Страна покосившегося времени, ч.28
Чем пахнет пустыня. - Очередные хвосты дракона. - Тапочек и другие останки китайского контрабандиста. - Чудо рождения реки. - Как УАЗ увяз в пустынной грязи. - О дедушке и внуке, который закрывает рот. - Ночь скрывает от нас древние наскальные рисунки. - Самый невезучий еж на свете.
День двадцать второй. Наран-Даац - Хонгорын Элс
Это уже потом, по дороге, мы идентифицировали настоящий запах Гоби. Запах пустынь всего мира, будь то Сахара, Аравийская пустыня, Кара-Кум или Гоби, очень своеобразен и его трудно с чем-то перепутать. При почти полном отсутствии в пустынях традиционных запахообразователей - трав и цветов - все они пахнут похоже. Древние египтяне даже сотворили оригинальный парфюм «Загадка пустыни», рецепт которого отыскался в древних пирамидах, по крайней мере, по утверждениям парфюмерных компаний, которые нынче выпускают этот аромат. Безусловно, больше похоже на пиар-ход, но сходство с запахом настоящей пустыни у этого парфюма есть.
Кости, прожаренные солнцем на протяжении тысяч лет, издавали легкий, но отчетливый горько-сладкий аромат без малейшего намека на пряные или цветочно-фруктовые ноты. Запах этот, как бы точнее выразиться, неорганический какой-то. Пахнет минералами, пылью, солнцем, нагретыми скалами и ушедшими поколениями… Но это было уже потом. Ночью в палатке царил совсем другой аромат, крайне неприятный и удушливый. Я даже раза два или три за ночь выползал из палатки подышать свежим воздухом. На улице пахло намного приятнее, зато в палатке после этих вылазок совсем дышать было нечем. И только утром, когда рассвело, мы обнаружили истинную причину невыносимой вони, активизировавшейся именно тогда, когда кто-то из нас вылезал или залезал в палатку. Батжаргал и Ко, ставя в потемках палатку, поставили ее в аккурат на густые заросли дикого чеснока. Возможно, это был лук, а не чеснок, утверждать не возьмусь. Еще точнее - общий предок этих относительно культурных растений, совместивший в себе неприятные ноты, свойственные обеим упомянутым сельскохозяйственным культурам. Так что сама пустыня ни при чем, виновато было то, что в ней росло.
Позавтракав и отметив тот досадный факт, что чилийские конфетки к концу нашего путешествия превратились в сладкую биомассу, не подлежащую отделению от фантика, мы вновь в сопровождении Батжаргала углубились в развалы красных холмов. К нашей маленькой коллекции добавился еще один обломок круглой кости с великолепными кристаллами горного хрусталя внутри и мезозойская деревяшка. Время бережно сохранило не только саму структуру дерева с ярко выраженным маленьким сучком, но даже его красновато-бурый цвет, и очень трудно было поверить, что это камень, принявший форму дерева, а не обычная деревяшка. Долго бродить нам дарга не дал, мотивируя это дальней дорогой и обещая показать палеолитические наскальные рисунки возле сомона Сэврэй, если мы успеем туда добраться до захода солнца.
И вновь мы в пути… И вновь нас почетным эскортом сопровождают спешащие к оставленному на базе Дракону хмурые тучи. В этот раз мы ехали в аккурат между двух гроз, причем примерно с той же скоростью. Одна туча придерживалась левого горного хребта, вторая - правого. Собранные окаменелости издавали приятный «запах пустыни», особенно если долго подержать их в зажатом кулаке, быстро становившимся влажным. Рискну предположить, что основная составляющая этого запаха - диоксид титана, который входит в качестве минеральной основы в большинство пудр. Но в эту рыхлую косметику явно входит и какая-то средней свежести органика, потому что выкопанные в недрах Гоби камни и кости пахнут гораздо лучше, чем выкопанные в недрах старинного родового шкафа бабушкины пудры.
А дождь все разрастался и разрастался. Клубились и вздымались выше всех окаменевших расчесок и нойонов облака, разрезали их ветвистые молнии, гремел тихий гром, заглушаемый воем ветра… Гандзориг начал нервничать. Мы ехали по южному борту межгорной долины, а конечная цель - база - лежала на северном борту, за грядой песков, то есть нам нужно было в любом случае где-то пересечь самую низкую часть долины, которая могла вскоре заполниться водой. Сайры пока еще были пустыми, но висящие по обеим сторонам долины «хвосты дракона» не позволяли усомниться в том, что это - временное явление. А заблаговременно перебраться на северную сторону нам мешало данное Батжаргалу обещание: он везет нас по уникальному авторскому маршруту, но на обратном пути мы заезжаем на соляной заводик Давсны Уйлдвэр для пополнения запасов соли на базе.
- Эх!.. Плохой дорога будет, - досадливо цокая языком, неожиданно заявил по-русски Гандзориг. Потом подумал и добавил: - А! Ничуво! Уадз! - и потрепал свой УАЗ по торпеде, как треплет нормальный монгольский кочевник холку любимого коня.
Но шансы успеть пересечь долину до дождя резко уменьшились, потому что вдруг вдалеке показался еще один силуэт криво и косо стоявшей в песке машины.
- Ну, видимо нам на роду написано выручать застрявших в Гоби, - улыбнулся Хурц.
- Поможем! - в один голос воскликнули мы с Ташкой. - Это уж не давешние ли ховдские арбузоносцы?
- Нет, большой… - уверенно заявил Гандзориг, хоть до машины было еще ужасно далеко. Но острота зрения монгольских водителей давно перестала нас удивлять, поэтому возникший через десять минут перед нами огромный контейнеровоз мы восприняли как должное.
- А, китаец! - раздраженно пробормотал Хурц. - И что им тут надо?!
Выручать не пришлось. Во-первых, грузовик не застрял, а просто сломался, во-вторых, китайцу монголы помогать не станут, а в-третьих, машина стояла тут далеко не первый день, вероятнее всего, не первый месяц или даже год, и выручать было некого. В опустевшем от контрабанды кузове пробивалась бодренькая зеленая травка, от двигателя и прочих внутренних автомобильных органов остались только бесполезные стальные конструкции, а от китайца - один тряпичный тапочек, виновато торчащий из песка. Крохотный размер его не позволял усомниться, что принадлежал он именно китайцу, причем весьма скромных габаритов. Куда подевался водитель - одному Небу известно. Содержимое кузова и внутренности грузовика он с собой унести бы точно не смог, вероятнее всего, их растащили и приспособили для своих хозяйственных нужд живущие в окрестностях араты. А остову контейнеровоза здесь наверняка стоять долгие годы. Проржавеет и развалится кузов, уйдут в песок могучие колеса вместе с тапочком, но по-прежнему будет возвышаться в пустыне унылый памятник традиционному китайскому качеству и доморощенной предприимчивости. «Знаешь же, что машина сделана на родине, в Китае? Не лезь в Гоби!» - хотелось вывести маркером на борту контейнера.
Но от синофобских размышлений нас отвлекло еще одно монгольское чудо - чудо рождения реки. Пока мы рассматривали руины грузовика, гроза с радостным грохотом умчалась далеко вперед, и между крохотными кустиками показались робко ползущие по жадно пожирающему их песку серебряные струйки. Одна, две, три, двадцать, сто… Они передвигались украдкой, заполняя вмятины в песке, останавливаясь на секунду и, собравшись с духом, продолжая свой бег. Вот уже разведчики, чуть замешкавшись в колее, переползли через дорогу и устремились дальше, а за ними подошла водяная рать, которая полегоньку скрыла и песчаные кочки, и кустики пустынных цветов.
- Надо ехать! - потряс меня за плечо Хурц. - А то придется тут ночевать…
Бросив прощальный взгляд на умытые дождем и серебрившиеся под солнцем песчаные дюны, мы нехотя полезли в УАЗ.
После закупки соли в местечке Давсны Уйлдвэр (что значит просто-напросто «соляной завод»), оказавшемся еще одной иллюстрацией к фильму «Кин-Дза-Дза», мы поняли, что задержки возле останков китайца и прокладывавшего себе дорогу ручья могут стоить нам целого дня. Скромные струйки превратили дорогу в тягучее глинистое месиво, у Гандзорига все реже получалось ехать быстро и прямо (чаще удавалось двигаться медленно и юзом), и он все чаще с досадой тряс головой и ворчал. Сэргэлэнбаатар теперь был ни при чем, он ехал сзади и Гандзорига не стеснял. Гобийскому водителю в этой сырой обстановке было неуютно. Вообще все водители в Монголии делятся на гобийских, хангайских и алтайских. Еще есть городские, но эти не в счет - они умеют ездить только по асфальту и вызывают презрительную улыбку у всех перечисленных категорий. Хангайский водитель уверенно чувствует себя на пересеченной местности и в грязи, гобийский - на пересеченной местности и в песке, а алтайскому любые ужасы бездорожья нипочем, но зато на ровной дороге он теряется и едет намного медленнее остальных. Я не узнавал, откуда родом Сэргэлэнбаатар, может быть, именно с Алтая? Ведь в экстремальных условиях он не отставал…
Несколько раз Гандзориг порывался форсировать низину и выкарабкаться на другой борт долины, но всякий раз с сомнением качал головой и поворачивал назад. Наконец, когда мы уже стали удаляться от ущелья, ведущего на базу, Гандзориг решился. Натужно взревел мотор, колеса бешено закрутились, разбрызгивая рыжую грязь, УАЗ с трудом проехал метров сто и… остановился. Из машины Сэргэлэнбаатара, предусмотрительно оставшегося на сухом месте, вышел Батжаргал и они стали держать совет, как выбираться из предательской трясины. Три или четыре попытки Гандзорига вылезти своими силами привели лишь к тому, что УАЗ завяз на полколеса. Вдруг откуда ни возьмись возле машины выросли пожилой арат в сером дээле и мальчонка младшего школьного возраста, судя по всему, его внук. Мы лишний раз поразились умению монголов мгновенно возникать из ниоткуда в случае какой-нибудь внештатной ситуации. Юрт в округе не было. С момента остановки прошло минут десять, не больше. И - вуаля! - возле УАЗов уже стоит рыжий конь, внучок резвится, поглядывая на невиданные рожи туристов, а степенный дедушка принимает участие в мини-хурале по вызволению УАЗа и дает рекомендации.
Такой мальчонка в былые времена мог представлять для дедушки смертельную опасность. Когда мужчина становился дряхлым и немощным стариком и не мог больше помогать роду выживать в суровых условиях степи, тайги или пустыни, он добровольно принимал решение уйти из жизни, чтобы не становиться обузой для семьи. Но самоубийства в монгольской традиции осуждались, поэтому дедушке помогал первый внук по мужской линии, то есть старший сын старшего сына. Убийство деда обязательно должно было быть бескровным, поэтому внук забивал ему в горло большую баранью кость, и дед погибал от удушья. Зная, что его ожидает, если он не умрет раньше от болезней, дед, тем не менее, всегда больше всех любил и баловал именно старшего внука, который до сих пор в народе, хоть жестокий обычай и ушел безвозвратно в историю, называется «внук, который закрывает рот». Но в двадцать первом веке дедуле уже ничего не угрожало, и он всецело отдался разработке стратегии освобождения УАЗа из цепких глиняных объятий.
Безуспешно покачавшись туда-сюда еще разок и заляпав по уши грязью неосторожно подвернувшегося внучка, Гандзориг вышел из кабины, обошел УАЗ кругом, вздохнул и принял явно тяжелое для него решение.
- Хурц! - крикнул он и сделал руками копательное движение.
Я чуть в грязь не сел. Вот это да! Неужели, кроме Хурца, больше некому выкапывать УАЗ?
А Хурц тем временем, не обращая внимания на Гандзорига, любовался окружающим пейзажем. Место и в самом деле было очень красивым. Подпочвенные воды здесь подходили близко к поверхности, и на высоких кочках зеленели и шуршали на ветру огромные пушистые саксаулы, за гору-расческу пыталось спрятаться оранжевое солнце, а песчаные дюны серебрились не успевшей высохнуть водой.
- Дядюшка Хурц! - отвлек я его от созерцания. - Там Гандзориг вас зачем-то зовет, УАЗ откапывать, что ли… Может, лучше я буду копать?
Хурц от души расхохотался.
- Да нееет, - сквозь смех сказал он. - Он лопату просит! По-монгольски лопата - «хурдз».
Я оглянулся. К Гандзоригу уже спешил (насколько это вообще возможно) Сэргэлэнбаатар с лопатой. Тут мы уже засмеялись все вместе.
- Я боюсь, что так ты и не успеешь снять наскальные рисунки, - посерьезнел Хурц. - Солнце уже скоро сядет…
- А когда мы там будем? - забеспокоился я.
- Я же тебе говорил, в Гоби время не загадывают, - напомнил Хурц. - Только расстояние… Рисунки там! - и передо мной возник скрюченный палец. - Километров двадцать отсюда, вон в тех черных скалах, видишь? Но когда мы туда приедем, я не знаю…
Прошло минут двадцать, пока мы выбрались из грязи. Потребовался не только хурдз, но и трос, причем дважды, но в конце концов оба УАЗа преодолели вредную низинку. Хоть Гандзориг и проявил шумахерство, помчавшись с огромной скоростью и обогнав Сэргэлэнбаатара круга на два, черные базальтовые скалы с рисунками приближались гораздо медленнее, чем садилось солнце. Когда мы подъехали к ним, в темноте едва можно было разглядеть белые домики окраины сомона Сэврэй, а о съемках рисунков не могло быть и речи. Не успели…
Последние километры перед базой мы ехали в кромешной тьме, но дорога уже была знакомой, и заблудиться мы не боялись. Свет фар выхватывал из мрака то скачущего тушканчика, то зеленые глаза лошадей, и вдруг в колее показался раздавленный ушастый еж.
- О! - вспомнил Батжаргал о своем обещании. - Сегодня найдем тебе ежа!
А мне подумалось: «Вот судьба-злодейка! По этой дороге дай бог чтобы две машины в день проезжало, и надо ж было, чтоб тебя, ушастого, так угораздило…»
На базе нас встретил Тумурлуу, уже начавший беспокоиться. Он рассказал, что дождь при Драконе находился неотступно, то есть лил каждый божий день. Зато он хорошо отдохнул и подшаманил машину, которая уже начала было разваливаться от нашего маршрута. Завтра опять в путь…
Продолжение...
ОГЛАВЛЕНИЕ
