Корея (день пятый)
Позавтракав, я, как всегда, взяла большую ароматную чашку кофе, оставила в столовой чадо и Ыкла, и пошла на улицу курить. Я отхожу немного от входа, сажусь на скамейку, ставлю чашку рядом и с удовольствием закуриваю первую, утреннюю, сигарету. Попутно смотрю на прохожих, думаю разные думы и просыпаюсь.
-- Откуда ты? Страна? -- голос раздался откуда-то сбоку, я вздрогнула и повернулась. Рядом со мной стоял молодой человек -- явно кореец. Лет тридцати или около, очки на пол-лица, улыбается так, будто встретил самого родного друга.
-- Я из Израиля, -- улыбнулась я в ответ.
-- О, Израиль! -- он мечтательно закатил глаза и цокнул языком. Я заметила, что здесь очень любят Израиль -- всегда мечтательно закатывают глаза, будто вспоминают что-то невиданное, но прекрасное. -- Литтл инглиш, -- расстроенно сообщил мне он.
-- Литтл кореан, -- к сожалению, совсем литтл, подумалось мне. Мне думалось, что он большой литтл, а оказалось, что совсем маленький.
-- Я отсюда, -- он широко развёл руки в стороны, -- это мой дом, это всё -- мой дом. Как тебе Корея? -- он улыбался и выжидательно смотрел.
-- Мне очень нравится, очень! -- я сказала это так быстро, что он рассмеялся.
-- А Тэджон? Тэджон -- хорошо, очень хорошо! -- он потряс кулаками в воздухе.
-- Тэджон красивый, очень, -- я согласна, чего спорить.
-- Люди? Красивые? Хорошие? -- он пытался, как мог, взять у меня короткое интервью на тему как тебе у нас нравится. К сожалению, и мои, и его инструменты коммуникации скудны и жалки. Но я старалась.
-- Люди замечательные, -- мечтательно-дурацки улыбнулась я, вспоминая, что думала именно о том, какие же здесь красивые и спокойные люди. -- Очень красивые.
-- Это хорошо, -- он затянулся, огляделся, будто пытаясь понять, что же ещё он мне может поведать, -- Тут самые лучшие спа -- ты знаешь? Весь Ёнгсан -- это лучшие спа. А Израиль?
-- Что Израиль? -- встрепенулась я. Я не знаю где у нас спа.
-- Израиль, люди, хорошо? -- он улыбался и кланялся.
-- Да -- в Израиле очень хорошие люди, -- я хотела добавить, что только суеты больше и разговаривают громче, но это мне показалось слишком длинным и сложным. Я промолчала. Продолжила улыбаться.
-- Я, -- он похлопал себя по груди, -- Кимъянуон. Ты?
-- Меня зовут Мира, -- гордо улыбаясь, я продемонстрировала своё знание корейского.
-- О! -- восторженно посмотрел он на меня -- Кореан! -- наклонился, показал ладонью невысоко от земли -- такой литтл?
-- Что ты, ещё меньше! -- я почти дотронулась ладонью асфальта и подумала, что если бы лучше учила, была бы сейчас говорящая -- хотя бы, как обезьяна. А то, право слово, как корова. Нет, даже корова более разговорчивая. Как сом -- плаваю по дну и молчу. Я докурила сигарету и собралась возвращаться.
-- Хорошего тебе дня! И спа -- спа! О, Израиль, -- он снова мечтательно закатил глаза и протянул мне руку.
Я и чадо пошли гулять. Гулять мы пошли, пытаясь повторить вчерашний маршрут автобуса -- посмотреть на центр. Мы шли по большой оживлённой улице и глазели по сторонам. Прямо на тротуаре сидят торговцы фруктами и овощами. Фрукты и овощи, помытые, глянцевые, красивые -- будто с рекламного буклета, -- лежат в широких мисках или коробках. Миски и коробки застелены куском материи, материя свисает почти до земли, плоды лежат на этой материи. Это тоже, наверное, своего рода, уважение -- подумалось мне. Мне приятно на это смотреть, значит захочется купить. Торговцы сидят чуть позади на низких табуретках. Мы проходили, они махали нам и улыбались. Я смотрела на фрукты и овощи -- вот баклажан. Вроде -- обычный баклажан, но именно такого я никогда не видела. Тонкий, глянцевый, совершенно фиолетовый -- весь, включая хвостик. Вот это -- огурец. Огромные пупырышки, как иллюстрации из каких-то забытых детских книг. Сливы, персики, черешня. Было и то, что я не смогла опознать. И у всех -- корейские дыни. Небольшие, величиной с большой кулак, жёлтые, с белыми, продавленными, меридианами. Будто овальный глобус -- только масштаб грубый.
Ещё вчера мы договорились, что поедим мороженое. Ыкл возмущался
-- Корея не страна мороженого! У них тут свои десерты. Есть и холодные -- к примеру, лёд со сладкой фасолью.
-- Помню я твой лёд, -- скривилась я, вспоминая то, что мы ели в Кембридже.
-- Так то не настоящее же! Теперь мы в Корее -- тут они знают что делают!
-- Ну вот пойдём вместе и попробуем, а завтра у нас, -- мы с чадом подмигнули друг другу, -- мороженое!
-- Папа, ну как ты не понимаешь, завтра же у нас -- мо-ро-же-но-е!
Гуляя, мы внезапно набрели на мороженую лавку. Глобализация, однако -- в который раз подумалось мне. Лавка -- Baskin-Robbins. Ни разу, за время пребывания в Америке, не пробовала их мороженое. Хотя и планировала -- не получалось почему-то. Но если уже нашли в Корее -- это знак. Мы зашли в лавку, приятно звякнул колокольчик (здесь они на входах во все магазины). Пошли выбирать. Я решила -- если уже и так не корейское, если глобализация, то тогда мы возьмём
-- Нам, пожалуйста, один шарик Нью-Йоркского чизкейка! -- я представила что скажет Ыкл и рассмеялась.
Мы ели продукт глобализации и обсуждали планы на день. Договорились: на обед будем есть один из не острых супов
-- Мама, только не забудь -- нужен такой, который с лапшой и ножницами, -- чадо серьёзно отчитывала.
-- Что -- ножницы тоже в суп? -- я широко раскрыла глаза и приложила руки к груди.
-- Мама говорит глупости! -- засмеялась она в ответ, -- Не надо ножницы в суп, надо суп с ножницами, понимаешь?
Я всё поняла и мы пошли есть суп с ножницами.
Вечером мы решили поехать в арборетум -- его очень хвалят и советуют. Решили ехать на автобусе. До автобуса, как сказал гугл, идти полчаса. Мы шли и шли и, наконец, дошли до автобусной остановки. Но нашего автобуса там не было. Мы переглянулись
-- Я сейчас уже не смогу понять куда нам надо идти, -- расстроился Ыкл, -- уже хотя бы потому, что я не очень понимаю где мы относительно того, где мы должны быть на самом деле.
Рядом стояло такси. Ыкл побежал спрашивать таксиста не довезёт ли он нас до арборетума. Таксист не понимал. Ыкл пытался говорить на литтл инглиш и на всемирном языке жестов. Many, -- восклицал он, отбегал и трогал дерево, -- таких вот, очень many! Вот таких, -- он снова и снова трогал дерево. Достал карту, ткнул в нужную точку, снова отбежал к дереву. Наконец, таксист понял.
-- Папа, а почему он не понял арборетум? -- чадо озабоченно смотрела на таксиста. Если он этого не понял, что он вообще понимает.
-- Потому, что это на латыни. Даже если бы он говорил по-английски, он мог бы его не знать.
-- А если бы он говорил по-русски, он бы знал арборетум? -- продолжила выяснять чадо. Те, кто говорят по-русски, с её точки зрения, всегда понимают всё. Вот такой кредит доверия к говорящим по-русски.
-- Тоже не факт. Может, знал бы, а может -- и нет.
Арборетум большой. Я не большая поклонница такого рода мест, но там приятно. Если бы приехали, к примеру, осенью, я уверена, что мне бы очень понравилось -- на фотографиях всё разноцветное, яркое и очень красивое. А сейчас -- только зелёное, с небольшими цветными вкраплениями. Дерево, которое меня действительно поразило, называется pinus parviflora -- многоэтажная сосна с круглыми этажами. Очень красивое дерево, выглядит изысканно и немного, почему-то, искусственно. Мы погуляли по арборетуму и решили, что надо возвращаться и ужинать.
Ужинали мы ещё одной версией дольсотбапа -- инсамдольсотбап. В ней, поверх, под самым яйцом, набросаны какие-то крупно-порезанные корешки. Необычный, ни на что не похожий вкус. Что это такое, так и не поняла. Зато поняла, что чадо постепенно становится философом
-- Папа, как ты не понимаешь, -- с жаром отвечала она на предложение съесть немного острой капусты, так как немного острого очень полезно, -- все люди разные! Разные, понимаешь? Тебе нравится -- ты и ешь! А мне не нравится, я буду есть другое!
Мне подумалось, что я, в свои преклонные лета, всё ещё не поняла этой простой истины.
Мы пришли домой, выпили немного макколли (меня поправили -- там двойное л и это очень важно -- не поймут без двойного) и пошли спать.
Чудесного всем дня! Аньёнг!
Ваша Я.
-- Откуда ты? Страна? -- голос раздался откуда-то сбоку, я вздрогнула и повернулась. Рядом со мной стоял молодой человек -- явно кореец. Лет тридцати или около, очки на пол-лица, улыбается так, будто встретил самого родного друга.
-- Я из Израиля, -- улыбнулась я в ответ.
-- О, Израиль! -- он мечтательно закатил глаза и цокнул языком. Я заметила, что здесь очень любят Израиль -- всегда мечтательно закатывают глаза, будто вспоминают что-то невиданное, но прекрасное. -- Литтл инглиш, -- расстроенно сообщил мне он.
-- Литтл кореан, -- к сожалению, совсем литтл, подумалось мне. Мне думалось, что он большой литтл, а оказалось, что совсем маленький.
-- Я отсюда, -- он широко развёл руки в стороны, -- это мой дом, это всё -- мой дом. Как тебе Корея? -- он улыбался и выжидательно смотрел.
-- Мне очень нравится, очень! -- я сказала это так быстро, что он рассмеялся.
-- А Тэджон? Тэджон -- хорошо, очень хорошо! -- он потряс кулаками в воздухе.
-- Тэджон красивый, очень, -- я согласна, чего спорить.
-- Люди? Красивые? Хорошие? -- он пытался, как мог, взять у меня короткое интервью на тему как тебе у нас нравится. К сожалению, и мои, и его инструменты коммуникации скудны и жалки. Но я старалась.
-- Люди замечательные, -- мечтательно-дурацки улыбнулась я, вспоминая, что думала именно о том, какие же здесь красивые и спокойные люди. -- Очень красивые.
-- Это хорошо, -- он затянулся, огляделся, будто пытаясь понять, что же ещё он мне может поведать, -- Тут самые лучшие спа -- ты знаешь? Весь Ёнгсан -- это лучшие спа. А Израиль?
-- Что Израиль? -- встрепенулась я. Я не знаю где у нас спа.
-- Израиль, люди, хорошо? -- он улыбался и кланялся.
-- Да -- в Израиле очень хорошие люди, -- я хотела добавить, что только суеты больше и разговаривают громче, но это мне показалось слишком длинным и сложным. Я промолчала. Продолжила улыбаться.
-- Я, -- он похлопал себя по груди, -- Кимъянуон. Ты?
-- Меня зовут Мира, -- гордо улыбаясь, я продемонстрировала своё знание корейского.
-- О! -- восторженно посмотрел он на меня -- Кореан! -- наклонился, показал ладонью невысоко от земли -- такой литтл?
-- Что ты, ещё меньше! -- я почти дотронулась ладонью асфальта и подумала, что если бы лучше учила, была бы сейчас говорящая -- хотя бы, как обезьяна. А то, право слово, как корова. Нет, даже корова более разговорчивая. Как сом -- плаваю по дну и молчу. Я докурила сигарету и собралась возвращаться.
-- Хорошего тебе дня! И спа -- спа! О, Израиль, -- он снова мечтательно закатил глаза и протянул мне руку.
Я и чадо пошли гулять. Гулять мы пошли, пытаясь повторить вчерашний маршрут автобуса -- посмотреть на центр. Мы шли по большой оживлённой улице и глазели по сторонам. Прямо на тротуаре сидят торговцы фруктами и овощами. Фрукты и овощи, помытые, глянцевые, красивые -- будто с рекламного буклета, -- лежат в широких мисках или коробках. Миски и коробки застелены куском материи, материя свисает почти до земли, плоды лежат на этой материи. Это тоже, наверное, своего рода, уважение -- подумалось мне. Мне приятно на это смотреть, значит захочется купить. Торговцы сидят чуть позади на низких табуретках. Мы проходили, они махали нам и улыбались. Я смотрела на фрукты и овощи -- вот баклажан. Вроде -- обычный баклажан, но именно такого я никогда не видела. Тонкий, глянцевый, совершенно фиолетовый -- весь, включая хвостик. Вот это -- огурец. Огромные пупырышки, как иллюстрации из каких-то забытых детских книг. Сливы, персики, черешня. Было и то, что я не смогла опознать. И у всех -- корейские дыни. Небольшие, величиной с большой кулак, жёлтые, с белыми, продавленными, меридианами. Будто овальный глобус -- только масштаб грубый.
Ещё вчера мы договорились, что поедим мороженое. Ыкл возмущался
-- Корея не страна мороженого! У них тут свои десерты. Есть и холодные -- к примеру, лёд со сладкой фасолью.
-- Помню я твой лёд, -- скривилась я, вспоминая то, что мы ели в Кембридже.
-- Так то не настоящее же! Теперь мы в Корее -- тут они знают что делают!
-- Ну вот пойдём вместе и попробуем, а завтра у нас, -- мы с чадом подмигнули друг другу, -- мороженое!
-- Папа, ну как ты не понимаешь, завтра же у нас -- мо-ро-же-но-е!
Гуляя, мы внезапно набрели на мороженую лавку. Глобализация, однако -- в который раз подумалось мне. Лавка -- Baskin-Robbins. Ни разу, за время пребывания в Америке, не пробовала их мороженое. Хотя и планировала -- не получалось почему-то. Но если уже нашли в Корее -- это знак. Мы зашли в лавку, приятно звякнул колокольчик (здесь они на входах во все магазины). Пошли выбирать. Я решила -- если уже и так не корейское, если глобализация, то тогда мы возьмём
-- Нам, пожалуйста, один шарик Нью-Йоркского чизкейка! -- я представила что скажет Ыкл и рассмеялась.
Мы ели продукт глобализации и обсуждали планы на день. Договорились: на обед будем есть один из не острых супов
-- Мама, только не забудь -- нужен такой, который с лапшой и ножницами, -- чадо серьёзно отчитывала.
-- Что -- ножницы тоже в суп? -- я широко раскрыла глаза и приложила руки к груди.
-- Мама говорит глупости! -- засмеялась она в ответ, -- Не надо ножницы в суп, надо суп с ножницами, понимаешь?
Я всё поняла и мы пошли есть суп с ножницами.
Вечером мы решили поехать в арборетум -- его очень хвалят и советуют. Решили ехать на автобусе. До автобуса, как сказал гугл, идти полчаса. Мы шли и шли и, наконец, дошли до автобусной остановки. Но нашего автобуса там не было. Мы переглянулись
-- Я сейчас уже не смогу понять куда нам надо идти, -- расстроился Ыкл, -- уже хотя бы потому, что я не очень понимаю где мы относительно того, где мы должны быть на самом деле.
Рядом стояло такси. Ыкл побежал спрашивать таксиста не довезёт ли он нас до арборетума. Таксист не понимал. Ыкл пытался говорить на литтл инглиш и на всемирном языке жестов. Many, -- восклицал он, отбегал и трогал дерево, -- таких вот, очень many! Вот таких, -- он снова и снова трогал дерево. Достал карту, ткнул в нужную точку, снова отбежал к дереву. Наконец, таксист понял.
-- Папа, а почему он не понял арборетум? -- чадо озабоченно смотрела на таксиста. Если он этого не понял, что он вообще понимает.
-- Потому, что это на латыни. Даже если бы он говорил по-английски, он мог бы его не знать.
-- А если бы он говорил по-русски, он бы знал арборетум? -- продолжила выяснять чадо. Те, кто говорят по-русски, с её точки зрения, всегда понимают всё. Вот такой кредит доверия к говорящим по-русски.
-- Тоже не факт. Может, знал бы, а может -- и нет.
Арборетум большой. Я не большая поклонница такого рода мест, но там приятно. Если бы приехали, к примеру, осенью, я уверена, что мне бы очень понравилось -- на фотографиях всё разноцветное, яркое и очень красивое. А сейчас -- только зелёное, с небольшими цветными вкраплениями. Дерево, которое меня действительно поразило, называется pinus parviflora -- многоэтажная сосна с круглыми этажами. Очень красивое дерево, выглядит изысканно и немного, почему-то, искусственно. Мы погуляли по арборетуму и решили, что надо возвращаться и ужинать.
Ужинали мы ещё одной версией дольсотбапа -- инсамдольсотбап. В ней, поверх, под самым яйцом, набросаны какие-то крупно-порезанные корешки. Необычный, ни на что не похожий вкус. Что это такое, так и не поняла. Зато поняла, что чадо постепенно становится философом
-- Папа, как ты не понимаешь, -- с жаром отвечала она на предложение съесть немного острой капусты, так как немного острого очень полезно, -- все люди разные! Разные, понимаешь? Тебе нравится -- ты и ешь! А мне не нравится, я буду есть другое!
Мне подумалось, что я, в свои преклонные лета, всё ещё не поняла этой простой истины.
Мы пришли домой, выпили немного макколли (меня поправили -- там двойное л и это очень важно -- не поймут без двойного) и пошли спать.
Чудесного всем дня! Аньёнг!
Ваша Я.