СТАТЬЯ ОБ АСТРИД ЛИНДГРЕН
Чтобы было ясно, почему я не зацикливаюсь на детских виршах, хочу предложить Вашему вниманию мою статью об Астрид Линдгрен для 5-го номера журнала "АВТОБУС".
ЗВЕЗДА ИЗ ВИММЕРБЮ
Приходилось ли тебе, читатель, проходить осенним вечером по улице Уппландсгатан мимо парка Тегнера? Да-да, не днём, когда парк заполнен мамашами с забавными карапузами и сорванцами постарше, а вечером, когда парк и мрачноватую улицу окутывают первые сумерки. Не замечал ли ты мальчишку лет десяти со светлыми волосами и голубыми глазами, в сером свитере и коричневых штанах, одиноко сидящего на скамейке напротив тринадцатого дома на углу Уппландсгатан и Тегнергатан? Вряд ли, ведь ты, читатель, наверняка, живёшь не в Стокгольме, а в Петербурге. А вот тысячи стокгольмцев проходили мимо, глядя себе под ноги, предвкушая сытный ужин и тёплую квартиру.
Лишь один человек заметил одинокого мальчишку на скамейке, ощутил его пронзительное одиночество и тоску. Этот человек остро чувствовал переживания детей, их радости и печали, горечь непонимания, незаслуженные обиды и обидные замечания. И с того вечера, когда он, а точнее - она - увидела того мальчишку, в душе Астрид Линдгрен (а это была именно она) стала рождаться повесть о мальчике, взятом чужими людьми из приюта и не встретившем в приёмной семье ни капли тепла.
Ты, конечно, понял, читатель, что я говорю о повести "Мио мой, Мио". Ведь ты грустил вместе с Бу Вильгельмом Ульсоном и радовался обретённому им отцу-королю, ты с замиранием сердца следил за приключениями принца Мио в стране Чужедальней.
Откуда у Астрид Линдгрен это острое понимание детской души, это сопереживание радостям и печалям ребёнка?
Из её собственного детства? Или, быть может - из её взрослой жизни?
Астрид Эриксон родилась на Юге Швеции, в провинции Смоланд, неподалёку от маленького городка Виммербю. Городок был мал, да удал! На протяжении столетий недалеко от него проходила граница Дании, и только в XVII веке граница отодвинулась далеко на Юг. В XVI веке Виммербю чем-то прогневал короля Густава Васу и на несколько десятилетий лишился городского статуса. Была в Виммербю знаменитая бычья ярмарка, на которую съезжались издалека.
Семья Астрид была не бедной и не богатой. Отец Самуэль Август Эриксон батрачил в хозяйстве родственников, пока его родители не смогли взять в аренду усадьбу Нэс. Арендатор - не собственник земли, но у него большое хозяйство, батраки, служанка, а главное - есть земля, на которой он может трудиться с утра до вечера. Смоландские крестьяне были прижимистыми, терпеливыми и упрямыми, ведь скудная земля, требовала неимоверного труда, чтобы на ней что-то выросло. Самуэль Август даже получил диплом за то, что убрал со своих полей десять тысяч валунов и собрал 820 груд мелких камней. Тяжёлый труд воспитывал бережливость, и смоландские крестьяне со стороны могут показаться скупыми, но это именно бережливость, стремление сохранить и чуть-чуть преумножить своё «состояние», чтобы передать его детям. Но не бережливостью и трудолюбием выделялась семья Астрид Линдгрен. Отец писательницы Самуэль Август страстно и поэтично любил свою жену Хану, любил детей, и дети Эриксонов росли в удивительной атмосфере любви. На пороге своего семидесятилетия Астрид Линдгрен написала книжку «Самуэль Август из Севедсторпа и Хана из Хульта», в которой рассказала о жизни родителей. «Да, у меня была такая мама! - писала она - И такой отец! С таким верным любящим сердцем; с таким до самой смерти любящим сердцем!»
Читая письмо Самуэля Августа к невесте, поражаешься, где молодой крестьянин нашёл такие слова: «…Для идущего по жизни не быть любимым, не знать любви самому, не уметь любить - всё равно что брести по голой пустыне. Нет, мы с тобой будем любить друг друга всем сердцем, чтобы сделать жизнь нашу как можно радостнее».
Астрид писала: «Счастливыми делали наше детство надёжность и свобода. Спокойно и надёжно нам было со своими родителями, которые так сильно любили друг друга. Они были всегда с нами, когда мы нуждались в них, но они не стесняли нас и позволяли спокойно и весело шататься вокруг, а какие прекрасные места для игр были в Нэсе нашего детства! <…>
В детстве нас никто не бранил, Мама не ругала нас, очевидно потому, что мы слушались её с первого слова. <…> Слушаться мы, без сомнения, были должны, но она не предъявляла нам массу ненужных и невозможных требований. Например, от нас не требовали, чтобы мы обязательно приходили вовремя к обеду; опоздаешь - возьми себе что-нибудь в кладовке. И никто за это не выговаривал нам. Я не помню также, чтобы она хоть раз упрекнула нас, когда мы приходили домой в порванной или запачканной одежде. Видно, она считала, что ребёнок имеет право измазаться, войдя в азарт во время игры. <…> На землях вокруг нас разыгрывалось все, что могла выдумать наша фантазия, все сказки, все приключения, которые мы придумывали или о которых читали либо слышали. <…> Мы играли, играли и играли до того, что удивительно, как это мы не заигрались до смерти».
Эриксоны, как большинство шведских крестьян, были грамотными, и книги занимали в их жизни большое место. «И сейчас еще я помню запах этих книг, и из всех запахов в мире этот был самый лучший. Он был полон предвкушения радости и ожидания». Уже в старости писательница вспоминала о том, как дочь пастуха, которая была старше Астрид, прочитала ей первую в её жизни книгу: «И эта самая Эдит - да благословит её Бог на вечные времена - прочла мне сказку о великане Бам-Бам и фее Вирибунде, приведя тем самым моё сердце в такой трепет, который и до сих пор не утих».
Учёба давалась Астрид легко, её сочинения учителя часто читали вслух. В 13 лет сочинение Астрид Эриксон «Жизнь в нашей усадьбе» напечатали в городской газете. «После этого все несколько насмешливо стали называть меня «Сельмой Лагерлёф из Виммербю», и я тогда твёрдо решила, что уж писательницей, во всяком случае, ни за что не стану». Тем не менее, когда примерно через год после окончания школы ей предложили работу корректора и составление небольших репортажей в газете «Виммербютиддинг», Астрид согласилась.
Школу она закончила в 16 лет. В семнадцать, вопреки недовольству родителей, одной из первых в Виммербю сделала короткую стрижку. «Люди подходили ко мне на улице и просили меня снять шляпку, чтобы посмотреть на мою стрижку. И восхищались моей причёской…»
Беззаботная юность неожиданно для Астрид закончилась в 18 лет. Оказалось, что она ждёт ребёнка. Сейчас рождение ребёнка вне брака никого не удивляет и не вызывает осуждения. А сто лет назад женщина, родившая ребёнка без мужа, вызывала осуждение и пересуды. Чтобы не стать предметом сплетен всего городка и не сделать мишенью родителей, Астрид решила уехать в Стокгольм.
Она поселилась в частном пансионе и поступила на курсы стенографии и машинописи. Никто не знал, какие переживания кипят в груди внешне беззаботной курсистки, пока она не встретила адвоката Эву Анден. Первая женщина-адвокат в Швеции, она юридически и житейски помогала женщинам, оказавшимся в сложной ситуации. Эва Анден отправила Астрид в Данию, в Копенгаген. Там была единственная в Скандинавии Государственная больница, которая не передавала сведения о новорожденных в государственные организации. В декабре 1926 года девятнадцатилетняя Астрид родила сына - Ларса. Не имея возможности взять ребёнка с собою в Стокгольм, она на время оставила его в приёмной семье в Копенгагене. Потянулись годы разлуки с сыном. Астрид работала и со своей скудной зарплаты откладывала деньги на поездки к сыну. «Мой заработок составлял 150 крон в месяц. Тут уж не до жиру. Тем более было невозможно слишком часто ездить в Копенгаген, к чему я стремилась изо всех сил. Но иногда мне удавалось сэкономить, одолжить или взять под залог деньги на билет...»
В 1930 году Астрид привезла сына в Стокгольм. «Первое время Лассе [так Астрид называла своего сына - И.В.] жил со мной в комнатке пансиона. Хозяйка присматривала за ним днём, пока я была в конторе». В мае Астрид взяла отпуск и поехала с сыном в Виммербю. Это было счастливейшим временем для обоих, у Ларса вдруг оказались любящие дедушка с бабушкой, дядя и тётя. А мама целыми днями гуляла с ним. «Я показала Лассе всё в округе и научила его лазать по деревьям».
Неправда ли, не часто встречаются мамы, обучающей своих детей лазать по деревьям?
На год Астрид оставила сына у родителей. За это время она вышла замуж за Стуре Линдгрена, главу конторы, в которой работала. Вместе с мужем она переехала на улицу Вулканусгатан. Сюда Астрид и привезла сына. Теперь она работала дома и могла все свои силы посвятить сыну. «Моя мама была не из тех, кто сидит на скамейке в парке и смотрит, как играют её дети. Она хотела играть сама и подозреваю, что ей было так же весело, как и мне!» - вспоминал позднее её сын.
В 1934 году у Астрид родилась дочь Карин. Девочка росла большой выдумщицей. Однажды, когда ей было семь лет, она заболела воспалением лёгких. Лёжа в постели она попросила маму: «Расскажи мне о Пеппи Длинныйчулок!» И Астрид Линдгрен села на край постели и стала рассказывать одну невероятную историю за другой. Ни мать, ни дочь тогда не подозревали, что с этого момента началась история одной из лучших детских книжек ХХ века.
Это было зимой 1941 года. В Европе бушевала Вторая мировая война. Швеция в ней не участвовала, но Астрид очень остро воспринимала чужое несчастье. Приближение войны она ощутила раньше других шведов. С конца 1930-х годов она работала в конторе юриста, среди клиентов которого было много тех, чьи родственники пострадали от фашистов. В 1940 году Астрид привлекли к службе в отделе перлюстрации писем контрразведки. Благодаря письмам, проходившим через её руки, она знала о войне и понимала происходящее лучше многих шведов. С первых дней войны она стала вести дневник и до конца войны исписала двадцать две тетради.
Вот лишь несколько фрагментов из этих дневников.
2 сентября 1939: «Если только это будет новая мировая война, суд истории над Адольфом Гитлером будет ужасен».
Осень 1940: «Ларс принёс из школы список вещей, необходимых для возможной эвакуации, и сегодня я с фру Старки была в центральном универмаге и купила рюкзаки и нижнее бельё для наших мальчиков».
Октябрь 1940: «Когда читаешь о войне в газетах, с трудом веришь прочитанному, но когда письма рассказывают о том, что «двое детей Жака погибли при оккупации Люксембурга», война вдруг становится для тебя ужасающей реальностью».
Ноябрь 1940: «Просто не хочется больше жить! Сегодня русские бомбили Гельсингфорс и некоторые другие города Финляндии. Многие собирают одежду и деньги. Позавчера я поднялась на чердак и наскребла то, что могу отдать…»
Июнь 1941: «Национал-социализм и большевизм - словно два чудовищных дракона, которые сражаются друг с другом».
Август 1943: «… невыразимое отчаяние и боль, нанесённые войной, не вылечишь <…> мир не вернёт матерям их сыновей, детям - их родителей, малышам Гамбурга и Варшавы - жизни. Ненависть не исчезнет, как только придёт мир, и те, чьи родственники были замучены в концентрационных лагерях, не забудут этого только потому, что война прекратилась».
Ноябрь 1943 года: «… я не перестаю думать и о том, каково берлинцам перед грядущим Рождеством. На этой неделе началась тотальная бомбардировка Берлина. Уничтожается квартал за кварталом <…> Мне совсем не нравится, что англичане пытаются таким образом выиграть войну».
Но в Стокгольме жизнь текла своим чередом. В октябре 1941 года Линдгрены переехали в дом № 46 на улице Далагатан. Здесь Астрид прожила до конца своей жизни.
В 1944 году небольшое издательство «Рабен и Шагрен», едва сводившее концы концами, решило организовать конкурс произведений для детей. Астрид отправила на конкурс свою повесть о Брит Мари. А ещё раньше в марте она сломала ногу. Не умея сидеть без дела, она решила записать истории о Пеппи Длинныйчулок, чтобы подарить их Карин в её десятый день рожденья. А когда книжка была готова, отправила второй экземпляр в издательство «Бониерс».
Спустя много лет Герард Бонниерс вспоминал: «У меня у самого были тогда маленькие дети, и я ужаснулся, подумав, что будет, если они станут вести себя, как эта девочка. Сахарный песок на полу, бедлам в детской… Нет, я не мог взять на себя такой ответственности».
В том же месяце, когда пришёл отказ от «Бонниерс», издательство «Рабен и Шагрен» присудило повести «Брит Мари изливает душу» вторую премию и приняло её к печати. Спустя год то же издательство напечатало первую книжку из серии «Пеппи Длинныйчулок».
Первую повесть о Пеппи читатели и критики приняли восторженно. Но как набросились критики и учителя на вторую! Один профессор назвал повесть «отвратительной безвкусицей, от которой кошки скребут по сердцу». Град упрёков посыпался на голову создательницы образа чересчур самостоятельной девочки, прекрасно обходившейся без замечаний учителей и родителей! Те же упрёки достались писательнице после выхода книг о Карлсоне и Эмиле из Лённеберги. «…чопорные мамаши упрекали меня: вы, Астрид, дурно влияете на детей, описываете каких-то неугомонных озорников, сорванцов, чуть не анархистов! Я отвечаю в таких случаях: все нормальные дети - в той или иной мере озорники, а вы обратили бы внимание на другое: у моих озорников доброе сердце, они прямодушны и честны, они верные и надёжные друзья, которые в трудную минуту не растеряются, не повесят голову».
Добавлю от себя, что мне неоднократно доводилось слышать от шведских женщин, чьё детство пришлось на пятидесятые-шестидесятые годы, что Пеппи открыла им новый мир. Ведь до этого их воспитывали, как Анику: слабыми, кроткими, вежливыми, прилежными. Их учили, что девочки должны делать книксены и играть в куклы, а мальчики - быть смелыми, лазать по деревьям, бегать и прыгать. Пеппи показала, что можно быть другими.
Сама Астрид и в старости лихо залезала на дерево, и смело шла навстречу группе скинхедов, бросая в лицо ближайшему парню: «Ну-ка, кончай скинхедить?» Изумила меня история о том, как в далёких сороковых годах ХХ века, оказавшись в США, Астрид Линдгрен бросила вызов тогдашней расистской Америке. В стране, где негры жили отдельно от белых в жуткой нищете и бесправии, она отправилась в гости в одно из негритянских гетто. Её отказался везти таксист, её осудила полиция, но она прошла пешком через страшное гетто, чтобы побывать в доме у молодой негритянской матери.
Мне хотелось бы подробно остановиться на истории создания каждой книги писательницы, но в журнале для этого не хватит места. Расскажем здесь лишь о появлении Карлсона, который живёт на крыше (о некоторых других книгах читайте в заметках на полях страниц).
Однажды Карин вдруг попросила маму: «Расскажи про господина Лильонкваста. Только пусть он будет добрый дяденька и обязательно прилетает к детям, когда никого нет дома». И Астрид начала рассказ о господине Лильонквасте. Так родилась книжка про господина Лильонкваста, который уносит мальчика со сломанной ногой в страну, где тот может летать, собирать на деревьях леденцы, водить трамвай. А вскоре появляется сказка про Крошку Нильса Карлсона, который помещается в сахарнице и который тоже посещает мальчика, когда родителей нет дома. В детстве Астрид в Виммербю жил сапожник по прозвищу «Карлсон, который живёт в Фатет». Соединив двух героев и запомнившееся ей с детства прозвище, Астрид Линдгрен создала образ Карлсона.
Она писала: «Я увидела его, вернее, сперва услышала как-то ночью, когда мне не спалось. Не спалось, может быть, потому, что долго жужжало что-то за окном. А потом он влетел в комнату, сел на кровать и спросил, где найти Малыша. Я протерла глаза - нет, это не сон, на моей кровати в стокгольмской квартире сидел маленький толстенький человечек с пропеллером на спине и кнопкой на животе. «Кто ты? - спросила я. - Почему ты ко мне прилетел?» - «Я лучший в мире Карлсон, который живет на крыше, - ответил он, - а прилетел я к тебе потому, что ты написала книжку про Пеппи Длинныйчулок». Тогда я дала ему адрес Малыша. Не назову этот адрес, потому что это тайна… Скажу только, что в том доме я жила когда-то в молодости, и Карлсон с тех пор там и поселился. Все это было именно так, и я готова в этом присягнуть - на книге о Пеппи».
Много лет писательница отказывалась назвать адрес дома Карлсона, пока одна из газет не объявила, что заплатит большие деньги тому, кто найдёт домик Карлсона на крыше и укажет его адрес. Это возмутило писательницу, которая поняла, что такое обращение подтолкнёт подростков к прогулкам на крышах города. И чтобы дети не полезли на крыши, она назвала адрес: Улица Вулканусгатан 12. Тот дом, где она прожила десять лет с 1931 по 1941 год. Со стороны площади Эриксплан этот дом и его крыша выглядят весьма живописно, хотя со стороны улицы в них не заметить ничего особенного.
Все шведы, с которыми мне приходилось общаться, отзывались об Астрид Линдгрен с глубочайшим уважением. Рассказывали, что когда она шла по улице, казалось, что идёт королева, так встречали её и провожали взглядами. Ещё рассказывали, что её квартира находилась прямо над рестораном. И если поздно вечером там слишком шумели, она стучала в пол, и внизу почтительно замолкали.
Наверное, Астрид Линдгрен - единственный в мире детский писатель, который вмешавшись в политику, сверг правительство. Дело в том, что в 1970-х годах правительство Швеции ввело очень высокие налоги. Астрид Линдгрен не испытывала материальных проблем, но из солидарности вышла на демонстрацию, а затем напечатала в газете «Экспрессен» сказку-памфлет «Помперипосса в Монисмании». Критика не понравилась министру финансов и, выступая в Риксдаге (Парламенте) он сказал: «Астрид Линдгрен следует писать свои сказки и не вмешиваться в дела, которых она не понимает».
Писательница парировала: «Считать он не умеет, но у него хорошо получается сочинять сказки, поэтому нам с ним следовало бы поменяться профессиями». Завязалась дискуссия, и на выборах 1976 года социал-демократическая партия, сорок лет продержавшаяся у власти, потерпела поражение. Вот каково было влияние детской писательницы!
И в семьдесят, и в восемьдесят лет Астрид продолжала отстаивать права детей, доказывая жестокость и бессмысленность для детей телесных наказаний, борясь со всем, с чем считала нужным бороться. В 1978 году ей присудили Премию Мира во Франкфурте. По правилам она должна была представить учредителям премии текст речи, с которой выступит на церемонии. Текст выступления поверг комиссию в изумление, и Астрид получила письмо с известием о том, что ей надлежит только молча получить премию и поблагодарить «коротко и ясно». Писательница ответила, что тогда ей незачем и приезжать: «… Вместо меня мою премию может получить кто-то другой, кто и поблагодарит «коротко и ясно»». Запахло скандалом, и учредители сдались.
Свою речь на церемонии Астрид посвятила протесту против насилия над детьми. Она напомнила слова из Ветхого Завета: «Пожалей розги своей, и ты испортишь сына» и продолжила: «И в это до сих пор свято верят многие отцы и матери. Они прилежно хлещут детей розгой, называя это любовью. Стоило бы разузнать, каково было детство тех действительно «испорченных сыновей», тех диктаторов, тиранов, притеснителей и мучителей, которых сейчас так много на земле. Я уверена, что за спиной почти каждого из них стоит отец-тиран или воспитатель с розгой или плёткой в руке».
Невозможно перечислить все премии и медали, полученные Астрид Линдгрен, но всех их перевешивает принятый в Швеции через год после того выступления закон, запрещающий телесные наказания и другие виды насилия над детьми. Всех их перевешивает любовь читателей в самых разных странах мира.
ЗВЕЗДА ИЗ ВИММЕРБЮ
Приходилось ли тебе, читатель, проходить осенним вечером по улице Уппландсгатан мимо парка Тегнера? Да-да, не днём, когда парк заполнен мамашами с забавными карапузами и сорванцами постарше, а вечером, когда парк и мрачноватую улицу окутывают первые сумерки. Не замечал ли ты мальчишку лет десяти со светлыми волосами и голубыми глазами, в сером свитере и коричневых штанах, одиноко сидящего на скамейке напротив тринадцатого дома на углу Уппландсгатан и Тегнергатан? Вряд ли, ведь ты, читатель, наверняка, живёшь не в Стокгольме, а в Петербурге. А вот тысячи стокгольмцев проходили мимо, глядя себе под ноги, предвкушая сытный ужин и тёплую квартиру.
Лишь один человек заметил одинокого мальчишку на скамейке, ощутил его пронзительное одиночество и тоску. Этот человек остро чувствовал переживания детей, их радости и печали, горечь непонимания, незаслуженные обиды и обидные замечания. И с того вечера, когда он, а точнее - она - увидела того мальчишку, в душе Астрид Линдгрен (а это была именно она) стала рождаться повесть о мальчике, взятом чужими людьми из приюта и не встретившем в приёмной семье ни капли тепла.
Ты, конечно, понял, читатель, что я говорю о повести "Мио мой, Мио". Ведь ты грустил вместе с Бу Вильгельмом Ульсоном и радовался обретённому им отцу-королю, ты с замиранием сердца следил за приключениями принца Мио в стране Чужедальней.
Откуда у Астрид Линдгрен это острое понимание детской души, это сопереживание радостям и печалям ребёнка?
Из её собственного детства? Или, быть может - из её взрослой жизни?
Астрид Эриксон родилась на Юге Швеции, в провинции Смоланд, неподалёку от маленького городка Виммербю. Городок был мал, да удал! На протяжении столетий недалеко от него проходила граница Дании, и только в XVII веке граница отодвинулась далеко на Юг. В XVI веке Виммербю чем-то прогневал короля Густава Васу и на несколько десятилетий лишился городского статуса. Была в Виммербю знаменитая бычья ярмарка, на которую съезжались издалека.
Семья Астрид была не бедной и не богатой. Отец Самуэль Август Эриксон батрачил в хозяйстве родственников, пока его родители не смогли взять в аренду усадьбу Нэс. Арендатор - не собственник земли, но у него большое хозяйство, батраки, служанка, а главное - есть земля, на которой он может трудиться с утра до вечера. Смоландские крестьяне были прижимистыми, терпеливыми и упрямыми, ведь скудная земля, требовала неимоверного труда, чтобы на ней что-то выросло. Самуэль Август даже получил диплом за то, что убрал со своих полей десять тысяч валунов и собрал 820 груд мелких камней. Тяжёлый труд воспитывал бережливость, и смоландские крестьяне со стороны могут показаться скупыми, но это именно бережливость, стремление сохранить и чуть-чуть преумножить своё «состояние», чтобы передать его детям. Но не бережливостью и трудолюбием выделялась семья Астрид Линдгрен. Отец писательницы Самуэль Август страстно и поэтично любил свою жену Хану, любил детей, и дети Эриксонов росли в удивительной атмосфере любви. На пороге своего семидесятилетия Астрид Линдгрен написала книжку «Самуэль Август из Севедсторпа и Хана из Хульта», в которой рассказала о жизни родителей. «Да, у меня была такая мама! - писала она - И такой отец! С таким верным любящим сердцем; с таким до самой смерти любящим сердцем!»
Читая письмо Самуэля Августа к невесте, поражаешься, где молодой крестьянин нашёл такие слова: «…Для идущего по жизни не быть любимым, не знать любви самому, не уметь любить - всё равно что брести по голой пустыне. Нет, мы с тобой будем любить друг друга всем сердцем, чтобы сделать жизнь нашу как можно радостнее».
Астрид писала: «Счастливыми делали наше детство надёжность и свобода. Спокойно и надёжно нам было со своими родителями, которые так сильно любили друг друга. Они были всегда с нами, когда мы нуждались в них, но они не стесняли нас и позволяли спокойно и весело шататься вокруг, а какие прекрасные места для игр были в Нэсе нашего детства! <…>
В детстве нас никто не бранил, Мама не ругала нас, очевидно потому, что мы слушались её с первого слова. <…> Слушаться мы, без сомнения, были должны, но она не предъявляла нам массу ненужных и невозможных требований. Например, от нас не требовали, чтобы мы обязательно приходили вовремя к обеду; опоздаешь - возьми себе что-нибудь в кладовке. И никто за это не выговаривал нам. Я не помню также, чтобы она хоть раз упрекнула нас, когда мы приходили домой в порванной или запачканной одежде. Видно, она считала, что ребёнок имеет право измазаться, войдя в азарт во время игры. <…> На землях вокруг нас разыгрывалось все, что могла выдумать наша фантазия, все сказки, все приключения, которые мы придумывали или о которых читали либо слышали. <…> Мы играли, играли и играли до того, что удивительно, как это мы не заигрались до смерти».
Эриксоны, как большинство шведских крестьян, были грамотными, и книги занимали в их жизни большое место. «И сейчас еще я помню запах этих книг, и из всех запахов в мире этот был самый лучший. Он был полон предвкушения радости и ожидания». Уже в старости писательница вспоминала о том, как дочь пастуха, которая была старше Астрид, прочитала ей первую в её жизни книгу: «И эта самая Эдит - да благословит её Бог на вечные времена - прочла мне сказку о великане Бам-Бам и фее Вирибунде, приведя тем самым моё сердце в такой трепет, который и до сих пор не утих».
Учёба давалась Астрид легко, её сочинения учителя часто читали вслух. В 13 лет сочинение Астрид Эриксон «Жизнь в нашей усадьбе» напечатали в городской газете. «После этого все несколько насмешливо стали называть меня «Сельмой Лагерлёф из Виммербю», и я тогда твёрдо решила, что уж писательницей, во всяком случае, ни за что не стану». Тем не менее, когда примерно через год после окончания школы ей предложили работу корректора и составление небольших репортажей в газете «Виммербютиддинг», Астрид согласилась.
Школу она закончила в 16 лет. В семнадцать, вопреки недовольству родителей, одной из первых в Виммербю сделала короткую стрижку. «Люди подходили ко мне на улице и просили меня снять шляпку, чтобы посмотреть на мою стрижку. И восхищались моей причёской…»
Беззаботная юность неожиданно для Астрид закончилась в 18 лет. Оказалось, что она ждёт ребёнка. Сейчас рождение ребёнка вне брака никого не удивляет и не вызывает осуждения. А сто лет назад женщина, родившая ребёнка без мужа, вызывала осуждение и пересуды. Чтобы не стать предметом сплетен всего городка и не сделать мишенью родителей, Астрид решила уехать в Стокгольм.
Она поселилась в частном пансионе и поступила на курсы стенографии и машинописи. Никто не знал, какие переживания кипят в груди внешне беззаботной курсистки, пока она не встретила адвоката Эву Анден. Первая женщина-адвокат в Швеции, она юридически и житейски помогала женщинам, оказавшимся в сложной ситуации. Эва Анден отправила Астрид в Данию, в Копенгаген. Там была единственная в Скандинавии Государственная больница, которая не передавала сведения о новорожденных в государственные организации. В декабре 1926 года девятнадцатилетняя Астрид родила сына - Ларса. Не имея возможности взять ребёнка с собою в Стокгольм, она на время оставила его в приёмной семье в Копенгагене. Потянулись годы разлуки с сыном. Астрид работала и со своей скудной зарплаты откладывала деньги на поездки к сыну. «Мой заработок составлял 150 крон в месяц. Тут уж не до жиру. Тем более было невозможно слишком часто ездить в Копенгаген, к чему я стремилась изо всех сил. Но иногда мне удавалось сэкономить, одолжить или взять под залог деньги на билет...»
В 1930 году Астрид привезла сына в Стокгольм. «Первое время Лассе [так Астрид называла своего сына - И.В.] жил со мной в комнатке пансиона. Хозяйка присматривала за ним днём, пока я была в конторе». В мае Астрид взяла отпуск и поехала с сыном в Виммербю. Это было счастливейшим временем для обоих, у Ларса вдруг оказались любящие дедушка с бабушкой, дядя и тётя. А мама целыми днями гуляла с ним. «Я показала Лассе всё в округе и научила его лазать по деревьям».
Неправда ли, не часто встречаются мамы, обучающей своих детей лазать по деревьям?
На год Астрид оставила сына у родителей. За это время она вышла замуж за Стуре Линдгрена, главу конторы, в которой работала. Вместе с мужем она переехала на улицу Вулканусгатан. Сюда Астрид и привезла сына. Теперь она работала дома и могла все свои силы посвятить сыну. «Моя мама была не из тех, кто сидит на скамейке в парке и смотрит, как играют её дети. Она хотела играть сама и подозреваю, что ей было так же весело, как и мне!» - вспоминал позднее её сын.
В 1934 году у Астрид родилась дочь Карин. Девочка росла большой выдумщицей. Однажды, когда ей было семь лет, она заболела воспалением лёгких. Лёжа в постели она попросила маму: «Расскажи мне о Пеппи Длинныйчулок!» И Астрид Линдгрен села на край постели и стала рассказывать одну невероятную историю за другой. Ни мать, ни дочь тогда не подозревали, что с этого момента началась история одной из лучших детских книжек ХХ века.
Это было зимой 1941 года. В Европе бушевала Вторая мировая война. Швеция в ней не участвовала, но Астрид очень остро воспринимала чужое несчастье. Приближение войны она ощутила раньше других шведов. С конца 1930-х годов она работала в конторе юриста, среди клиентов которого было много тех, чьи родственники пострадали от фашистов. В 1940 году Астрид привлекли к службе в отделе перлюстрации писем контрразведки. Благодаря письмам, проходившим через её руки, она знала о войне и понимала происходящее лучше многих шведов. С первых дней войны она стала вести дневник и до конца войны исписала двадцать две тетради.
Вот лишь несколько фрагментов из этих дневников.
2 сентября 1939: «Если только это будет новая мировая война, суд истории над Адольфом Гитлером будет ужасен».
Осень 1940: «Ларс принёс из школы список вещей, необходимых для возможной эвакуации, и сегодня я с фру Старки была в центральном универмаге и купила рюкзаки и нижнее бельё для наших мальчиков».
Октябрь 1940: «Когда читаешь о войне в газетах, с трудом веришь прочитанному, но когда письма рассказывают о том, что «двое детей Жака погибли при оккупации Люксембурга», война вдруг становится для тебя ужасающей реальностью».
Ноябрь 1940: «Просто не хочется больше жить! Сегодня русские бомбили Гельсингфорс и некоторые другие города Финляндии. Многие собирают одежду и деньги. Позавчера я поднялась на чердак и наскребла то, что могу отдать…»
Июнь 1941: «Национал-социализм и большевизм - словно два чудовищных дракона, которые сражаются друг с другом».
Август 1943: «… невыразимое отчаяние и боль, нанесённые войной, не вылечишь <…> мир не вернёт матерям их сыновей, детям - их родителей, малышам Гамбурга и Варшавы - жизни. Ненависть не исчезнет, как только придёт мир, и те, чьи родственники были замучены в концентрационных лагерях, не забудут этого только потому, что война прекратилась».
Ноябрь 1943 года: «… я не перестаю думать и о том, каково берлинцам перед грядущим Рождеством. На этой неделе началась тотальная бомбардировка Берлина. Уничтожается квартал за кварталом <…> Мне совсем не нравится, что англичане пытаются таким образом выиграть войну».
Но в Стокгольме жизнь текла своим чередом. В октябре 1941 года Линдгрены переехали в дом № 46 на улице Далагатан. Здесь Астрид прожила до конца своей жизни.
В 1944 году небольшое издательство «Рабен и Шагрен», едва сводившее концы концами, решило организовать конкурс произведений для детей. Астрид отправила на конкурс свою повесть о Брит Мари. А ещё раньше в марте она сломала ногу. Не умея сидеть без дела, она решила записать истории о Пеппи Длинныйчулок, чтобы подарить их Карин в её десятый день рожденья. А когда книжка была готова, отправила второй экземпляр в издательство «Бониерс».
Спустя много лет Герард Бонниерс вспоминал: «У меня у самого были тогда маленькие дети, и я ужаснулся, подумав, что будет, если они станут вести себя, как эта девочка. Сахарный песок на полу, бедлам в детской… Нет, я не мог взять на себя такой ответственности».
В том же месяце, когда пришёл отказ от «Бонниерс», издательство «Рабен и Шагрен» присудило повести «Брит Мари изливает душу» вторую премию и приняло её к печати. Спустя год то же издательство напечатало первую книжку из серии «Пеппи Длинныйчулок».
Первую повесть о Пеппи читатели и критики приняли восторженно. Но как набросились критики и учителя на вторую! Один профессор назвал повесть «отвратительной безвкусицей, от которой кошки скребут по сердцу». Град упрёков посыпался на голову создательницы образа чересчур самостоятельной девочки, прекрасно обходившейся без замечаний учителей и родителей! Те же упрёки достались писательнице после выхода книг о Карлсоне и Эмиле из Лённеберги. «…чопорные мамаши упрекали меня: вы, Астрид, дурно влияете на детей, описываете каких-то неугомонных озорников, сорванцов, чуть не анархистов! Я отвечаю в таких случаях: все нормальные дети - в той или иной мере озорники, а вы обратили бы внимание на другое: у моих озорников доброе сердце, они прямодушны и честны, они верные и надёжные друзья, которые в трудную минуту не растеряются, не повесят голову».
Добавлю от себя, что мне неоднократно доводилось слышать от шведских женщин, чьё детство пришлось на пятидесятые-шестидесятые годы, что Пеппи открыла им новый мир. Ведь до этого их воспитывали, как Анику: слабыми, кроткими, вежливыми, прилежными. Их учили, что девочки должны делать книксены и играть в куклы, а мальчики - быть смелыми, лазать по деревьям, бегать и прыгать. Пеппи показала, что можно быть другими.
Сама Астрид и в старости лихо залезала на дерево, и смело шла навстречу группе скинхедов, бросая в лицо ближайшему парню: «Ну-ка, кончай скинхедить?» Изумила меня история о том, как в далёких сороковых годах ХХ века, оказавшись в США, Астрид Линдгрен бросила вызов тогдашней расистской Америке. В стране, где негры жили отдельно от белых в жуткой нищете и бесправии, она отправилась в гости в одно из негритянских гетто. Её отказался везти таксист, её осудила полиция, но она прошла пешком через страшное гетто, чтобы побывать в доме у молодой негритянской матери.
Мне хотелось бы подробно остановиться на истории создания каждой книги писательницы, но в журнале для этого не хватит места. Расскажем здесь лишь о появлении Карлсона, который живёт на крыше (о некоторых других книгах читайте в заметках на полях страниц).
Однажды Карин вдруг попросила маму: «Расскажи про господина Лильонкваста. Только пусть он будет добрый дяденька и обязательно прилетает к детям, когда никого нет дома». И Астрид начала рассказ о господине Лильонквасте. Так родилась книжка про господина Лильонкваста, который уносит мальчика со сломанной ногой в страну, где тот может летать, собирать на деревьях леденцы, водить трамвай. А вскоре появляется сказка про Крошку Нильса Карлсона, который помещается в сахарнице и который тоже посещает мальчика, когда родителей нет дома. В детстве Астрид в Виммербю жил сапожник по прозвищу «Карлсон, который живёт в Фатет». Соединив двух героев и запомнившееся ей с детства прозвище, Астрид Линдгрен создала образ Карлсона.
Она писала: «Я увидела его, вернее, сперва услышала как-то ночью, когда мне не спалось. Не спалось, может быть, потому, что долго жужжало что-то за окном. А потом он влетел в комнату, сел на кровать и спросил, где найти Малыша. Я протерла глаза - нет, это не сон, на моей кровати в стокгольмской квартире сидел маленький толстенький человечек с пропеллером на спине и кнопкой на животе. «Кто ты? - спросила я. - Почему ты ко мне прилетел?» - «Я лучший в мире Карлсон, который живет на крыше, - ответил он, - а прилетел я к тебе потому, что ты написала книжку про Пеппи Длинныйчулок». Тогда я дала ему адрес Малыша. Не назову этот адрес, потому что это тайна… Скажу только, что в том доме я жила когда-то в молодости, и Карлсон с тех пор там и поселился. Все это было именно так, и я готова в этом присягнуть - на книге о Пеппи».
Много лет писательница отказывалась назвать адрес дома Карлсона, пока одна из газет не объявила, что заплатит большие деньги тому, кто найдёт домик Карлсона на крыше и укажет его адрес. Это возмутило писательницу, которая поняла, что такое обращение подтолкнёт подростков к прогулкам на крышах города. И чтобы дети не полезли на крыши, она назвала адрес: Улица Вулканусгатан 12. Тот дом, где она прожила десять лет с 1931 по 1941 год. Со стороны площади Эриксплан этот дом и его крыша выглядят весьма живописно, хотя со стороны улицы в них не заметить ничего особенного.
Все шведы, с которыми мне приходилось общаться, отзывались об Астрид Линдгрен с глубочайшим уважением. Рассказывали, что когда она шла по улице, казалось, что идёт королева, так встречали её и провожали взглядами. Ещё рассказывали, что её квартира находилась прямо над рестораном. И если поздно вечером там слишком шумели, она стучала в пол, и внизу почтительно замолкали.
Наверное, Астрид Линдгрен - единственный в мире детский писатель, который вмешавшись в политику, сверг правительство. Дело в том, что в 1970-х годах правительство Швеции ввело очень высокие налоги. Астрид Линдгрен не испытывала материальных проблем, но из солидарности вышла на демонстрацию, а затем напечатала в газете «Экспрессен» сказку-памфлет «Помперипосса в Монисмании». Критика не понравилась министру финансов и, выступая в Риксдаге (Парламенте) он сказал: «Астрид Линдгрен следует писать свои сказки и не вмешиваться в дела, которых она не понимает».
Писательница парировала: «Считать он не умеет, но у него хорошо получается сочинять сказки, поэтому нам с ним следовало бы поменяться профессиями». Завязалась дискуссия, и на выборах 1976 года социал-демократическая партия, сорок лет продержавшаяся у власти, потерпела поражение. Вот каково было влияние детской писательницы!
И в семьдесят, и в восемьдесят лет Астрид продолжала отстаивать права детей, доказывая жестокость и бессмысленность для детей телесных наказаний, борясь со всем, с чем считала нужным бороться. В 1978 году ей присудили Премию Мира во Франкфурте. По правилам она должна была представить учредителям премии текст речи, с которой выступит на церемонии. Текст выступления поверг комиссию в изумление, и Астрид получила письмо с известием о том, что ей надлежит только молча получить премию и поблагодарить «коротко и ясно». Писательница ответила, что тогда ей незачем и приезжать: «… Вместо меня мою премию может получить кто-то другой, кто и поблагодарит «коротко и ясно»». Запахло скандалом, и учредители сдались.
Свою речь на церемонии Астрид посвятила протесту против насилия над детьми. Она напомнила слова из Ветхого Завета: «Пожалей розги своей, и ты испортишь сына» и продолжила: «И в это до сих пор свято верят многие отцы и матери. Они прилежно хлещут детей розгой, называя это любовью. Стоило бы разузнать, каково было детство тех действительно «испорченных сыновей», тех диктаторов, тиранов, притеснителей и мучителей, которых сейчас так много на земле. Я уверена, что за спиной почти каждого из них стоит отец-тиран или воспитатель с розгой или плёткой в руке».
Невозможно перечислить все премии и медали, полученные Астрид Линдгрен, но всех их перевешивает принятый в Швеции через год после того выступления закон, запрещающий телесные наказания и другие виды насилия над детьми. Всех их перевешивает любовь читателей в самых разных странах мира.