Про милитаристские увлечения Мандельштама в 1914 г., конечно, специалисты хорошо знают. В течение второй половины 1914 г. Мандельштам написал еще несколько милитаристских стихотворений.
Он в этом не одинок: стихотворение "Европа", упомянутое мной в недавнем посте, опубликовано в 6-7 выпуске "Аполлона" вместе с такими же милитаристскими стихами Гумилева, Ахматовой, Блока, Кузмина, Ходасевича.
Стихотворение "Немецкая каска" опубликовано в октябре 1914 г. в "Биржевых ведомостях":
Немецкая каска, священный трофей,
Лежит на камине в гостиной твоей.
Дотронься, она, как игрушка, легка;
Пронизана воздухом медь шишака...
В Познани и в Польше не всем воевать, -
Своими глазами врага увидать:
И, слушая ядер губительный хор,
Сорвать с неприятеля гордый убор!
Нам только взглянуть на блестящую медь
И вспомнить о тех, кто готов умереть!
В комментарии к изданию 1995 г. Г.А.Мец пишет:
Стихотворение связано с посещениями дома литератора Александра Александровича Попова (псевд. А.Вир), где Мандельштам мог видеть трофейную немецкую каску (офицерскую).
Есть фотография Мандельштама вместе с другими гостями в доме Попова. Попов там сидит рядом с Мандельштамом. Он - не только поэт, которому Мандельштам протежировал, но и артиллерийский офицер, так что нахождение немецкой каски у него в доме вполне вероятно.
Удивительно благополучная биография: с 1918 г. служит в РККА, профессор в Артиллерийской академии, благополучно умер в 1957 г. Вот на фотографии с сайта "Подвиг народа" отчетливо видно, что это тот же самый человек, который сидит рядом с Мандельштамом в 1914 г.
Одоевцева неточно цитирует стихотворение "Немецкая каска" и пишет:
<Оно> было напечатано в газете «Копейка», кажется в 1916 году.
В те дни и в газетах и в журналах охотно печатали военные стихи, и это приносило поэтам немалый доход. Мандельштам тоже решил, скрепя сердце - писать для денег. Но дальше этой неудачной попытки, как он сам со смехом рассказывал мне, он не пошел:
- Напечатать напечатали и заплатили шесть рублей. Но редактору стихотворение совсем не понравилось - двусмысленное. Непонятно, кто «герои» - немцы или русские? Надо было определенно, ура-патриотично. А я не умел! Так и пришлось бросить...
Но Одоевцева и Иванов врут практически всегда (здесь, в частности, она заменяет 1914 г. 1916, а "Биржевые ведомости" - "Копейкой"), так что более вероятно настоящее увлечение милитаризмом.
Генрих Киршбаум в книге «Валгаллы белое вино…». пишет:
В 1914 году вместе со многими представителями творческой интеллигенции Мандельштам переживает восторг по поводу разразившейся войны. По свидетельству друга поэта С. Каблукова, в декабре 1914 года Мандельштам поехал в Варшаву в надежде попасть на фронт санитаром.
В любом случае, в санитары Мандельштама, видимо, не взяли, и в 1915 г. он не написал ни одного стихотворения, посвященного войне.
Дальше Киршбаум пишет:
Зимой 1915/16 года Мандельштам много общается с М. Цветаевой. В январе 1916 года он присутствовал на поэтическом вечере в Петрограде, на котором Цветаева, впоследствии описавшая атмосферу этого вечера в эссе «Нездешний вечер», прочитала свои стихи «Германии» («Ты миру отдана на травлю…») и «Я знаю правду! Все прежние правды - прочь…». Судя по всему, Мандельштама впечатлили откровенно вызывающая германофильская позиция Цветаевой («Германии») и ее призыв к поэтам вспомнить и понять, что «не надо людям с людьми на земле бороться» («Я знаю правду…»). Антивоенный пафос, нашедший свое отражение в стихотворении «Реймс и Кельн», указывает на внутреннюю готовность Мандельштама последовать призыву Цветаевой. Через несколько дней Мандельштам, под впечатлением цветаевского чтения, написал «миротворческую» оду «Зверинец».
Цветаева описывает этот вечер в Петрограде:
Читаю в первую голову свою боевую Германию:
Ты миру отдана на травлю,
И счёта нет твоим врагам,
Ну, как же я тебя оставлю?
Ну, как же я тебя предам?
И где возьму благоразумье:
«За око - око, кровь - за кровь», -
Германия - моё безумье!
Германия - моя любовь!
Ну, как же я тебя отвергну,
Мой столь гонимый Vаtеrlаnd,
Где всё ещё по Кенигсбергу
Проходит узколицый Кант,
Где Фауста нового лелея
В другом забытом городке -
Geheimrath Goethe по аллее
Проходит с тросточкой в руке.
Ну, как же я тебя покину,
Моя германская звезда,
Когда любить наполовину
Я не научена, - когда, -
- От песенок твоих в восторге -
Не слышу лейтенантских шпор,
Когда мне свят святой Георгий
Во Фрейбурге, на Schwabenthor.
Когда меня не душит злоба
На Кайзера взлетевший ус,
Когда в влюблённости до гроба
Тебе, Германия, клянусь.
Нет ни волшебней, ни премудрей
Тебя, благоуханный край,
Где чешет золотые кудри
Над вечным Рейном - Лорелей.
Эти стихи Германии - мой первый ответ на войну. В Москве эти стихи успеха не имеют, имеют обратный успех. Но здесь, - чувствую - попадают в точку, в единственную цель всех стихов - сердце. Вот самое серьезное из возражений:
- Волшебный, премудрый - да, я бы только не сказал - благоуханный: благоуханны - Италия, Сицилия...
- А - липы? А - елки Шварцвальда? О Tannenbaum, о Tannenbaum! * А целая область -Harz, потому что Harz - смола. А слово Harz, в котором уже треск сосны под солнцем...
- Браво, браво, М. И., это называется - защита!
Читаю еще:
Я знаю правду! Все прежние правды - прочь!
Не надо людям с людьми на земле бороться.
Смотрите: вечер, смотрите: уж скоро ночь.
О чём - поэты, любовники, полководцы?
Уж ветер стелется, уже земля в росе,
Уж скоро звёздная в небе застынет вьюга,
И под землёю скоро уснем мы все,
Кто на земле не давали уснуть друг другу.
Таким образом, не только Мандельштам, но и все петроградское поэтическое общество в январе 1916 г. уже охотно готово было слушать прогерманские стихи Цветаевой. К 1916 г. милитаризм рассеялся.