Пятую и шестую серии смотреть было невероятно скучно, актёры не спасали положения вовсе (это редкость, актёры играют великолепно), потому что играли совсем чужих людей, на которых неинтересно смотреть. Пятая серия называется «Без женщин», но на самом деле там нет Вертинского. Александр Николаевич в Париже был счастлив. Он успевал заводить полезные и приятные знакомства и имел успех не только у русских, а и у именитых иностранцев, вроде принца Уэльского. Он развлекался, со своим неподражаемым шармом поддразнивая французских полицейских, официанты ресторанов подавали его собаке бриошь за тем же самым столом, что и ему - и с большим удовольствием, французы любят пошутить! Он крепко дружил с так же обосновавшимся в Париже давним знакомым - актёром Иваном Мозжухиным, помните такого в первых сериях?
В сериале он сообщает уже известной «полковнице»:
- Дружу с Иваном Мозжухиным, но дружба эта какая-то животная… - по какой причине персонаж такое сказал, известно только режиссёру. Кроме того, Мозжухину волей режиссёра приписали сексуальные извращения, полностью выдуманные, никто не подтверждает этого.
Вертинский писал, что многие эмигранты в Париже так сильно тосковали по России, что или писали (и говорили) только о возвращении на Родину, и даже в предсмертном бреду звали её, вместо близких. Или не могли творить вовсе, как И. Бунин, или… Набоков жил не в Париже, но эмигрант. Он вполне продуктивно творил, но по его произведениям нельзя было сказать, что их написал русский, они совершенно вненациональны. Так проявлялась тоска.
Режиссёр Смирнова демонстрирует зрителю тоскующего по разочаровавшей его жене (не по Родине), разучившегося творить, уставшего от публики и рвущегося куда угодно отсюда артиста, выглядящего «белой вороной» среди прочих, более удачливых собратьев. Это - неправда. А Вертинский, якобы, настолько неудачлив, что его аккомпаниатор (к счастью, персонаж полностью вымышлен, за него не так обидно) ищет ему «негров», способных накропать что-то в его манере и продать ему. Узнавший об этом Вертинский неприятно поражён, и мы тоже: что это режиссёр придумывает, уже лишив артиста права на одно из своих стихотворений?
Несмотря на всю тоску по Родине, в 1930-х годах Александр Николаевич не читал даже советских газет, с их мелким шрифтом и исключительно деловыми новостями о стройках, он читал французские газеты, высмеивающие советскую Россию. Он видел приезжавших в Париж русских, и даже людей «его выпуска богемы», с которыми начинал карьеру в Москве, но…
«Эти редкие встречи только подчёркивали нашу отчуждённость. Мы уже потеряли общий язык и плохо понимали друг друга, точно это были люди с другой планеты. От них веяло какой-то новой силой, новой энергией, которой у нас не было и не могло быть. Они посмеивались над нашим «гнилым Западом», и это раздражало нас, «парижан», порождая неприязнь и отчуждённость. В свою очередь, нам они казались провинциалами - «деревенскими», «отсталыми» людьми».
В сериале в Париж приезжает Костя Агеев, тот самый, который, по сериалу, подарил Вертинскому стихи, в его обществе Вертинский оживает и пишет новую песню. Вертинского пытается завербовать чекист, что у него не выходит - очевидно, дело в том, что Штирлиц в Берлине, а остальные работают спустя рукава. Замена генерала Слащова, которую играет Анна Михалкова, ненавязчиво за ним присматривает, даёт ему советы, как изменить поведение с публикой… Откуда знает, что подействует на публику, интересно… Кстати! Кто сказал режиссёру Смирновой, что в 1930-х русский, пусть даже сменивший пол генерал Слащов, выражался:
- Есть функция понимания, есть функция восхищения! Вам какая нужна?
Почитайте тогдашнюю художественную литературу, и вы убедитесь, что тогда язык ещё не свели на уровень инструкции к тостеру даже для не очень развитых генералов.
В шестой серии нереальное и потому неинтересное распустилось особой дурновкусицей. Режиссёр не справилась с темой ностальгии, по непонятной причине убрала антипатию артиста к советским, и как по нотам разыграла несуществующую историю в следующей серии, «Над розовым морем». Если бы Вертинский и другие эмигранты не раздражались от эпитета «загнивающий Запад», если бы Александр Николаевич доверял советским… более того, чекистам, если бы он, в конце концов, был разочарован во всём до такой степени, что не мог творить - возможно, он бы мог нечаянно подвести под монастырь Ивана Мозжухина, подвести под дамоклов меч советской разведки его семью, и разойтись с ним раз и навсегда. Этого не было, эта история выдумана полностью. Но режиссёр зачем-то приписала артисту такую вину.
Шестая серия объединяет в себе два германских периода, о чём, разумеется, зрителей не предупреждают. На самом деле артист приехал в Германию в первый раз в 1923-м году, прожил несколько лет, и «В конце 1932 года я вновь приехал в Берлин - напевать граммофонные пластинки. У меня был контракт с концерном «Карл Линдштрем» для «Одеона» и «Парлофона», который закончился в этом году, и мне предложили его возобновить». Возобновить не вышло, и через четыре дня Вертинский уехал. Режиссёр показывает 1933-й год, и вмещает в четыре дня столько всего, что просто диву даёшься, включая стремительно развивавшийся роман с Марлен Дитрих. Этого романа, вероятнее всего, тоже не было. Но это были ещё цветочки, нам найдётся чем возмутиться и без вполне возможного романа.
Аккомпаниатор Вертинского Михаил Поляков - фигура вымышленная, разумеется. Но зачем было выстраивать ему дикую линию, совершенно непонятно. По аналогии с Чайковским, что ли? Если пианист, музыкант, значит, должен быть геем. И, допустим, геем. Можно даже понять, почему этот гей в 1933-м году, когда приходит к власти Гитлер, решает не искать бросившего его любовника, а уйти в бордель - когда человеку плохо, он нередко хочет, чтобы было ещё хуже. Но он в этом борделе… принял свою женскую часть, осознал себя женщиной, и обрёл спокойствие и достоинство, которых у него раньше не было! Какая женщина, частью она женщина или целиком, чувствует спокойствие и достоинство в борделе, режиссёр Смирнова умалчивает… Слова о достоинстве обитателя борделя должен был сказать исполнитель роли Вертинского, никого более подходящего не нашлось. Полякова убивают нацисты, напав на гей-бордель, и это совсем провально, потому что на фоне этой неряшливой истории, из которой «нитки торчат», нацисты не вызывают возмущения. Зритель в моём лице просто ничему не верит и пожимает плечами.