(no subject)
Дорогие, прекрасные и неповторимые ! С праздником Вас ! Мне посчастливилось (при моём весьма и весьма скромном
участии) оказаться в компании с талантливейшими авторами и просто замечательными людьми при написании вот этой оды :
Торжественная ода к 8 марта
Ото всех времён созданья повелось так неизменно, что сменяется отрадно стужа зимняя весною. Начинают песни птицы, кошки песни продолжают, чтоб прославить жизнь дающих, украшающих её же, без кого всё мирозданье сразу рухнуло б, наверно! Ведь без славных, добрых, милых, то журчащих ручейками, то загадочно прекрасных, скучен мир, однообразен и пугающе занудлив. Без чьих глаз, ланит и смеха, без чьего к себе вниманья превращается мужчина в волосатую чучундру, не стремясь навстречу Свету!
Началось всё изначально в том густом саду Эдема, где, отчаянно скучая, жил да поживал Адам. Попивал "Агдам", должно быть, пластилин катал лениво (конопля-то в райских кущах с дерево величиной!). Но чего-то не хватало... Светлого, большого чувства!
Понапрасну он пытался заглушить тоску глухую, отправляясь на рыбалку. Понапрасну бутерброды делал с толстым-толстым слоем колбасы сырокопчёной. Грусть-тоска его снедала.
Но однажды из-за тучи Саваоф великий вышел. То есть лично. Из укрытья выполз (видно, прогуляться) и с собой привёл за ручку Еву. Идеал созданья, красоты необычайной. И собой пример являя демократии великой, Саваоф сказал Адаму: "Выбирай себе жену!"
И подумалось Адаму в том густом саду Эдема, выпив кружечку “Агдама” мыслей чтоб унять волненье: “Вот удача, так удача! Эк мне, право, подфартило!” Ведь пред ним предстала Ева в одеянии прекрасном не от Гуччи иль Габано, не от Пьера иль Кардена! - в том, в котором Вседержитель породил её на свет. Красоты необычайной руки, ноги, уши, локти и другие части тела ослепили поначалу непривыкшего мужчину. Он почувствовал томленье, неизвестное доселе.
Зажевав “Агдам” “Диролом”, причесал он шевелюру (на груди). Втянул животик, приосанившись немного. И сорвав банан со древа подскочил павлином к даме, протянул он ей подарок и представился: “Адам!”
Поначалу славный парень поразить стремился деву буйством танца бабуина, задом севшего на кактус, воем песен под гитару (честно должен вам признаться - омерзительные звуки издавал он, как сирена). Он надеялся подарком (хоть банан тот был неспелым), или кружечкой “Агдама”, иль набором сказок глупых, мексиканисто-бразильских, светлый ум прекрасной дамы замутить иль охмурить.
Подошёл Адам поближе к Еве, скромно что стояла у большого Древа Знанья. Шрамом от аппендицита взор хотел он поразить ей. Но, взглянув в глаза подруге, он увидел вдруг как солнце, голубое небо, свет весь, созданный в неделю ровно, все красоты поднебесья враз померкли, потускнели по сравненью с этим лучшим из творений Саваофа.
Просекла мгновенно Ева, что отныне из Адама может вить она верёвки. И воспользовавшись кратким Саваофовским уходом (он пошёл в кусты покакать), Ева томно потянулась, замеревши на мгновенье в соблазнительнейшей позе. И ресницами взмахнувши, нежным голосом сказала: "Что стоишь, как столб ретивый? Видишь, яблочка хочу я!"
И в адамовом сознаньи загремели барабаны. Он Эдем окинул взглядом, как в прицел, смотря на ветви, на зверей и на деревья (звери прятались по норам, просто так, на всякий случай). Как охотник на охоте, как рыбак, что на рыбалке, яблоко искал он взглядом, угодить желая даме. И стремительным движеньем подхватил с земли змею он, не успевшую убраться от безумного Адама. И спросил змею он хрипло, голосом, на рык похожим: "Где здесь яблоки надыбать?"
А змея, шипя от страха, понимая, что попала, прочитав в глазах Адама все последствия отказа в виде сумочки змеиной на плече красивом Евы, начала лепить отмазки: "Это... Типа... Саваофыч... В общем, тут неподалёку было дерево такое, типа яблоня по ходу... Только это... Ты Старшому на глаза не попадайся, если яблочко оттуда для супружницы потянешь".
Выслушал Адам. Сурово он змее кивнул: «Спасибо», и движением мгновенным снял чулком со змея кожу, бормоча: «А вот и сумка! Ридикюль для милой Евы!». И увидев это древо (Древо, стало быть, Познанья), сделал жест он неприличный, словно бы познать желая это Древо извращённо. Но на самом-то на деле, варварски его обтряс он, и набрал он кучу яблок, и со шкуркою змеиной, и с антоновки плодами к милой Еве возвратился.
Саваоф, кряхтя натужно, до сих пор в кустах шуршится (подхватил, знать, диарею) и ещё пока не видит непотребного бесчинства, что Адам в раю устроил.
Увидав Адама, Ева не возрадовалась бурно, но немедленно вскричала: "Это что же ты удумал? Накормить меня плодами? Не смывая удобрений?! Чтобы я, желудком маясь, села подле Саваофа, как и он, кряхтя натужно?!" Этот взрыв негодованья был Адамом молча принят и, вздохнув - мол, в самом деле! - он, понурившись, поплелся полоскать плоды в речушке.
Ева было замечталась, как Адам придет обратно, принесет ей дольки яблок, кожуру очистив тонко, вынув семечки. Однако, взгляд ее, блуждавший в небе, опустился вдруг на землю - на земле лежала шкурка, чешуя тупого змея, оброненная Адамом. И тот час же разум Евы принялся писать картины неземного, блин, блаженства: как она ногою стройной, загорелою и гладкой, попирает все каноны мирового распорядка. Ножкой длинною, от шеи, в кожаный сапог обутой! Только тут, подвинув разум, подключилось ощущенье, что чего-то не хватает. Вроде все уже в наличьи - но не все еще на месте. И внезапно разум крикнул: "Ну, конечно! Вот в чем дело! Пара ног у нас с тобою! Понимаешь меня, Ева? И сапог один - не дело! Их должно быть тоже пара!" Так вернулось равновесье в мир душевный славной Евы, заодно ростки посеяв женской логики железной.
Вот пришел Адам обратно. В листьях лотоса принес он дольки яблок для любимой. Только что это за ужас? Что случилось с дивным ликом? Слез потоки мчатся бурно по щекам прелестной Евы, губы красные опухли и похожи стали очень на глютеус павиана, что кемарит, на бок легши, подтянув к груди колени.
Видя яблоки, любовно приготовленные к пище, Ева изгибает бровки и небрежно произносит: «Милый, ну зачем принёс ты эту пару кислых яблок? Я бы лучше съела персик!» Знайте, люди, между прочим, опосля один писатель по прозванию О. Генри тот сюжет украл безбожно.
Даже глазом не моргнувши, порывается сорваться с места доблестный мужчина, чтоб достать любимой персик. Ева тут тихонько мыслит: «Может, хватит на сегодня трудового воспитанья?» «Ладно, - говорит, - любимый, персик принесёшь мне завтра, а пока давай обедать».
Съевши яблоко на пару с Древа (помните?) Познанья, мигом парочка умнеет. На глазах умнеет прямо! Ева говорит капризно: «Милый, ты меня не любишь! Мне вообще-то совершенно нечего одеть сегодня!» Тут, к несчастью, пробегает мимо леопард пятнистый. Раз-два-три - готово дело! Наш Адам - охотник славный. Леопард - он обойдётся. Ну, а Ева в новой шубке натуральнейшего меха очень даже хороша.
Ева тут соображает: мужика кормить не дело фруктами и овощами. И Адам соображает: где-то тут ходило мясо. Агнцы райские скакали, нежно блеяли в муравке. Всё. Не скачут и не блеют. А лежат себе спокойно, приготовленные к жарке. Ева мясо маринует.
И Адам соображает (чрезвычайно поумневший): для чего такую груду приволок я Еве яблок? С ними ж надо что-то делать? Не скажу я вам, не знаю, из каких таких заначек, но Адам надыбал где-то самогонный аппарат. В общем, жарятся барашки, дивным запахом чаруя, овощи лежат на блюде, фрукты, сложенные горкой, так и просятся на закусь, и тихонько каплет влага из змеевика в стакан.
Не прошло и получаса, как Адам, вкусивший снеди и обильно увлажненный горячительною влагой, и готовый к созиданью в духе божьего завета - плодовито размножаться восемь раз, а то и девять - обнимает плотоядно тонкий стан прекрасной Евы, и застенчиво бормочет, что погоды нынче дивны, и сияют звезды... Словом, не пора ли в номера?
Поумневшая безмерно, на лету хватает Ева, что настал момент удобный для того, чтобы продвинуть план коварный пополненья гардероба и лукаво отвечает, что босая не уступит искушенью! В номера тернисты тропы и болезненны для пяток! А вот если бы у Евы были шлёпанцы какие, босоножки или туфли, на худой конец, ботинки, то дорога на край света ей казалась бы игрушкой! В сапогах, с Адамом рядом ей дорога будет в радость! Говорит Адам подруге - сапоги тебе достану! Лишь скажи, какого цвета и какая форма шпильки.
Ева, вроде бы случайно, как бы вовсе не нарочно, извлекает из-под шубки шкурку пакостной змеи. Говорит она Адаму - ах, какое совпаденье! Посмотри, мой ненаглядный, как подходит шкурка к шубке! Если б вдруг герой нашелся и достал вторую шкурку - Я б с такими сапогами отдала б герою сердце!
И Адам, что после яблок видит вещи в новом свете, понимает однозначно, что не только в сердце дело, потому, как сердце - орган. И не отдается штучно, а идет в комплекте с Евой. Что меняет дело в корне! Поднимается мужчина, чтоб Эдем окинуть взглядом, как в прицел, смотря на ветви, на зверей и на деревья, (звери прятались привычно, как всегда, на всякий случай) он выискивает взглядом блеск змеиной чешуи.
Полыхающий как факел, весь от страсти изнывая, мечется Адам по лесу, весь такой танкоподобный, хищным взором озираясь. Ищет он: ну у кого бы стырить кожу на сапожки? Змей ползучий, бедолага, только-только отрастивший шкурку новую, в чешуйках, попадается навстречу. Не сказавши даже «Здрасте», наш Адам его хватает, и заученным движеньем, вновь чулком снимает кожу. Хорошо, что нет «Гринписа»! Не придумали ещё.
До чего ж прекрасна Ева в леопардовой дублёнке, и в изящнейших сапожках из змеиной чешуи и на высоченной шпильке. Ножки так изящно выступают, так зовут пуститься в танец! Как глаза сверкают Евы! Губы приоткрыты влажно, на щеках пылают розы.
Тут из маминой из спальни, кривоногий и хромой, (тьфу, опять я всё напутал, что за бестолочь такая!) вылезает Вседержитель (нимб какой-то потускневший). На лице благообразном сохраняя выраженье: мол, я был ужасно занят мировой одной проблемой. Что же пред собой он видит? В дупель пьяного Адама, распевающего песни, расфуфыренную Еву, с косяком в изящных пальцах, горы шкурок и объедков, бочку из-под самогонки, лоскуты змеиной кожи, кочаны запретных яблок. И глазам своим не веря, вопрошает их Вседержец: "Это что, пардон, такое? Это что тут происходит?"
Поднялся Адам, шатаясь и рукой держась за воздух, и ответствовал, набычясь: "Значит, вот какое дело... Ты меня совсем замучал целибатом и аскезой! Не желаю жить так больше! Я желаю жизни вольной! Алкоголя! Адиктивов! Промискуитета с Евой! И еще свободу слова, ренту или дивиденды!"
Закричал Творитель гневно, вырвав клок волос из чёлки: "Это что еще за феня?! Ах ты вот как ботать с Богом! Ишь, словей каких набрался! Вижу - ел плодов запретных! Вон из Рая! Вместе с Евой! Чтобы духу не осталось!" Зарыдала горько Ева и упав Вседержцу в ноги, умоляла дать отсрочку - мол, весны начало только, мол, еще ужасно зябко, мол, давай, прогонишь летом? Но Творец был непреклонен. Крайний срок - Восьмое Марта!
И Восьмого Марта, утром, вместе с их нехитрым скарбом (аппаратом самогонным, шубою и сапогами) побрели Адам и Ева прочь из Рая. Курс - на Землю. Положить начало роду расы вольных землепашцев. Просчитался Вседержитель! Не рыдали они слёзно и не ссорились в дороге - хохотали. По обкурке. Собирал Адам цветочки вдоль дороги. Нёс их Еве. Та, от смеха сотрясаясь, обрывала лепесточки.
А потом, привал устроив и вкусив нехитрый завтрак, подарила Ева мужу пять трактатов Камасутры. Одурев совсем от счастья, перемыл Адам посуду, чисто вымел всю поляну, сапоги жене почистил.
Все устроив и наладив, приобнял жену игриво и принес ей благодарность за такой чудесный день: "Я - сказал, - безумно счастлив! Это все - твоя заслуга! Посему Восьмому Марта быть отныне Женским Днем! В этот день мужчины будут приносить цветы подругам, суетиться по хозяйству, подтирать детишкам сопли. Ну а женщины, вестимо, будут только бить баклуши, и сиять красой небесной, и дарить улыбки миру!"
И с тех пор Восьмое марта так и празднуют на свете, в память о далёкой дате - об изгнании из рая!
К написанью сей легенды свою руку приложили: Тоша - пляшущий в яранге, накурившись мухоморов, в бубен колотящий звонко; Гесс Одесский, князь полночный, тонкий мастер, к коему из уваженья обращаются «Мессир»; Ингвальд - конунг скандинавский и берсерк ещё к тому же; ловелас дон Куртуазий, идеал сердец девичьих, всем таки известный в Хайфе; Макс-из-Тени, что гуляет, вечно в плащ свой завернувшись цвета сумерек осенних. Написано для сообщества Массаракш mirnaiznanku. Первопостинг тут.