ним, а когда он уедет, стой и всем показывай, что это наш пуассон!
Чести ради, это оказалось не плохой идеей. Очень хорошей идеей оказалось. На освободившееся место, внезапно оказалось слишком много претендентов. Ну нет, -- активно махала им я, -- это наш пуассон, наш!
Мы вышли из подземелья и меня озарило -- слушай, а ты запомнила где мы поставили машину?! О. задумалась на мгновение, а я добавила -- я помню этаж, а где -- не помню. Ну и ладно, -- махнула она рукой, -- я туда сейчас не пойду, потом разберёмся.
Иерусалим встретил прохладным ветерком.
-- Ну вот, мы доехали. У тебя есть план? -- облегчённо рассмеялась О.
-- О, да. Сначала мы пойдём просто так вот в этом направлении, там свернём на улицу с зонтиками, погуляем, выпьем чего-нибудь холодного, потом пойдём наверх, вот по этой улице, прямо на рынок, потом пойдём искать самый лучший хачапури на свете, потом опять через рынок назад вот сюда -- если останемся голодными, подкрепимся иерусалимской смесью*, потом побродим вот здесь, потом
-- Я всё поняла, -- замахала она руками, -- пошли уже! Я и сама тут сто лет не была.
Мы шли, а я прислушивалась к ощущениям. Я тебе нравлюсь? Ты со мной? -- я всё смотрела на белые иерусалимские камни и пыталась понять. С тобой, -- выдыхал он мне прохладный ветер в затылок.
Я очень хотела увидеть зонтики. Увидеть как можно взять старую улицу, с её укладом, с её магазинчиками, запахом кофе с кардамоном, с горстями бус, свисающих с огромных стендов, с любимыми белыми камнями -- и превратить в в закрытое от неба место: закрытое несметным количеством цветных, радующих глаз зонтиков. Мы брели по улице и улыбались -- слушай, -- оглядывалась О. -- а вот тут была бутербродная, помнишь, мы обожали их бутерброды. А теперь здесь совсем другое. А бусы, бусы -- вот они, как их много! И ещё смотри -- боже мой, это место всё ещё открыто, ты помнишь как мы сюда приезжали, когда было тоскливо?! Оно всё лечило на раз!
Госпожа протягивает мне субботние свечи: возьмите, пожалуйста, зажгите. Нет, спасибо, -- киваю я, подбегаю к следующему магазинчику и кричу: смотри, здесь тот же самый магазин, и та же самая витрина!
И чувствуешь будто вернулся, словно и не уезжал вовсе. Да, кто-то ушёл, вместо них пришли новые. Но идея, дух -- всё как и раньше.
Мы бредём по пешеходной улице наверх, к рынку. Мы глазеем на всех и вся -- вот тут как раньше, а вот это -- что это? Да ну тебя, не так давно меня тут не было, не издевайся!
На рынке пахнет так, что сводит под ложечкой.
-- Я хочу попробовать всё! -- оглядывается О.
-- Это потому что ты голодная, -- тащу её я, -- не сбивайся, у нас по плану -- хачапури! Самые лучшие хачапури на свете!
-- Пока мы дойдём до твоих хачапури, -- вздыхает она, -- я умру. Ты издеваешься! Честное слово! Ну как так можно!
И действительно -- это очень сложно. С одной стороны нас зазывают попробовать лучший кубэ на свете -- самые вкусные на свете пирожки из манки, с нежной мясной начинкой. С другой стороны нас уверяют, что лучше кубэ может быть только кнафе -- дивный десерт из кадаифской вермишели и чуть солоноватого козьего сыра. Дорогая, посмотри на меня, -- зазывает меня смешной мальчик лет восемнадцати, -- у меня самые лучшие личи! Кубэ, кнафе -- глупости это всё, а вот личи -- возьми домой, тебе все спасибо скажут!
Я не узнаю рынок -- он преобразился, появились небольшие рестораны, кафе, все пьют пиво, все окутаны ароматами корицы, кардамона, острого перца, кубэ, кнафе и ещё миллионом ароматов специй, которые я не берусь распознать.
-- Мы вернёмся, -- тяну я её, -- но сейчас -- хачапури! Простите, пожалуйста, -- обращаюсь я к одному из торговцев, -- не были бы вы столь любезны и не подсказали бы нам как нам пройти к месту, в котором продают хачапури?
-- Продолжайте идти прямо, -- удивлённо-задумчиво смотрит на меня торговец, -- вот там сверните налево, дойдите до самого конца, там дорога вниз, поверните направо и прямо справа увидите.
-- Дорогая, -- дёргает меня за рукав О. и смеётся, -- что ты делаешь?! Он, кажется, ошалел от твоей вежливости! Это всё Лондон на тебя влияет!
-- Ну уж нет, -- хохочу я в ответ, -- тогда уже Принстон!
Мы покорно идём, поворачиваем, опять идём, опять поворачиваем, где же оно?!
-- Вот оно!
Мы заходим. На доске, от руки, надписи мелом -- хачапури такой, другой, сякой, третий, четвёртый...
-- Эй, -- шепчет О. -- ты в них что-нибудь понимаешь?! Какой брать будем?
Я ничего не понимаю из названия, но экстраполирую: тонкое тесто, начинка из солёного козьего сыра... Вот этот -- точно! И ещё -- вот этот! Девушка за прилавком одобрительно кивает -- хороший выбор какой, вам понравится, честное слово! Ей вторит молодой человек -- тут самые лучшие хачапури, мамой клянусь!
Мы заказываем хачапури, мы ждём. Два дивных хачапури тают во рту. Мы пьём грузинское пиво -- я и не знала, что бывает грузинское пиво, -- мы строим планы. Слабаки! -- восклицает господин в ответ на просьбу упаковать оставшееся, -- как это, так мало и не съели? Я смущённо смеюсь и предвкушаю как дам Ыклу попробовать самый лучший хачапури на свете.
Мо доедаем хачапури, допиваем пиво и идём гулять.
-- Слушай, -- смотрю я вокруг, -- а рынок-то, рынок -- из прекрасного стал дивным! Когда это произошло?
Мы равнодушно проходим мимо большинства торговцев (слушай, как от небольшого хачапури можно быть вот такой сытой, что вообще ничего не хочется?), но задерживаемся рядом с кубэ -- пусть и Ыкл почувствует частичку счастья.
А мы идём дальше гулять. В затылок дует холодный ветер и мне больше не страшно.
-- А давай на следующей неделе опять?! Вот так же. В пятницу, прямо с утра, и гулять куда глаза глядят. Ещё столько всего не обошли. Нашего, родного.
* Про иерусалимскую смесь -- читать тут
-- О, ты ещё спрашиваешь! Есть ли у меня план? Да у меня миллион планов, и мы сейчас пойдём и будем все эти планы исполнять.
Мы прилетели две недели назад. Я вышла из самолёта и поняла, что забыла что такое настоящее жарко. Волна жара проглотила меня. Даже ногтям и волосам, кажется, было жарко. Я вспоминала как мы выходили из дома в Лондоне, как я набросила плащ, так как было прохладно, как мы ехали в аэропорт и я всё думала о том будет ли жарко так, как то о чём мне страшно подумать. Мы стояли в очереди, ждали такси, а я всё думала о том, что надо будет его попросить включить кондиционер, а потом усмехнулась про себя -- его не надо будет просить, у него, конечно же, кондиционер включён всё время.
Неделю в июне было невероятно жарко. Жара в Лондоне хуже жары здесь. Она глотает тебя полностью, не оставляя ни малейшего шанса на надежду. Ты бредёшь по улице и думаешь о том, что светло будет до самой ночи, а это значит, что до самой ночи будет удушающе жарко. В Лондоне нет кондиционеров в домах, для чего? Неужто для этой жаркой недели, вот ещё. Я стояла в школьном дворе и все вокруг обсуждали как же им жарко. Я согласно кивала и думала о том, что это скоро закончится.
-- Слушай, -- обратилась ко мне мама одноклассницы чадо, -- я тебе вот что скажу. Самая лучшая инвестиция -- вентилятор! Я тебе честно говорю. Обязательно вложись, и купи вентилятор. Это хорошая инвестиция, очень хорошая.
Я кивала и пыталась не засмеяться. Тут невозможно жить без кондиционера, невозможно. Вот оно -- зазеркалье, в котором покупка вентилятора является хорошей, продуманной, инвестицией. Вентилятор, может, и не приносит прибыль как таковую, зато жить легче, а это, несомненно, прибыль. Самая большая, которую только можно получить от жизни.
-- Ура, -- смеялась О. в трубку, -- ты прилетела! Я к тебе приеду, мы пойдём пить пиво, а ещё, ещё... Чего тебе хочется ещё?
-- Мне? -- задумалась я. Меня так и подмывало сказать: мне ничего не хочется, мне жарко, мне хочется весь месяц сидеть дома, под кондиционером, так, чтобы было будто даже прохладно, так, чтобы мозги не плавились, так, чтобы ногтям не жарко. Но вместо всего этого я неожиданно сказала -- Я знаю чего мне хочется. Очень хочется. Поехали в Иерусалим, а? Как раньше. Мы будем гулять целый день, пойдём на рынок, побродим по нашим улицам, съедим иерусалимскую смесь. А ещё, ещё, мы пойдём на улицу с зонтиками, а потом пойдём есть хачапури. Мне рассказали -- теперь, совсем рядом с рынком, где-то там, не знаю точно где, есть потрясающее место, в котором есть сто разных видов хачапури. Слушай, а где зонтики?
-- Зонтики? Так они же на вот этой улице, на нашей любимой, -- засмеялась О. -- Как же ты сама не догадалась, где же им ещё быть?
-- И правда, -- кивнула я в пустоту, -- где же ещё. Как же я не догадалась, это же очевидно, право слово.
Я собиралась так, как собираются на первое свидание юные девы. Я примеряла один наряд, другой. Я придирчиво выбирала обувь.
-- Будто к любимому на свидание собралась, честное слово, -- дразнил меня Ыкл.
-- Так и есть, почти. Ты понимаешь, мне очень страшно. Я не была там очень давно. По собственному выбору не была, между прочим. Я обиделась на него, обиделась на Иерусалим. А теперь я думаю -- я приеду и ему не понравлюсь. И не примет он меня. И как я тогда там буду гулять?
-- О, нет, -- Ыкл усмехнулся и обнял меня, -- прости. Я могу быть посредником с кем угодно, но это -- это твоё.
-- Ну, так куда мы идём первым делом? -- деловито спросила О., как только мы нашли стоянку.
Поиски стоянки в Иерусалиме -- дело крайне увлекательное. Ты знаешь заранее куда собираешься поставить машину, ты приезжаешь на закрытую пятиэтажную парковку, в которой, кажется, должно хватить места всем, ты нервно переезжаешь с этажа на этаж и со вздохом констатируешь -- нет, стоянки опять нет.
-- Да ну что ж такое! -- сердилась О., -- смотри, это они наше место заняли, прямо наше!
-- Слушай, -- успокаивала её я, -- чего ты нервничаешь. Поиск стоянки, особенно когда ты уже на самой стоянке, это классический пуассоновский процесс. Если стоять на одном месте достаточно времени, кто-нибудь да уедет и тогда мы займём его место.
-- Я сейчас убью этого пуассона! -- восклицала О.
-- Какого? -- спокойно, в целях восстановления душевного баланса, вопрошала я.
-- Да вот этого, который нас обогнал и занял наше место, наше! Если мы сейчас куда-нибудь не встанем, все твои планы рухнут!
-- Не рухнут, -- смеялась я, -- о, смотри, идёт господин. Он идёт так, будто собирается уезжать. Давай медленно ехать за ним.
Мы ехали за господином, который кивнул нам, показывая, что он действительно откуда-то сейчас уедет. Мы всё ехали, но О. не сдержалась
-- Слушай, выходи и иди за ним, а когда он уедет, стой и всем показывай, что это наш пуассон!
Чести ради, это оказалось не плохой идеей. Очень хорошей идеей оказалось. На освободившееся место, внезапно оказалось слишком много претендентов. Ну нет, -- активно махала им я, -- это наш пуассон, наш!
Мы вышли из подземелья и меня озарило -- слушай, а ты запомнила где мы поставили машину?! О. задумалась на мгновение, а я добавила -- я помню этаж, а где -- не помню. Ну и ладно, -- махнула она рукой, -- я туда сейчас не пойду, потом разберёмся.
Иерусалим встретил прохладным ветерком.
-- Ну вот, мы доехали. У тебя есть план? -- облегчённо рассмеялась О.
-- О, да. Сначала мы пойдём просто так вот в этом направлении, там свернём на улицу с зонтиками, погуляем, выпьем чего-нибудь холодного, потом пойдём наверх, вот по этой улице, прямо на рынок, потом пойдём искать самый лучший хачапури на свете, потом опять через рынок назад вот сюда -- если останемся голодными, подкрепимся иерусалимской смесью*, потом побродим вот здесь, потом
-- Я всё поняла, -- замахала она руками, -- пошли уже! Я и сама тут сто лет не была.
Мы шли, а я прислушивалась к ощущениям. Я тебе нравлюсь? Ты со мной? -- я всё смотрела на белые иерусалимские камни и пыталась понять. С тобой, -- выдыхал он мне прохладный ветер в затылок.
Я очень хотела увидеть зонтики. Увидеть как можно взять старую улицу, с её укладом, с её магазинчиками, запахом кофе с кардамоном, с горстями бус, свисающих с огромных стендов, с любимыми белыми камнями -- и превратить в в закрытое от неба место: закрытое несметным количеством цветных, радующих глаз зонтиков. Мы брели по улице и улыбались -- слушай, -- оглядывалась О. -- а вот тут была бутербродная, помнишь, мы обожали их бутерброды. А теперь здесь совсем другое. А бусы, бусы -- вот они, как их много! И ещё смотри -- боже мой, это место всё ещё открыто, ты помнишь как мы сюда приезжали, когда было тоскливо?! Оно всё лечило на раз!
Госпожа протягивает мне субботние свечи: возьмите, пожалуйста, зажгите. Нет, спасибо, -- киваю я, подбегаю к следующему магазинчику и кричу: смотри, здесь тот же самый магазин, и та же самая витрина!
И чувствуешь будто вернулся, словно и не уезжал вовсе. Да, кто-то ушёл, вместо них пришли новые. Но идея, дух -- всё как и раньше.
Мы бредём по пешеходной улице наверх, к рынку. Мы глазеем на всех и вся -- вот тут как раньше, а вот это -- что это? Да ну тебя, не так давно меня тут не было, не издевайся!
На рынке пахнет так, что сводит под ложечкой.
-- Я хочу попробовать всё! -- оглядывается О.
-- Это потому что ты голодная, -- тащу её я, -- не сбивайся, у нас по плану -- хачапури! Самые лучшие хачапури на свете!
-- Пока мы дойдём до твоих хачапури, -- вздыхает она, -- я умру. Ты издеваешься! Честное слово! Ну как так можно!
И действительно -- это очень сложно. С одной стороны нас зазывают попробовать лучший кубэ на свете -- самые вкусные на свете пирожки из манки, с нежной мясной начинкой. С другой стороны нас уверяют, что лучше кубэ может быть только кнафе -- дивный десерт из кадаифской вермишели и чуть солоноватого козьего сыра. Дорогая, посмотри на меня, -- зазывает меня смешной мальчик лет восемнадцати, -- у меня самые лучшие личи! Кубэ, кнафе -- глупости это всё, а вот личи -- возьми домой, тебе все спасибо скажут!
Я не узнаю рынок -- он преобразился, появились небольшие рестораны, кафе, все пьют пиво, все окутаны ароматами корицы, кардамона, острого перца, кубэ, кнафе и ещё миллионом ароматов специй, которые я не берусь распознать.
-- Мы вернёмся, -- тяну я её, -- но сейчас -- хачапури! Простите, пожалуйста, -- обращаюсь я к одному из торговцев, -- не были бы вы столь любезны и не подсказали бы нам как нам пройти к месту, в котором продают хачапури?
-- Продолжайте идти прямо, -- удивлённо-задумчиво смотрит на меня торговец, -- вот там сверните налево, дойдите до самого конца, там дорога вниз, поверните направо и прямо справа увидите.
-- Дорогая, -- дёргает меня за рукав О. и смеётся, -- что ты делаешь?! Он, кажется, ошалел от твоей вежливости! Это всё Лондон на тебя влияет!
-- Ну уж нет, -- хохочу я в ответ, -- тогда уже Принстон!
Мы покорно идём, поворачиваем, опять идём, опять поворачиваем, где же оно?!
-- Вот оно!
Мы заходим. На доске, от руки, надписи мелом -- хачапури такой, другой, сякой, третий, четвёртый...
-- Эй, -- шепчет О. -- ты в них что-нибудь понимаешь?! Какой брать будем?
Я ничего не понимаю из названия, но экстраполирую: тонкое тесто, начинка из солёного козьего сыра... Вот этот -- точно! И ещё -- вот этот! Девушка за прилавком одобрительно кивает -- хороший выбор какой, вам понравится, честное слово! Ей вторит молодой человек -- тут самые лучшие хачапури, мамой клянусь!
Мы заказываем хачапури, мы ждём. Два дивных хачапури тают во рту. Мы пьём грузинское пиво -- я и не знала, что бывает грузинское пиво, -- мы строим планы. Слабаки! -- восклицает господин в ответ на просьбу упаковать оставшееся, -- как это, так мало и не съели? Я смущённо смеюсь и предвкушаю как дам Ыклу попробовать самый лучший хачапури на свете.
Мо доедаем хачапури, допиваем пиво и идём гулять.
-- Слушай, -- смотрю я вокруг, -- а рынок-то, рынок -- из прекрасного стал дивным! Когда это произошло?
Мы равнодушно проходим мимо большинства торговцев (слушай, как от небольшого хачапури можно быть вот такой сытой, что вообще ничего не хочется?), но задерживаемся рядом с кубэ -- пусть и Ыкл почувствует частичку счастья.
А мы идём дальше гулять. В затылок дует холодный ветер и мне больше не страшно.
-- А давай на следующей неделе опять?! Вот так же. В пятницу, прямо с утра, и гулять куда глаза глядят. Ещё столько всего не обошли. Нашего, родного.
* Про иерусалимскую смесь -- читать тут