Словоборчество
Я начну словоборчество, словомáхию, погоню слова! Жизнь вне логоса. И поэтому я юродствовать буду: анаколуфами да мимемами сыпать с иллитератами! Дизартрией язвить начну! Быв в словах, я по ним творил, как учили их ценности, что рабы, скот, сикли - это и есть жизнь. Я слушал логос, кой кличет в гроб, где истинно, как он врёт взахлёб. Я устал и в Пролог хочу: «про» по-гречески «перед», ну а «лог» - «логос». Я против слова. И у Бердяева есть про «папство» как убиение жизни смыслами. Плюс ещё Витгенштейн и Ницше… Ницше, да!
Я не жил: условно был.
Речь идёт не о той условности, что я, дескать, был атеистом и вдруг уверовал; не об этой условности пост-советской. О ― первородной я об условности, что вся в том, что в раю нас взяли, да и разъяли через добро/зло, два смысла. Их вдруг придумали, и единство пало. Из одного вдруг ― двое. Рай споловинили. А живёт разъятое? Доживает! Чтó было истиной и полнейшей жизнью, стало вдруг зомби. Мы прекратили жить. Я досель был не я отнюдь. Я был образ слов, и я знак их был. Бог есть книга; мы лишь слова в ней, мы персонажи в словных личинах… Дело - в условности мировой, в глобальной. Грех, - первородный грех как познание зла/добра, - стал нормою, стал путём. Преступники? Все преступники: мир преступно вышел из рая. Мир преступил рай!
И оттого здесь, в вылганном, падшем призрачном мире, нет греха, что б ни делать. Здесь грех обратный: рабство идеям «зла» и «добра» как монстрам, что нас сжирают; рабство морали, чаду добра со злом. Грех не в том, чтоб всё херить. Грех - быть моральными, то есть быть меж добром и злом как в понятиях, подчиняться им, поставлять их святостью. Но не грех, что я в них вдруг плюнул. Плюнул и мучусь. Совесть - связь с логосом: принят он либо нет и ты «за» иль «против» нечто им данного? и готов иль нет быть рабом его? Вот что совесть - трюк словобога, коль «бог бе слово». Бог… логос, логос… Думаешь, что за смерть мою, за условное бытие моё обвиню условное: мусульман, католиков, иудеев, геев, эмо и панков? Или бандитов? Их убрать - слово выставит новых. Бог тут гвоздь, этот самый, кой есмь Бог Слово! Мне бы его убить. Он мне кто?
Я не жил: условно был.
Речь идёт не о той условности, что я, дескать, был атеистом и вдруг уверовал; не об этой условности пост-советской. О ― первородной я об условности, что вся в том, что в раю нас взяли, да и разъяли через добро/зло, два смысла. Их вдруг придумали, и единство пало. Из одного вдруг ― двое. Рай споловинили. А живёт разъятое? Доживает! Чтó было истиной и полнейшей жизнью, стало вдруг зомби. Мы прекратили жить. Я досель был не я отнюдь. Я был образ слов, и я знак их был. Бог есть книга; мы лишь слова в ней, мы персонажи в словных личинах… Дело - в условности мировой, в глобальной. Грех, - первородный грех как познание зла/добра, - стал нормою, стал путём. Преступники? Все преступники: мир преступно вышел из рая. Мир преступил рай!
И оттого здесь, в вылганном, падшем призрачном мире, нет греха, что б ни делать. Здесь грех обратный: рабство идеям «зла» и «добра» как монстрам, что нас сжирают; рабство морали, чаду добра со злом. Грех не в том, чтоб всё херить. Грех - быть моральными, то есть быть меж добром и злом как в понятиях, подчиняться им, поставлять их святостью. Но не грех, что я в них вдруг плюнул. Плюнул и мучусь. Совесть - связь с логосом: принят он либо нет и ты «за» иль «против» нечто им данного? и готов иль нет быть рабом его? Вот что совесть - трюк словобога, коль «бог бе слово». Бог… логос, логос… Думаешь, что за смерть мою, за условное бытие моё обвиню условное: мусульман, католиков, иудеев, геев, эмо и панков? Или бандитов? Их убрать - слово выставит новых. Бог тут гвоздь, этот самый, кой есмь Бог Слово! Мне бы его убить. Он мне кто?