Сказка Старого Года
Конец света, говорят шаманы, проходит у каждого внутри. И тот его пройдет, кто оставит отмершее на том берегу. Для тех, кто готов идти дальше, скажу эту сказку...
Слышь, братишка, дай закурить, что-то зябко сегодня, вишь, тучи какие кровавые, знать к непогоде. Все не пройдет она, зараза, все об одном - дитя без глазу, камыш в траве, трава гнилая и лед от сердца и до края. Сколько идем по торосам, ни воды не видно ни туч не счесть, как будто в прорве, как по кругу понесло, хромаем на правую ледяную сторону, и сердце уж не бьется, лишь узел лимфы на шее, как последний пульс остывающей души, баромит на холодно или очень холодно.
Я не знаю когда похолодало, когда вдруг вокруг все равно стало, и чья эта порча, что через день корчит, и говорю о Боге, да онемели ноги, и пишу о вечном, большом и сердечном, только не вышибить искры, пальцы примерзли к проводам, никому ничего не отдам, ни любви ни привета, здесь честь моя задета, здесь жизнь моя примерзла к оглобле, слышь, кто там на веслах?
На веслах сидит кто-то в худе, медленно плывет лодка, голоса знакомые в тумане силятся разбудить, растеребить. Вглядываюсь в лодочника, кашляю все с той же мыслью вчерашнею и гадаю на кругах по воде, к какой еще меня везут беде. Переключаю свою жизнь словно каналы на тв - здесь мы кашляли кровью, тут пришли спортсмены, и вечная слава здоровью, тут кладбище полегших в эпидемии идей, а здесь amusement park четырех веселых лет без затей без гостей. Можно ковыряться в дырявой галоше, можно пропивать последние гроши, можно позлиться на себя и на васю, можно лечь на диван и под диджериду колбасить. А что это там в уголке укромном? Дневники и фотки о проекте огромном, о мальчике, который пел Христа, который 35 лет верил, что дорога его чиста, что дорога его крута и до вершины близко, что надо лишь начать с Economist подписки, а затем перейти к учению Ницше, перетрахать полмира, чтобы красиво вышло. Так и шел по земле забористо и лихо, заигрался и решил разбудить свое Лихо, бросить ему вызов да разобрать по косточкам, взобраться верхом и вот еще...
Где теперь тот мальчик, только ветер свищет, да леший дрищет у входа в пещеру, у входа в колодец, куда пропал наш добрый молодец. Не взял на подмогу друзей и духов, посмеялся над любовью, не послушал слухов, и отняли его дар, его свет божий, то, чем он был ни на кого не похожий, то, чем пренебрег в дороге и уронил в пещере, и остыли его ноги. И теперь один, злой, кривой и скукожий хохочет жутко и вертит рожей, солнца не чует, тепла не разумеет, жрать, спать, ныть и злиться лишь умеет. И несет его лодка к последнему приюту мимо пылких дев и горячего блюда, мимо ясных глаз и крепкого жара в дом сытой скорби и холодного кинжала, где принесет он последнюю жертву...
Я смотрю на это и делаю выбор - как дальше сказке сказываться? Я не мальчик, не лодочник, я Оле-Лукойе, могу досказать эту сказку, могу начать новую. Nothing is real...