Есенину на московских изогнутых улицах помереть знать ссудил Бог.
А я помирать пока не собираюсь, но полное ощущение, что мне Бог ссудил иное.
Под сводами ли Старой Европы, на хайвеях Америки, под пальмами Азии - но не в Москве.
Дивно и чудно смотрится Москва отсюда, сейчас и в текущих обстоятельствах.
И даже если Земля сойдет с той небесной оси, на которую налетела, и жизнь пойдет, зажурчит как прежде - как мне договориться с моей памятью, моей совестью, моей мстительностью?
Помню впечатлившие меня мемуары одного "литвака" -
литовского еврея, чудом спасшегося из гетто, прошедшего войну.
Ничто после войны не мешало ему вернуться в свой родной
Вильнюс.
Кроме памяти. И запечатленных в ней лиц тех, кто равнодушно предал - а ноне как ни в чем не бывало, ходит по улицам, иногда даже здоровается.
Ишь ты! Здоровается! Здоровья он мне, гниль, желает, а?!
Память у народов короткая, как птичья. Но память человеческая длиннее - такой парадокс.
Историография забудет испытания и трагедии прошлого, а память отдельной семьи - не забудет.
Передастся неуловимыми невербальными сигналами.
Не забудет, не простит.
Поэтому - недаром меня всегда интересовала еврейская история, история создания государства Израиль - очень любопытно было узнать, как это - сохранить народ без земли. Родину без государства.
Ну и вот, бойтесь своих желаний - они сбываются.
Мне выпал шанс это узнать, это ощутить.
Создать свой
Израиль.
Я бы не был против и присоединиться к имеющемуся, да кровью не вышел.
Не знаю, благо это или проклятие.
Наверное первое. А то, что выглядит, как второе - ну дык реальность ведь это и не очевидность.