Опосредована любовь
В нас жадная страсть к понятиям, к толкованиям мира. С грехопадения люди ценят их больше жизни. Пращур наш, кто подверг рай критике, тем явил, что ему вожделенней свой взгляд на вещи, - или, итожа, смыслы о жизни, чем самоё жизнь. В первые годы прошлого века книжно подкованная Л. Гинзбург мнила, что ей трава не значит; значит - понять траву. Меж вселенной и нами встрял медиатор; мы с тех пор слушаем не вселенную, но посредство, разум. Разум особый, фаллоцентричный, математический и логический, разум ценностный и моральный. Каждая вещь в нём: облако, вишни, люди, планеты, - всё превратилось в место для штампов в форме суждений; мысль значит больше, чем бытие вокруг. Непосредственного приятия (принимая как есть, не судишь, стало быть, любишь) - мало, ничтожно. Вместо Живого Вольного Бога - мысли о Боге как о церковном, авторизованном в патриархе и активируемом на Пасху. В этом же дискурсе вместо музыки - праксис музыки как грошовых пошлых попевок. Взять хоть любовь саму - и о ней понятие как о фрикциях М о Ж, не более.
Разум строит по принципу: не по милу добр, по добру мил. Милуй, чтó нравственно, то есть признанно «добрым» (значит моральным); то же, что манит против морали, - проще, что мило, но что недóбро, - это не пользуй, ибо безнравственно. В данном ракурсе Бог есть то, что, сболтнув мораль, дремлет в дыме кадильниц в заспанной церкви. Сходно любовь теперь ― сброс секреции.
Чтó пройдёт фильтры разума - то и есть. Остальное есть, но без права быть. Суть вещей при таком подходе не замечается. Бах для масс «лабуда», так как в нём уйма нот, хор жизни, что не прошёл тест разума. Оттого курьёзы. Скажем, составилась мысль о книге словно о должной сумме страниц (полос). Будь их менее нормы, им не назначат статусность книги. Будь их в избытке - тоже не книга; надо урезать, чтоб стала книга. Так вот и действует цербер зла и добра.
Любовь…
Была любовь - миф, чудо, взрыв всей органики и магический синтез. Нынче - лишь случка в VIP-интерьере с рванием, как бы в страсти, на фигурантке бра от Армани (от Intimissimi). А случись любовь в месте бедном, это не та любовь; нет любви, если нет оправы. Ну, и про Бога… Бог, Он ведь чтó был? Сущность, Всевышний, Кой мог содеять всё, что захочет. Днесь Бог - лик в рамке, блеющий этикой. Толкования, облепив явление, познают его вилкой «зла» и «добра», купируют, - и выходит урезанный, ограниченный, истолкованный клон.
Разум строит по принципу: не по милу добр, по добру мил. Милуй, чтó нравственно, то есть признанно «добрым» (значит моральным); то же, что манит против морали, - проще, что мило, но что недóбро, - это не пользуй, ибо безнравственно. В данном ракурсе Бог есть то, что, сболтнув мораль, дремлет в дыме кадильниц в заспанной церкви. Сходно любовь теперь ― сброс секреции.
Чтó пройдёт фильтры разума - то и есть. Остальное есть, но без права быть. Суть вещей при таком подходе не замечается. Бах для масс «лабуда», так как в нём уйма нот, хор жизни, что не прошёл тест разума. Оттого курьёзы. Скажем, составилась мысль о книге словно о должной сумме страниц (полос). Будь их менее нормы, им не назначат статусность книги. Будь их в избытке - тоже не книга; надо урезать, чтоб стала книга. Так вот и действует цербер зла и добра.
Любовь…
Была любовь - миф, чудо, взрыв всей органики и магический синтез. Нынче - лишь случка в VIP-интерьере с рванием, как бы в страсти, на фигурантке бра от Армани (от Intimissimi). А случись любовь в месте бедном, это не та любовь; нет любви, если нет оправы. Ну, и про Бога… Бог, Он ведь чтó был? Сущность, Всевышний, Кой мог содеять всё, что захочет. Днесь Бог - лик в рамке, блеющий этикой. Толкования, облепив явление, познают его вилкой «зла» и «добра», купируют, - и выходит урезанный, ограниченный, истолкованный клон.