Церковь - это мы с вами
Беседа в день памяти Новомучеников и Исповедников Церкви Русской
10 февраля 2019 г.
Спасо-Преображенский собор, г. Рыбинск
Сегодняшнюю встречу хотелось бы посвятить подвижникам, пострадавшим за веру в XX веке - как прославленным Церковью новомученикам и исповедникам, так и еще не прославленным, но также исповедавшим Христа в годы гонений и пострадавшим за Имя Христово. Среди них очень много и тех, кто жил, служил, трудился или пострадал на нашей ярославской земле. Сегодня мы празднуем память одного из них - священномученика Феодора (Богоявленского), который был священником в Даниловском районе.
Иеромонах Гавриил (Лихоманов)
Вначале расскажу о тех священнослужителях, с которыми я встречался в жизни. Я родился на Вологодской земле. Мой родственник по отцовской линии был репрессирован в советские годы - это иеромонах Гавриил (Лихоманов) [1886-27.07.1964]. До революции он состоял послушником одного из монастырей в Вологодской области, потом пришел в Троице-Сергиеву Лавру. В 1920-е годы он был келейником у священномученика Петра (Полянского) [Местоблюстителя Патриаршего Престола в 1925-1937 г.]. Так мы о нем и узнали - просматривая документы митрополита Петра, в которых упоминается его келейник Григорий Лихоманов, тогда еще послушник.
Запомнилась поездка с родителями в Лавру к отцу Гавриилу. Он прожил подвижническую жизнь, был репрессирован. Известно, что он был в местах заключения. После Великой отечественной войны отец Гавриил пришел в открывшуюся Троицу-Сергиеву Лавру, был там портным, и его очень ценили братия. О нем вспоминает архимандрит Тихон (Агриков) в своей книге «У Троицы окрыленные», отмечая, что отец Гавриил был великим труженником, неутомимым, и у него был дух самоукорения.
Архимандрит Серафим (Тяпочкин)
С еще одним исповедником я познакомился, будучи школьником. Мы с родителями жили в то время в Днепропетровской области и ездили в село Ракинтое Белгородской области, где в Свято-Никольском храме служил архимандрит Серафим (Тяпочкин) [1.08.1894-19.04.1982]. Это известный подвижник, многие о нем знают, книги о нем написаны. Он очень много претерпел за веру. Несомненно, что это был святой человек, у него был такой особый настрой - он молился, жил молитвой. Если была служба в храме, то служил не торопясь (батюшка служил первое время один, не было ни второго священника, ни диакона), вычитывались все каноны, стихиры - все по уставу, и вечером служба затягивалась допоздна. Утром батюшка всех исповедовал, всех поминал, а мы в это время стояли на клиросе и читали канон за каноном - ко причащению, всем дневным святым, - и служба тоже была долгая. А если не было службы в храме, то дома вычитывали весь круг церковных служб. У отца Серафима была помощница монахиня Иоасафа, и обычно всегда были какие-нибудь люди, приехавшие к батюшке. С утра читали утренние молитвы, полунощницу, утреню, часы, чин изобразительных, причем в чин изобразительных включали все, что можно, кроме Евхаристического канона, читали Апостол, Евангелие, пели «Верую», после этого пели много разных тропарей. С семи утра начинали молиться, а завтракать садились часам к двенадцати. Вечером тоже всегда вычитывалась вечерня, повечерие со всеми канонами… Я потом думал: почему мои родители всегда поют много тропарей? Хорошо еще, когда правильно поют... А это они взяли от отца Серафима.
У отца Серафима была отличительная черта - он был очень любвеобильный. Всегда и выслушает, и утешит, скажет: «Помолимся, все хорошо будет». Я исповедовался у него: одно слово скажешь, а он тебе - и наставление, и утешение... Я в нем увидел подвижника, много претерпевшего, молитвенника, святого человека. К нему очень много приезжало людей, много больных, немощных - в доме всегда были люди. Любил молиться, любил людей, старался всех утешить, старался каждому помочь.
Вопрос: Владыка, правда ли, что отец Серафим Вам сказал, что Вы будете священником?
- Я окончил школу и хотел учиться дальше. Учился хорошо, с математикой дружил, легко задачки решал, мог помогать другим. И решил ехать в Москву учиться. Учиться надо было пять лет, а потом еще работать, поэтому у меня в то время не было ни решения, ни желания быть священником. Хотя я был знаком со священниками, умел читать по-славянски. И вот когда отец Серафим провожал меня поступать в университет, то сказал: «Но я все равно вижу тебя священником». Эти слова запали мне в душу, а спустя девять лет я действительно стал священником. Конечно, это были его пророческие слова. Отец Серафим не всегда сразу отвечал, когда его спрашивали. Задашь вопрос - он мог сразу не ответить, а сказать: «Мы помолимся». Пройдет вечер, утро, на литургии батюшка помолится и только потом скажет: «Давай сделаем так, поступим так-то». И нужно заметить, что такие подвижники часто в своих ответах обращались к Священному Писанию и опыту святых отцов: вот, в Священном Писании сказано так-то, такой-то святой говорит так-то. Не говорили от себя, а искали волю Божию или в молитве, или в опыте святых отцов.
Митрополит Иосиф Алма-Атинский
.jpg)
Также близким мне человеком, который прошел страдания и тюрьмы, был митрополит Алма-Атинский Иосиф (Чернов) [15.06.1893-4.09.1975]. Я учился в университете и на третьем курсе впервые побывал у него. У меня был вопрос: может быть, мне уже нужно оставить учебу и перейти на церковное служение? Владыка сказал: «Нет, надо закончить университет». Подарил мне фотографию с подписью, пригласил приезжать к нему еще. И я стал ездить к митрополиту Иосифу на все каникулы, а по окончании университета получил направление на работу в Алма-Ату и некоторое время жил в доме владыки. Близкое общение со старцем-митрополитом производило на меня очень большое впечатление. Я многое узнал о Церкви - об ее истории, о том, как жила Церковь в советские годы. А это была совсем другая жизнь, чем сейчас. Тогда нельзя было так вот собраться, как мы сейчас, нельзя было пригласить священника в больницу причастить больного - это было очень сложно и не всегда возможно...
О митрополите Иосифе написаны книги, есть фильм… Как кратко охарактеризовать его жизнь? Владыка Иосиф рано потерял маму, папа женился на другой женщине, и мальчик (его звали Ваней) материнской ласки не видел. Отец его был военным. Будущий Владыка Иосиф очень полюбил храм, священников, монахов. В 1910 году, когда ему было 17 лет, он захотел быть монахом и поступил в монастырь. Не учившись в школе, через самообразование, он много воспринял, много читал, знал историю. Долгие годы Ваня был послушником и иподиаконом архиепископа Арсения (Смоленца).
[Архиепископ Арсений род. 21.07.1871 г.; с 1907 по 1910 гг. был настоятелем Белыничского Богородицкого монастыря Могилевской епархии, он-то и взял в свой монастырь будущего митрополита Иосифа. В 1910-1912 гг. - епископ Пятигорский, викарий Владикавказской епархии; в 1912-1917 гг. - епископ Старицкий, викарий Тверской епархии; в 1917-1919 гг. - епископ Приазовский и Таганрогский, викарий Екатеринославской епархии; в 1919-1927 гг. - епископ Ростовский и Таганрогский; в 1935 г. назначен архиепископом Семипалатинским. † 19.12.1937 г., погребен в Таганроге.]
От владыки Арсения он тоже многое воспринял, а когда произошла революция и начались гонения, он с ним поехал в Таганрог. В Таганроге много раз менялась власть - то красные, то белые, красные, белые… Здесь Ваня спас владыку Арсения от смерти. Случилось это так. В городе в результате перестрелки были убиты юнкера и рабочие. Кто-то из священников совершил отпевание юнкеров, но не были отпеты рабочие. Новая власть решила, что виноват в этом архиепископ Арсений и постановила владыку расстрелять - потому что он «враг народа», враг новой власти. Ваня был молодым, смышленым и сумел своего архиерея защитить. Он пробрался к красным, доказал, что владыка Арсений не виновен, и так сохранил ему жизнь. Власти выдали документ о том, что на девятый день «Ване и архиерею разрешается отслужить панихиду по рабочим», упомянув Ваню на первом месте, желая тем показать, какую большую роль сыграл он в этом деле.
Впоследствии владыка Иосиф пробыл в лагерях, тюрьмах и ссылках 20 лет. В первый раз он был арестован в 1925 году в Таганроге, еще будучи иеромонахом, за то, что сопротивлялся обновленцам, и был отправлен на два года в ссылку в Коми-область. Во второй раз - в 1935 году, на этот раз он получил пять лет лагерей. А после войны ему дали 10 лет лагерей за то, что он, оказавшись на оккупированной немцами территории, в Умани, сидел в гестапо и остался жив - хотя его должны были расстрелять. Владыке помогли добрые люди, нашелся немецкий офицер, который закрыл его в кладовке, и его не расстреляли, хотя, уходя из Умани, немцы расстреляли многих заключенных. И вот за то, что немцы его не расстреляли, советская власть владыку арестовала, посчитав, что он работал с немцами. Когда он вернулся из ссылки, не зная, что будет дальше, он находился в некотором недоумении. Когда он был в заключении, все было ясно: страдания, лагерь, надо хранить веру… А когда пришла свобода, то он несколько растерялся: как будет дальше? Патриарх Алексий I почтил его, направив сначала на викарную Петропавловскую кафедру (в Казахстан), а потом правящим архиереем на Алма-Атинскую кафедру. У него и церковные награды были. Но время было тоже непростое, уполномоченные требовали от архиереев и от священников, чтобы они докладывали им обо всем и ничего без их согласия не делали. Некоторые грубо вели себя, могли кричать на архиерея, стучать по столу, даже физически воздействовать. Помню, когда в последние годы к нему приходил уполномоченный, владыка сильно переживал, как с ним разговаривать, как отвечать, когда он спрашивает, чтобы ничего лишнего не сказать.
Владыка Иосиф никогда не унывал, всегда был веселый, находил поддержку и укрепление в молитве. Он очень почитал св. Иоанна Кронштадтского. Любил богослужение, любил Пресвятую Богородицу. У него была Иверская чудотворная икона, и он всегда к ней обращался с горячей молитвой. Жил с надеждой на Бога. Молитва его имела силу пред Богом - сколько людей к нему обращалось, кто-то писал, кто-то приезжал, и по его молитвам Господь давал и мир, и благоденствие… И отец Павел (Груздев) имел подобное же дерзновение - многие об этом знают. И отец Серафим (Тяпочкин), и другие исповедники…
Особенное внимание Владыка Иосиф уделял молодым людям. К нему приезжало много студентов. Он их прятал и от глаз уполномоченных, и даже от глаз своего секретаря и священников, потому что многие в его окружении, возможно, докладывали об архиерее, что они видели, кто приезжает к нему. Если к Владыке кто-то стучался, мы сразу уходили в темную комнату - сидим, пока посетитель не уйдет. Вот такие были времена.
Митрополит Иосиф знал и любил не только духовную, но и светскую литературу. Любил рассказывать нравственные истории из литературы, приводить примеры из произведений Достоевского, Лермонтова, Куприна, Бальзака, Анатоля Франса и других. У него было правило (он взял его из своего опыта встреч) - за столом обязательно рассказывать что-нибудь поучительное, иногда это были истории из церковной практики. Митрополит Иосиф много знал, в свое время он с владыкой Арсением путешествовал на Валаам, присутствовал на хиротонии будущего Патриарха Алексия I (Симанского). И своим богатым опытом он старался делиться, передать его молодым.
Архимандрит Павел (Груздев)
Все мы хорошо знаем об архимандрите Павле (Груздеве) [10.01.1910-13.01.1996], который часто бывал в «Рыбне», как он выражался, он родился в Мологском уезде, и, будучи еще мальчиком, жил на нашей земле. О нем уже много сказано. Каждому слово скажет, каждого утешит. А может иногда и по спине постучать: «Анна спина деревянная» или «Колька дурак». Все это он делал с любовью - что-то исправить надо, а где-то и пошутить…
У всех этих людей, прошедших испытания и проявивших верность Христу, общим было дерзновение, стояние, хождение перед Богом. Они всегда чувствовали, что Господь рядом и Господь все может, проси - и поможет, если, конечно, это на пользу, во славу Божию.
Архимандрит Никон (Чулков) и его община в селе Захарьево
Отец Павел хорошо знал архимандрита Никона (Чулкова) [4.03.1962-31.12.1941], почитал его. Это еще один подвижник XX века, также пострадавший во время гонений. До революции отец Никон был настоятелем Павло-Обнорского монастыря и известным духовником, собрал вокруг себя много духовных чад. В Тутаеве жила Лариса - я хорошо ее знал. Она жила вместе с инокиней Александрой в строжке при Воскресенском соборе. Ходили они в монашеском, служили алтарницами. Каждый день они ходили на службы. Лариса была репрессирована, побывала в лагере. Еще молодой девушкой она была в послушании у отца Никона. Рассказывала, что к нему в монастырь в первые послереволюционные годы (до того, как монастырь был закрыт) ездило очень много духовных чад, трудились в обители. Ларисе было тогда 15-16 лет, и она тоже трудилась. Говорила, что отец Никон строго держал своих чад, говорил: «Это мужской монастырь, платочек повяжите пониже глаз и вниз смотрите, на монахов не смотрите». И они все исполняли. А когда монастырь закрыли и отцу Никону пришлось уехать в Грязовец (Вологодской области), где он некоторое время служил священником в соборе, а затем, скрываясь от ареста, тайно жил у своих духовных чад в Пошехонском, Любимском, Даниловском, Рыбинском и других уездах. Еще ранее (в 1921 году) он собрал из своих духовных чад женскую общину в селе Захарьево Пошехонского уезда [c 1929 г. - Первомайского района], которую оформили как сельскохозяйственную артель. Она именовалась «коммуной им. Н. К. Крупской». Это был своего рода колхоз, причем колхоз передовой. 5 лет они трудились и жили негласно по монастырскому уставу (с 1925 по 1931 годы). Вначале в общине было, может быть, 10 человек, потом пришли новые сестры, и в конце концов их стало более 100 человек. Я видел фрагменты кинопередач тех лет об этой «артели», в которых показано в качестве примера, как женщины трудились - у них было 4 завода, мастерские, мельница, кузница. Одна из сестер общины говорит: «Мы хотим доказать, как много могут женщины сделать; не только мужики трудятся, но и женщины, и для них все возможно». Прошло 5 лет, и власти стали подозревать, что с этой «коммуной» что-то не так: живут они обособленно, с другими колхозами не общаются. Стали проверять, и оказалось, что женщины не только трудились, но и молились, у них был тайный монастырь. Работать - работали, но в праздники, в воскресные дни в общине совершалось богослужение, у них был священник, жили они по монастырскому распорядку. И тогда, естественно, «коммуну» разогнали, многих сестер арестовали, многих отправили в лагеря, в ссылку. Стали разыскивать отца Никона - он скрывался, жил тайно у духовных чад. В конце концов, его тоже арестовали, сослали. Следственное дело, которое было заведено на эту общину, представляет собой толстый том и включает более ста человек, - столько людей было репрессировано. У этого дела было кодовое название «Непорочные» - потому что все сестры общины были девушками. Отец Никон не благословлял принимать монашество, но они жили очень строго, молились, ходили в храм. Некоторые из сестер были живы до 1990-х годов. Остатки этой общины продолжали существовать в Кукобое, в Костромской области, в Тутаеве, может быть, и в Рыбинске. Мне пришлось некоторых из них исповедовать и причащать перед смертью. Одна из сестер, Евфросиния, жила в Тутаеве и дожила до 104 лет. Она говорила, что у них было четыре завода и они все делали сами и все успевали по хозяйству - Господь помогал. Вот такая история - история страданий и исповедничества очень многих верующих людей.
Священномученик Николай Розов и Александр Дубровишин
Священник Николай Розов с сыном Вениамином
Я хотел бы вам представить новую книгу: «Свят храм твой, Господи» - о жизненном пути настоятеля Воскресенского собора в Тутаеве в 1920-1938-е годы протоиерея Николая Розова [22.11.1892-23.12.1938]. Она включает и дневник Александра Дубровишина [1905-13.03.1942] - старосты Воскресенского собора во время настоятельства отца Николая.
Отец Николай он был настоятелем собора до своего ареста в 1938 году. В 1937-1938 годах осуждали либо на 10 лет лагерей, либо на 8 лет, либо - расстрел. Отец Николай был отправлен в лагерь. На допросах над ним сильно издевались, поэтому, получив 8 лет лагерей, он прожил не долго, через несколько месяцев скончался в лагере. Старые прихожане, которых я упоминал, - Лариса, мать Александра и другие, - отца Николая помнили. Рассказывали о нем, вспоминали…
Александр Дубровишин в своем дневнике описывает, как их семья переехала из Вологодской губернии в Ярославскую и поселилась на хуторе недалеко от уездного города Романово-Борисоглебска. Как он пришел в храм, как увидел первого епископа и слушал его проповедь, длившуюся полтора часа - это был владыка Корнилий (Попов), викарный епископ Романовский. Как потом он познакомился с новым епископом Романовским Вениамином (Воскресенским) [cвященномученик Вениамин (Воскресенский) был хиротонисан во епископа Романовского 9 октября 1921 года]. Как захотел у него иподьяконствовать. В дневнике описано путешествие иподиакона Александра в Пошехонье - как он пешком добирался на архиерейскую службу, которая оказалась для епископа Вениамина последней. Владыке было поручено управлять частью Ярославской епархии, включающей не только Романово-Борисоглебский (тогда Тутаевский) уезд, но и Рыбинский, Мологский, Пошехонский уезды. Он объезжал приходы, и на этот раз поехал в Пошехонье. В то время дорога была удобнее, чем сейчас - была прямая дорога от Тутаева до Пошехонья длиной 60 км., не надо было ехать через Рыбинск. Места для иподьякона Александра не было, но он решил: все равно пойду, и прошел пешком эти 60 км. Заранее, за три дня, вышел, переночевал в какой-то деревне, на следующий день дошел до Пошехонья, был на архиерейской службе. Он рассказывает, как владыку Вениамина забрали органы ОГПУ, как его допрашивали, а затем отпустили. Так Александр Дубровишин оказался свидетелем последних дней на Ярославской земле священномученика Вениамина.
[Владыка Вениамин был арестован в городе Пошехонье 12 июня 1927 года. Вернуться к своей пастве ему больше не пришлось - он был отправлен в ссылку в Казахстан, по окончании срока ссылки вновь был арестован, приговорен к 10 годам лагерей и скончался в заключении 5 октября 1932 г.].
Он описывает также, как выбирал себе невесту, Машу Дубровишину, как отец Николай Розов его вразумлял. И владыка Вениамин писал письма и отцу Николаю, и Саше Дубровишину…
Александр Дубровишин скончался в лагере, где он находился вместе с отцом Павлом (Груздевым), - в Вятлаге. О кончине Александра Дубровишина отец Павел упоминает в письме - пишет, как Саша умер, как он его отпевал. Супруга Александра Маша Дубровишина осталась жива и потом некоторое время тоже была старостой Воскресенского собора. Я помню, она ходила в храм каждый день, молилась, у нее было двое детей. Одна из ее дочерей, Нина, стала псаломщицей в Даниловском районе, в селе Покров, и мученически скончалась - она, как и ее отец, всю свою жизнь отдала Церкви и Богу и так же мученически скончалась.
Такие вот замечательные люди жили на нашей земле. Эти воспоминания, дневники, письма напечатаны в этой книжке.
Блаженная Ксения Рыбинская
Когда я стал служить в Тутаеве, однажды инокиня Александра говорит мне, что вот, была такая подвижница Ксения Рыбинская - видимо, она ездила к ней. Думаю: какая еще Рыбинская? Ксению Петербургскую знаю… Не поверил - да нет, не может быть. Долго не мог выяснить, только позже мы узнали, что действительно была старица Ксения, которая подвизалась под Мышкиным. Ее знал отец Иоанн Кронштадтский и даже посещал ее. В юности Ксения ушла в затвор, жила несколько лет в лесу, подвижничала. Когда вышла из затвора, к ней стали приходить люди, приезжали даже архиереи - обращались за советом. Особенно много людей обращалось к ней в 1920-е, 1930-е годы. С нею была близка жившая неподалеку исповедница Ираида Тихова, о которой тоже издана книга; от нее остался интересный дневник. Через Ираиду Ксении Красавиной передавали письма священномученики Серафим, архиепископ Угличский, Кирилл, митрополит Казанский, митрополит Иосиф (Петровых). И она им отвечала. Митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский) посылал к ней людей за советом. И Ксения Красавина помогала им молитвой и советом в решении сложных проблем, которые стояли перед Церковью. Ксения Красавина несколько раз приезжала и в Рыбинск и на квартире князя Ухтомского принимала людей.
Умерла блаженная Ксения своей смертью [+14.08.1940], могила ее находится в селе Архангельском Мышкинского района. 14 августа, в праздник Происхождения Честных Древ Животворящего Креста, - ее память. Мы ездим на могилку обычно 15 августа. На ее могилке до сих пор совершаются чудеса.
Такие были у нас подвижники - отец Павел, отец Никон, Ксения Красавина, Ираида Тихова, Александр Дубровишин. Они еще не прославлены, но это тоже наши молитвенники, подвижники…
Архимандрит Борис (Холчев) и священномученик Сергий Мечев
Архимандрит Борис (Холчев), священномученик Сергий Мечев
Еще у нас в Рыбинске жил архимандрит Борис (Холчев) [7.06.1895-11.11.1971], духовный сын отца Алексия Мечева и оптинских старцев, близкий священномученику Сергию Мечеву. Он тоже прошел лагеря, затем, в 1938 году, поселился в Рыбинске и прожил здесь 10 лет практически в затворе. В окрестностях Рыбинска он встречался с отцом Сергием Мечевым незадолго до его последнего ареста в июле 1941 года и мученической кончины [† 6 января 1942 г.].
[Священномученик Сергий Мечев, сын отца Алексия Мечева, известный в Москве проповедник и пастырь, был в лагере в Переборах на строительстве Рыбинской ГЭС, позже, в 1940-1941 гг., сокровенно жил в Рыбинске и окрестных селах; здесь он был в последний раз арестован и пострадал на ярославской земле.]
В Рыбинске сохранился дом, где жил отец Феодор Семененко, - на левом берегу, ул. Кооперативная, 30. Отец Феодор находился здесь в ссылке, и возможно, что в этом доме они вместе с отцом Борисом тайно совершали литургию. В то время нельзя было открыто служить, и многие священники служили на дому.
Архиепископ Михей вместе с митрополитом Иоанном (Вендландом) переживали это тяжелое время в Средней Азии. В 1948 году туда к епископу Ташкентскому Гурию (Егорову) приехали и отец Борис, и отец Феодор... Владыка Михей рассказывал, что они служили литургию обычно с четырех часов утра с закрытыми окнами, чтобы ни кто ничего не видел, не слышал, не знал. Отслужат до шести часов, причащаются и тихонько расходятся. Такая вот была тайная жизнь. Нельзя было открыто молиться, служить, причащаться, потому что иначе могли в очередной раз арестовать.
Вопросы
Об уполномоченных
Вопрос: Владыка, среди уполномоченных были ли все такие жесткие, враждебные Церкви, или, может быть, были и сочувствующие?
- Уполномоченные были разные, были и жесткие, были и более человечные. Хотя у всех их работа была такая - унизить, запугать, добиться того, чтобы архиереи и священники боялись. На моей памяти разные были уполномоченные. В то время, когда я окончил университет, человеку с высшим образованием стать священником было практически невозможно. Я слышал, что в Ярославле архиерей сумел рукоположить сыновей отца Бориса Старка Михаила и Николая, которые приехали вместе с отцом из Франции и оба были с высшим образованием. Они служили в Ярославской епархии. Я думал, что, может быть, и меня пропустят. Приехал в Ярославль к митрополиту Иоанну (Вендланду). Владыка после беседы со мной добавил: «Хорошо, буду с уполномоченным согласовывать». Уполномоченный в Ярославле относился к митрополиту Иоанну с уважением. Владыка приехал из Америки (в 1962-1963 гг. был экзархом Северной и Южной Америки, с 1963 по 1967 гг. - архиепископом, затем митрополитом Нью-Йоркским и Алеутским), кандидат геолого-минералогических наук. Его признавало мировое ученое сообщество. Владыка какие-то вопросы с ним согласовывал, и уполномоченный шел ему навстречу. А вот уполномоченный, которого назначили после того, как митрополит Иоанн ушел на покой (в 1984 г.), был совсем другим. Он очень быстро за небольшое нарушение лишил регистрации настоятеля Яковлевского храма Ярославля архимандрита Сильвестра (Лукашенко), и тот оказался без места служения. И новому архиерею, Архиепископу Платону (Удовенко) [ныне митрополит Феодосийский и Керченский], он постоянно перечил, указывал, что у него священники не такие, как должны быть. Лично мне этот уполномоченный сказал: «Была бы моя воля, я бы вас, священников, всех расстрелял. Первого Сильвестра, потом тебя, потом и других». Такая у него была злоба на Церковь. Но со временем, лет через пять, и он понял, что так действовать нельзя - ведь Церковь все равно жива.
О священнике, пострадавшем за веру
Вопрос: Мой дед был протоиереем. Его по доносу арестовали в 1931 году в первый раз, но он сам себя смог защитить, без адвокатов, и его отпустили - не к чему было придраться. А затем его арестовали в 1937 году и предъявили «антисоветскую пропаганду». Потому что он настолько хорошо произносил проповеди, что приходили послушать его со всех ближайших деревень. И тут уж его расстреляли - в 1937 году. А бабушка, супруга его, 15 лет не знала, жив он или нет. Молилась о здравии. Только потом пришло сообщение, что умер от воспаления легких. А уж в наши дни узнали, что на самом деле он был расстрелян. В Нижнем Новгороде есть стена плача - установили памятник. Много-много людей: иереи, монахи… и все они расстреляны.
- В 1937 году была разнарядка и на священников, и на простых прихожан, нужно было репрессировать определенное количество людей, а в регионах старались даже перевыполнять план. Священников, если они были прежде репрессированы, как правило, вновь арестовывали и очень многих расстреляли. Если священник был активным и люди к нему тянулись, он подходил под статью «антисоветская пропаганда».
Нам пришлось просмотреть очень многие следственные дела. Наибольшее количество репрессий было в 1930-е годы, но тогда давали три-пять лет, и репрессированные как правило возвращались. А в 1937 году было очень много расстрелов. Если не расстрел, то восемь или десять лет лагерей, откуда очень немногие возвращались… А как звали вашего деда?
Протоиерей Павел Устинов
Реплика: Протоиерей Павел Устинов, добрейшей души человек был. Матушка вела дневники и переписывалась с ним. Мы издали книгу - внуки, правнуки… Такая большая книга. Дед писал стихи, сказки, очень любил матушку свою. Он мог валенки снять с себя и отдать нищему, а сам в носках пойти домой. Бабушка пишет: «Павлуша снова отдал сапоги нищему, опять нужно новые покупать». Вот такой души человек был…
Молиться было легче
- Очень многие в советское время в той или иной мере испытали на себе гонения, или хотя бы притеснения. Я знаю одного священника, который, будучи студентом горного института в Днепропетровске, хотел записать проповедь священника в соборе. Взял с собой магнитофон, и как только начал записывать, его сразу заметили, увезли в милицию и из института отчислили: как это так! молодой человек, студент и этим интересуется… Все это было… Но мне кажется, молиться было легче тогда.
Вопрос: А почему?
- Потому что было понятно: есть то, от чего надо оберегаться, есть чуждая идеология, агрессивная по отношению к вере, и надо обязательно сохранить веру. И это давало силы…
Реплика: Не расслаблялись.
- Да, вот - не расслаблялись…
Вопрос: Владыка, а как люди в то время исповедовались? Их исповедь и вообще благочестие отличались от наших?
- Например, мои родители или те верующие, кого я знал, когда готовились причащаться, несколько дней постились, накануне даже постного масла не ели, вычитывали все каноны. И, конечно, тогда не было тех грехов, которые распространены сейчас, особенно у молодых людей. Сейчас, с одной стороны, - свобода. С другой - много всякой информации... Святые отцы говорили, что в последнее время будем не подвигами спасаться, а чем? - терпением болезней, скорбей. И, главное, надо обязательно сохранить веру.
Надо хранить то, что мы имеем
Новая власть не смогла Церковь уничтожить, хотя пыталась это сделать. Годы господства советской идеологии и жестокие репрессии не сломали Церковь. Обновленчество, поддерживаемое государством, не принесло того результата, которого от него ждали. Власти думали так: вот придут обновленцы, будут служить, к ним народ пойдет. Но людей не обманешь. Они не смогли закрыть все храмы. Например, в Тутаеве до революции было 11 храмов - два разрушили, три оставили, остальные к 1940-му году закрыли. Хотели закрыть и Воскресенский собор, заставляли школьников, рабочих на фабрике устраивать собрания, говорить, что звон им мешает, «попы» им мешают, что им надо помещение для проведения культурной работы, - а значит, надо закрыть собор. И, как бы отвечая на просьбы трудящихся, власти издавали свои указы. В 1940-е годы они устроили проверку: сколько Воскресенском соборе прихожан? Подписалось 800 человек - не побоялись поставить подпись и указать адрес, то есть, по сути, заявить, что они верующие. И против этих восьмисот человек власти пойти не смогли - и они не закрыли храм. Поэтому-то он и сохранился. Конечно, не всегда так получалось. Репрессировали священников, закрыли и разрушили очень много храмов - но победить-то до конца не сумели. Для нас это хороший пример и назидание - ведь и нам насущно хранить то, что мы имеем. Надо жить по вере, усерднее молиться...
Церковь - это мы с вами
Вопрос: Владыка, а теперь как Церковь живет, созидается? Расскажите о современной церковной жизни.
- Церковь - это же мы с вами. Все мы - Церковь. Мы все должны быть носителями благодати Божией, каждый из нас должен быть сосудом благодати Божией. Если мы все вместе будем молиться, будем показывать хороший пример своим близким, родным, внукам, детям, то мы сумеем помочь им встать на такой же путь, и тогда нас будет чуть больше. Задача Церкви - приводить людей ко Христу. И каждый христианин должен вносить свой вклад в церковную жизнь, в благодатную жизнь Церкви…
10 февраля 2019 г.
Спасо-Преображенский собор, г. Рыбинск
Сегодняшнюю встречу хотелось бы посвятить подвижникам, пострадавшим за веру в XX веке - как прославленным Церковью новомученикам и исповедникам, так и еще не прославленным, но также исповедавшим Христа в годы гонений и пострадавшим за Имя Христово. Среди них очень много и тех, кто жил, служил, трудился или пострадал на нашей ярославской земле. Сегодня мы празднуем память одного из них - священномученика Феодора (Богоявленского), который был священником в Даниловском районе.
Иеромонах Гавриил (Лихоманов)
Вначале расскажу о тех священнослужителях, с которыми я встречался в жизни. Я родился на Вологодской земле. Мой родственник по отцовской линии был репрессирован в советские годы - это иеромонах Гавриил (Лихоманов) [1886-27.07.1964]. До революции он состоял послушником одного из монастырей в Вологодской области, потом пришел в Троице-Сергиеву Лавру. В 1920-е годы он был келейником у священномученика Петра (Полянского) [Местоблюстителя Патриаршего Престола в 1925-1937 г.]. Так мы о нем и узнали - просматривая документы митрополита Петра, в которых упоминается его келейник Григорий Лихоманов, тогда еще послушник.
Запомнилась поездка с родителями в Лавру к отцу Гавриилу. Он прожил подвижническую жизнь, был репрессирован. Известно, что он был в местах заключения. После Великой отечественной войны отец Гавриил пришел в открывшуюся Троицу-Сергиеву Лавру, был там портным, и его очень ценили братия. О нем вспоминает архимандрит Тихон (Агриков) в своей книге «У Троицы окрыленные», отмечая, что отец Гавриил был великим труженником, неутомимым, и у него был дух самоукорения.
Архимандрит Серафим (Тяпочкин)
С еще одним исповедником я познакомился, будучи школьником. Мы с родителями жили в то время в Днепропетровской области и ездили в село Ракинтое Белгородской области, где в Свято-Никольском храме служил архимандрит Серафим (Тяпочкин) [1.08.1894-19.04.1982]. Это известный подвижник, многие о нем знают, книги о нем написаны. Он очень много претерпел за веру. Несомненно, что это был святой человек, у него был такой особый настрой - он молился, жил молитвой. Если была служба в храме, то служил не торопясь (батюшка служил первое время один, не было ни второго священника, ни диакона), вычитывались все каноны, стихиры - все по уставу, и вечером служба затягивалась допоздна. Утром батюшка всех исповедовал, всех поминал, а мы в это время стояли на клиросе и читали канон за каноном - ко причащению, всем дневным святым, - и служба тоже была долгая. А если не было службы в храме, то дома вычитывали весь круг церковных служб. У отца Серафима была помощница монахиня Иоасафа, и обычно всегда были какие-нибудь люди, приехавшие к батюшке. С утра читали утренние молитвы, полунощницу, утреню, часы, чин изобразительных, причем в чин изобразительных включали все, что можно, кроме Евхаристического канона, читали Апостол, Евангелие, пели «Верую», после этого пели много разных тропарей. С семи утра начинали молиться, а завтракать садились часам к двенадцати. Вечером тоже всегда вычитывалась вечерня, повечерие со всеми канонами… Я потом думал: почему мои родители всегда поют много тропарей? Хорошо еще, когда правильно поют... А это они взяли от отца Серафима.
У отца Серафима была отличительная черта - он был очень любвеобильный. Всегда и выслушает, и утешит, скажет: «Помолимся, все хорошо будет». Я исповедовался у него: одно слово скажешь, а он тебе - и наставление, и утешение... Я в нем увидел подвижника, много претерпевшего, молитвенника, святого человека. К нему очень много приезжало людей, много больных, немощных - в доме всегда были люди. Любил молиться, любил людей, старался всех утешить, старался каждому помочь.
Вопрос: Владыка, правда ли, что отец Серафим Вам сказал, что Вы будете священником?
- Я окончил школу и хотел учиться дальше. Учился хорошо, с математикой дружил, легко задачки решал, мог помогать другим. И решил ехать в Москву учиться. Учиться надо было пять лет, а потом еще работать, поэтому у меня в то время не было ни решения, ни желания быть священником. Хотя я был знаком со священниками, умел читать по-славянски. И вот когда отец Серафим провожал меня поступать в университет, то сказал: «Но я все равно вижу тебя священником». Эти слова запали мне в душу, а спустя девять лет я действительно стал священником. Конечно, это были его пророческие слова. Отец Серафим не всегда сразу отвечал, когда его спрашивали. Задашь вопрос - он мог сразу не ответить, а сказать: «Мы помолимся». Пройдет вечер, утро, на литургии батюшка помолится и только потом скажет: «Давай сделаем так, поступим так-то». И нужно заметить, что такие подвижники часто в своих ответах обращались к Священному Писанию и опыту святых отцов: вот, в Священном Писании сказано так-то, такой-то святой говорит так-то. Не говорили от себя, а искали волю Божию или в молитве, или в опыте святых отцов.
Митрополит Иосиф Алма-Атинский
Также близким мне человеком, который прошел страдания и тюрьмы, был митрополит Алма-Атинский Иосиф (Чернов) [15.06.1893-4.09.1975]. Я учился в университете и на третьем курсе впервые побывал у него. У меня был вопрос: может быть, мне уже нужно оставить учебу и перейти на церковное служение? Владыка сказал: «Нет, надо закончить университет». Подарил мне фотографию с подписью, пригласил приезжать к нему еще. И я стал ездить к митрополиту Иосифу на все каникулы, а по окончании университета получил направление на работу в Алма-Ату и некоторое время жил в доме владыки. Близкое общение со старцем-митрополитом производило на меня очень большое впечатление. Я многое узнал о Церкви - об ее истории, о том, как жила Церковь в советские годы. А это была совсем другая жизнь, чем сейчас. Тогда нельзя было так вот собраться, как мы сейчас, нельзя было пригласить священника в больницу причастить больного - это было очень сложно и не всегда возможно...
О митрополите Иосифе написаны книги, есть фильм… Как кратко охарактеризовать его жизнь? Владыка Иосиф рано потерял маму, папа женился на другой женщине, и мальчик (его звали Ваней) материнской ласки не видел. Отец его был военным. Будущий Владыка Иосиф очень полюбил храм, священников, монахов. В 1910 году, когда ему было 17 лет, он захотел быть монахом и поступил в монастырь. Не учившись в школе, через самообразование, он много воспринял, много читал, знал историю. Долгие годы Ваня был послушником и иподиаконом архиепископа Арсения (Смоленца).
[Архиепископ Арсений род. 21.07.1871 г.; с 1907 по 1910 гг. был настоятелем Белыничского Богородицкого монастыря Могилевской епархии, он-то и взял в свой монастырь будущего митрополита Иосифа. В 1910-1912 гг. - епископ Пятигорский, викарий Владикавказской епархии; в 1912-1917 гг. - епископ Старицкий, викарий Тверской епархии; в 1917-1919 гг. - епископ Приазовский и Таганрогский, викарий Екатеринославской епархии; в 1919-1927 гг. - епископ Ростовский и Таганрогский; в 1935 г. назначен архиепископом Семипалатинским. † 19.12.1937 г., погребен в Таганроге.]
От владыки Арсения он тоже многое воспринял, а когда произошла революция и начались гонения, он с ним поехал в Таганрог. В Таганроге много раз менялась власть - то красные, то белые, красные, белые… Здесь Ваня спас владыку Арсения от смерти. Случилось это так. В городе в результате перестрелки были убиты юнкера и рабочие. Кто-то из священников совершил отпевание юнкеров, но не были отпеты рабочие. Новая власть решила, что виноват в этом архиепископ Арсений и постановила владыку расстрелять - потому что он «враг народа», враг новой власти. Ваня был молодым, смышленым и сумел своего архиерея защитить. Он пробрался к красным, доказал, что владыка Арсений не виновен, и так сохранил ему жизнь. Власти выдали документ о том, что на девятый день «Ване и архиерею разрешается отслужить панихиду по рабочим», упомянув Ваню на первом месте, желая тем показать, какую большую роль сыграл он в этом деле.
Впоследствии владыка Иосиф пробыл в лагерях, тюрьмах и ссылках 20 лет. В первый раз он был арестован в 1925 году в Таганроге, еще будучи иеромонахом, за то, что сопротивлялся обновленцам, и был отправлен на два года в ссылку в Коми-область. Во второй раз - в 1935 году, на этот раз он получил пять лет лагерей. А после войны ему дали 10 лет лагерей за то, что он, оказавшись на оккупированной немцами территории, в Умани, сидел в гестапо и остался жив - хотя его должны были расстрелять. Владыке помогли добрые люди, нашелся немецкий офицер, который закрыл его в кладовке, и его не расстреляли, хотя, уходя из Умани, немцы расстреляли многих заключенных. И вот за то, что немцы его не расстреляли, советская власть владыку арестовала, посчитав, что он работал с немцами. Когда он вернулся из ссылки, не зная, что будет дальше, он находился в некотором недоумении. Когда он был в заключении, все было ясно: страдания, лагерь, надо хранить веру… А когда пришла свобода, то он несколько растерялся: как будет дальше? Патриарх Алексий I почтил его, направив сначала на викарную Петропавловскую кафедру (в Казахстан), а потом правящим архиереем на Алма-Атинскую кафедру. У него и церковные награды были. Но время было тоже непростое, уполномоченные требовали от архиереев и от священников, чтобы они докладывали им обо всем и ничего без их согласия не делали. Некоторые грубо вели себя, могли кричать на архиерея, стучать по столу, даже физически воздействовать. Помню, когда в последние годы к нему приходил уполномоченный, владыка сильно переживал, как с ним разговаривать, как отвечать, когда он спрашивает, чтобы ничего лишнего не сказать.
Владыка Иосиф никогда не унывал, всегда был веселый, находил поддержку и укрепление в молитве. Он очень почитал св. Иоанна Кронштадтского. Любил богослужение, любил Пресвятую Богородицу. У него была Иверская чудотворная икона, и он всегда к ней обращался с горячей молитвой. Жил с надеждой на Бога. Молитва его имела силу пред Богом - сколько людей к нему обращалось, кто-то писал, кто-то приезжал, и по его молитвам Господь давал и мир, и благоденствие… И отец Павел (Груздев) имел подобное же дерзновение - многие об этом знают. И отец Серафим (Тяпочкин), и другие исповедники…
Особенное внимание Владыка Иосиф уделял молодым людям. К нему приезжало много студентов. Он их прятал и от глаз уполномоченных, и даже от глаз своего секретаря и священников, потому что многие в его окружении, возможно, докладывали об архиерее, что они видели, кто приезжает к нему. Если к Владыке кто-то стучался, мы сразу уходили в темную комнату - сидим, пока посетитель не уйдет. Вот такие были времена.
Митрополит Иосиф знал и любил не только духовную, но и светскую литературу. Любил рассказывать нравственные истории из литературы, приводить примеры из произведений Достоевского, Лермонтова, Куприна, Бальзака, Анатоля Франса и других. У него было правило (он взял его из своего опыта встреч) - за столом обязательно рассказывать что-нибудь поучительное, иногда это были истории из церковной практики. Митрополит Иосиф много знал, в свое время он с владыкой Арсением путешествовал на Валаам, присутствовал на хиротонии будущего Патриарха Алексия I (Симанского). И своим богатым опытом он старался делиться, передать его молодым.
Архимандрит Павел (Груздев)
Все мы хорошо знаем об архимандрите Павле (Груздеве) [10.01.1910-13.01.1996], который часто бывал в «Рыбне», как он выражался, он родился в Мологском уезде, и, будучи еще мальчиком, жил на нашей земле. О нем уже много сказано. Каждому слово скажет, каждого утешит. А может иногда и по спине постучать: «Анна спина деревянная» или «Колька дурак». Все это он делал с любовью - что-то исправить надо, а где-то и пошутить…
У всех этих людей, прошедших испытания и проявивших верность Христу, общим было дерзновение, стояние, хождение перед Богом. Они всегда чувствовали, что Господь рядом и Господь все может, проси - и поможет, если, конечно, это на пользу, во славу Божию.
Архимандрит Никон (Чулков) и его община в селе Захарьево
Отец Павел хорошо знал архимандрита Никона (Чулкова) [4.03.1962-31.12.1941], почитал его. Это еще один подвижник XX века, также пострадавший во время гонений. До революции отец Никон был настоятелем Павло-Обнорского монастыря и известным духовником, собрал вокруг себя много духовных чад. В Тутаеве жила Лариса - я хорошо ее знал. Она жила вместе с инокиней Александрой в строжке при Воскресенском соборе. Ходили они в монашеском, служили алтарницами. Каждый день они ходили на службы. Лариса была репрессирована, побывала в лагере. Еще молодой девушкой она была в послушании у отца Никона. Рассказывала, что к нему в монастырь в первые послереволюционные годы (до того, как монастырь был закрыт) ездило очень много духовных чад, трудились в обители. Ларисе было тогда 15-16 лет, и она тоже трудилась. Говорила, что отец Никон строго держал своих чад, говорил: «Это мужской монастырь, платочек повяжите пониже глаз и вниз смотрите, на монахов не смотрите». И они все исполняли. А когда монастырь закрыли и отцу Никону пришлось уехать в Грязовец (Вологодской области), где он некоторое время служил священником в соборе, а затем, скрываясь от ареста, тайно жил у своих духовных чад в Пошехонском, Любимском, Даниловском, Рыбинском и других уездах. Еще ранее (в 1921 году) он собрал из своих духовных чад женскую общину в селе Захарьево Пошехонского уезда [c 1929 г. - Первомайского района], которую оформили как сельскохозяйственную артель. Она именовалась «коммуной им. Н. К. Крупской». Это был своего рода колхоз, причем колхоз передовой. 5 лет они трудились и жили негласно по монастырскому уставу (с 1925 по 1931 годы). Вначале в общине было, может быть, 10 человек, потом пришли новые сестры, и в конце концов их стало более 100 человек. Я видел фрагменты кинопередач тех лет об этой «артели», в которых показано в качестве примера, как женщины трудились - у них было 4 завода, мастерские, мельница, кузница. Одна из сестер общины говорит: «Мы хотим доказать, как много могут женщины сделать; не только мужики трудятся, но и женщины, и для них все возможно». Прошло 5 лет, и власти стали подозревать, что с этой «коммуной» что-то не так: живут они обособленно, с другими колхозами не общаются. Стали проверять, и оказалось, что женщины не только трудились, но и молились, у них был тайный монастырь. Работать - работали, но в праздники, в воскресные дни в общине совершалось богослужение, у них был священник, жили они по монастырскому распорядку. И тогда, естественно, «коммуну» разогнали, многих сестер арестовали, многих отправили в лагеря, в ссылку. Стали разыскивать отца Никона - он скрывался, жил тайно у духовных чад. В конце концов, его тоже арестовали, сослали. Следственное дело, которое было заведено на эту общину, представляет собой толстый том и включает более ста человек, - столько людей было репрессировано. У этого дела было кодовое название «Непорочные» - потому что все сестры общины были девушками. Отец Никон не благословлял принимать монашество, но они жили очень строго, молились, ходили в храм. Некоторые из сестер были живы до 1990-х годов. Остатки этой общины продолжали существовать в Кукобое, в Костромской области, в Тутаеве, может быть, и в Рыбинске. Мне пришлось некоторых из них исповедовать и причащать перед смертью. Одна из сестер, Евфросиния, жила в Тутаеве и дожила до 104 лет. Она говорила, что у них было четыре завода и они все делали сами и все успевали по хозяйству - Господь помогал. Вот такая история - история страданий и исповедничества очень многих верующих людей.
Священномученик Николай Розов и Александр Дубровишин
Священник Николай Розов с сыном Вениамином
Я хотел бы вам представить новую книгу: «Свят храм твой, Господи» - о жизненном пути настоятеля Воскресенского собора в Тутаеве в 1920-1938-е годы протоиерея Николая Розова [22.11.1892-23.12.1938]. Она включает и дневник Александра Дубровишина [1905-13.03.1942] - старосты Воскресенского собора во время настоятельства отца Николая.
Отец Николай он был настоятелем собора до своего ареста в 1938 году. В 1937-1938 годах осуждали либо на 10 лет лагерей, либо на 8 лет, либо - расстрел. Отец Николай был отправлен в лагерь. На допросах над ним сильно издевались, поэтому, получив 8 лет лагерей, он прожил не долго, через несколько месяцев скончался в лагере. Старые прихожане, которых я упоминал, - Лариса, мать Александра и другие, - отца Николая помнили. Рассказывали о нем, вспоминали…
Александр Дубровишин в своем дневнике описывает, как их семья переехала из Вологодской губернии в Ярославскую и поселилась на хуторе недалеко от уездного города Романово-Борисоглебска. Как он пришел в храм, как увидел первого епископа и слушал его проповедь, длившуюся полтора часа - это был владыка Корнилий (Попов), викарный епископ Романовский. Как потом он познакомился с новым епископом Романовским Вениамином (Воскресенским) [cвященномученик Вениамин (Воскресенский) был хиротонисан во епископа Романовского 9 октября 1921 года]. Как захотел у него иподьяконствовать. В дневнике описано путешествие иподиакона Александра в Пошехонье - как он пешком добирался на архиерейскую службу, которая оказалась для епископа Вениамина последней. Владыке было поручено управлять частью Ярославской епархии, включающей не только Романово-Борисоглебский (тогда Тутаевский) уезд, но и Рыбинский, Мологский, Пошехонский уезды. Он объезжал приходы, и на этот раз поехал в Пошехонье. В то время дорога была удобнее, чем сейчас - была прямая дорога от Тутаева до Пошехонья длиной 60 км., не надо было ехать через Рыбинск. Места для иподьякона Александра не было, но он решил: все равно пойду, и прошел пешком эти 60 км. Заранее, за три дня, вышел, переночевал в какой-то деревне, на следующий день дошел до Пошехонья, был на архиерейской службе. Он рассказывает, как владыку Вениамина забрали органы ОГПУ, как его допрашивали, а затем отпустили. Так Александр Дубровишин оказался свидетелем последних дней на Ярославской земле священномученика Вениамина.
[Владыка Вениамин был арестован в городе Пошехонье 12 июня 1927 года. Вернуться к своей пастве ему больше не пришлось - он был отправлен в ссылку в Казахстан, по окончании срока ссылки вновь был арестован, приговорен к 10 годам лагерей и скончался в заключении 5 октября 1932 г.].
Он описывает также, как выбирал себе невесту, Машу Дубровишину, как отец Николай Розов его вразумлял. И владыка Вениамин писал письма и отцу Николаю, и Саше Дубровишину…
Александр Дубровишин скончался в лагере, где он находился вместе с отцом Павлом (Груздевым), - в Вятлаге. О кончине Александра Дубровишина отец Павел упоминает в письме - пишет, как Саша умер, как он его отпевал. Супруга Александра Маша Дубровишина осталась жива и потом некоторое время тоже была старостой Воскресенского собора. Я помню, она ходила в храм каждый день, молилась, у нее было двое детей. Одна из ее дочерей, Нина, стала псаломщицей в Даниловском районе, в селе Покров, и мученически скончалась - она, как и ее отец, всю свою жизнь отдала Церкви и Богу и так же мученически скончалась.
Такие вот замечательные люди жили на нашей земле. Эти воспоминания, дневники, письма напечатаны в этой книжке.
Блаженная Ксения Рыбинская
Когда я стал служить в Тутаеве, однажды инокиня Александра говорит мне, что вот, была такая подвижница Ксения Рыбинская - видимо, она ездила к ней. Думаю: какая еще Рыбинская? Ксению Петербургскую знаю… Не поверил - да нет, не может быть. Долго не мог выяснить, только позже мы узнали, что действительно была старица Ксения, которая подвизалась под Мышкиным. Ее знал отец Иоанн Кронштадтский и даже посещал ее. В юности Ксения ушла в затвор, жила несколько лет в лесу, подвижничала. Когда вышла из затвора, к ней стали приходить люди, приезжали даже архиереи - обращались за советом. Особенно много людей обращалось к ней в 1920-е, 1930-е годы. С нею была близка жившая неподалеку исповедница Ираида Тихова, о которой тоже издана книга; от нее остался интересный дневник. Через Ираиду Ксении Красавиной передавали письма священномученики Серафим, архиепископ Угличский, Кирилл, митрополит Казанский, митрополит Иосиф (Петровых). И она им отвечала. Митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский) посылал к ней людей за советом. И Ксения Красавина помогала им молитвой и советом в решении сложных проблем, которые стояли перед Церковью. Ксения Красавина несколько раз приезжала и в Рыбинск и на квартире князя Ухтомского принимала людей.
Умерла блаженная Ксения своей смертью [+14.08.1940], могила ее находится в селе Архангельском Мышкинского района. 14 августа, в праздник Происхождения Честных Древ Животворящего Креста, - ее память. Мы ездим на могилку обычно 15 августа. На ее могилке до сих пор совершаются чудеса.
Такие были у нас подвижники - отец Павел, отец Никон, Ксения Красавина, Ираида Тихова, Александр Дубровишин. Они еще не прославлены, но это тоже наши молитвенники, подвижники…
Архимандрит Борис (Холчев) и священномученик Сергий Мечев
Архимандрит Борис (Холчев), священномученик Сергий Мечев
Еще у нас в Рыбинске жил архимандрит Борис (Холчев) [7.06.1895-11.11.1971], духовный сын отца Алексия Мечева и оптинских старцев, близкий священномученику Сергию Мечеву. Он тоже прошел лагеря, затем, в 1938 году, поселился в Рыбинске и прожил здесь 10 лет практически в затворе. В окрестностях Рыбинска он встречался с отцом Сергием Мечевым незадолго до его последнего ареста в июле 1941 года и мученической кончины [† 6 января 1942 г.].
[Священномученик Сергий Мечев, сын отца Алексия Мечева, известный в Москве проповедник и пастырь, был в лагере в Переборах на строительстве Рыбинской ГЭС, позже, в 1940-1941 гг., сокровенно жил в Рыбинске и окрестных селах; здесь он был в последний раз арестован и пострадал на ярославской земле.]
В Рыбинске сохранился дом, где жил отец Феодор Семененко, - на левом берегу, ул. Кооперативная, 30. Отец Феодор находился здесь в ссылке, и возможно, что в этом доме они вместе с отцом Борисом тайно совершали литургию. В то время нельзя было открыто служить, и многие священники служили на дому.
Архиепископ Михей вместе с митрополитом Иоанном (Вендландом) переживали это тяжелое время в Средней Азии. В 1948 году туда к епископу Ташкентскому Гурию (Егорову) приехали и отец Борис, и отец Феодор... Владыка Михей рассказывал, что они служили литургию обычно с четырех часов утра с закрытыми окнами, чтобы ни кто ничего не видел, не слышал, не знал. Отслужат до шести часов, причащаются и тихонько расходятся. Такая вот была тайная жизнь. Нельзя было открыто молиться, служить, причащаться, потому что иначе могли в очередной раз арестовать.
Вопросы
Об уполномоченных
Вопрос: Владыка, среди уполномоченных были ли все такие жесткие, враждебные Церкви, или, может быть, были и сочувствующие?
- Уполномоченные были разные, были и жесткие, были и более человечные. Хотя у всех их работа была такая - унизить, запугать, добиться того, чтобы архиереи и священники боялись. На моей памяти разные были уполномоченные. В то время, когда я окончил университет, человеку с высшим образованием стать священником было практически невозможно. Я слышал, что в Ярославле архиерей сумел рукоположить сыновей отца Бориса Старка Михаила и Николая, которые приехали вместе с отцом из Франции и оба были с высшим образованием. Они служили в Ярославской епархии. Я думал, что, может быть, и меня пропустят. Приехал в Ярославль к митрополиту Иоанну (Вендланду). Владыка после беседы со мной добавил: «Хорошо, буду с уполномоченным согласовывать». Уполномоченный в Ярославле относился к митрополиту Иоанну с уважением. Владыка приехал из Америки (в 1962-1963 гг. был экзархом Северной и Южной Америки, с 1963 по 1967 гг. - архиепископом, затем митрополитом Нью-Йоркским и Алеутским), кандидат геолого-минералогических наук. Его признавало мировое ученое сообщество. Владыка какие-то вопросы с ним согласовывал, и уполномоченный шел ему навстречу. А вот уполномоченный, которого назначили после того, как митрополит Иоанн ушел на покой (в 1984 г.), был совсем другим. Он очень быстро за небольшое нарушение лишил регистрации настоятеля Яковлевского храма Ярославля архимандрита Сильвестра (Лукашенко), и тот оказался без места служения. И новому архиерею, Архиепископу Платону (Удовенко) [ныне митрополит Феодосийский и Керченский], он постоянно перечил, указывал, что у него священники не такие, как должны быть. Лично мне этот уполномоченный сказал: «Была бы моя воля, я бы вас, священников, всех расстрелял. Первого Сильвестра, потом тебя, потом и других». Такая у него была злоба на Церковь. Но со временем, лет через пять, и он понял, что так действовать нельзя - ведь Церковь все равно жива.
О священнике, пострадавшем за веру
Вопрос: Мой дед был протоиереем. Его по доносу арестовали в 1931 году в первый раз, но он сам себя смог защитить, без адвокатов, и его отпустили - не к чему было придраться. А затем его арестовали в 1937 году и предъявили «антисоветскую пропаганду». Потому что он настолько хорошо произносил проповеди, что приходили послушать его со всех ближайших деревень. И тут уж его расстреляли - в 1937 году. А бабушка, супруга его, 15 лет не знала, жив он или нет. Молилась о здравии. Только потом пришло сообщение, что умер от воспаления легких. А уж в наши дни узнали, что на самом деле он был расстрелян. В Нижнем Новгороде есть стена плача - установили памятник. Много-много людей: иереи, монахи… и все они расстреляны.
- В 1937 году была разнарядка и на священников, и на простых прихожан, нужно было репрессировать определенное количество людей, а в регионах старались даже перевыполнять план. Священников, если они были прежде репрессированы, как правило, вновь арестовывали и очень многих расстреляли. Если священник был активным и люди к нему тянулись, он подходил под статью «антисоветская пропаганда».
Нам пришлось просмотреть очень многие следственные дела. Наибольшее количество репрессий было в 1930-е годы, но тогда давали три-пять лет, и репрессированные как правило возвращались. А в 1937 году было очень много расстрелов. Если не расстрел, то восемь или десять лет лагерей, откуда очень немногие возвращались… А как звали вашего деда?
Протоиерей Павел Устинов
Реплика: Протоиерей Павел Устинов, добрейшей души человек был. Матушка вела дневники и переписывалась с ним. Мы издали книгу - внуки, правнуки… Такая большая книга. Дед писал стихи, сказки, очень любил матушку свою. Он мог валенки снять с себя и отдать нищему, а сам в носках пойти домой. Бабушка пишет: «Павлуша снова отдал сапоги нищему, опять нужно новые покупать». Вот такой души человек был…
Молиться было легче
- Очень многие в советское время в той или иной мере испытали на себе гонения, или хотя бы притеснения. Я знаю одного священника, который, будучи студентом горного института в Днепропетровске, хотел записать проповедь священника в соборе. Взял с собой магнитофон, и как только начал записывать, его сразу заметили, увезли в милицию и из института отчислили: как это так! молодой человек, студент и этим интересуется… Все это было… Но мне кажется, молиться было легче тогда.
Вопрос: А почему?
- Потому что было понятно: есть то, от чего надо оберегаться, есть чуждая идеология, агрессивная по отношению к вере, и надо обязательно сохранить веру. И это давало силы…
Реплика: Не расслаблялись.
- Да, вот - не расслаблялись…
Вопрос: Владыка, а как люди в то время исповедовались? Их исповедь и вообще благочестие отличались от наших?
- Например, мои родители или те верующие, кого я знал, когда готовились причащаться, несколько дней постились, накануне даже постного масла не ели, вычитывали все каноны. И, конечно, тогда не было тех грехов, которые распространены сейчас, особенно у молодых людей. Сейчас, с одной стороны, - свобода. С другой - много всякой информации... Святые отцы говорили, что в последнее время будем не подвигами спасаться, а чем? - терпением болезней, скорбей. И, главное, надо обязательно сохранить веру.
Надо хранить то, что мы имеем
Новая власть не смогла Церковь уничтожить, хотя пыталась это сделать. Годы господства советской идеологии и жестокие репрессии не сломали Церковь. Обновленчество, поддерживаемое государством, не принесло того результата, которого от него ждали. Власти думали так: вот придут обновленцы, будут служить, к ним народ пойдет. Но людей не обманешь. Они не смогли закрыть все храмы. Например, в Тутаеве до революции было 11 храмов - два разрушили, три оставили, остальные к 1940-му году закрыли. Хотели закрыть и Воскресенский собор, заставляли школьников, рабочих на фабрике устраивать собрания, говорить, что звон им мешает, «попы» им мешают, что им надо помещение для проведения культурной работы, - а значит, надо закрыть собор. И, как бы отвечая на просьбы трудящихся, власти издавали свои указы. В 1940-е годы они устроили проверку: сколько Воскресенском соборе прихожан? Подписалось 800 человек - не побоялись поставить подпись и указать адрес, то есть, по сути, заявить, что они верующие. И против этих восьмисот человек власти пойти не смогли - и они не закрыли храм. Поэтому-то он и сохранился. Конечно, не всегда так получалось. Репрессировали священников, закрыли и разрушили очень много храмов - но победить-то до конца не сумели. Для нас это хороший пример и назидание - ведь и нам насущно хранить то, что мы имеем. Надо жить по вере, усерднее молиться...
Церковь - это мы с вами
Вопрос: Владыка, а теперь как Церковь живет, созидается? Расскажите о современной церковной жизни.
- Церковь - это же мы с вами. Все мы - Церковь. Мы все должны быть носителями благодати Божией, каждый из нас должен быть сосудом благодати Божией. Если мы все вместе будем молиться, будем показывать хороший пример своим близким, родным, внукам, детям, то мы сумеем помочь им встать на такой же путь, и тогда нас будет чуть больше. Задача Церкви - приводить людей ко Христу. И каждый христианин должен вносить свой вклад в церковную жизнь, в благодатную жизнь Церкви…