Смерть Джоан Воллмер Берроуз: продолжение 9
«Книга записей о погребениях» (“Registro de Inhumaciones”) в Пантеон Американо сообщает, что останки Джоан были направлены на погребение в похоронное бюро Тангасси и что 9 сентября ее тело было помещено в могилу (“fosa”) №1018 в Секции А/Новой. В качестве причины смерти было указано «пулевое ранение».
Ничто в существующих документах не подтверждает воспоминания Берроуза о том, что похоронами занимался Морт, или что он заплатил за аренду участка захоронения только на семь лет вперед; но в то время это не было чем-то необычным. Записи Пантеона подтверждают, что такса в 320 песо была заплачена за могилу, но не написано - кем. Но Морт приехал в воскресенье, 9-го сентября, если верить статьям в газетах, а Уильям Берроуз не мог заниматься какими-либо делами в тот день, так как сидел в тюрьме.
24 сентября американское посольство послало Берроузу, по адресу ул. Орисаба, дом 210, форму для заполнения, озаглавленную «Сообщение о смерти американского гражданина». Это удостоверение - наподобие свидетельства о браке - Берроуз получил в посольстве США в Афинах, когда женился в первый раз, в 1937 - был оказываемой консульством услугой для всех американцев. Обычно его запрашивали остающиеся в живых родственники.
Документ посольства сообщает, что последним известным адресом Воллмер в США является «Новый Орлеан, Луизиана»; что на момент смерти ей было 27 лет; и что она похоронена на «американском кладбище» 9 сентября. В качестве причины смерти указано «проникающее пулевое ранение в череп, что подтверждено доктором Луисом Лардисабалом Гаспаро». Ее смерть была отмечена на странице 276 в девятом томе записи актов гражданского состояния и запись подписана Энрике Ледесма. Местный «Закон о перезахоронении останков» подтверждает: «Не может быть перезахоронена на протяжении семи лет». В графе «Местонахождение имущества покойного» написано: «Во владении мужа, Уильяма Сьюарда Берроуза».
Должно быть, Берроузу пришлось столкнуться с грустной задачей избавиться от одежды, книг и других личных вещей Джоан.
27 октября о поданной Берроузом ампаро узнал Антонио Фернандес Вера. К тому времени Берроуз был дома по адресу Орисаба, дом 210 уже шесть недель, отмечаясь в восемь утра каждого дня в тюрьме Лекумберри, чтобы подтвердить, что он все еще в городе. Из постановления, принятого судьей Фернандесом 15 ноября, мы можем подтвердить, что точными обвинениями, предъявленными Берроузу, были:
Жалобщик сам соглашается с тем, что законные требования выполнены в связи с объективными фактами, относящимися к смерти Джоан Воллмер Берроуз, которые, даже если и не несут субъективных элементов преступного убийства, и в том, что первая оценка вполне очевидно указывает на обстоятельства, связанные с убийством, в соответствии с параграфами 94, 96, 105, 106-121 и прочими связанными с этим частям уголовно-процессуального кодекса, действующего в Дистрито Федераль и на Территориях…
Таким образом, факты, которыми был вызван арест Уильяма Сьюарда Берроуза и постановление о помещении его в тюремное заключение, таковы: … 7 сентября, жалобщик находился в доме 122 по Монтеррей, в квартире 10, где жил его друг Джон Хили, и где - в компании жены означенного жалобщика, и других лиц - они употребляли спиртные напитки; и что в некий момент жалобщик извлек пистолет, потянул затвор и произвел выстрел, повлекший смерть ныне покойной женщины.
Это является версией свидетелей Эдвина Джона Вуса и Луиса Маркера, но жалобщик не может представить доказательств, которые бы снимали с него ответственность в соответствии с частью X параграфа 15 уголовного кодекса; то есть, доказать в случае нанесения ранения, что ранение произошло по чистой случайности, не намеренно и не по невежеству, что влечет за собой рассмотрение уголовно наказуемого деяния.
Таким образом, даже в случае если такие обстоятельства могут быть показаны, и если даже анализ происшествия покажет непреднамеренность в ходе работы комиссии по расследованию наказуемого деяния, существует возможность того, что смерть жертвы наступила в следствие невежества (“imprudencia”), так как жалобщик должен был осознавать, что находится в состоянии опьянения - он же не проверил, было ли оружие заряжено, ни направил оружие в ту сторону, выстрел в которую не мог нанести ущерба…
Рассмотрим подробнее части параграфа 15, который находится в Первой Части («Уголовная ответственность», главе IV, «Поводы для исключения уголовной ответственности»:
Преступление «исключается» в случае:
I. Наказуемое деяние произошло не по воле субъекта деяния;
II. Отсутствие необходимых составных элементов в составе типового описания инкриминируемого преступления;
[...]
VII. В момент, когда произошло типовое уголовно наказуемое деяние, субъект не был в состоянии распознать его противозаконный характер, или действовать так, чтобы предотвратить его, по причине психического расстройства или заторможенного умственного развития - но не в том случае, когда субъект сам вызывал это расстройство, в коем случае субъект будет ответственен за преступление, которое можно было предвидеть.
Когда умственные способности, упомянутые предыдущем параграфе лишь «несколько» уменьшены, следует обратиться к параграфу 69-бис данного кодекса;
VIII. Действие, или бездействие, произошло вследствие неизбежной ошибки…;
X. Преступление произошло вследствие случайной ситуации. ("El resultado
típico se produce por caso fortúito.")
Теорией Хурадо был сценарий caso fortúito. Иначе он мог опираться на часть VII, который относит к параграфу 69-бис, который находится в Части Три («Применение санкций»), глава V, «Лечение, в заключении или на свободе, граждан, которым не может быть предъявлено обвинение (inimputables) и тех, кто имеет привычку или необходимость принимать интоксицирующие или психотропные вещества» - (параграф, который, как мы должны заметить, был включен в свод законов через некоторое время после 1951 года):
Если способность субъекта преступления понимать противозаконность деяния, или его способность управлять собой в соответствии с этим пониманием, снижена только по причинам, указаны в части VII параграфа 15 данного кодекса, тогда, по решению судьи, к нему применяется следующее: его приговор составит две третьих от наказания, соответствующего совершенному преступлению, или до половины срока заключения в психиатрическом учреждении, в соответствии с параграфом 69, или и то и другое, в случае, если это будет необходимо, с учетом степени, в которой невозможно предъявить обвинение, соответствующей данному субъекту.
Адвокат Берроуза мог утверждать, что его клиент был алкоголиком и наркоманом, соответствующим определениям главы V, Раздела Третьего, и что его сниженная способность отвечать за свои поступки указывала на необходимость уменьшения наказания в соответствии с тем, что указано в параграфе 69-бис. Кроме того, он мог акцентировать внимание на части I главы IV, параграфе 15: что деяние произошло без необходимого элемента - воли, или намерения. Но Хурадо собирался доказать соответствие части X: все произошло «по чистой случайности».
Судья Фернандес должен был решить лишь то, были ли права обвиняемого, гарантируемые мексиканскими законами, нарушены. Он вынес решение, что они не были, и что тюремное заключение Берроуза было законным. После цитирования показаний Луис Уртадо Бака а Бака - «версию №1» Берроуза, которую он сообщил во дворе Крус Роха - и письменных выводов и постановлений судьи Урсаиса, Фернандес вынес решение по ампаро, приводимое здесь:
Правосудие Союза не защищает и не дает убежища Уильяму Сьюарду Берроузу от действий, на которые он жалуется, со стороны десятого судьи четвертого уголовного суда и начальника исправительного заведения Дистрито Федераль, состоящие в (по словам жалобщика) лишении свободы, произведенном по решению судьи 10 сентября как подозреваемого в совершении убийства; также и в действиях, которые были позже произведены в связи с исполнением данного постановления, так как они были произведены по законному решению соответствующих официальных лиц.
Газетное освещение слушаний 27 октября было незначительным; «Эксельсьор», «Ла Пренса» и «Эль Насьональ» опубликовали краткие заметки.
Берроуз был выпущен под залог, пока не было рассмотрена петиция ампаро, но это постановление покончило с его свободой. Но Берроуз оставался на свободе, под еженедельным присмотром. Он позже рассказал Теду Моргану, что взял долговое обязательство на 2312 долларов и заплатил 2000 Хурадо, плюс еще 300 долларов «на взятки четырем экспертам по баллистике, которых привлек суд» - если таковые эксперты на самом деле привлекались.
Но Эдди Вудс сказал Теду Моргану: «Я понимал, что семья Берроуза платила все это время, и уже должна была выложить десять, двадцать тысяч долларов. Он же брал в долг, так?» Мнение Вудса об этих платах не подтверждено.
В любом случае, Берроуз тихо жил в квартире на улице Орисаба после сентября 1951 года, занимаясь лечением больной печени (желтухи), и находясь под присмотром временного соседа по комнате, Льюиса Маркера; письма Берроуза Гинзбергу, относящиеся к тому времени, полны неугасающей надежды на то, что Маркер поедет с ним жить в Южную Америку (с маленьким Билли на буксире, конечно). Но Маркер вернулся в штаты всего через несколько недель, Берроуз остался в депрессии из-за разбитого сердца. Потом он нашел и обратил свое внимание на окончательный вариант рукописи «Джанки» - который Гинзберг, наконец, продал, издательству Ace Books в Нью-Йорке. Потом, в середине ноября 1952, Берроуз внезапно решил покинуть страну.
Бернабе Хурадо сам попал в неприятности: 12 ноября автомобиль, полный пьяных тинейджеров протерся боком об его новый «Бьюик Роадмастер», припаркованный на улице рядом с его домом - 187 по Авенида Мексико, и он несколько раз выстрелил в их машину. Семнадцатилетний парень, Марио Салданья Сервантес, был ранен одной пулей, но эта рана не повлекла немедленную смерть.
Хурадо начал скрываться, и когда парень (чья семья оказалось хорошо знакома многим мексиканским законодателям), наконец умер 29 ноября - как утверждают, от гнойного менингита, или, как вспоминал Берроуз, от отравления крови, вызванного пулей - общественное негодование и требование правосудия достигли даже кабинета вновь избранного Президента, Авилы Камачо. Хурадо сбежал из Мексики в США, а потом в Европу, чтобы не возвращаться несколько лет.
Своеобразные воспоминания Хурадо о его отношениях с Берроузом цитируются в книге Марии Луизы Соларес «Бернабе Хурадо: Его судебная судьба» (“Bernabé Jurado: Litigante de su Destino”) (1981 год). По воспоминаниям Хурадо:
Я вытащил его, используя грязные приемы, baja caución. Я не помню, сколько мне пришлось заплатить… но я помню, что его брат приехал с Миссури, где находилась компания Берроузов. Он подписал долговое обязательство на 250 тысяч песо за защиту своего брата.
На следующий день я обеспечил моему клиенту свободу, а они не заплатли мне ни единого сентаво, потому что я сбежал из страны.
И так как я тоже, обязательно должен был уехать, находясь под обвинением в убийстве, я решил, что подожду с этим делом.
Я снова встретил Берроуза в Марокко, в кабаре в Касабланке.
Я не был уверен, он ли это, так что чтобы удостовериться, я подошел сзади и сказал: «Привет, Билл!»
Он мгновенно обернулся и сказал: «О, нет!...» Он был парализован.
Я предложил уйти из кабаре, чтобы обсудить наши дела.
Он думал, что у меня ордер на его экстрадицию и возвращение в Мексику.
Он был бледен, еле дышал.
«Слушай», - сказал он мне: «Я заплачу тебе все, что ты хочешь, только не забирай меня назад в тюрьму».
Он дал мне двадцать тысяч долларов.
Это заявление весьма необычно, и вряд ли в 1957 году в Танжере Берроуз боялся бы вновь увидеть Хурадо. В любом случае, не могло так произойти, чтобы у него было столько денег в тот момент, даже у его семьи не могло. Хурадо все хотелось верить в миф о «Берроузах-миллионерах». Он ошибался, полагая, что «компания Берроузов» располагалась в Миссури; ее штаб-квартира была в Детройте с 1906 года. Другой странностью является место встречи: Касабланка не была местом, которое Берроуз навещал часто - может быть, лишь однажды.
Лишившись адвоката в Мексике, и желая публикации «Джанки» в течение наступившего года в Нью-Йорке, в середине ноября 1952 года Берроуз съездил к техасской границе в автомобили с «боливийским троцкистом» по имени «Текс» Риддле. Если Берроуз давал письменное обязательство явиться, оно было нарушено, когда он сбежал.
Родители Берроуза переехали из Сент-Луиса в Палм Бич весной 1952 года (возможно, ставшая широко известной репутация их сына-женоубийцы лишила их остатков высокого общественного положения в обеспеченном обществе Клейтон/Ладью) и Берроуз отправился во Флориду повидаться с ними и со своим сыном, Биллом Младшим, которому было уже пять лет.
В январе Берроуз из Флориды отправился в восьмимесячное путешествие, один, через Панаму, Эквадор, Колумбию и Перу - снова в поисках яхе. 5 мая из Лимы он писал Гинзбергу: «Получил весточку от Хурадо. Я приговорен in absentia. Я чувствую себя как римляне, изгнанные из Рима». Разумеется, последняя ремарка - с усмешкой, хитринкой. (Официальный приговор был вынесен семью месяцами ранее, как будет указано).
После последнего посещения Мехико осенью 1953 года, Берроуз вернулся в США и провел два месяца с Алленом Гинзбергом в его нью-йоркской квартире, работая над тем, что стало потом «Письмами Яхе». В конце декабря он отправился на пароходе в Средиземноморье, чтобы встретиться с Аланом Ансеном в Риме.
И 14 декабря 1953 года, в Мехико, медленные жернова мексиканского правосудия наконец-то завершили работу: Эдуардо Урсаис Хименес объявил Берроуза виновным в убийстве и приговорил его к двум годам в тюрьме, исключая тринадцать дней, что он отбыл, без конфискации имущества. Приговор был заморожен, и Мексика более не предпринимала никаких попыток поймать или наказать Уильяма Берроуза за смерть его жены.
Берроуз много раз писал и говорил о выстреле в Джоан на протяжении следующих сорок лет до его смерти, и так как наш «пародийный суд» должен хотя бы собрать все доступные свидетельства, вот выборка из тех замечаний по поводу этого события, которые он высказывал позднее.
7 февраля 1954 года, он послал Гинзбергу эти строки, которые были исключены (при жизни Берроуза) из собрания его писем, изданного в 1993 году под редакцией Оливера Харриса:
Могу еще попытаться написать историю или какое-то мнение по поводу смерти Джоан. Я думаю, что мое нежелание - не оттого, что я считаю дургным вкусом писать об этом. Я считаю, что я боюсь. Не совсем того, что могу обнаружить неосознанное намерение, это что-то более сложное, более глубинное и более ужасное, как будто бы мозг потянул пулю на себя.
Я рассказывал тебе сон, приснившийся Келлсу в ночь смерти Джоан? Это было еще до того, как он узнал, конечно. Я готовил что-то в кастрюльке, а он спросил, что я готовлю и я сказал: «Мозги!» и открыл кастрюлю, показав ему нечто, выглядевшее как «множество белых червей». Я забыл спросить его, как я выглядел, какая была общая атмосфера и прочее.
Для того чтобы объединить все это, я выдаю одну из моих особых частиц мудрости, например: «Всегда используйте ножницы для птиц, когда отстригаете пальцы»:
Никогда не участвуйте в активной или пассивной роли в какой либо стрельбе в кого-то или рядом с кем-то, метании ножей и всем таком, и, если вы просто свидетель, постарайтесь прекратить это дело.
Я рассказывал тебе об ужасном кошмаре и депрессии и беспокойстве, владевшими мной весь день, так что я постоянно спрашивал: «Во имя Господа, что со мной стряслось?»...
Еще одно. Идея выстрела в стакан на ее голове никогда не приходила мне в голову сознательно, до тех пор, пока - на голубом глазу, насколько я помню - (я бы очень пьян, конечно), я не сказал: «Пришло время сыграть в Вильгельма Телля. Поставь стакан себе на голову, Джоан».
Обрати внимание на все эти меры предосторожности, хотя я должен был сделать это, как настоящий Вильгельм Телль.
Почему, в самом деле? В моем нынешнем состоянии души, я боюсь слишком углубляться в этот вопрос.
Я аккуратно целился с шести футов в самый верх стакана.
Это не заслуга Берроуза, что после того как он стал знаменит в 1959, после издания «Голого завтрака» и начал давать интервью литературным журналам, он сохранял эту завесу много лет. Например в 1965 году у него брал интервью Конрад Кникербокер для «Пари Ревю», и он спросил о смерти его жены (четырнадцатью годами ранее), а он ответил:
Я был в Мексике во времена режима Алемана. Если вы заходили в бар, там было по крайней мере пятнадцать человек с пистолетами. Все носили оружие. Они напивались и становились угрозой для любого живого существа. Я имею в виду что тогда, сидя в коктейль-баре, нужно было всегда быть готовым рухнуть на пол…
И у меня произошел тот ужасный случай с Джоан Воллмер, моей женой. У меня был револьвер, который я собирался продать другу. Я проверял его, и он выпалил - убил ее. Слухи говорят, что пытался сбить с ее головы стакан шампанского, как Вильгельм Телль. Бред и ложь.
Потом у них была большая депистолизация. В Мехико был один из самых высоких в мире уровней убийств на душу населения.
Интервью, взятое летом 1974 Эндрю Вайли и Виктором Бокрисом цитируется в книге Бокриса «С Уильямом Берроузом: Репортаж из Бункера» (1988 год). Тут Берроуза допрашивают более агрессивно, и он отвечает честнее (но не описывая сцену из «Вильгельма Телля»):
БОКРИС/ВАЙЛИ: Как себя чувствуешь, застрелив свою вторую жену?
БЕРРОУЗ: Это был несчастный случай:
Если уж так говорить, если каждый ответственен за все, что делает, следует распространить ответственность глубже уровня сознательных действий…
В день, когда это произошло, я шел по улице и вдруг понял что у меня слезы текут по щекам.
«Что, черт возьми, случилось? Какого черта с тобой не так?»
И я взял острый нож, который должен был быть заточен, который я купил в Эквадоре, и вернулся в эту квартиру.
Поскольку я чувстовал себя чудовищно, я начал хлопать одну за одной. И тогда это произошло…
Мой адвокат пришел навестить меня в тюрьме. Каждому было ясно, что я перегружен этой ситуацией, сижу в слезах, и он говорит: «Ну, твоя жена больше не страдает, она мертва. Но не бойся: я, Бернабе Хурадо, собираюсь защищать тебя».
Когда Берроуз снимался в своей документальной биографии Говарда Брукнера в 1980 году, в комнате в старом Чейз Парк Плаза Хотел в Сент-Луисе, он, наконец, довольно прямо рассказывал в камеру Брукнера:
БЕРРОУЗ: Мы были в Мексике и она начала пить, пить довольно сильно. Она управлялась с квартой текилы в день, просто никакая весь день, знаете. Никто не выказывал ни малейшего признака опьянения.
В тот день я знал, что случится что-то отвратительное. Я помню, что шел по улице, и слезы начали течь по моему лицу. Ну, если такое происходит, держись, парень.
Видите ли, я всегда чувствовал, что иногда меня контролирует некая абсолютно злая сила, которую Брайон [Гайсин] описывает как Уродливый Дух. То, что я шел по улице и слезы текли по лицу, значило что я знаю, что Уродливый Дух - который всегда худшая часть любого человека - возьмет верх, и что произойдет нечто ужасное.
Я взял нож, который купил в Эквадоре, и оставил его точильщику, чтобы он заточил его. Я вернулся в квартиру, где мы все встречались, и у меня было ужасная депрессия. Это было глупо, конечно, но чтобы одолеть депрессию, я начал пить.
Потом я сказал Джоан: «Настало время для Вильгельма Телля». А она поставила стакан на голову.
У меня был этот кусок хлама калибра .380. Я выстрелил. Стакан был нетронут. Джоан начала сползать на пол. Потом Маркер сказал - подошел и взглянул на нее - он сказал: «Билл, твоя пуля попала ей в лоб».
Я сказал: «О, Боже мой!»
Приехала скорая, приехала полиция. Я пошел в полицейский участок с ними, и я не пробыл там и пяти минут, когда зашел мой адвокат. Он сказал: «Не волнуйся, Билл, ничего не говори, это был случайный выстрел».
БРУКНЕР (вне камеры): Вы когда-нибудь проделывали эту штуку с Вильгельмом Теллем?
БЕРРОУЗ: Никогда. Никогда. Это просто полное безумие.
В течение 1983-1986 годов Берроуз дал сотни часов интервью Теду Моргану. Эти строки взяты не из «Литературного Бандита», а из новой расшифровки кассет с интервью Берроуз-Морган:
Я никогда не пойму до конца, что произошло. Аллен всегда сводил это к ее самоубийству, что она дразнила меня, чтобы я сделал это, и я не верю в это. Вовсе нет. Вовсе нет…
Я уехал в Южную Америку с Маркером, и это произошло очень вскоре после того, как мы вернулись, Джоан была убита в ту неделю…
Я начал пить. Я вернулся в квартиру, поднялся, а там была Джоан. И, чтобы справиться с этой ужасной депрессией, я начал пить еще и еще и еще.
Я знал, что что-то случится. Что-то очень плохое должно было случиться. Я не знал, что это будет…
Я был в комнате Хили, прямо над баром «Баунти», там, где это случилось. Это была как-бы гостиная, спальня с диваном. Эдди Вудс и Маркер оба были там. Пистолет был в кобуре в саквоязже. Я шел туда с пистолетом, я тогда всюду ходил с пистолетом.
Я внезапно сказал: «Думаю, настало время сыграть в Вильгельма Телля».
Я вижу ее, она сидит в кресле. Она берет стакан и медленно ставит его на голову. Это был дешевый пистолет, автоматический калибра .380. Я знал, что он может пустить пулю ниже.
Он поставился стакан на голову, и теперь у нее был стакан на голове, и я выстрелил - и попал - и убил - и никогда больше не буду…
Конечно, я был пьян. Это была полностью и совершенно безумная идея. Я имею в виду, независимо от того, попал ли бы я в стакан, это было ужасно опасно для двух человек, сидевших там! Осколки стекла были бы везде.
Так что это была действительно безумная идея.
В середине восьмидесятых оригинальная незаконченная рукопись «Гомосека» стала доступна для публикации благодаря филантропу и собирателю рукописей Робету Джексону. В конце 1984 года Берроуз заставил себя перечитать свои старые записи, чтобы вспомнить чувства и события тех темных дней. Он написал «Введение» для «Гомосека» издания 1985 года, в котором он пытался встретиться со смертью Джоан напрямую. Он упоминает сообщение, созданное «методом нарезки», созданное его товарищем Брайоном Гайсином, примерно в 1958:
Брайон Гайсин сказал мне в Париже: «Ибо Уродливый Дух застрелил Джоан чтобы…» Небольшое медиумическое послание, которое не было завершено - или было? Ему необязательно быть завершенным, если прочесть так: «Уродливый Дух застрелил Джоан чтобы быть (причиной)» [игра слов в оригинале] - чтобы продолжить оккупацию паразитом ненависти…
Я купил скаутский нож в Кито… Было примерно три пополудни, спустя несколько дней после того, как я вернулся в Мехико, и я решил заточить нож. У точильщика была маленькая дудочка и постоянный маршрут, и пока я шел по улице к его тележке, чувство потери и грусти, отягощавшее меня весь день так, что я едва мог дышать, усилилось до такой степени, что я понял, что слезы текут по моему лицу…
Я вынужден прийти к ужасающему выводу - я никогда не стал бы писателем без смерти Джоан, и теперь прихожу к пониманию того, как сильно это событие стимулировало и оформило мое писательство. Я живу в постоянном страхе перед одержимостью и должен постоянно ускользать от одержимости, от Контроля. Так что смерть Джоан раскрыла мне глаза на захватчика, Уродливого Духа, и вывела меня на путь постоянной борьбы, на котором у меня нет другого выбора, кроме как текстом проложить себе путь на свободу.
Этот последний абзац цитировался настолько часто, что большинство исследователей Берроуза знают его наизусть. Когда канадский режиссер Дэвид Кроненберг выпустил в 1992 году фильм, свободно трактующий «Голый Завтрак», он принял слова Берроуза вполне буквально, и в заключительной сцене он даже повторил убийство «Джейн» как ответ «Ли» пограничнику «Аннексии», потребовавшему от «Ли» доказать, является ли он писателем!..
Другие комментаторы приняли заявления Берроуза во Введении «Гомосека», как некий «ключ» к искусству писателя, снова принимая его слова за чистую монету: чтобы освободить себя от грех убийства, Уильям Берроуз посвятил свою жизнь писательству. Но такая апология несколько лицемерна, поскольку Берроуз уже практически полностью закончил проект «Джанки» к декабрю 1950 года, за восемь месяцев до смерти Джоан.
Ничто в существующих документах не подтверждает воспоминания Берроуза о том, что похоронами занимался Морт, или что он заплатил за аренду участка захоронения только на семь лет вперед; но в то время это не было чем-то необычным. Записи Пантеона подтверждают, что такса в 320 песо была заплачена за могилу, но не написано - кем. Но Морт приехал в воскресенье, 9-го сентября, если верить статьям в газетах, а Уильям Берроуз не мог заниматься какими-либо делами в тот день, так как сидел в тюрьме.
24 сентября американское посольство послало Берроузу, по адресу ул. Орисаба, дом 210, форму для заполнения, озаглавленную «Сообщение о смерти американского гражданина». Это удостоверение - наподобие свидетельства о браке - Берроуз получил в посольстве США в Афинах, когда женился в первый раз, в 1937 - был оказываемой консульством услугой для всех американцев. Обычно его запрашивали остающиеся в живых родственники.
Документ посольства сообщает, что последним известным адресом Воллмер в США является «Новый Орлеан, Луизиана»; что на момент смерти ей было 27 лет; и что она похоронена на «американском кладбище» 9 сентября. В качестве причины смерти указано «проникающее пулевое ранение в череп, что подтверждено доктором Луисом Лардисабалом Гаспаро». Ее смерть была отмечена на странице 276 в девятом томе записи актов гражданского состояния и запись подписана Энрике Ледесма. Местный «Закон о перезахоронении останков» подтверждает: «Не может быть перезахоронена на протяжении семи лет». В графе «Местонахождение имущества покойного» написано: «Во владении мужа, Уильяма Сьюарда Берроуза».
Должно быть, Берроузу пришлось столкнуться с грустной задачей избавиться от одежды, книг и других личных вещей Джоан.
27 октября о поданной Берроузом ампаро узнал Антонио Фернандес Вера. К тому времени Берроуз был дома по адресу Орисаба, дом 210 уже шесть недель, отмечаясь в восемь утра каждого дня в тюрьме Лекумберри, чтобы подтвердить, что он все еще в городе. Из постановления, принятого судьей Фернандесом 15 ноября, мы можем подтвердить, что точными обвинениями, предъявленными Берроузу, были:
Жалобщик сам соглашается с тем, что законные требования выполнены в связи с объективными фактами, относящимися к смерти Джоан Воллмер Берроуз, которые, даже если и не несут субъективных элементов преступного убийства, и в том, что первая оценка вполне очевидно указывает на обстоятельства, связанные с убийством, в соответствии с параграфами 94, 96, 105, 106-121 и прочими связанными с этим частям уголовно-процессуального кодекса, действующего в Дистрито Федераль и на Территориях…
Таким образом, факты, которыми был вызван арест Уильяма Сьюарда Берроуза и постановление о помещении его в тюремное заключение, таковы: … 7 сентября, жалобщик находился в доме 122 по Монтеррей, в квартире 10, где жил его друг Джон Хили, и где - в компании жены означенного жалобщика, и других лиц - они употребляли спиртные напитки; и что в некий момент жалобщик извлек пистолет, потянул затвор и произвел выстрел, повлекший смерть ныне покойной женщины.
Это является версией свидетелей Эдвина Джона Вуса и Луиса Маркера, но жалобщик не может представить доказательств, которые бы снимали с него ответственность в соответствии с частью X параграфа 15 уголовного кодекса; то есть, доказать в случае нанесения ранения, что ранение произошло по чистой случайности, не намеренно и не по невежеству, что влечет за собой рассмотрение уголовно наказуемого деяния.
Таким образом, даже в случае если такие обстоятельства могут быть показаны, и если даже анализ происшествия покажет непреднамеренность в ходе работы комиссии по расследованию наказуемого деяния, существует возможность того, что смерть жертвы наступила в следствие невежества (“imprudencia”), так как жалобщик должен был осознавать, что находится в состоянии опьянения - он же не проверил, было ли оружие заряжено, ни направил оружие в ту сторону, выстрел в которую не мог нанести ущерба…
Рассмотрим подробнее части параграфа 15, который находится в Первой Части («Уголовная ответственность», главе IV, «Поводы для исключения уголовной ответственности»:
Преступление «исключается» в случае:
I. Наказуемое деяние произошло не по воле субъекта деяния;
II. Отсутствие необходимых составных элементов в составе типового описания инкриминируемого преступления;
[...]
VII. В момент, когда произошло типовое уголовно наказуемое деяние, субъект не был в состоянии распознать его противозаконный характер, или действовать так, чтобы предотвратить его, по причине психического расстройства или заторможенного умственного развития - но не в том случае, когда субъект сам вызывал это расстройство, в коем случае субъект будет ответственен за преступление, которое можно было предвидеть.
Когда умственные способности, упомянутые предыдущем параграфе лишь «несколько» уменьшены, следует обратиться к параграфу 69-бис данного кодекса;
VIII. Действие, или бездействие, произошло вследствие неизбежной ошибки…;
X. Преступление произошло вследствие случайной ситуации. ("El resultado
típico se produce por caso fortúito.")
Теорией Хурадо был сценарий caso fortúito. Иначе он мог опираться на часть VII, который относит к параграфу 69-бис, который находится в Части Три («Применение санкций»), глава V, «Лечение, в заключении или на свободе, граждан, которым не может быть предъявлено обвинение (inimputables) и тех, кто имеет привычку или необходимость принимать интоксицирующие или психотропные вещества» - (параграф, который, как мы должны заметить, был включен в свод законов через некоторое время после 1951 года):
Если способность субъекта преступления понимать противозаконность деяния, или его способность управлять собой в соответствии с этим пониманием, снижена только по причинам, указаны в части VII параграфа 15 данного кодекса, тогда, по решению судьи, к нему применяется следующее: его приговор составит две третьих от наказания, соответствующего совершенному преступлению, или до половины срока заключения в психиатрическом учреждении, в соответствии с параграфом 69, или и то и другое, в случае, если это будет необходимо, с учетом степени, в которой невозможно предъявить обвинение, соответствующей данному субъекту.
Адвокат Берроуза мог утверждать, что его клиент был алкоголиком и наркоманом, соответствующим определениям главы V, Раздела Третьего, и что его сниженная способность отвечать за свои поступки указывала на необходимость уменьшения наказания в соответствии с тем, что указано в параграфе 69-бис. Кроме того, он мог акцентировать внимание на части I главы IV, параграфе 15: что деяние произошло без необходимого элемента - воли, или намерения. Но Хурадо собирался доказать соответствие части X: все произошло «по чистой случайности».
Судья Фернандес должен был решить лишь то, были ли права обвиняемого, гарантируемые мексиканскими законами, нарушены. Он вынес решение, что они не были, и что тюремное заключение Берроуза было законным. После цитирования показаний Луис Уртадо Бака а Бака - «версию №1» Берроуза, которую он сообщил во дворе Крус Роха - и письменных выводов и постановлений судьи Урсаиса, Фернандес вынес решение по ампаро, приводимое здесь:
Правосудие Союза не защищает и не дает убежища Уильяму Сьюарду Берроузу от действий, на которые он жалуется, со стороны десятого судьи четвертого уголовного суда и начальника исправительного заведения Дистрито Федераль, состоящие в (по словам жалобщика) лишении свободы, произведенном по решению судьи 10 сентября как подозреваемого в совершении убийства; также и в действиях, которые были позже произведены в связи с исполнением данного постановления, так как они были произведены по законному решению соответствующих официальных лиц.
Газетное освещение слушаний 27 октября было незначительным; «Эксельсьор», «Ла Пренса» и «Эль Насьональ» опубликовали краткие заметки.
Берроуз был выпущен под залог, пока не было рассмотрена петиция ампаро, но это постановление покончило с его свободой. Но Берроуз оставался на свободе, под еженедельным присмотром. Он позже рассказал Теду Моргану, что взял долговое обязательство на 2312 долларов и заплатил 2000 Хурадо, плюс еще 300 долларов «на взятки четырем экспертам по баллистике, которых привлек суд» - если таковые эксперты на самом деле привлекались.
Но Эдди Вудс сказал Теду Моргану: «Я понимал, что семья Берроуза платила все это время, и уже должна была выложить десять, двадцать тысяч долларов. Он же брал в долг, так?» Мнение Вудса об этих платах не подтверждено.
В любом случае, Берроуз тихо жил в квартире на улице Орисаба после сентября 1951 года, занимаясь лечением больной печени (желтухи), и находясь под присмотром временного соседа по комнате, Льюиса Маркера; письма Берроуза Гинзбергу, относящиеся к тому времени, полны неугасающей надежды на то, что Маркер поедет с ним жить в Южную Америку (с маленьким Билли на буксире, конечно). Но Маркер вернулся в штаты всего через несколько недель, Берроуз остался в депрессии из-за разбитого сердца. Потом он нашел и обратил свое внимание на окончательный вариант рукописи «Джанки» - который Гинзберг, наконец, продал, издательству Ace Books в Нью-Йорке. Потом, в середине ноября 1952, Берроуз внезапно решил покинуть страну.
Бернабе Хурадо сам попал в неприятности: 12 ноября автомобиль, полный пьяных тинейджеров протерся боком об его новый «Бьюик Роадмастер», припаркованный на улице рядом с его домом - 187 по Авенида Мексико, и он несколько раз выстрелил в их машину. Семнадцатилетний парень, Марио Салданья Сервантес, был ранен одной пулей, но эта рана не повлекла немедленную смерть.
Хурадо начал скрываться, и когда парень (чья семья оказалось хорошо знакома многим мексиканским законодателям), наконец умер 29 ноября - как утверждают, от гнойного менингита, или, как вспоминал Берроуз, от отравления крови, вызванного пулей - общественное негодование и требование правосудия достигли даже кабинета вновь избранного Президента, Авилы Камачо. Хурадо сбежал из Мексики в США, а потом в Европу, чтобы не возвращаться несколько лет.
Своеобразные воспоминания Хурадо о его отношениях с Берроузом цитируются в книге Марии Луизы Соларес «Бернабе Хурадо: Его судебная судьба» (“Bernabé Jurado: Litigante de su Destino”) (1981 год). По воспоминаниям Хурадо:
Я вытащил его, используя грязные приемы, baja caución. Я не помню, сколько мне пришлось заплатить… но я помню, что его брат приехал с Миссури, где находилась компания Берроузов. Он подписал долговое обязательство на 250 тысяч песо за защиту своего брата.
На следующий день я обеспечил моему клиенту свободу, а они не заплатли мне ни единого сентаво, потому что я сбежал из страны.
И так как я тоже, обязательно должен был уехать, находясь под обвинением в убийстве, я решил, что подожду с этим делом.
Я снова встретил Берроуза в Марокко, в кабаре в Касабланке.
Я не был уверен, он ли это, так что чтобы удостовериться, я подошел сзади и сказал: «Привет, Билл!»
Он мгновенно обернулся и сказал: «О, нет!...» Он был парализован.
Я предложил уйти из кабаре, чтобы обсудить наши дела.
Он думал, что у меня ордер на его экстрадицию и возвращение в Мексику.
Он был бледен, еле дышал.
«Слушай», - сказал он мне: «Я заплачу тебе все, что ты хочешь, только не забирай меня назад в тюрьму».
Он дал мне двадцать тысяч долларов.
Это заявление весьма необычно, и вряд ли в 1957 году в Танжере Берроуз боялся бы вновь увидеть Хурадо. В любом случае, не могло так произойти, чтобы у него было столько денег в тот момент, даже у его семьи не могло. Хурадо все хотелось верить в миф о «Берроузах-миллионерах». Он ошибался, полагая, что «компания Берроузов» располагалась в Миссури; ее штаб-квартира была в Детройте с 1906 года. Другой странностью является место встречи: Касабланка не была местом, которое Берроуз навещал часто - может быть, лишь однажды.
Лишившись адвоката в Мексике, и желая публикации «Джанки» в течение наступившего года в Нью-Йорке, в середине ноября 1952 года Берроуз съездил к техасской границе в автомобили с «боливийским троцкистом» по имени «Текс» Риддле. Если Берроуз давал письменное обязательство явиться, оно было нарушено, когда он сбежал.
Родители Берроуза переехали из Сент-Луиса в Палм Бич весной 1952 года (возможно, ставшая широко известной репутация их сына-женоубийцы лишила их остатков высокого общественного положения в обеспеченном обществе Клейтон/Ладью) и Берроуз отправился во Флориду повидаться с ними и со своим сыном, Биллом Младшим, которому было уже пять лет.
В январе Берроуз из Флориды отправился в восьмимесячное путешествие, один, через Панаму, Эквадор, Колумбию и Перу - снова в поисках яхе. 5 мая из Лимы он писал Гинзбергу: «Получил весточку от Хурадо. Я приговорен in absentia. Я чувствую себя как римляне, изгнанные из Рима». Разумеется, последняя ремарка - с усмешкой, хитринкой. (Официальный приговор был вынесен семью месяцами ранее, как будет указано).
После последнего посещения Мехико осенью 1953 года, Берроуз вернулся в США и провел два месяца с Алленом Гинзбергом в его нью-йоркской квартире, работая над тем, что стало потом «Письмами Яхе». В конце декабря он отправился на пароходе в Средиземноморье, чтобы встретиться с Аланом Ансеном в Риме.
И 14 декабря 1953 года, в Мехико, медленные жернова мексиканского правосудия наконец-то завершили работу: Эдуардо Урсаис Хименес объявил Берроуза виновным в убийстве и приговорил его к двум годам в тюрьме, исключая тринадцать дней, что он отбыл, без конфискации имущества. Приговор был заморожен, и Мексика более не предпринимала никаких попыток поймать или наказать Уильяма Берроуза за смерть его жены.
Берроуз много раз писал и говорил о выстреле в Джоан на протяжении следующих сорок лет до его смерти, и так как наш «пародийный суд» должен хотя бы собрать все доступные свидетельства, вот выборка из тех замечаний по поводу этого события, которые он высказывал позднее.
7 февраля 1954 года, он послал Гинзбергу эти строки, которые были исключены (при жизни Берроуза) из собрания его писем, изданного в 1993 году под редакцией Оливера Харриса:
Могу еще попытаться написать историю или какое-то мнение по поводу смерти Джоан. Я думаю, что мое нежелание - не оттого, что я считаю дургным вкусом писать об этом. Я считаю, что я боюсь. Не совсем того, что могу обнаружить неосознанное намерение, это что-то более сложное, более глубинное и более ужасное, как будто бы мозг потянул пулю на себя.
Я рассказывал тебе сон, приснившийся Келлсу в ночь смерти Джоан? Это было еще до того, как он узнал, конечно. Я готовил что-то в кастрюльке, а он спросил, что я готовлю и я сказал: «Мозги!» и открыл кастрюлю, показав ему нечто, выглядевшее как «множество белых червей». Я забыл спросить его, как я выглядел, какая была общая атмосфера и прочее.
Для того чтобы объединить все это, я выдаю одну из моих особых частиц мудрости, например: «Всегда используйте ножницы для птиц, когда отстригаете пальцы»:
Никогда не участвуйте в активной или пассивной роли в какой либо стрельбе в кого-то или рядом с кем-то, метании ножей и всем таком, и, если вы просто свидетель, постарайтесь прекратить это дело.
Я рассказывал тебе об ужасном кошмаре и депрессии и беспокойстве, владевшими мной весь день, так что я постоянно спрашивал: «Во имя Господа, что со мной стряслось?»...
Еще одно. Идея выстрела в стакан на ее голове никогда не приходила мне в голову сознательно, до тех пор, пока - на голубом глазу, насколько я помню - (я бы очень пьян, конечно), я не сказал: «Пришло время сыграть в Вильгельма Телля. Поставь стакан себе на голову, Джоан».
Обрати внимание на все эти меры предосторожности, хотя я должен был сделать это, как настоящий Вильгельм Телль.
Почему, в самом деле? В моем нынешнем состоянии души, я боюсь слишком углубляться в этот вопрос.
Я аккуратно целился с шести футов в самый верх стакана.
Это не заслуга Берроуза, что после того как он стал знаменит в 1959, после издания «Голого завтрака» и начал давать интервью литературным журналам, он сохранял эту завесу много лет. Например в 1965 году у него брал интервью Конрад Кникербокер для «Пари Ревю», и он спросил о смерти его жены (четырнадцатью годами ранее), а он ответил:
Я был в Мексике во времена режима Алемана. Если вы заходили в бар, там было по крайней мере пятнадцать человек с пистолетами. Все носили оружие. Они напивались и становились угрозой для любого живого существа. Я имею в виду что тогда, сидя в коктейль-баре, нужно было всегда быть готовым рухнуть на пол…
И у меня произошел тот ужасный случай с Джоан Воллмер, моей женой. У меня был револьвер, который я собирался продать другу. Я проверял его, и он выпалил - убил ее. Слухи говорят, что пытался сбить с ее головы стакан шампанского, как Вильгельм Телль. Бред и ложь.
Потом у них была большая депистолизация. В Мехико был один из самых высоких в мире уровней убийств на душу населения.
Интервью, взятое летом 1974 Эндрю Вайли и Виктором Бокрисом цитируется в книге Бокриса «С Уильямом Берроузом: Репортаж из Бункера» (1988 год). Тут Берроуза допрашивают более агрессивно, и он отвечает честнее (но не описывая сцену из «Вильгельма Телля»):
БОКРИС/ВАЙЛИ: Как себя чувствуешь, застрелив свою вторую жену?
БЕРРОУЗ: Это был несчастный случай:
Если уж так говорить, если каждый ответственен за все, что делает, следует распространить ответственность глубже уровня сознательных действий…
В день, когда это произошло, я шел по улице и вдруг понял что у меня слезы текут по щекам.
«Что, черт возьми, случилось? Какого черта с тобой не так?»
И я взял острый нож, который должен был быть заточен, который я купил в Эквадоре, и вернулся в эту квартиру.
Поскольку я чувстовал себя чудовищно, я начал хлопать одну за одной. И тогда это произошло…
Мой адвокат пришел навестить меня в тюрьме. Каждому было ясно, что я перегружен этой ситуацией, сижу в слезах, и он говорит: «Ну, твоя жена больше не страдает, она мертва. Но не бойся: я, Бернабе Хурадо, собираюсь защищать тебя».
Когда Берроуз снимался в своей документальной биографии Говарда Брукнера в 1980 году, в комнате в старом Чейз Парк Плаза Хотел в Сент-Луисе, он, наконец, довольно прямо рассказывал в камеру Брукнера:
БЕРРОУЗ: Мы были в Мексике и она начала пить, пить довольно сильно. Она управлялась с квартой текилы в день, просто никакая весь день, знаете. Никто не выказывал ни малейшего признака опьянения.
В тот день я знал, что случится что-то отвратительное. Я помню, что шел по улице, и слезы начали течь по моему лицу. Ну, если такое происходит, держись, парень.
Видите ли, я всегда чувствовал, что иногда меня контролирует некая абсолютно злая сила, которую Брайон [Гайсин] описывает как Уродливый Дух. То, что я шел по улице и слезы текли по лицу, значило что я знаю, что Уродливый Дух - который всегда худшая часть любого человека - возьмет верх, и что произойдет нечто ужасное.
Я взял нож, который купил в Эквадоре, и оставил его точильщику, чтобы он заточил его. Я вернулся в квартиру, где мы все встречались, и у меня было ужасная депрессия. Это было глупо, конечно, но чтобы одолеть депрессию, я начал пить.
Потом я сказал Джоан: «Настало время для Вильгельма Телля». А она поставила стакан на голову.
У меня был этот кусок хлама калибра .380. Я выстрелил. Стакан был нетронут. Джоан начала сползать на пол. Потом Маркер сказал - подошел и взглянул на нее - он сказал: «Билл, твоя пуля попала ей в лоб».
Я сказал: «О, Боже мой!»
Приехала скорая, приехала полиция. Я пошел в полицейский участок с ними, и я не пробыл там и пяти минут, когда зашел мой адвокат. Он сказал: «Не волнуйся, Билл, ничего не говори, это был случайный выстрел».
БРУКНЕР (вне камеры): Вы когда-нибудь проделывали эту штуку с Вильгельмом Теллем?
БЕРРОУЗ: Никогда. Никогда. Это просто полное безумие.
В течение 1983-1986 годов Берроуз дал сотни часов интервью Теду Моргану. Эти строки взяты не из «Литературного Бандита», а из новой расшифровки кассет с интервью Берроуз-Морган:
Я никогда не пойму до конца, что произошло. Аллен всегда сводил это к ее самоубийству, что она дразнила меня, чтобы я сделал это, и я не верю в это. Вовсе нет. Вовсе нет…
Я уехал в Южную Америку с Маркером, и это произошло очень вскоре после того, как мы вернулись, Джоан была убита в ту неделю…
Я начал пить. Я вернулся в квартиру, поднялся, а там была Джоан. И, чтобы справиться с этой ужасной депрессией, я начал пить еще и еще и еще.
Я знал, что что-то случится. Что-то очень плохое должно было случиться. Я не знал, что это будет…
Я был в комнате Хили, прямо над баром «Баунти», там, где это случилось. Это была как-бы гостиная, спальня с диваном. Эдди Вудс и Маркер оба были там. Пистолет был в кобуре в саквоязже. Я шел туда с пистолетом, я тогда всюду ходил с пистолетом.
Я внезапно сказал: «Думаю, настало время сыграть в Вильгельма Телля».
Я вижу ее, она сидит в кресле. Она берет стакан и медленно ставит его на голову. Это был дешевый пистолет, автоматический калибра .380. Я знал, что он может пустить пулю ниже.
Он поставился стакан на голову, и теперь у нее был стакан на голове, и я выстрелил - и попал - и убил - и никогда больше не буду…
Конечно, я был пьян. Это была полностью и совершенно безумная идея. Я имею в виду, независимо от того, попал ли бы я в стакан, это было ужасно опасно для двух человек, сидевших там! Осколки стекла были бы везде.
Так что это была действительно безумная идея.
В середине восьмидесятых оригинальная незаконченная рукопись «Гомосека» стала доступна для публикации благодаря филантропу и собирателю рукописей Робету Джексону. В конце 1984 года Берроуз заставил себя перечитать свои старые записи, чтобы вспомнить чувства и события тех темных дней. Он написал «Введение» для «Гомосека» издания 1985 года, в котором он пытался встретиться со смертью Джоан напрямую. Он упоминает сообщение, созданное «методом нарезки», созданное его товарищем Брайоном Гайсином, примерно в 1958:
Брайон Гайсин сказал мне в Париже: «Ибо Уродливый Дух застрелил Джоан чтобы…» Небольшое медиумическое послание, которое не было завершено - или было? Ему необязательно быть завершенным, если прочесть так: «Уродливый Дух застрелил Джоан чтобы быть (причиной)» [игра слов в оригинале] - чтобы продолжить оккупацию паразитом ненависти…
Я купил скаутский нож в Кито… Было примерно три пополудни, спустя несколько дней после того, как я вернулся в Мехико, и я решил заточить нож. У точильщика была маленькая дудочка и постоянный маршрут, и пока я шел по улице к его тележке, чувство потери и грусти, отягощавшее меня весь день так, что я едва мог дышать, усилилось до такой степени, что я понял, что слезы текут по моему лицу…
Я вынужден прийти к ужасающему выводу - я никогда не стал бы писателем без смерти Джоан, и теперь прихожу к пониманию того, как сильно это событие стимулировало и оформило мое писательство. Я живу в постоянном страхе перед одержимостью и должен постоянно ускользать от одержимости, от Контроля. Так что смерть Джоан раскрыла мне глаза на захватчика, Уродливого Духа, и вывела меня на путь постоянной борьбы, на котором у меня нет другого выбора, кроме как текстом проложить себе путь на свободу.
Этот последний абзац цитировался настолько часто, что большинство исследователей Берроуза знают его наизусть. Когда канадский режиссер Дэвид Кроненберг выпустил в 1992 году фильм, свободно трактующий «Голый Завтрак», он принял слова Берроуза вполне буквально, и в заключительной сцене он даже повторил убийство «Джейн» как ответ «Ли» пограничнику «Аннексии», потребовавшему от «Ли» доказать, является ли он писателем!..
Другие комментаторы приняли заявления Берроуза во Введении «Гомосека», как некий «ключ» к искусству писателя, снова принимая его слова за чистую монету: чтобы освободить себя от грех убийства, Уильям Берроуз посвятил свою жизнь писательству. Но такая апология несколько лицемерна, поскольку Берроуз уже практически полностью закончил проект «Джанки» к декабрю 1950 года, за восемь месяцев до смерти Джоан.