"Хождение по мукам и достопримечательностям" - про Данте
Хаотичные впечатления впечатлительной меня
Мне всегда казалось, что "суровый Дант" должен быть чем-то громоздким и фундаментальным, эдакой помесью "Энеиды" и "Фауста", что читаться он должен с трудом, заставляя читателя постоянно отвлекаться на комментарии и сопоставлять несколько переводов.
У меня подобное чтение было запланировано на это лето, но, хвала богам, я во время набрела на эту прекрасную книжку, cобрание лекций и эссе про Данте, прочитанные или написанные поэтами XX века, которая меня и сподвигла читать "Комедию", так сказать, напрямую, как простой смертный.
Мне случился недавний, '98-го года, перевод Inferno выполненный в blank verse, привычном и естественном для английского поэтического слуха, и с максимальным избежанием архаизмов. Мне понравилось, похоже на парус, наполненный ветром: за напряжением и натяжением ткани угадывается сила, которая и является его raison d'être.
Данте, по характеру сообщаемых читателю [мне] переживаний, схож с Толстым. Я теперь люблю его, Вергилия и грешников всех девяти кругов той же самой любовью, что и Левина, княжну Марью и всех толстовских персонажей. Любовью равной, которая не делит их на правильных-неправильных и значительных-незначительных, но и не возводит в добродетель и даже не оправдывает их действия и суждения, а учит тому, как принять их как часть мира [Weltalt], а мир как часть и описанную окружность себя, которая познаваема миллионом различных путей, но, в первую очередь, через такую любовь.
Но главная добродетель "Комедии" всё же в её человечности. Тут, возможно, играет роль позднесредневековое сознание (о, я уже готова признать то, какие прекрасные это были люди!), но тем не менее. Курсив, естественно, мой.
"So here I saw convened the noble school
Of Homer, master of the epic form,
Who soars with eagle's wings above the rest.
They spoke awhile, and then they turned to me
And made a sign of greeting, Virgil smiled.
For I was welcomed to their group, and so
I made a sixth among such intellects."
Вергилий в первую очередь разумен. Он объясняет и представляет Данте Ад, одёргивает того, когда необходимо, выводит из неловких ситуаций. успокаивает и защищает. И мы, читатели, вчувствуваемся в эти обнимашки многоуровневые отношения. И так мы тоже ценим улыбку и похвалу учителя, смущаемся, когда тот напоминает на про Аристотеля, стыдимся, когда он указывает нам на проступок.
Нет, нет, вы понимаете? Такого нет в других столпах мировой литературы, (Вергилии и Шекспире, если по Ти Эс Элиоту). Нигде, кроме, опять же, Толстого, нет такой человечности человека на подобном грандиозном поле действия.
И нигде больше не будет такого Данте, неуверенного в своём шаге и слове, незнающего, как себя вести и болеющего странной формой национализма, который долгий путь от развалин Трои к руинам и Римской империи, к Тоскане, к Флоренции и другим городкам, которые он не знает, как любить и ненавидеть, человека, который пытается понять, как надо жить.
А ещё всё это очень красиво и интересно. Красиво даже через перевод, когда чувствуешь, как, переходя со строки на строку, заворачиваются пространство и время, чтобы ужалить читателя побольнее. А интересно так, что некоторое время тратится на осознание унылых, пускающих пузыри со дна реки Стикс, и грешников девятого круга, вмёрзших в лёд. Интересно, поскольку обо всём этом, если суммировать всё содержание Inferno, я подумать не могла.
К Canto X . В плане иллюстраций голосую за Боттичелли и Джованни Страдано.