ддд
ДДД или женщина на воздушном судне
Если порассуждать о том, приносит ли женщина несчастье на борту, то, согласно теории дедуктивно-деструктивного детерминизма, положенной в основу действия прибора ПУАЗО и после тщательного рассмотрения многочисленных примеров, придется констатировать, что разрушительные функции несет не само по себе присутствие женщины или воображение такового, а реакция на них любимого личного состава. Сублимирование через выполнение служебных обязанностей выражается в следующих замещениях: резком натягивании штурвала на себя в неподобающих ситуациях; обещаниях в резких выражениях поиметь подчиненных; постоянные угрозы им же совершить в их отношении орхоэктомию; неупотреблении слова «последний»; употребления слова «ёбтать» после каждого предложения; широкое внедрение в повседневный язык вместо имен собственных, а также обозначений неправильных действий или, наоборот, прекрасно выполненных действий, производных от трех-четырех слов, имеющих непосредственное отношение к вторичным половым признакам обоих полов. К примеру: выверну матку наизнанку; глаз на жопу натяну; эй, вы, три пиздюка, оба ко мне; пустить член на колбасные отрезки (порубать на пятаки); пиздато получилось. Вместе с тем, адюльтер в армии никогда не считался смертным грехом, мало того - молчаливо поощрялся. И козлы сыты и секреты целы.
Отношение к женщине и к военной службе в чем-то сходно. Служивый точно в той же мере знает свой маневр, сколь и программу того, что, куда и кому вставить. Как в авиазвене, хуй - ведущий, сам - ведомый.
Я знаком с людьми, утверждающими, что любовь в воздухе - это очень даже очень.
Итак, любые совпадения имен и событий не являются случайными, некоторые из них изменены по причинам отнюдь не морального плана. Прошу ныне здравствующих героев сюжетов не обижаться, а утешаться мыслью, что они послужили в качестве интерпретации новой перспективной теории.
Эпизод первый
Дело было накануне Дня Авиации. На аэродроме стоял шмон - бордюры красят, из каптерок барахло выкидывают. Спасайся, кто может!
В разгар этой суматохи экипажу полусалона поступила задача: перелететь с Бальзама в подмосковный Чкаловский, забрать оттуда груз «200», прибывшего из 201 дивизии, и срочно вернуться назад. Церемония заказана, родственники собрались, так что - одна нога здесь, другая там.
Игорь Матвеев, радист салона, возьми и пригласи Клаву, не хочешь ли прокатиться в столицу на самолете командующего. Кто ж не хочет. Полетели.
В Чкаловском все оказалось кисло. Ил-76 из Душанбе еще не прибыл и когда прибудет, неизвестно. Салон загнали на дальнюю стоянку, аж за площадку Ан-72, на другой стороне полосы. Надо упомянуть, что Клава была наряжена по парадной форме одежды: шифоновое платье с косынкой в тон, колготки в мелкую сеточку и темные туфли на высоченной шпильке.
Мест в профилактории для летного состава не оказалось - съезжались ветераны ВВС со всех сторон, пришлось ночевать на борту. С питанием вопрос не стоял, талонов в столовую было достаточно, а вот спать тесновато. Клаву, как единственную даму, уложили в салоне на диван, а шестеро мужиков - кто где на матрасах и подстилках. Благо, стоял август, и было тепло.
На следующий день та же история. Клава после походов в столовую, а ходить приходилось вокруг торца полосы, ближнего привода, стоянки Ил-86, стонала и охала, забросив туфли под стол совещаний и задрав ноги повыше. Воды, не говоря уже о ванной или душе, не было и к концу вторых суток от Клавы стало попахивать естеством.
Наутро Игорь, желая ее как-то развлечь, повез ее в Монино, в музей авиации. Их долго не было. После обеда экипаж, втихаря покуривая на стоянке, увидел картину: от перрона прямо по рулежке, наплевав на все обходы, двигалась пара. Понурый прапорщик и некто пестрый, прихрамывающий и размахивающий руками. Во второй фигуре мужики с трудом узнали Клаву. Она была без туфлей, в растрепанных на подошвах колготках, которые при каждом ее шаге колыхались как мохнатые лапы у хищной птицы. Пунцовое лицо потеками туши разукрашено подобно боевой раскраске индейца племени сиу. Клава изрекала что-то громкое и нечленораздельное.
Экипажу повезло, в эту ночь нашлось два места в профилактории. Одно, естественно, досталось Клаве.
Утром грузно сел транспортный Ил. Мужики оперативно получили свой цинк. Командир получил добро и «Аннушка» взлетела почти без задержек.
При подлете к Левашам Клава увидела внизу красочно украшенный городок, нарядные фигурки на плацу, флаги на ветру и тихонько заплакала. На ее ногах красовались растоптанные кроссовки 45-ого размера, одолженные инженером.
Эпизод второй
Ретранслятор - малая «Аннушка», после отработки задачи в зоне должен был сесть на заправку в Алакуртти, на обратном курсе отработать вторую часть задачи и вернуться домой в Левашово. Перед вылетом погоды на Алакуртти не дали и перенацелили на посадку в Мончегорск. Слух по полку распространяется быстрее звука. Ну, и Зина, заведующая летной столовой, упросила Валерия Павловича, командира экипажа, взять ее с собой в Мончегорск, кофточку какую-то передать и повидать на аэродроме старую подругу. Тем паче от экипажа Клим тоже выступил с ходатайством. Валерия Павловича долго уговаривать не надо, очень он женский пол уважает. А тут прокатиться с ветерком в женском обществе!
Летят, гудят, работают.
Валерий Павлович Клима укоряет: чего, мол, даму не угощаешь. Налил бы соку, развлек. Зина, уже опустошив бутылку минералки, с испугу пьет сок под щебетанье Клима о магнитном склонении. Присоединяется кто-то из экипажа, шуточки посыпались, нескучно
идут.
Погода на севере коварна тем, что иногда меняется несколько раз на дню. По погодным условиям посадку на Мончу отменяют и дают в Алакуртти. Зина расстроилась и запросилась в туалет. Все переглянулись, нету, мол, туалета, потерпи, посадка скоро. Клим возразил, что, мол у женщин мочеиспускательный канал в пять раз короче мужского и потому они в пять раз нетерпеливее. Бортач внимательно посмотрел на гульфик Валерия Павловича и заявил, что Клим явно преуменьшает. Зина выпучила глаза и стала терпеть.
Чуть погодя, она заявила, что терпеть больше не может. На такой случай экипаж держит ведро с порцией топлива на дне. Закон такой - кто первый воспользовался, тот и выносит его на стоянке. Вот и терпят все до икоты. Зина была согласна на все условия, но где это сделать среди кучи мужиков? Ей подсказали место за стойкой в виде буквы П, между двумя шкафами с аппаратурой. Скоро оттуда, перекрывая рокот двигателей, послышалась ниспадающая с высокого тона, звенящая нота.
На полосе в Алакуртти дул пронизывающий северо-западный ветер. Красная от холода и злости Зина беспомощно топталась в кофточке у ретранслятора, проклинала мысль слетать к подруге и наблюдала, как из ТЗ перекачивают керосин.
По прилету Валерий Павлович предложил штурману Вите Антонову загладить просчет авиации и сводить Зину на шампанское, за счет экипажа.
Они оба так сумели набраться в кафе, что души их оттаяли и потянулись друг к другу. Витя вызвался Зину проводить.
У нее в комнате, в небольшой нише, увешанной коврами, стоял уютный персидский диванчик, окруженный подвесными книжными полками и торшером. На этом диванчике и разместил Витя Зину в позе, напоминающей букву Г.
В предчувствии апофеоза он решил удвоить усилия и для этого уперся рукой в стену, своротив при этом штепсель торшера и нащупав круглую нишу за стыком ковров. Накладка ниши отсутствовала, чтобы не топорщить ковер.
Витя много раз пытался описать ощущения от следующего мгновения. Наиболее кратко это звучало так: меня как будто надуло, бросило вперед, открыло шлюз и извергнуло из низа живота ведро холодной воды.
Оба дико заорали, Зина совершила старт с платформы диванчика и врезалась в стену, попутно подмяв торшер. Через секунду на сплетение плоти с электроприбором рухнула книжная полка, с которой посыпались руководства по организации котлового довольствия в Вооруженных Силах.
Из-за спинки диванчика торчала круглая белая попа. Откуда-то снизу послышался вопрос: «Что это было?»
Ответить Витя не мог, его скрючило в позе коленопреклоненного, узревшего чудо.
«Витя, теперь всех побоку, теперь ты мой, теперь только с тобой ...», - бормотала Зина, выбираясь из завала.
Эпизод третий
Лет десять тому назад четверо товарищей перед 8 марта пробирались из славного города Канска по домам: в Тверь, Петербург, Остафьево. В Канске на базе «шмас» было организовано (вернее не организовано) переучивание летного состава на Ан-24, Ан-26. Проболтавшись больше месяца в Канске после курса в Иваново, товарищи успели просадить все деньги. На финдовольствие в школе не ставят - у самих денег нет, топлива на полеты не выделяют - документ не дошел вовремя. Решили временно всех разогнать.
В Канске перелетов мало, медвежий угол, а тут «тушка» УБЛовская идет на Белую. Там база дальников, шансов улететь в Европу гораздо больше. Подошли к командиру, тот взял. В Белой почти сразу повезло: с Камчатки пролетом в Чкаловский шел коммерческий борт.
На остатки денег купили жидкие билеты - по бутылке водки на брата и отправились на стоянку Ил-76. Подозвали командира, так, мол, и так, не корысти ради, а токмо из желания увидеть дорогих женушек. Возьмите, Христа ради и показали билеты. А теперь представьте этакого бубнового короля в новеньком обмундировании, карманы которого тоже топорщатся от билетов, только банковских. Поглядел он на кислые рожи и изрек:
- Ладно, идите к штурману, в лист вас внесет. А это себе оставьте, - кивнул он на флаконы.
Забрались на борт - мама родная! Около рампы четыре легковушки, потом затянутая сеткой гора коробок под потолок и у кабины еще два джипа. Сопровождающих грузы было человек десять: три хмурых небритых мужика, а остальные - какие-то разбитные бабы. Борт загружен под завязку, около груза проходы остались - только протиснуться. С трудом нашли частично разгруженный угол возле джипов, сели на коробки с икрой.
Через пять минут после взлета первая бутылка была выпита. Закуски было маловато: одна банка тушенки и булка хлеба. Но стало тепло и весело. Еще минут через десять сверху свесилась голова желто-красного цвета и спросила:
- Что отмечаем, ребята.
Обладательница головы была с радушием принята в компанию, тем паче у нее была настойка молодых оленьих рогов. Только ленивый Гена не проехался на эту тему, остальные успели не по одному разу. Все испробовали настойки и на всякий случай потрогали головы. Откуда-то появились еще две тетки, одна из которых настоящая оторва. Тема рогов с увеличением количества выпитого ширилась и варьировалась. Оторву попытался уговорить один из товарищей, Витя. Она отнекивалась и возмущалась:
- Ты что, сдурел? Где и как? У твоих дружков на коленях, что ли?
- Ну, хоть миньетик какой-нибудь,- бурчал Витя.
Та посмотрела на Витю с сожалением и произнесла:
- Я за свою жизнь и так выпила спермы больше, чем ты компота.
Витя сник.
Если с либидо еще можно было бороться, то с другими естественными потребностями дело обстояло сложнее. Хорошо еще заранее договорились с бортовыми АОшниками, если приспичит покурить или по-маленькому, воспользоваться стыком на подъемной рампе. Наконец, и девушки, к тому времени совершенно косые, поинтересовались, куда это ребята все время шныряют. Юра с Витей вызвались проводить. Впрочем, проводить - громко сказано, они сами добирались в хвост, цепляясь за все руками как гиббоны на ветках. Первая доброволица, увидев стык, заорала:
- Это что, надо попасть в такую щелочку?!
Проблему решили просто. Два джентльмена, держа даму под руки и ноги, дали команду:
- Ты пока ссыкни немного, мы тебя отцентруем.
В разгар процесса то ли самолет сделал крен, то ли Юра поскользнулся, но вся троица грохнулась на рампу, а над ними победной струей журчал и разливался теплый фонтанчик.
По пути назад Витя наступил на одну из картонных коробок и оттуда заскользили по проходу полиэтиленовые упаковки с красной рыбой. Когда Витя, путаясь в слюнях, появился в закутке, кутеж разгорелся с новой силой.
В Чкаловском стояла оттепель, светило солнце. К открывшейся рампе уже подруливали КАМАЗы под разгрузку. Сиганув от греха подальше с борта, после полумрака салона, Юра по привычке ожидал скорой встречи с землей, но не дождался. Она напомнила о себе позже, раскисшим от воды сугробом на краю стоянки, в который Юра влетел под действием сил инерции. Не вынимая плеч из сугроба, он нащупал рядом парашютную сумку, в которой оставались упаковки с рыбой, и успокоился. А то чем бы он рассчитался за перелет домой?
Если порассуждать о том, приносит ли женщина несчастье на борту, то, согласно теории дедуктивно-деструктивного детерминизма, положенной в основу действия прибора ПУАЗО и после тщательного рассмотрения многочисленных примеров, придется констатировать, что разрушительные функции несет не само по себе присутствие женщины или воображение такового, а реакция на них любимого личного состава. Сублимирование через выполнение служебных обязанностей выражается в следующих замещениях: резком натягивании штурвала на себя в неподобающих ситуациях; обещаниях в резких выражениях поиметь подчиненных; постоянные угрозы им же совершить в их отношении орхоэктомию; неупотреблении слова «последний»; употребления слова «ёбтать» после каждого предложения; широкое внедрение в повседневный язык вместо имен собственных, а также обозначений неправильных действий или, наоборот, прекрасно выполненных действий, производных от трех-четырех слов, имеющих непосредственное отношение к вторичным половым признакам обоих полов. К примеру: выверну матку наизнанку; глаз на жопу натяну; эй, вы, три пиздюка, оба ко мне; пустить член на колбасные отрезки (порубать на пятаки); пиздато получилось. Вместе с тем, адюльтер в армии никогда не считался смертным грехом, мало того - молчаливо поощрялся. И козлы сыты и секреты целы.
Отношение к женщине и к военной службе в чем-то сходно. Служивый точно в той же мере знает свой маневр, сколь и программу того, что, куда и кому вставить. Как в авиазвене, хуй - ведущий, сам - ведомый.
Я знаком с людьми, утверждающими, что любовь в воздухе - это очень даже очень.
Итак, любые совпадения имен и событий не являются случайными, некоторые из них изменены по причинам отнюдь не морального плана. Прошу ныне здравствующих героев сюжетов не обижаться, а утешаться мыслью, что они послужили в качестве интерпретации новой перспективной теории.
Эпизод первый
Дело было накануне Дня Авиации. На аэродроме стоял шмон - бордюры красят, из каптерок барахло выкидывают. Спасайся, кто может!
В разгар этой суматохи экипажу полусалона поступила задача: перелететь с Бальзама в подмосковный Чкаловский, забрать оттуда груз «200», прибывшего из 201 дивизии, и срочно вернуться назад. Церемония заказана, родственники собрались, так что - одна нога здесь, другая там.
Игорь Матвеев, радист салона, возьми и пригласи Клаву, не хочешь ли прокатиться в столицу на самолете командующего. Кто ж не хочет. Полетели.
В Чкаловском все оказалось кисло. Ил-76 из Душанбе еще не прибыл и когда прибудет, неизвестно. Салон загнали на дальнюю стоянку, аж за площадку Ан-72, на другой стороне полосы. Надо упомянуть, что Клава была наряжена по парадной форме одежды: шифоновое платье с косынкой в тон, колготки в мелкую сеточку и темные туфли на высоченной шпильке.
Мест в профилактории для летного состава не оказалось - съезжались ветераны ВВС со всех сторон, пришлось ночевать на борту. С питанием вопрос не стоял, талонов в столовую было достаточно, а вот спать тесновато. Клаву, как единственную даму, уложили в салоне на диван, а шестеро мужиков - кто где на матрасах и подстилках. Благо, стоял август, и было тепло.
На следующий день та же история. Клава после походов в столовую, а ходить приходилось вокруг торца полосы, ближнего привода, стоянки Ил-86, стонала и охала, забросив туфли под стол совещаний и задрав ноги повыше. Воды, не говоря уже о ванной или душе, не было и к концу вторых суток от Клавы стало попахивать естеством.
Наутро Игорь, желая ее как-то развлечь, повез ее в Монино, в музей авиации. Их долго не было. После обеда экипаж, втихаря покуривая на стоянке, увидел картину: от перрона прямо по рулежке, наплевав на все обходы, двигалась пара. Понурый прапорщик и некто пестрый, прихрамывающий и размахивающий руками. Во второй фигуре мужики с трудом узнали Клаву. Она была без туфлей, в растрепанных на подошвах колготках, которые при каждом ее шаге колыхались как мохнатые лапы у хищной птицы. Пунцовое лицо потеками туши разукрашено подобно боевой раскраске индейца племени сиу. Клава изрекала что-то громкое и нечленораздельное.
Экипажу повезло, в эту ночь нашлось два места в профилактории. Одно, естественно, досталось Клаве.
Утром грузно сел транспортный Ил. Мужики оперативно получили свой цинк. Командир получил добро и «Аннушка» взлетела почти без задержек.
При подлете к Левашам Клава увидела внизу красочно украшенный городок, нарядные фигурки на плацу, флаги на ветру и тихонько заплакала. На ее ногах красовались растоптанные кроссовки 45-ого размера, одолженные инженером.
Эпизод второй
Ретранслятор - малая «Аннушка», после отработки задачи в зоне должен был сесть на заправку в Алакуртти, на обратном курсе отработать вторую часть задачи и вернуться домой в Левашово. Перед вылетом погоды на Алакуртти не дали и перенацелили на посадку в Мончегорск. Слух по полку распространяется быстрее звука. Ну, и Зина, заведующая летной столовой, упросила Валерия Павловича, командира экипажа, взять ее с собой в Мончегорск, кофточку какую-то передать и повидать на аэродроме старую подругу. Тем паче от экипажа Клим тоже выступил с ходатайством. Валерия Павловича долго уговаривать не надо, очень он женский пол уважает. А тут прокатиться с ветерком в женском обществе!
Летят, гудят, работают.
Валерий Павлович Клима укоряет: чего, мол, даму не угощаешь. Налил бы соку, развлек. Зина, уже опустошив бутылку минералки, с испугу пьет сок под щебетанье Клима о магнитном склонении. Присоединяется кто-то из экипажа, шуточки посыпались, нескучно
идут.
Погода на севере коварна тем, что иногда меняется несколько раз на дню. По погодным условиям посадку на Мончу отменяют и дают в Алакуртти. Зина расстроилась и запросилась в туалет. Все переглянулись, нету, мол, туалета, потерпи, посадка скоро. Клим возразил, что, мол у женщин мочеиспускательный канал в пять раз короче мужского и потому они в пять раз нетерпеливее. Бортач внимательно посмотрел на гульфик Валерия Павловича и заявил, что Клим явно преуменьшает. Зина выпучила глаза и стала терпеть.
Чуть погодя, она заявила, что терпеть больше не может. На такой случай экипаж держит ведро с порцией топлива на дне. Закон такой - кто первый воспользовался, тот и выносит его на стоянке. Вот и терпят все до икоты. Зина была согласна на все условия, но где это сделать среди кучи мужиков? Ей подсказали место за стойкой в виде буквы П, между двумя шкафами с аппаратурой. Скоро оттуда, перекрывая рокот двигателей, послышалась ниспадающая с высокого тона, звенящая нота.
На полосе в Алакуртти дул пронизывающий северо-западный ветер. Красная от холода и злости Зина беспомощно топталась в кофточке у ретранслятора, проклинала мысль слетать к подруге и наблюдала, как из ТЗ перекачивают керосин.
По прилету Валерий Павлович предложил штурману Вите Антонову загладить просчет авиации и сводить Зину на шампанское, за счет экипажа.
Они оба так сумели набраться в кафе, что души их оттаяли и потянулись друг к другу. Витя вызвался Зину проводить.
У нее в комнате, в небольшой нише, увешанной коврами, стоял уютный персидский диванчик, окруженный подвесными книжными полками и торшером. На этом диванчике и разместил Витя Зину в позе, напоминающей букву Г.
В предчувствии апофеоза он решил удвоить усилия и для этого уперся рукой в стену, своротив при этом штепсель торшера и нащупав круглую нишу за стыком ковров. Накладка ниши отсутствовала, чтобы не топорщить ковер.
Витя много раз пытался описать ощущения от следующего мгновения. Наиболее кратко это звучало так: меня как будто надуло, бросило вперед, открыло шлюз и извергнуло из низа живота ведро холодной воды.
Оба дико заорали, Зина совершила старт с платформы диванчика и врезалась в стену, попутно подмяв торшер. Через секунду на сплетение плоти с электроприбором рухнула книжная полка, с которой посыпались руководства по организации котлового довольствия в Вооруженных Силах.
Из-за спинки диванчика торчала круглая белая попа. Откуда-то снизу послышался вопрос: «Что это было?»
Ответить Витя не мог, его скрючило в позе коленопреклоненного, узревшего чудо.
«Витя, теперь всех побоку, теперь ты мой, теперь только с тобой ...», - бормотала Зина, выбираясь из завала.
Эпизод третий
Лет десять тому назад четверо товарищей перед 8 марта пробирались из славного города Канска по домам: в Тверь, Петербург, Остафьево. В Канске на базе «шмас» было организовано (вернее не организовано) переучивание летного состава на Ан-24, Ан-26. Проболтавшись больше месяца в Канске после курса в Иваново, товарищи успели просадить все деньги. На финдовольствие в школе не ставят - у самих денег нет, топлива на полеты не выделяют - документ не дошел вовремя. Решили временно всех разогнать.
В Канске перелетов мало, медвежий угол, а тут «тушка» УБЛовская идет на Белую. Там база дальников, шансов улететь в Европу гораздо больше. Подошли к командиру, тот взял. В Белой почти сразу повезло: с Камчатки пролетом в Чкаловский шел коммерческий борт.
На остатки денег купили жидкие билеты - по бутылке водки на брата и отправились на стоянку Ил-76. Подозвали командира, так, мол, и так, не корысти ради, а токмо из желания увидеть дорогих женушек. Возьмите, Христа ради и показали билеты. А теперь представьте этакого бубнового короля в новеньком обмундировании, карманы которого тоже топорщатся от билетов, только банковских. Поглядел он на кислые рожи и изрек:
- Ладно, идите к штурману, в лист вас внесет. А это себе оставьте, - кивнул он на флаконы.
Забрались на борт - мама родная! Около рампы четыре легковушки, потом затянутая сеткой гора коробок под потолок и у кабины еще два джипа. Сопровождающих грузы было человек десять: три хмурых небритых мужика, а остальные - какие-то разбитные бабы. Борт загружен под завязку, около груза проходы остались - только протиснуться. С трудом нашли частично разгруженный угол возле джипов, сели на коробки с икрой.
Через пять минут после взлета первая бутылка была выпита. Закуски было маловато: одна банка тушенки и булка хлеба. Но стало тепло и весело. Еще минут через десять сверху свесилась голова желто-красного цвета и спросила:
- Что отмечаем, ребята.
Обладательница головы была с радушием принята в компанию, тем паче у нее была настойка молодых оленьих рогов. Только ленивый Гена не проехался на эту тему, остальные успели не по одному разу. Все испробовали настойки и на всякий случай потрогали головы. Откуда-то появились еще две тетки, одна из которых настоящая оторва. Тема рогов с увеличением количества выпитого ширилась и варьировалась. Оторву попытался уговорить один из товарищей, Витя. Она отнекивалась и возмущалась:
- Ты что, сдурел? Где и как? У твоих дружков на коленях, что ли?
- Ну, хоть миньетик какой-нибудь,- бурчал Витя.
Та посмотрела на Витю с сожалением и произнесла:
- Я за свою жизнь и так выпила спермы больше, чем ты компота.
Витя сник.
Если с либидо еще можно было бороться, то с другими естественными потребностями дело обстояло сложнее. Хорошо еще заранее договорились с бортовыми АОшниками, если приспичит покурить или по-маленькому, воспользоваться стыком на подъемной рампе. Наконец, и девушки, к тому времени совершенно косые, поинтересовались, куда это ребята все время шныряют. Юра с Витей вызвались проводить. Впрочем, проводить - громко сказано, они сами добирались в хвост, цепляясь за все руками как гиббоны на ветках. Первая доброволица, увидев стык, заорала:
- Это что, надо попасть в такую щелочку?!
Проблему решили просто. Два джентльмена, держа даму под руки и ноги, дали команду:
- Ты пока ссыкни немного, мы тебя отцентруем.
В разгар процесса то ли самолет сделал крен, то ли Юра поскользнулся, но вся троица грохнулась на рампу, а над ними победной струей журчал и разливался теплый фонтанчик.
По пути назад Витя наступил на одну из картонных коробок и оттуда заскользили по проходу полиэтиленовые упаковки с красной рыбой. Когда Витя, путаясь в слюнях, появился в закутке, кутеж разгорелся с новой силой.
В Чкаловском стояла оттепель, светило солнце. К открывшейся рампе уже подруливали КАМАЗы под разгрузку. Сиганув от греха подальше с борта, после полумрака салона, Юра по привычке ожидал скорой встречи с землей, но не дождался. Она напомнила о себе позже, раскисшим от воды сугробом на краю стоянки, в который Юра влетел под действием сил инерции. Не вынимая плеч из сугроба, он нащупал рядом парашютную сумку, в которой оставались упаковки с рыбой, и успокоился. А то чем бы он рассчитался за перелет домой?