Одно размышление о «Мастере…»
«Мастер и Маргарита» никогда не входил в число любимых моих романов. Разумеется, и в число нелюбимых не входил - роман этот я ценю. Я еще в 11 классе понял, что мне нравится проза Платонова и почти совсем не нравится Булгаков. Но о прозе Платонова я писать не буду. Возможно, никогда не буду. Однако хочу сделать пометку на полях: не мешает продумать, отрефлексировать тему «Платонов и Булгаков». Они приходят в литературу одновременно, однако из противоположных социокультурных сред. Причем Платонов идет через Пролеткульт как автор революционной лирики, Булгаков же входит на «белогвардейской» теме. Первый считает себя большевиком, второй - монархистом. Платонов переехал в Ленинград, жил на чердаке, работал дворником, едва сводя концы с концами. Булгаков впоследствии вел, в сущности, вполне себе богемный образ жизни, приводя знакомых в замешательство роскошью своего «салона». Платонов восхищен техникой - Булгаков увлечен мистикой. Булгакова, как принято считать, высоко ценил Сталин. Платонова Сталин назвал «сволочью». И вот этот факт кажется симптоматичным.
Итак, обещанное размышление:
(1) Считается, что для Булгакова очень важна была тема «творец и вождь». Он разрабатывал ее в книге о Мольере и в «Кабале святош». Принято считать также, что Булгаков искал встречи со Сталиным и что Сталин специфически благоволил Булгакову. «Специфику» расположенности вождя к Михаилу Афанасьевичу обсуждать, однако, совсем не просто.
(2) Широкую популярность получила трактовка образа Иешуа как лишь «навеянного» Евангелием. Иешуа настолько непохож на евангельского Христа, что легче рассматривать замысел о нем как историю, параллельную истории Иисуса. Я-то убежден, что Булгаков именно толкует Евангелие - толкует, опровергая, деконструируя и заново конструируя. Своеобразные «национально-консервативные» воззрения Булгакова отражаются в том, что его Иешуа не еврей, а сириец по отцу. Но это лишь усмешка «подлинно русского» интеллигента и лжеаристократа. И переосмысляет Булгаков историю Христа не менее смело, нежели Маркион. Но даже если Иешуа не Иисус, а Левий Матвей вовсе не Евангелист Матфей, а Иуда совсем даже другой Иуда и только Пилат есть тот самый Пилат… Короче, даже если пойти на сделку с литературным слухом и рассмотреть Иешуа Га-Ноцри как вовсе не Иисуса из Назарета, то все равно останется история о некоем проповеднике и его философии.
(3) Переходим к главным отличиям Иешуа Га-Ноцри от Иисуса Христа. Он вошел в Иерусалим скромно, не на осле (как предсказано вхождение Мессии), в сопровождении бывшего сборщика податей Левия Матвея. Он не знает своих родителей (здесь нет Богородицы), у него нет ближайших учеников и сподвижников (нет апостолов), нет вокруг него толпы жадных слушателей, из которой мог выйти дотошный биограф Лука (нет паствы). Короче, Иешуа не создал Церкви. Ведь Христос передает Благую Весть некоему сообществу, которое впоследствии расширяется во все стороны света.
(4) Иешуа не нисходит во Ад, не одолевает смерть, воскресая в теле. Смысл его пребывания на земле не заключается ни в создании Церкви, ни в Спасении человечества. Он нечто говорит. И его никто не понимает. В том числе ученик - Левий Матвей, который вряд ли может быть по отношению к Иешуа кем-то вроде Платона в отношении Сократа. Ни учительное слово, ни гибель его не несут никакого смысла. А что несет?
(5) Главным, сакраментальным событием жизни Иешуа Га-Ноцри является его встреча с Понтием Пилатом. С властью. Пилат, как мы видим, начинает «убирать» врагов нищего философа и созидать легенду о нем. Его главным инструментом является Афраний - античный чекист, блестящий профессионал древнеспецслужбистского дела.
(6) Булгаков не верит в Сына Божьего. Точнее, Тот не нужен Булгакову. Он не верит в нищую секту с экзальтированными Мариями, вдохновенным Иоанном и простым, как камень, Петром. Он верит в Пилата, во власть, в могущество прокураторов и их тайных служб. Да и интересно ли говорить Мастеру с Иваном Бездомным? Что толку Иешуа говорить с Левием? Проповедника-полиглота может понять только Понтий Пилат. Булгаков надеется на понимание Сталина.
(7) Фантастический, остроумный, местами занимательнейший роман прячет внутри себя очередное письмо во власть. Иешуа учит любви и нестяжательству - и об этом даже с тупицей Иудой можно поговорить. Послание же к Понтию Пилату воистину «кшатрийское», воинское: «Нет большего порока, чем трусость».
Булгаков вызывающе элитарен. Сконструированная им схема передоверяет ответственность за жизнь духовную воинам и тайным службам. Левий Матвей же прекрасен, обаятелен, очень мил и катастрофически глуп. Убедительно звучит обращение к нему Воланда: «Ты раб». Умиляет также пробившаяся сквозь ткань ершалаимских глав навязчивая идея о способе коммуникации вождя и философа. Встреча была одна - остальное передал Афраний, а кое-что Пилат прочитал в обрывках рукописей. Увы, Пилат не может защитить своего пророка от Системы, хоть и сам ее олицетворяет. (Не так ли объяснял себе Булгаков свои неурядицы, вовсе не окончившиеся после разговора с Иосифом Виссарионовичем?) Но Пилат сможет отомстить фарисеям через аппарат теневой системы.