Сможешь выйти на площадь
Когда-то лет 20 назад Сергей Миркин написал очень хорошие воспоминания о Р.Б.Хесине. Одна история меня там поразила. Сейчас я нигде не нахожу воспоминания по-русски, но зато нашел их перевод на английский и убедился, что запомнил правильно.
У Хесина была стойкая репутация человека, крайне далекого от политики и интересующегося только наукой. Как пишет Миркин, когда как-то за лабораторным чаем зашел разговор то ли о высылке Сахарова, то ли о вторжении в Афганистан, Хесин немедленно заткнул разговор: "Не понимаю, почему вам, ученым, это вообще может быть интересно!" Человек другого поколения, фронтовик...
Но только позже Миркин узнал историю. В середине 1970 гг из их института (а это, между прочим, был биологический отдел Курчатовского института, куда Курчатов когда-то подобрал разогнанных генетиков) Э. Трифонов собрался уезжать в Израиль.
По ритуалу тех времен, такое решение по тем временам включало в себя закрытое партсобрание (даже если человек беспартийный) с ритуальным оплевыванием. В данном случае ритуальное оплевывание обыгрывало еще и русскую фамилию Трифонова: воть ведь, как ловко он смог скрыть свое истинное лицо под русской личиной! Протокол закрытого собрания после этого раздавался заведующим лабораториями для ознакомления. Они должны были прочитать и расписаться, что ознакомились.
И вот, через 2 недели перевод протокола собрания оказался опубликован в Лос-Анджелес Таймс. Начальство было в полном опупении: Курчатовский институт, закрытое партсобрание, а источник утечки абсолютно неизвестен!
Подозрение пало на самого Трифонова, но он никакого протокола не видел, и скопировать, стало быть, не мог. Заподозрили еще двух евреев. Никаких улик против них не было, но на всякий случай обоим запретили преподавать (как пишет Миркин, когда он рассказывает это американским профессорам, они не понимают, в чем тут наказание). На Хесина никто не подумал: все знали, насколько он далек от всякой политики. Так история и осталась нераскрытой.
И только через много лет, когда Хесин был тяжело болен, его пришел навестить один из этих подозреваемых ученых.
- Я перед тобой виноват, - неожиданно сказал ему Хесин. - Ведь это я тогда скопировал протокол партсобрания.
Выяснилось, что курьер принес ему протокол для ознакомления под вечер и оставил его на ночь. И аполитичный Хесин, поняв, что к нему пришло его испытание, остался в лаборатории и всю ночь от руки переписывал протокол. Наутро он передал его Давиду Гольдфарбу, а тот - Щаранскому (из чего мы заключаем, что эта история была до ареста Щаранского в марте 1977 г.)
И Хесин снова продолжил жизнь аполитичного ученого.
У Хесина была стойкая репутация человека, крайне далекого от политики и интересующегося только наукой. Как пишет Миркин, когда как-то за лабораторным чаем зашел разговор то ли о высылке Сахарова, то ли о вторжении в Афганистан, Хесин немедленно заткнул разговор: "Не понимаю, почему вам, ученым, это вообще может быть интересно!" Человек другого поколения, фронтовик...
Но только позже Миркин узнал историю. В середине 1970 гг из их института (а это, между прочим, был биологический отдел Курчатовского института, куда Курчатов когда-то подобрал разогнанных генетиков) Э. Трифонов собрался уезжать в Израиль.
По ритуалу тех времен, такое решение по тем временам включало в себя закрытое партсобрание (даже если человек беспартийный) с ритуальным оплевыванием. В данном случае ритуальное оплевывание обыгрывало еще и русскую фамилию Трифонова: воть ведь, как ловко он смог скрыть свое истинное лицо под русской личиной! Протокол закрытого собрания после этого раздавался заведующим лабораториями для ознакомления. Они должны были прочитать и расписаться, что ознакомились.
И вот, через 2 недели перевод протокола собрания оказался опубликован в Лос-Анджелес Таймс. Начальство было в полном опупении: Курчатовский институт, закрытое партсобрание, а источник утечки абсолютно неизвестен!
Подозрение пало на самого Трифонова, но он никакого протокола не видел, и скопировать, стало быть, не мог. Заподозрили еще двух евреев. Никаких улик против них не было, но на всякий случай обоим запретили преподавать (как пишет Миркин, когда он рассказывает это американским профессорам, они не понимают, в чем тут наказание). На Хесина никто не подумал: все знали, насколько он далек от всякой политики. Так история и осталась нераскрытой.
И только через много лет, когда Хесин был тяжело болен, его пришел навестить один из этих подозреваемых ученых.
- Я перед тобой виноват, - неожиданно сказал ему Хесин. - Ведь это я тогда скопировал протокол партсобрания.
Выяснилось, что курьер принес ему протокол для ознакомления под вечер и оставил его на ночь. И аполитичный Хесин, поняв, что к нему пришло его испытание, остался в лаборатории и всю ночь от руки переписывал протокол. Наутро он передал его Давиду Гольдфарбу, а тот - Щаранскому (из чего мы заключаем, что эта история была до ареста Щаранского в марте 1977 г.)
И Хесин снова продолжил жизнь аполитичного ученого.