Олени под прицелом
Признаюсь, я недооценивал угрозу до тех пор, пока лично от markosyan_usik не услышал эмоциональный рассказ про оленей, не увидел фотографии в посте "Беспощадное истребление диких оленей". Мне казалось, что олени куда более «смышлёные» и не подпускают человека на расстояние выстрела. Но оказалось, что добыть их сравнительно просто, особенно во время коллективной охоты.
Некоторые мои размышления в связи с прочитанным и увиденным в описываемых местах
Количество снегоходов и нарезного оружия у охотников достигло того уровня, когда у животных остается все меньше укромных мест, где можно спокойно «перезимовать». Это касается не только оленей в горах, но и лосей в лесах. Браконьерство (численно и качественно) обрело серьезный размах в Березовском районе ХМАО (в других, наверное, ситуация не лучше, но именно этот район самый «девственный» в Югре, с сохранившейся популяцией диких оленей в Уральских горах). Даже вблизи поселков я видел, как ездят с расчехленными винтовками (и даже в нац.парке Югыд-Ва, рес.Коми), что само по себе говорит об отношении к закону. Есть речки по югорским зимникам, буквально оккупированные заезжими браконьерами (своих знают по номерам). Деятельность охот.инспекции неэффективна по множеству обстоятельств, которые сами по себе предмет отдельной статьи.
Для начала надо понять, что браконьерство (охота, не предусмотренная законами и правилами) - это всегда абсолютно сознательная деятельность. Для многих коренных северян это сфера профессиональных интересов. Браконьерство в их случае, как правило, управляемое и контролируемое. Во-первых, потому что браконьерить приходится на собственных угодьях десятилетиями, а значит, задумываться о будущем. Во-вторым, из-за давления общинных норм и правил, которыми регулируется эта сфера. Любой традиционный таежный поселок - это замкнутая община, где всё на виду и остается в силе «круговая порука». Браконьерят ровно столько, сколько положено неписаными правилами. Все что выходит за рамки - осуждается. Нарушителей теми или иными способами осаживают.
Эта система сдержек и противовесов работала до начала 2000-х гг. Ее разрушение было вызвано рядом факторов: окончательное разрушение системы зверопромхозов и соответствующего «кодекса» охотника, социально-экономическая разруха 90-х, когда браконьерство укоренилось как стратегия выживания, внедрение ценностей и стандартов рыночной экономики в худшем ее понимании «рвачества» и как следствие - разложение прежних общинных ценностей. «Каждый сам за себя» вместо былого «всем миром». Этому способствовал стиль поведения «новых северян», не связанных обязательствами общины и этнокультурной традицией и технологическая революция: массовое насыщение снегоходами, самозарядными винтовками, навигаторами и пр. Значительно улучшилось качество зимников и их обслуживание - Сосьвинское Приобье стало гораздо более доступным.
Рост благосостояния людей привел к появлению «браконьеров выходного дня». Югорск, Советский, Нягань, Березово и прочие городские охотники, с одной стороны; с другой -обеспеченные жители Саранпауля, Хулимсунта, Приполярного, для которых охота давно уже не вопрос выживания. Они наносят двойной урон. Они «играют в охотников», потому что мясо им по-большому счету дешевле купить (в том же Саранпаульском оленсовхозе или у легальных охотников), чем устраивать дорогостоящий экшн, в который превратилась охота. Эти охотники крайне тлетворно влияют на традиционное охотничье сообщество, расшатывают его устои (как напрямую - нужны проводники, так и опосредованно «Им можно, а нам смотреть!?»). Формат охоты выходного дня подразумевает большее количество подранков, потому что берут не качеством, а количеством выстрелов. Особенно это характерно для тайги, где проще выследить новую цель, чем преследовать лося, который раненым ушел в чащу.
Всё это вместе взятое кратно увеличило прессинг на крупную «мясную» дичь в Сосьвинском Приобье, в первую очередь, на лосей и оленей. На первых крайне сложно получить лицензию (их выдается мало по данным учетов), а олени в Красной книге. По косвенным же данным можно судить, что добыча и тех, и других росла до последнего времени исключительно за счет нелегальной охоты. Цифр никаких нет, но жалобы этих же браконьеров на оскудение угодий говорит о том, что неконтролируемая добыча подрывает репродуктивные способности популяций. Судя по данным Усика, олень на Приполярном Урале стал редким видом, хотя раньше его встречали рядом с поселком. Его наблюдения «не делают погоды», как и пресловутые авиаучеты, что еще острее ставит вопрос о причинах сокращения популяций, изменения миграционных путей. Браконьеры могут быть не единственным фактором.
Огромные заповедники вроде Печоро-Илычского и Вишерского, нац.парк Югыд-Ва не в состоянии контролировать свои границы. Однако сам факт их наличия действует на многих охотников отрезвляюще. Не будь их, популяции оленей сократились бы несоизмеримо больше. Проблема североуральских заповедников заключается не только в финансировании, но и в банальной географии. Все они сосредоточены на западном склоне Урала, а восточный склон беззащитен. В то же время приуральские лось и олень, проводя лето на западном склоне, зимовать уходят в Зауралье, где значительно меньше снега и… гораздо больше охотников.
Запретить что-либо очень сложно, и в Истории полно случаев, когда тот или иной промысловый вид истребляли «до последнего». Примеров недальновидности различных человеческих сообществ, которые подрывали собственную ресурсную базу нерациональным природопользованием (простите за казенный язык), полным-полно в обозримой истории. В этом ничего оригинального: старые грабли в новых обстоятельствах. Люди, непосредственно виновные в происходящем до последнего будут пенять на «плохих других», на хищников, на бездействующую охот.инспекцию, и в последнюю очередь - на себя. Вспоминается писатель-биолог Фарли Моуэт: в незабываемом романе «Не кричи: Волки!», он описывает как канадские охотники уверяли его, что местную популяцию оленей сократили волки и убеждали в усилении борьбы с ними. Оказалось, что в исчезновении оленей виновата бесконтрольная охота, рацион же волков состоит по большей части из мелких грызунов.
Спасение, конечно же, в руках «самих утопающих» охотников. Образовывать охотничьи общества и самим регулировать охоту и охотничьи ресурсы, раз государство удалилось из этой сферы. Никто за них это не сделает, и чем раньше это будет понято, тем лучше. Моральный кодекс, авторитетные охотники из местных - лучшая защита для животных. За примером далеко ходить не надо. Достаточно посмотреть на угодья пос. Сосьва. Попытка навязывания правил «сверху» лишь вызывает глухое сопротивление. А писать можно и нужно, но эффективность этого пути вызывает сомнения. Слишком часто там, где нужна гражданская солидарность и активность, мы взываем наверх к высшей вышестоящей справедливости. Откуда ей там взяться, если ее нет здесь, среди соседей и односельчан.
Некоторые мои размышления в связи с прочитанным и увиденным в описываемых местах
Количество снегоходов и нарезного оружия у охотников достигло того уровня, когда у животных остается все меньше укромных мест, где можно спокойно «перезимовать». Это касается не только оленей в горах, но и лосей в лесах. Браконьерство (численно и качественно) обрело серьезный размах в Березовском районе ХМАО (в других, наверное, ситуация не лучше, но именно этот район самый «девственный» в Югре, с сохранившейся популяцией диких оленей в Уральских горах). Даже вблизи поселков я видел, как ездят с расчехленными винтовками (и даже в нац.парке Югыд-Ва, рес.Коми), что само по себе говорит об отношении к закону. Есть речки по югорским зимникам, буквально оккупированные заезжими браконьерами (своих знают по номерам). Деятельность охот.инспекции неэффективна по множеству обстоятельств, которые сами по себе предмет отдельной статьи.
Для начала надо понять, что браконьерство (охота, не предусмотренная законами и правилами) - это всегда абсолютно сознательная деятельность. Для многих коренных северян это сфера профессиональных интересов. Браконьерство в их случае, как правило, управляемое и контролируемое. Во-первых, потому что браконьерить приходится на собственных угодьях десятилетиями, а значит, задумываться о будущем. Во-вторым, из-за давления общинных норм и правил, которыми регулируется эта сфера. Любой традиционный таежный поселок - это замкнутая община, где всё на виду и остается в силе «круговая порука». Браконьерят ровно столько, сколько положено неписаными правилами. Все что выходит за рамки - осуждается. Нарушителей теми или иными способами осаживают.
Эта система сдержек и противовесов работала до начала 2000-х гг. Ее разрушение было вызвано рядом факторов: окончательное разрушение системы зверопромхозов и соответствующего «кодекса» охотника, социально-экономическая разруха 90-х, когда браконьерство укоренилось как стратегия выживания, внедрение ценностей и стандартов рыночной экономики в худшем ее понимании «рвачества» и как следствие - разложение прежних общинных ценностей. «Каждый сам за себя» вместо былого «всем миром». Этому способствовал стиль поведения «новых северян», не связанных обязательствами общины и этнокультурной традицией и технологическая революция: массовое насыщение снегоходами, самозарядными винтовками, навигаторами и пр. Значительно улучшилось качество зимников и их обслуживание - Сосьвинское Приобье стало гораздо более доступным.
Рост благосостояния людей привел к появлению «браконьеров выходного дня». Югорск, Советский, Нягань, Березово и прочие городские охотники, с одной стороны; с другой -обеспеченные жители Саранпауля, Хулимсунта, Приполярного, для которых охота давно уже не вопрос выживания. Они наносят двойной урон. Они «играют в охотников», потому что мясо им по-большому счету дешевле купить (в том же Саранпаульском оленсовхозе или у легальных охотников), чем устраивать дорогостоящий экшн, в который превратилась охота. Эти охотники крайне тлетворно влияют на традиционное охотничье сообщество, расшатывают его устои (как напрямую - нужны проводники, так и опосредованно «Им можно, а нам смотреть!?»). Формат охоты выходного дня подразумевает большее количество подранков, потому что берут не качеством, а количеством выстрелов. Особенно это характерно для тайги, где проще выследить новую цель, чем преследовать лося, который раненым ушел в чащу.
Всё это вместе взятое кратно увеличило прессинг на крупную «мясную» дичь в Сосьвинском Приобье, в первую очередь, на лосей и оленей. На первых крайне сложно получить лицензию (их выдается мало по данным учетов), а олени в Красной книге. По косвенным же данным можно судить, что добыча и тех, и других росла до последнего времени исключительно за счет нелегальной охоты. Цифр никаких нет, но жалобы этих же браконьеров на оскудение угодий говорит о том, что неконтролируемая добыча подрывает репродуктивные способности популяций. Судя по данным Усика, олень на Приполярном Урале стал редким видом, хотя раньше его встречали рядом с поселком. Его наблюдения «не делают погоды», как и пресловутые авиаучеты, что еще острее ставит вопрос о причинах сокращения популяций, изменения миграционных путей. Браконьеры могут быть не единственным фактором.
Огромные заповедники вроде Печоро-Илычского и Вишерского, нац.парк Югыд-Ва не в состоянии контролировать свои границы. Однако сам факт их наличия действует на многих охотников отрезвляюще. Не будь их, популяции оленей сократились бы несоизмеримо больше. Проблема североуральских заповедников заключается не только в финансировании, но и в банальной географии. Все они сосредоточены на западном склоне Урала, а восточный склон беззащитен. В то же время приуральские лось и олень, проводя лето на западном склоне, зимовать уходят в Зауралье, где значительно меньше снега и… гораздо больше охотников.
Запретить что-либо очень сложно, и в Истории полно случаев, когда тот или иной промысловый вид истребляли «до последнего». Примеров недальновидности различных человеческих сообществ, которые подрывали собственную ресурсную базу нерациональным природопользованием (простите за казенный язык), полным-полно в обозримой истории. В этом ничего оригинального: старые грабли в новых обстоятельствах. Люди, непосредственно виновные в происходящем до последнего будут пенять на «плохих других», на хищников, на бездействующую охот.инспекцию, и в последнюю очередь - на себя. Вспоминается писатель-биолог Фарли Моуэт: в незабываемом романе «Не кричи: Волки!», он описывает как канадские охотники уверяли его, что местную популяцию оленей сократили волки и убеждали в усилении борьбы с ними. Оказалось, что в исчезновении оленей виновата бесконтрольная охота, рацион же волков состоит по большей части из мелких грызунов.
Спасение, конечно же, в руках «самих утопающих» охотников. Образовывать охотничьи общества и самим регулировать охоту и охотничьи ресурсы, раз государство удалилось из этой сферы. Никто за них это не сделает, и чем раньше это будет понято, тем лучше. Моральный кодекс, авторитетные охотники из местных - лучшая защита для животных. За примером далеко ходить не надо. Достаточно посмотреть на угодья пос. Сосьва. Попытка навязывания правил «сверху» лишь вызывает глухое сопротивление. А писать можно и нужно, но эффективность этого пути вызывает сомнения. Слишком часто там, где нужна гражданская солидарность и активность, мы взываем наверх к высшей вышестоящей справедливости. Откуда ей там взяться, если ее нет здесь, среди соседей и односельчан.