(no subject)
Видела на улице леди. Леди под два метра ростом, ступня сорокового размера, леди шла по делам и счастливо улыбалась. На леди облегающее платье до колена (белое, в синих и красных полосках), с кокетливым разрезом сзади, который немного обнажал колени на каждом шагу. На голове леди кокетливая чёрная шляпка с вуалью, вуаль колыхалась на ветру и будто говорила привет. На ногах леди босоножки на шпильке; тонкие ремешки и большие розовые цветы с белыми тычинками на носах. Лепестки колыхались в такт шагам, в такт вуали, в такт движению на улице. Леди шла, смотрела с высоты своего роста куда-то вдаль, улыбалась и выглядела совершенно счастливой. Такой счастливой, какой можно быть только потому, что просто так.
Я иду, на мне огромный новый платок. Он такой огромный, что даже в сложенном состоянии покрывает всю спину. На золотом фоне яркие цветы всех цветов, они на плечах, спине, шее и немного на руках. Они крупные, мелкие, совсем незаметные, гигантские и снова мелкие. Они розовые, белые, красные, зеленоватые и голубые. На краях свисает золотая бахрома, приятно щекочет и колышется в такт ветру. На мне новая чёрно-белая сумка, её цепочки держат платок на плече, не давая ему сползти, бахрома ворчит, тонкая шерсть так и норовит соскользнуть, но цепочки держат её, говоря ей цыц. Металлическая бляшка, приделанная к цепочке, ударяется о цепочку на каждом шагу и приятно звенит. У меня не получилось что-то, что мне было очень важно, я грустила, я всё думала как же так, а потом подумала -- ну и ладно, получится в следующий раз. Я иду в новом платке, на плече новая сумка, она держит платок, позвякивает бляшка и я счастлива не меньше той самой встреченной леди, просто мы идём в разные стороны.
Вслед за леди встретила пару, джентльмен и леди, тоже под два метра. Джентльмен в сюртуке, в руке огромный цилиндр с узкими полями, на шее аккуратная бабочка, на ногах лакированные штиблеты. Леди шла рядом -- в длинном чёрном платье, плотный корсет до талии, зашнурованный на спине, облегающем до колена, распахивающееся после в широкую юбку, слегка покрывающую кокетливые босоножки с белым цветком с махровыми лепестками на носах. На голове леди белая шляпа с большими полями, из-под неё кокетливо виднелась вуаль, в одной руке леди держала небольшой саквояж, второй показывала куда-то вдаль, они счастливо смеялись, а я всё думала о том, что они и предыдущая леди идут, наверное, на один и тот же бал.
На улице то самое лето, которое я люблю больше всего, когда не жарко, но и не холодно, когда можно надеть шёлковую рубашку, накинуть платок, распаковать босоножки с цветами, идти по улице, улыбаться прохожим, слушать случайные разговоры, тихо смеяться, радоваться встречному ветру и хотеть, чтобы дорога никогда не кончалась. Не хочется думать о том, что потом, не хочется думать что делать дальше, не хочется думать вообще ни о чём, кроме как о том, что вот так, вот именно так. Очень хорошо.
Видела пожилую леди на остановке. Голубые букли, изящные, отливающие розовым, брюки, идеальные бежевые туфли с квадратными носами и квадратным же небольшим каблуком. На ней небесно-голубой пиджак, на губах слегка блестит помада, пальцы украшены небольшими перстнями. Она полусидела на остановке, улыбалась, слегка поправляла волосы и всё смотрела куда-то вдаль. Изумительная погода, -- обернувшись, воскликнула леди, -- самое время сажать розы, не находите?! -- а я немедленно вспомнила, что у нас зацвела роза в саду. Она стояла сухая и словно неживая, выпустила один цветок два месяца назад и с тех про замолчала, будто её и не было. И вдруг, вытолкнула, словно всем назло, четыре крепких тугих бутона, бутоны пригрелись под солнцем, остыли под ветром и превратились в четыре прекрасные розы всех оттенков фиолетового -- от нежно-малинового до почти баклажанного. Я не умею высаживать розы, -- смутилась я, очнувшись, -- я умею на них смотреть. Это всё от молодости! -- воскликнула леди. Тут подошёл автобус, леди встала на ноги и неторопливо, с достоинством, подошла к дверям, всё поправляя, отливающие небесной голубизной, букли.
Мясник в магазине советует взять говядину, убеждает страстно: сейчас прекрасно, в самый раз, когда не холодно и почти без дождя, не возьмёте сейчас, мисс, когда ещё грилем воспользуетесь. Меня убеждать не надо, я смотрю на куски мяса, всё выбираю получше да пожирнее, а мясник смеётся -- мисс, берите настоящий, чтобы с жиром, чтобы вкуснее, кому как не вам такое брать? Я выбираю два восхитительных куска, киваю, он подмигивает -- это будет самый лучший стейк из всех, что вы пробовали. Я, почему-то, не сомневаюсь, но мне немного смешно, каждый обещает в точности то же самое. Я беру небольшую коробочку мелких, ярко-красных помидоров, я смеюсь заранее, вспоминая бурчание -- кто так издевается над мясом? как можно с помидорами и чесноком? А мне заранее хорошо, я представляю сладковатую свежесть помидоров, сдобренную остротой чеснока; дивный аккомпанемент к сочному жирному стейку, я улыбаюсь и кладу помидоры в корзинку.
Мимо меня проезжают ребята на велосипедах, они соревнуются кто лучше: один едет на одном колесе, второй без рук, а третий, кажется, никак не может сообразить как ехать чтобы сразу на одном колесе и без рук одновременно. На телефонной будке надкушенное мороженое на палочке убеждает всех в том, что лучше его на свете нет, а я всё пытаюсь понять действительно ли его кто-то надкусил или просто нарисовали отпечатки; золотая бахрома свисает с плеч, спины и рук, она приятно колышется на ветру, в такт ей звенит металлическая бляшка; у меня в пакете лучший кусок мяса, в саду четыре огромные розы, и какая уже разница почему что-то не получилось. Почему совсем не тот вопрос; ничего, думаю я, в следующий раз. Как раз подходит автобус, я захожу, доезжаю до своей остановки, кричу спасибо водителю (он невероятно мил), выхожу, расправляю плечи, говорю бахроме цыц, звенит бляшка, в саду розы. И ветер в лицо. Вот так, именно так. Очень хорошо.
Я иду, на мне огромный новый платок. Он такой огромный, что даже в сложенном состоянии покрывает всю спину. На золотом фоне яркие цветы всех цветов, они на плечах, спине, шее и немного на руках. Они крупные, мелкие, совсем незаметные, гигантские и снова мелкие. Они розовые, белые, красные, зеленоватые и голубые. На краях свисает золотая бахрома, приятно щекочет и колышется в такт ветру. На мне новая чёрно-белая сумка, её цепочки держат платок на плече, не давая ему сползти, бахрома ворчит, тонкая шерсть так и норовит соскользнуть, но цепочки держат её, говоря ей цыц. Металлическая бляшка, приделанная к цепочке, ударяется о цепочку на каждом шагу и приятно звенит. У меня не получилось что-то, что мне было очень важно, я грустила, я всё думала как же так, а потом подумала -- ну и ладно, получится в следующий раз. Я иду в новом платке, на плече новая сумка, она держит платок, позвякивает бляшка и я счастлива не меньше той самой встреченной леди, просто мы идём в разные стороны.
Вслед за леди встретила пару, джентльмен и леди, тоже под два метра. Джентльмен в сюртуке, в руке огромный цилиндр с узкими полями, на шее аккуратная бабочка, на ногах лакированные штиблеты. Леди шла рядом -- в длинном чёрном платье, плотный корсет до талии, зашнурованный на спине, облегающем до колена, распахивающееся после в широкую юбку, слегка покрывающую кокетливые босоножки с белым цветком с махровыми лепестками на носах. На голове леди белая шляпа с большими полями, из-под неё кокетливо виднелась вуаль, в одной руке леди держала небольшой саквояж, второй показывала куда-то вдаль, они счастливо смеялись, а я всё думала о том, что они и предыдущая леди идут, наверное, на один и тот же бал.
На улице то самое лето, которое я люблю больше всего, когда не жарко, но и не холодно, когда можно надеть шёлковую рубашку, накинуть платок, распаковать босоножки с цветами, идти по улице, улыбаться прохожим, слушать случайные разговоры, тихо смеяться, радоваться встречному ветру и хотеть, чтобы дорога никогда не кончалась. Не хочется думать о том, что потом, не хочется думать что делать дальше, не хочется думать вообще ни о чём, кроме как о том, что вот так, вот именно так. Очень хорошо.
Видела пожилую леди на остановке. Голубые букли, изящные, отливающие розовым, брюки, идеальные бежевые туфли с квадратными носами и квадратным же небольшим каблуком. На ней небесно-голубой пиджак, на губах слегка блестит помада, пальцы украшены небольшими перстнями. Она полусидела на остановке, улыбалась, слегка поправляла волосы и всё смотрела куда-то вдаль. Изумительная погода, -- обернувшись, воскликнула леди, -- самое время сажать розы, не находите?! -- а я немедленно вспомнила, что у нас зацвела роза в саду. Она стояла сухая и словно неживая, выпустила один цветок два месяца назад и с тех про замолчала, будто её и не было. И вдруг, вытолкнула, словно всем назло, четыре крепких тугих бутона, бутоны пригрелись под солнцем, остыли под ветром и превратились в четыре прекрасные розы всех оттенков фиолетового -- от нежно-малинового до почти баклажанного. Я не умею высаживать розы, -- смутилась я, очнувшись, -- я умею на них смотреть. Это всё от молодости! -- воскликнула леди. Тут подошёл автобус, леди встала на ноги и неторопливо, с достоинством, подошла к дверям, всё поправляя, отливающие небесной голубизной, букли.
Мясник в магазине советует взять говядину, убеждает страстно: сейчас прекрасно, в самый раз, когда не холодно и почти без дождя, не возьмёте сейчас, мисс, когда ещё грилем воспользуетесь. Меня убеждать не надо, я смотрю на куски мяса, всё выбираю получше да пожирнее, а мясник смеётся -- мисс, берите настоящий, чтобы с жиром, чтобы вкуснее, кому как не вам такое брать? Я выбираю два восхитительных куска, киваю, он подмигивает -- это будет самый лучший стейк из всех, что вы пробовали. Я, почему-то, не сомневаюсь, но мне немного смешно, каждый обещает в точности то же самое. Я беру небольшую коробочку мелких, ярко-красных помидоров, я смеюсь заранее, вспоминая бурчание -- кто так издевается над мясом? как можно с помидорами и чесноком? А мне заранее хорошо, я представляю сладковатую свежесть помидоров, сдобренную остротой чеснока; дивный аккомпанемент к сочному жирному стейку, я улыбаюсь и кладу помидоры в корзинку.
Мимо меня проезжают ребята на велосипедах, они соревнуются кто лучше: один едет на одном колесе, второй без рук, а третий, кажется, никак не может сообразить как ехать чтобы сразу на одном колесе и без рук одновременно. На телефонной будке надкушенное мороженое на палочке убеждает всех в том, что лучше его на свете нет, а я всё пытаюсь понять действительно ли его кто-то надкусил или просто нарисовали отпечатки; золотая бахрома свисает с плеч, спины и рук, она приятно колышется на ветру, в такт ей звенит металлическая бляшка; у меня в пакете лучший кусок мяса, в саду четыре огромные розы, и какая уже разница почему что-то не получилось. Почему совсем не тот вопрос; ничего, думаю я, в следующий раз. Как раз подходит автобус, я захожу, доезжаю до своей остановки, кричу спасибо водителю (он невероятно мил), выхожу, расправляю плечи, говорю бахроме цыц, звенит бляшка, в саду розы. И ветер в лицо. Вот так, именно так. Очень хорошо.