Львов
А нынче все мне тёмно Таня…
(А.С.Пушкин. «Евгений Онегин")
В окошке шкалы ПУАЗО видна дата - конец августа 1977 года.
Штаб ВВС ПрикВО располагался тогда на улице Я.Галана. Я - начальник кодогруппы, в одном отсеке с 8 отделом. В кадрах нарисовали перспективу, дальше некуда. Во дворе здания начиналось строительство вычислительного центра (оснащать собирались какими-то новыми машинами серии ЕС, 1032 или 1035, если не путаю), после кодогруппы меня целили туда. Чем не начало карьеры для новоиспеченного летёхи?
Ничего тогда я в голову не брал: ни того, что это Западная Украина, ни того, что не было друзей и знакомых, ни того, что негде жить. Западенцы - да милейшие люди, знакомые и друзья появились быстро, а комнату я снял чуть не на второй день - напротив Стрыйского парка, рядом с больницей. Парк, к слову, старинный и красивейший, с богатым ландшафтом, редкими деревьями, прудами-лебедями и уютными закутками. До работы 5 минут. Сначала обрадовался, добродушные хозяева, Юра и Галя - художник и воспитательница. В первую ночь проснулся от того, что меня кто-то ест. Клопы. Я их с детства не видел. На следующий день отпросился пораньше, чтоб их травить. Прохожу через общую кухню, хозяева и парочка гостей мешают чай ложечками в стаканах и аромат какой-то странный. Подсел, точно - портвейн. Гости выставились. Юра им только что на больничном листе печать от руки нарисовал. Я смотрел, от настоящей не отличить. Худо-бедно устроился, жена с младенцем Жекой приехала. Вода - несколько часов в день, и то, потому что больница рядом, в магазинах - шаром покати или жуткие очереди. А тут мне партком, как новому секретарю части обеспечения, квартиру по договору дает, в зеленом районе, у Лесного института. Во, жизнь!
Город меня очаровал. Улицы, усыпанные каштанами, постепенно заорали самыми изощренными красками. Базары были полны невиданными мною ранее наливными дарами. На каждом углу рюмочная или бутербродная. Я оборзел настолько, что, бегая на обед позволял себе перед солянкой с почками бутылку-другую пивка.
У жены начались сессии в консерватории и подготовки к ним. Я надолго оставался один и приунывал. Сосед, Борька Походалов, сын красного полковника (у нас в доме почти все были от подпола до генерала), тоже оказался радиолюбителем, мы с ним клепали «волновые каналы», чтоб ловить на телик заграницу. Он и его жена Люда были приблизительно одного возраста со мной, к ним приезжала еще одна пара - Погореловы и мы периодически устраивали «погорелки-походалки». Кто-то из их родителей работал в продуктовой торговле. Снималось много проблем. Дружба осталась на долгие годы, Люда Погорелова приезжала к нам в Прибалтику перед самым обретением самостийности. Хорошие ребята, к сожалению, не знаю, где они сейчас и что.
В парке на Замковой горе Лена Прохоренко часами читала мне Цветаеву, а после коктейля в баре «Пид Замком» пела, что в терем ее высокий нет хода никому. Кокетничала.
Весной, на киносеансе «Миссия в Стамбуле", передо мной села девица с мамой и сразу очаровала. Я совсем не маленький, а она мне заслонила экран, да я на него и не смотрел. Кое как написал в темноте записку, и, опасаясь мамы, опустил девице в капюшон. На выходе шепнул, чтоб не выронила.
Пришла! Царица Тамара. Грузинские, с поволокой, глазищи (по папе - Чхирташвили), царственная стать, украинские (от мамы) формы. Ох, она из меня крови попила! А сколько я посамодовольничал, видя, как у всех мужиков отвисают челюсти, куда ее не приведи. Когда она устроилась в молодежный бар на Комсомольском проспекте, мы встречались редко. Хозяин был кавказец и, несмотря на то, что и пускали меня без очереди и наливали на халяву, чувствовал я себя неуютно.
Приехал во Львов почти через двадцать лет. В доме на улице Зернова, напротив оперного театра, была только мама. Уговорила подождать, пили чай с вареньем, вспоминали. Потом пришла Тамара, и я понял, что украинские корни все же сильнее грузинских. Заведует базой, незамужем, дочери 12 лет, грустит. Я тоже тогда уехал грустный.
Дом на Карла Маркса чуть не каждый день был полон гостей: поэты, парашютисты, барды, зубные техники, водители трамвая, студенты, воспитатели детсада, заведующие библиотекой, экстрасенсы, грузчики, бармены и даже один кандидат математических наук. Существование напоминало цветную разухабистую карусель. Это был первый год самостоятельной жизни, год потерь и обретений, поисков и открытий, надежд и озарений. Думаю, у каждого в памяти осталось такое время. Некоторые умудряются растянуть его всю жизнь.
Осенью 78-ого, через год с небольшим, я уехал в Мукачево.
Во Львове на части линий ходили старые-старые трамвайчики. Едешь на таком и кажется, что ты чуть ли не в Х1Х веке.
Сегодня 25-ое. В этот день в конторе традиционно накрывался стол. Было весело и светло…
(А.С.Пушкин. «Евгений Онегин")
В окошке шкалы ПУАЗО видна дата - конец августа 1977 года.
Штаб ВВС ПрикВО располагался тогда на улице Я.Галана. Я - начальник кодогруппы, в одном отсеке с 8 отделом. В кадрах нарисовали перспективу, дальше некуда. Во дворе здания начиналось строительство вычислительного центра (оснащать собирались какими-то новыми машинами серии ЕС, 1032 или 1035, если не путаю), после кодогруппы меня целили туда. Чем не начало карьеры для новоиспеченного летёхи?
Ничего тогда я в голову не брал: ни того, что это Западная Украина, ни того, что не было друзей и знакомых, ни того, что негде жить. Западенцы - да милейшие люди, знакомые и друзья появились быстро, а комнату я снял чуть не на второй день - напротив Стрыйского парка, рядом с больницей. Парк, к слову, старинный и красивейший, с богатым ландшафтом, редкими деревьями, прудами-лебедями и уютными закутками. До работы 5 минут. Сначала обрадовался, добродушные хозяева, Юра и Галя - художник и воспитательница. В первую ночь проснулся от того, что меня кто-то ест. Клопы. Я их с детства не видел. На следующий день отпросился пораньше, чтоб их травить. Прохожу через общую кухню, хозяева и парочка гостей мешают чай ложечками в стаканах и аромат какой-то странный. Подсел, точно - портвейн. Гости выставились. Юра им только что на больничном листе печать от руки нарисовал. Я смотрел, от настоящей не отличить. Худо-бедно устроился, жена с младенцем Жекой приехала. Вода - несколько часов в день, и то, потому что больница рядом, в магазинах - шаром покати или жуткие очереди. А тут мне партком, как новому секретарю части обеспечения, квартиру по договору дает, в зеленом районе, у Лесного института. Во, жизнь!
Город меня очаровал. Улицы, усыпанные каштанами, постепенно заорали самыми изощренными красками. Базары были полны невиданными мною ранее наливными дарами. На каждом углу рюмочная или бутербродная. Я оборзел настолько, что, бегая на обед позволял себе перед солянкой с почками бутылку-другую пивка.
У жены начались сессии в консерватории и подготовки к ним. Я надолго оставался один и приунывал. Сосед, Борька Походалов, сын красного полковника (у нас в доме почти все были от подпола до генерала), тоже оказался радиолюбителем, мы с ним клепали «волновые каналы», чтоб ловить на телик заграницу. Он и его жена Люда были приблизительно одного возраста со мной, к ним приезжала еще одна пара - Погореловы и мы периодически устраивали «погорелки-походалки». Кто-то из их родителей работал в продуктовой торговле. Снималось много проблем. Дружба осталась на долгие годы, Люда Погорелова приезжала к нам в Прибалтику перед самым обретением самостийности. Хорошие ребята, к сожалению, не знаю, где они сейчас и что.
В парке на Замковой горе Лена Прохоренко часами читала мне Цветаеву, а после коктейля в баре «Пид Замком» пела, что в терем ее высокий нет хода никому. Кокетничала.
Весной, на киносеансе «Миссия в Стамбуле", передо мной села девица с мамой и сразу очаровала. Я совсем не маленький, а она мне заслонила экран, да я на него и не смотрел. Кое как написал в темноте записку, и, опасаясь мамы, опустил девице в капюшон. На выходе шепнул, чтоб не выронила.
Пришла! Царица Тамара. Грузинские, с поволокой, глазищи (по папе - Чхирташвили), царственная стать, украинские (от мамы) формы. Ох, она из меня крови попила! А сколько я посамодовольничал, видя, как у всех мужиков отвисают челюсти, куда ее не приведи. Когда она устроилась в молодежный бар на Комсомольском проспекте, мы встречались редко. Хозяин был кавказец и, несмотря на то, что и пускали меня без очереди и наливали на халяву, чувствовал я себя неуютно.
Приехал во Львов почти через двадцать лет. В доме на улице Зернова, напротив оперного театра, была только мама. Уговорила подождать, пили чай с вареньем, вспоминали. Потом пришла Тамара, и я понял, что украинские корни все же сильнее грузинских. Заведует базой, незамужем, дочери 12 лет, грустит. Я тоже тогда уехал грустный.
Дом на Карла Маркса чуть не каждый день был полон гостей: поэты, парашютисты, барды, зубные техники, водители трамвая, студенты, воспитатели детсада, заведующие библиотекой, экстрасенсы, грузчики, бармены и даже один кандидат математических наук. Существование напоминало цветную разухабистую карусель. Это был первый год самостоятельной жизни, год потерь и обретений, поисков и открытий, надежд и озарений. Думаю, у каждого в памяти осталось такое время. Некоторые умудряются растянуть его всю жизнь.
Осенью 78-ого, через год с небольшим, я уехал в Мукачево.
Во Львове на части линий ходили старые-старые трамвайчики. Едешь на таком и кажется, что ты чуть ли не в Х1Х веке.
Сегодня 25-ое. В этот день в конторе традиционно накрывался стол. Было весело и светло…