Вещное
Мы в раю, устремившись от Бога к мыслимой вещности, чтоб судить её от добра и от зла, поверглись. Век назад, при Советах, при дефиците массовой вещности, мы хотя б задавались «злыми» вопросами, напрягались, рыскали в духе. Споры на кухне трогали и политику с бытовизмом, и философию и влеклись к высокому. Выходили Платон, Кант, Лейбниц, Гегель и Ясперс, их покупали: пусть не читали, но открывали - и вдруг какая-то мысль трогала: скажем, та мысль от Канта, что бытие вещей непостижно, их как бы нет вообще, пусть даже о них удариться… Но пришёл 92-ой с базаром. Бросив уроки мудрых и споры, кинулись в вещный красочный мир… И пали. До европлинтуса. Люд погряз в вещах. Ажитация подле сотовых много стоит, вплоть что есть клубы всяческих брендов, где разбирают, сколько у тех либо тех «труб» пикселей, сколько дюймов дисплей и прочее. Люд в неволе у нóутов, у смартфонов, у соц. сетливости. Люд холоп достижений в знании зла/добра, а значит, люд в первородном грехе безвылазно.
Мы сроднимся с мобильным, нас с ним зароют, вспомнить про древних, что хоронились вместе с их скарбом. Но пользы нет как нет. Истин нет ни в смартфонах, ни в инстаграмах. Истина в Боге. Но мы на Бога смотрим, признаться, только на Пасху. Ибо и Богу, как остальному, прежде великому, дали время и место, где и когда являться детям Адама, занятым вещностью.
Мы сроднимся с мобильным, нас с ним зароют, вспомнить про древних, что хоронились вместе с их скарбом. Но пользы нет как нет. Истин нет ни в смартфонах, ни в инстаграмах. Истина в Боге. Но мы на Бога смотрим, признаться, только на Пасху. Ибо и Богу, как остальному, прежде великому, дали время и место, где и когда являться детям Адама, занятым вещностью.