Цветаева в 1931 г. пишет в "
Истории одного посвящения", посвященной Мандельштаму:
1911 г. Я после кори стриженная. Лежу на берегу, рою, рядом роет Волошин Макс. - Макс, я выйду замуж только за того, кто из всего побережья угадает, какой мой любимый камень.
- Марина! (Вкрадчивый голос Макса) - влюбленные, как тебе может быть известно, - глупеют. И когда тот, кого ты полюбишь, принесет тебе (сладчайшим голосом)... булыжник, ты совершенно искренне поверишь, что это твой любимый камень.
- Макс! Я от всего умнею! Даже от любви!
А с камешком сбылось, ибо С. Я. Эфрон, за которого я, дождавшись его восемнадцатилетия, через полгода вышла замуж, чуть ли не в первый день знакомства открыл и вручил мне - величайшая редкость! - генуэзскую сердоликовую бусу, которая и по сей день со мной.
A в июле 1935 г. Мандельштам пишет:
Исполню дымчатый обряд:
В опале предо мной лежат
Морского лета земляники -
Двуискренние сердолики
И муравьиный брат - агат.
Но мне милей простой солдат
Морской пучины - серый, дикий,
Которому никто не рад.
Может ло это быть случайностью? В июне 1935 г. Пастернак был в Париже на Международном конгрессе в защиту культуры и встречался с Цветаевой. Мог ли он привезти статью про Мандельштама и успеть до июля передать ее? Н.Я. периодически наезжала в Москву, но расписания этих поездок я нигде не нашел.