(no subject)
О господи. Мне сегодня стриг челку индонезийский пидарас. Весь «бьюти салонь» - два кресла, в одном уже сидит девочка, волосы уже забраны вверх для стрижки, вокруг нее вьется этот скуластый товарищ с ракушками на шее, мне говорит - ща позову май френд. Приходит френд, я говорю - мне только челку. Челку!- говорит он, - челку май френд лучше сделает, он мастер по челкам! - И они меняются местами, причем мой индогей бесцеремонно забирает зажимы прямо из волос первой клиентки (Сорри, Джина, ай нид ит!) Я что-то там объясняю, по середину лба, неровно, а он вытягивает прядь вверх и говорит: - Ми ноу вери гуд андастенд инглись. И что удивительно-то - в Москве я прихожу в парикмахерские и боюсь, и хоть ты с вырезкой приди, с картинкой как надо - все равно гляжу и обмираю, как эти тетки, одна за другой, непоправимо херачат не то, не то, не то! А этот узкий, как ужик, накрашенный индонезиец, не выпендриваясь, делает ровно то, то я попросила, несмотря на инглись,
Я свернула вчера из самого адова вавилонского пиздеца в переулок, прошла чуть-чуть - и очутилась в тишине. Задворки какого-то храма, дурманящий воздух, на входе в храм торчат две пузатых статуи, звезды, упругие голые ветви дерева, цветущего розовыми цветами, лунный обмылок, и не слышно ничего кроме цикад и где-то еле-еле - гамелана. Тим в кенгурухе тут же роняет голову мне на грудь и засыпает. И никого - черная, густая, как черный кофе, бали найт, а я стою такая счастливая, не передать.
Мой номер здесь 087860863615. Пишите смски. У Девятки такой же, только в конце 14. Носить с собой сразу Тима и камеру невозможно, поэтому фотоаппаратом работает мобильник, ну и вот: прямая трансляция.
-Бэээби! Вот из хиз нейм? - Хануман! - отвечает 9, который не любит трепать кому попало настоящие имена. (В Индии его все называли «Бато»). Хануман фром Пакистан.
Теперь по нашей улице когда ни идешь - отовсюду певучий хор местных девушек «Ха-ну-мааан!» Где Девятка еще не наплел про Ханумана, говорят «Хай бэээби!»
Один мужик хохотнул и сказал «если это Хануман, тогда я - Арджуна!»
У одного маленького «спа-салона», по внутренней стороне стеклянной стены для красоты стекает вода, девочки особенно любят Тимурку, мы всегда там останавливаемся и даем подержать его на руках.
Девочки с ним фотографируются на мобильники.
«Тимур» на бахасе - «восток».
На рассвете, когда еще нежарко, на пляж выходят люди и сидят в длинной тени прибрежных деревьев. Сидят на газетах с большими стеклянными кружками темного чая.
Здесь совсем другие вибрации, совсем непохоже на Индию, на Непал, на Вьет. К серфовому-южному подмешивается этакий слюняво-пубетатный душок «Бивис, сиськи!». Это бинтанговые вибрации, пивные, говорит 9. Торгуют мерзкими наклейками с типа смешными надписями, из которых «фак ёсэлф мазафака» - самая пристойная. Наивная эзотерическая придурь, витающая над туристами в Индии-Непале, мне милее, чем здешняя вопиющая, животная нормальность. Раньше я так не думала.
Завтра на Ломбок. Кута утомляет - каждый раз как пробираешься по улице среди многоцветья лавок, пердящих мотоциклов, машин, сувенирных хуев (это открывашки такие), ожерелий, бобов марли, клетчатых скатертей - устаешь от лавины, как в Москве…
Ходить одной, без 9 - не нравится. Я уж и забыла, как это, а ведь каждый еблан докопается «бэйби хау ар ю». И бэйби - это не Тимур, а я! Ребенок так удачно делал меня неподходящим объектом.
Не знаю, какое сегодня число, и сколько у нас денег (и поэтому чувствуем себя сказочно богатыми). Тонкая блондинка за соседним столиком, русская, страшно напоминает ту девушку из Гокарна - красавицу с всегда опущенным взглядом, с двухлетним сыном, в которую все были влюблены, и как я тогда удивилась, когда сын подбежал и она дала ему грудь. Йожилась на берегу: «Просто Господь дал мне гибкое тело». Насколько иначе я тогда на все смотрела, насколько теперь лучше…
Уходила из дома - Девятка отнял у еблаши шланг и обрызгал мне спину. Листья в капельках, Девятка стоит в блестящем тумане. Я так люблю его.
Всюду носит свои листочки с индонезийскими словами, всех просит писать ему слова. Так же точно Мидхат, помнится, шевелил губами: «уна, дуа, тига… эмпа’… лима…»
Здесь хорошо. Все то же самое, только хорошо.
Это takeaway сок неизвестного мне фрукта, чуть напоминающего ароматом смородину. Сорок центов. Все, все, молчу.
Я свернула вчера из самого адова вавилонского пиздеца в переулок, прошла чуть-чуть - и очутилась в тишине. Задворки какого-то храма, дурманящий воздух, на входе в храм торчат две пузатых статуи, звезды, упругие голые ветви дерева, цветущего розовыми цветами, лунный обмылок, и не слышно ничего кроме цикад и где-то еле-еле - гамелана. Тим в кенгурухе тут же роняет голову мне на грудь и засыпает. И никого - черная, густая, как черный кофе, бали найт, а я стою такая счастливая, не передать.
Мой номер здесь 087860863615. Пишите смски. У Девятки такой же, только в конце 14. Носить с собой сразу Тима и камеру невозможно, поэтому фотоаппаратом работает мобильник, ну и вот: прямая трансляция.
-Бэээби! Вот из хиз нейм? - Хануман! - отвечает 9, который не любит трепать кому попало настоящие имена. (В Индии его все называли «Бато»). Хануман фром Пакистан.
Теперь по нашей улице когда ни идешь - отовсюду певучий хор местных девушек «Ха-ну-мааан!» Где Девятка еще не наплел про Ханумана, говорят «Хай бэээби!»
Один мужик хохотнул и сказал «если это Хануман, тогда я - Арджуна!»
У одного маленького «спа-салона», по внутренней стороне стеклянной стены для красоты стекает вода, девочки особенно любят Тимурку, мы всегда там останавливаемся и даем подержать его на руках.
Девочки с ним фотографируются на мобильники.
«Тимур» на бахасе - «восток».
На рассвете, когда еще нежарко, на пляж выходят люди и сидят в длинной тени прибрежных деревьев. Сидят на газетах с большими стеклянными кружками темного чая.
Здесь совсем другие вибрации, совсем непохоже на Индию, на Непал, на Вьет. К серфовому-южному подмешивается этакий слюняво-пубетатный душок «Бивис, сиськи!». Это бинтанговые вибрации, пивные, говорит 9. Торгуют мерзкими наклейками с типа смешными надписями, из которых «фак ёсэлф мазафака» - самая пристойная. Наивная эзотерическая придурь, витающая над туристами в Индии-Непале, мне милее, чем здешняя вопиющая, животная нормальность. Раньше я так не думала.
Завтра на Ломбок. Кута утомляет - каждый раз как пробираешься по улице среди многоцветья лавок, пердящих мотоциклов, машин, сувенирных хуев (это открывашки такие), ожерелий, бобов марли, клетчатых скатертей - устаешь от лавины, как в Москве…
Ходить одной, без 9 - не нравится. Я уж и забыла, как это, а ведь каждый еблан докопается «бэйби хау ар ю». И бэйби - это не Тимур, а я! Ребенок так удачно делал меня неподходящим объектом.
Не знаю, какое сегодня число, и сколько у нас денег (и поэтому чувствуем себя сказочно богатыми). Тонкая блондинка за соседним столиком, русская, страшно напоминает ту девушку из Гокарна - красавицу с всегда опущенным взглядом, с двухлетним сыном, в которую все были влюблены, и как я тогда удивилась, когда сын подбежал и она дала ему грудь. Йожилась на берегу: «Просто Господь дал мне гибкое тело». Насколько иначе я тогда на все смотрела, насколько теперь лучше…
Уходила из дома - Девятка отнял у еблаши шланг и обрызгал мне спину. Листья в капельках, Девятка стоит в блестящем тумане. Я так люблю его.
Всюду носит свои листочки с индонезийскими словами, всех просит писать ему слова. Так же точно Мидхат, помнится, шевелил губами: «уна, дуа, тига… эмпа’… лима…»
Здесь хорошо. Все то же самое, только хорошо.
Это takeaway сок неизвестного мне фрукта, чуть напоминающего ароматом смородину. Сорок центов. Все, все, молчу.