две ночи с ангелом-авантюристом
Наверное, это была не я.
Наверное, это было не со мной.
Быть может, это был сон? Да, всего лишь яркий сон, запомнившийся изощренной реальностью, искривленной до невообразимого неверия, до яростного неприятия всех умчавшихся в былое мгновений.
Не думаю ли я, что теперь это столь важно?
Нет, я знаю, это произошло со мной, но так давно, что воспоминания стали похожи на потрескавшийся черно-белый целлулоид из забытого киноархива.
Эти нескончаемые целлулоидные метры мне сначала нужно отреставрировать, а потом смонтировать в некое осмысленное подобие связного видеоряда...
Я положила мокрое пахучее мыло на край раковины, вытерла руки махровым полотенцем.
Неулыбчивая девушка с усталыми глазами по ту сторону зеркала механически сделала то же самое.
Она пытливо рассматривает меня.
Я неприветливо смотрю на нее.
В ее глазах укор и непонимание.
Мои глаза пусты.
На тяжелой двери кофейни приветливо звякнул колокольчик.
Я вошла и погрузилась в волны шоколадно-кофейного аромата.
Там никого не было, кроме улыбающегося продавца.
Под потолком лениво вращались широкие лопасти вентилятора, нагоняя легкий бриз.
Круглые часы над прилавком показывали девять часов двадцать минут.
Это было утром.
Я долго выбирала пирожное. Продавец бесстрастно вытирал чашки и блюдца.
Я взяла миндально-песочное и двойной кортадо. Села напротив картины с одиноким подсолнухом, скинула под столом туфли и вытянула ноги. Я даже не знала, что так устала.
Я смотрела на картину, смотрела в окно, пила кофе.
Я ни о чем не думала.
Крошки безвкусного миндаля падали на белую накрахмаленную скатерть.
За три дня до этого он позвонил. Я страшно растерялась и тупо смотрела на телефон. Зачем он звонит и что я могу сказать?
Знакомый наизусть голос запросто перечеркнул очень долгое молчание.
Много-много раз этот голос лишал меня всякой воли.
Много-много раз я забывала все свои строгие намерения, таяла всей своей пластилиновой натурой, поддавалась абсолютно на все, с восторгом летела на его зов, со злобой отвергала все доводы разума, лишь бы побыть с ним еще одну минуточку, еще разочек взглянуть в его глаза, снова услышать его смех, улыбнуться в ответ на его улыбку, в самый-самый последний раз ощутить вес его родного тела, опять дать ему наполнить мои иссохшиеся вены бурлящим счастьем.
Он предложил увидеться.
Время хрустнуло, сломалось и дико понеслось вскачь во все стороны.
Я успела подумать: разве его звонок настолько неожиданный? Мне срочно требовался ангел-авантюрист и он позвонил, хотя и не обещал.
Да, я согласилась посидеть с ним в том самом кафе.
Нет, я не задала себе ни единого вопроса.
Мы встретились. Посидели, поговорили, покурили. Он оплатил счет, помолчал и предложил поехать к нему. Свихнувшись от близости к безмерному счастью, я согласилась.
Да, я понимала, что поступаю неправильно.
Нет, я ничего не знаю об угрызениях совести.
Да, с ним я готова на все.
Нет, я не думала о последствиях.
Наедине мы всегда были откровенны и циничны. Он прищурился, улыбнулся и прямо сказал, зачем зовет (да я и сама понимала), поэтому без неуместного гонора кивнула, сразу же наложив тотальнейшее табу на все, не относящееся к сути надвигающегося кайфа.
Он сказал, что его подруга в отъезде.
Я не знала, что у них скоро свадьба.
Он хотел только одну ночь. Утром я должна была уехать.
Телефон я отключила.
Мы не отпускали друг друга до вечера следующего дня. Ближе к полуночи вырубились одновременно. Ночью проснулись, кинулись на кухню, потом поочередно в туалет и ванную, далее кинулись друг на друга и снова продолжили марафон. Прервались на покурить и хлебнуть кофе, вздремнули пару часов и снова.
Оказалось, мы еще успевали разговаривать и посмотрели два фильма.
Мы были вместе сорок два часа. Эти часы мы согласно украли у себя же и подарили друг другу.
Рано утром он спал. Я тихо обняла его, втянула запах некогда родного тела, потом неслышно выскользнула из-под одеяла.
Я умылась, положила мокрое пахучее мыло на край раковины, вытерла махровым полотенцем руки.
Усталая, неулыбчивая девушка по ту сторону зеркала механически сделала то же самое.
Она с презрением смотрела на меня.
В ее глазах были укор и непонимание.
Мои глаза светились счастьем.