Tanz der Vampire in Berlin, 14/16.05.2013
Помню, как совершенно случайно в 2006 году в мои руки попал диск с видеобутлегом Tanz der Vampire. Качество было ужасным, но именно тогда я смогла впервые ощутить этот мюзикл с картинкой. Именно таким я его и полюбила тогда так сильно, что, будучи ещё студенткой, порой даже мечтала поскорее добраться до дома и пересмотреть запись. И именно эта оригинальная постановка под руководством ещё Романа Полански сохранилась почти в первозданном виде до наших дней в берлинском Theater des Westens.
В этот отпуск мне посчастливилось посетить столицу Германии и эту постановку аж дважды. Кто знает меня хорошо, тот поймёт, что для меня вкупе всё это значило: наконец-то любимая страна, любимый спектакль, оригинальная постановка и любимый граф. Оба дня составы мне выпали одинаковые, так что буду писать в целом об артистах. Как ни странно, но в Германии это совершенно другая сказка, и дело даже не в различии текстов, а в подаче артистами образов. У меня даже сложилось впечатление, что некоторые наши артисты играют не совсем то...
Так, например, совершенно по-иному открылся для меня профессор Абронсиус в исполении Jens Janke. Этот человек срывал овации не меньше, чем граф. И с прискорбием я вынуждена была признать, что в нашей версии образ профессора подаётся чересчур серьёзно. Профессор Йенса же - постаревший хулиган, шкодливый студент, который наверняка от тяги к познаниям не раз взрывал кабинеты химии и воровал пробирки. Он очень смешно пританцовывает и выдаёт трели фальцетом, читает свои непроизносимые речитативы и внезапно испуганно и заботливо прикрывает собой Альфреда в сцене, когда граф поёт о том, что заберёт его душу. Ничего этого в нашем профессоре (в исполнении обоих актёров) нет, хотя мне всегда безумно нравилась работа Андрея Матвеева. Однако спустя уже почти два года профессор и Альфред стали для меня теми персонажами, на сценах с которыми я откровенно скучаю.
Альфреда мне довелось увидеть новенького, недавно введённого в постановку Tibor Heger. Мне сразу же не понравился его вокал: вроде бы ту же «Für Sarah» он отпел неплохо, но высокие ноты столь слабо звучат, что за голосом Сары его порой просто не слышно. После него я больше не имею претензий сама и не смогу их слышать от других к вокалу Сергея Денисова - отличного по образу Альфреда. Подача образа у Тибора же весьма своеобразная и интересная. Наверное, таких Альфредов я ещё не видела. И хоть он порой чересчур истеричен, что-то в этом, наверное, есть. С таким профессором они неплохо дополняют друг друга: хулиган и паникёр. По крайней мере, их совместные сцены наполнены динамикой и весьма комичны.
Совершенно другой в Берлине Шагал в исполнении Jerzy Jeszke. Мне даже трудно представить, как можно настолько перевоплотиться из вполне обычного внешне мужчины в такого мерзкого, скользкого еврея. Все эти его жесты руками, интонации, потирание бородки были столь натуральны!
Очень правильная Магда вышла в исполнении Göle de Rädt. Такая, какой она была в оригинальной задумке: скромная служанка баварской внешности в первом акте и комично-распущенная вампирша - во втором. Именно комичная, без перегибов в излишне серьёзную пошлость, как у некоторых... К сожалению, у Гёле крайне неудачный грим во втором акте, потому что сама по себе она девушка симпатичная, вроде. И не очень приглядная мимика, когда она берёт высокие ноты. Но в целом мне её образ, повторюсь, понравился.
Вот кто не понравился, так это Куколь! Артист-то (Stefan Büdenbender), конечно, не виноват в том, что у него такой дурацкий костюм и грим, что хореография той постановки предполагает столь ненатуральные для горбуна движения. Но с нашим Куколем он не идёт ни в какое сравнение.
Оставила равнодушной и Ребекка в исполнении Anja Wessel. Вроде бы она тоже фактурная, но нет харизмы Мананы Гогитидзе, нет её волевой энергетики.
Совершенно с новой стороны открыл для меня границы образа Герберта Marc Liebisch. Это вампир чересчур утончённого вкуса и манер, настоящий поэт, но при этом он намного хищнее нашего Герберта. Он не так похож на отца и не сильно находится под его влиянием, а является полноценным напарником и даже подстрекателем. В своём гриме с таким разлётом бровей Марк похож на настоящего летучего мышонка и даже соответственно размахивает плащом на балу, словно раскрывает крылья. От насилия он получает удовольствие, но только от эстетически оформленного. Его воротит от одного запаха профессора и Сары, и отпускает Альфреда этот Герберт не потому, что испугался профессорского зонта или поразился подобной фамильярности, а оттого, что у него испортился аппетит. Ещё мне показалось в этой версии, что ночной кошмар, который снится Альфреду, есть не что иное, как насланный самим Гербертом дурной сон. И с графом у них потрясающая актёрская химия на сцене.
Как и у Сары с графом. Я совершенно очарована Mercedesz Csampai. Ещё по видео было понятно, что Сара у неё очень хороша, но в реальности это, пожалуй, самая правильная Сара из всех, что я видела вживую и на записи. Мерцедес сочетает в себе и национальные хитрость и наглость Сары, и отчаянность Sternkind, побежавшей на зов за своим предназначением. При этом она не просто тупо жаждет свободы - она хочет очнуться ото сна, в котором существовала всю свою жизнь, и пробуждает её не увлечение Альфредом, а инфернальность графа, соприкосновение с вечностью, в нём воплощённой. В него она, безусловно, не влюблена. Это сложно назвать влюблённостью - это тяга к тому, кого она словно бы ждала всю жизнь; такое чувство намного сильнее.
И граф - Иван Ожогин в Берлине совсем другой! Я даже не знаю, как получается такое раздвоение, и текст ли тому причина, но в том графе настолько прочувствован немецкий текст. Наш граф более брутален и уверен в себе; он воплощение сверхчеловека, презревшего первородный грех, и с бренным миром у него давно нет ничего общего, что позволяет ему играть людьми и судить их. Он более отрицательный персонаж. И он нравится мне больше, пожалуй, всем этим вместе взятым. Но немецкий граф мне настолько ближе, что во второе из своих посещений Театра Запада я, сама от себя не ожидая, прослезилась после «Die unstillbare Gier» и не могла успокоиться до конца спектакля. Что-то творилось в тот день невероятное по энергетике на сцене! У Кролока в глазах отражался сам Космос, древний и холодный, а в интонациях, помимо привычной надменности, сквозила неподдельная скорбь.
Когда он появляется впервые на сцене в «Gott ist tot» (важной для меня сцене, задающей настрой всему дальнейшему спектаклю), в зале становится не холодно и жутко, как у нас, - со сцены веет чем-то потусторонним, замогильным и непостижимым. Этот граф более чувственный, если так можно выразиться. Он идёт к своей цели совершить ритуал, но по дороге начинает колебаться, потому как Sternkind пробуждает в нём какие-то воспоминания или эмоции... И даже в «Totale Finsternis» он склоняется над Sternkind с горьким видом, точно понимает, что сделает сейчас ей больно, но вовремя останавливается. Их в этой сцене притягивает друг к другу обоюдно, и они оба словно не решаются подойти вплотную, а не так, как у нас, притяжение и управление идёт только со стороны графа. У них обоюдное затмение. Возможно, он даже сравнивает её со своей первой жертвой, которую, как мне показалось, ему единственную и было искренне жаль, а потом власть взяло чувство того, что никогда не бывает достаточно - ни познаний, ни крови, ни жажды насилия, ни возвышения над миром. Ни денег и славы, как в случае с людьми. У каждого свой неутолимый глад.
Меня поразил берлинский финал! Я столько раз смотрела это на видео, но из-за плохого качества не понимала того, что увидела теперь своими глазами. Замок рушится и погребает под собой Кролока, который потом не появляется с остальными персонажами в финальном танце. И как-то это выглядело так, будто графа больше нет, но дело его живёт, причём в худшем его проявлении, без той глубины понимания, которая раскрывается в сольной арии на кладбище...
В целом берлинская версия несёт совсем иной посыл и энергетический заряд, нежели наша, которая пришла из Венгрии и Австрии. В чём-то, пожалуй, она даже более философская и глубокая. По крайней мере, очень неоднозначная. Но вот красотой постановка похвастать не может, в отличие от великолепия нашей. У ансамбля костюмы и грим - просто тихий ужас! Эти откровенные накладные лбы, зелёные и жёлтые волосы, бутафорские воротники, рубашки лимонного неонового цвета - всё это смотрится довольно убого и совсем не вселяет ужас. Одна из самых эффектных сцен «Ewigkeit» по данной причине была для меня просто потеряна. Беднее и сами декорации, для которых ещё и сцена маловата, из-за чего кажется, что они вот-вот свалятся в оркестровую яму...
Зато бесподобно красивый театр! Несмотря на тесное расположение рядов, в зале отличный подъём, а интерьеры холлов и фасады здания поражают своей чётко выдержанной красотой без излишеств. Фантастическое место, где творится волшебство!
В этот отпуск мне посчастливилось посетить столицу Германии и эту постановку аж дважды. Кто знает меня хорошо, тот поймёт, что для меня вкупе всё это значило: наконец-то любимая страна, любимый спектакль, оригинальная постановка и любимый граф. Оба дня составы мне выпали одинаковые, так что буду писать в целом об артистах. Как ни странно, но в Германии это совершенно другая сказка, и дело даже не в различии текстов, а в подаче артистами образов. У меня даже сложилось впечатление, что некоторые наши артисты играют не совсем то...
Так, например, совершенно по-иному открылся для меня профессор Абронсиус в исполении Jens Janke. Этот человек срывал овации не меньше, чем граф. И с прискорбием я вынуждена была признать, что в нашей версии образ профессора подаётся чересчур серьёзно. Профессор Йенса же - постаревший хулиган, шкодливый студент, который наверняка от тяги к познаниям не раз взрывал кабинеты химии и воровал пробирки. Он очень смешно пританцовывает и выдаёт трели фальцетом, читает свои непроизносимые речитативы и внезапно испуганно и заботливо прикрывает собой Альфреда в сцене, когда граф поёт о том, что заберёт его душу. Ничего этого в нашем профессоре (в исполнении обоих актёров) нет, хотя мне всегда безумно нравилась работа Андрея Матвеева. Однако спустя уже почти два года профессор и Альфред стали для меня теми персонажами, на сценах с которыми я откровенно скучаю.
Альфреда мне довелось увидеть новенького, недавно введённого в постановку Tibor Heger. Мне сразу же не понравился его вокал: вроде бы ту же «Für Sarah» он отпел неплохо, но высокие ноты столь слабо звучат, что за голосом Сары его порой просто не слышно. После него я больше не имею претензий сама и не смогу их слышать от других к вокалу Сергея Денисова - отличного по образу Альфреда. Подача образа у Тибора же весьма своеобразная и интересная. Наверное, таких Альфредов я ещё не видела. И хоть он порой чересчур истеричен, что-то в этом, наверное, есть. С таким профессором они неплохо дополняют друг друга: хулиган и паникёр. По крайней мере, их совместные сцены наполнены динамикой и весьма комичны.
Совершенно другой в Берлине Шагал в исполнении Jerzy Jeszke. Мне даже трудно представить, как можно настолько перевоплотиться из вполне обычного внешне мужчины в такого мерзкого, скользкого еврея. Все эти его жесты руками, интонации, потирание бородки были столь натуральны!
Очень правильная Магда вышла в исполнении Göle de Rädt. Такая, какой она была в оригинальной задумке: скромная служанка баварской внешности в первом акте и комично-распущенная вампирша - во втором. Именно комичная, без перегибов в излишне серьёзную пошлость, как у некоторых... К сожалению, у Гёле крайне неудачный грим во втором акте, потому что сама по себе она девушка симпатичная, вроде. И не очень приглядная мимика, когда она берёт высокие ноты. Но в целом мне её образ, повторюсь, понравился.
Вот кто не понравился, так это Куколь! Артист-то (Stefan Büdenbender), конечно, не виноват в том, что у него такой дурацкий костюм и грим, что хореография той постановки предполагает столь ненатуральные для горбуна движения. Но с нашим Куколем он не идёт ни в какое сравнение.
Оставила равнодушной и Ребекка в исполнении Anja Wessel. Вроде бы она тоже фактурная, но нет харизмы Мананы Гогитидзе, нет её волевой энергетики.
Совершенно с новой стороны открыл для меня границы образа Герберта Marc Liebisch. Это вампир чересчур утончённого вкуса и манер, настоящий поэт, но при этом он намного хищнее нашего Герберта. Он не так похож на отца и не сильно находится под его влиянием, а является полноценным напарником и даже подстрекателем. В своём гриме с таким разлётом бровей Марк похож на настоящего летучего мышонка и даже соответственно размахивает плащом на балу, словно раскрывает крылья. От насилия он получает удовольствие, но только от эстетически оформленного. Его воротит от одного запаха профессора и Сары, и отпускает Альфреда этот Герберт не потому, что испугался профессорского зонта или поразился подобной фамильярности, а оттого, что у него испортился аппетит. Ещё мне показалось в этой версии, что ночной кошмар, который снится Альфреду, есть не что иное, как насланный самим Гербертом дурной сон. И с графом у них потрясающая актёрская химия на сцене.
Как и у Сары с графом. Я совершенно очарована Mercedesz Csampai. Ещё по видео было понятно, что Сара у неё очень хороша, но в реальности это, пожалуй, самая правильная Сара из всех, что я видела вживую и на записи. Мерцедес сочетает в себе и национальные хитрость и наглость Сары, и отчаянность Sternkind, побежавшей на зов за своим предназначением. При этом она не просто тупо жаждет свободы - она хочет очнуться ото сна, в котором существовала всю свою жизнь, и пробуждает её не увлечение Альфредом, а инфернальность графа, соприкосновение с вечностью, в нём воплощённой. В него она, безусловно, не влюблена. Это сложно назвать влюблённостью - это тяга к тому, кого она словно бы ждала всю жизнь; такое чувство намного сильнее.
И граф - Иван Ожогин в Берлине совсем другой! Я даже не знаю, как получается такое раздвоение, и текст ли тому причина, но в том графе настолько прочувствован немецкий текст. Наш граф более брутален и уверен в себе; он воплощение сверхчеловека, презревшего первородный грех, и с бренным миром у него давно нет ничего общего, что позволяет ему играть людьми и судить их. Он более отрицательный персонаж. И он нравится мне больше, пожалуй, всем этим вместе взятым. Но немецкий граф мне настолько ближе, что во второе из своих посещений Театра Запада я, сама от себя не ожидая, прослезилась после «Die unstillbare Gier» и не могла успокоиться до конца спектакля. Что-то творилось в тот день невероятное по энергетике на сцене! У Кролока в глазах отражался сам Космос, древний и холодный, а в интонациях, помимо привычной надменности, сквозила неподдельная скорбь.
Когда он появляется впервые на сцене в «Gott ist tot» (важной для меня сцене, задающей настрой всему дальнейшему спектаклю), в зале становится не холодно и жутко, как у нас, - со сцены веет чем-то потусторонним, замогильным и непостижимым. Этот граф более чувственный, если так можно выразиться. Он идёт к своей цели совершить ритуал, но по дороге начинает колебаться, потому как Sternkind пробуждает в нём какие-то воспоминания или эмоции... И даже в «Totale Finsternis» он склоняется над Sternkind с горьким видом, точно понимает, что сделает сейчас ей больно, но вовремя останавливается. Их в этой сцене притягивает друг к другу обоюдно, и они оба словно не решаются подойти вплотную, а не так, как у нас, притяжение и управление идёт только со стороны графа. У них обоюдное затмение. Возможно, он даже сравнивает её со своей первой жертвой, которую, как мне показалось, ему единственную и было искренне жаль, а потом власть взяло чувство того, что никогда не бывает достаточно - ни познаний, ни крови, ни жажды насилия, ни возвышения над миром. Ни денег и славы, как в случае с людьми. У каждого свой неутолимый глад.
Меня поразил берлинский финал! Я столько раз смотрела это на видео, но из-за плохого качества не понимала того, что увидела теперь своими глазами. Замок рушится и погребает под собой Кролока, который потом не появляется с остальными персонажами в финальном танце. И как-то это выглядело так, будто графа больше нет, но дело его живёт, причём в худшем его проявлении, без той глубины понимания, которая раскрывается в сольной арии на кладбище...
В целом берлинская версия несёт совсем иной посыл и энергетический заряд, нежели наша, которая пришла из Венгрии и Австрии. В чём-то, пожалуй, она даже более философская и глубокая. По крайней мере, очень неоднозначная. Но вот красотой постановка похвастать не может, в отличие от великолепия нашей. У ансамбля костюмы и грим - просто тихий ужас! Эти откровенные накладные лбы, зелёные и жёлтые волосы, бутафорские воротники, рубашки лимонного неонового цвета - всё это смотрится довольно убого и совсем не вселяет ужас. Одна из самых эффектных сцен «Ewigkeit» по данной причине была для меня просто потеряна. Беднее и сами декорации, для которых ещё и сцена маловата, из-за чего кажется, что они вот-вот свалятся в оркестровую яму...
Зато бесподобно красивый театр! Несмотря на тесное расположение рядов, в зале отличный подъём, а интерьеры холлов и фасады здания поражают своей чётко выдержанной красотой без излишеств. Фантастическое место, где творится волшебство!