Близко
Е. Гришковец
... Я ощущаю вакуум некритического отношения к тому, что происходит в стране и сфере моей деятельности, в частности, как серьёзную болезнь. Этот вакуум происходит не от успокоенности, не от усталости, а от какой-то постыдной апатии. И в состоянии этой апатии люди не различают, да и не хотят различать пошлость, беспринципность, непоследовательность и всепоглощающую демагогию. Последние недели я остро ощущал эту апатию и очень устал от неё.
Что с этим могу сделать я? Наверное, ничего. Самую малость... Не поддаваться. Не поддаваться и всё. Мало того, я понимаю, что нужно справиться и с гневом и раздражением. Иначе эти гнев и раздражение пересилят, отнимут надежду, лишат возможности любить Родину, задушат саму эту любовь.
Да, мне легко говорить, у меня есть моё скромное место, есть мои спектакли, книги... Этим и буду заниматься. Можно сказать, что это удобная позиция? Наверное. Но только я не стану развлекать чиновников за коррупционные деньги, не стану игрушкой и человеком, которого любой, кто заплатит, может панибратски похлопать по плечу. Это, конечно, не много, и в этом нет никакого сильного поступка. Это я понимаю. Я не диссидент и не герой обличитель... Я делаю то, что умею.
А ещё я останусь со своей публикой... Знаете, у меня совсем недавно был разговор, который был похож на разговор глухого со слепым. Мне говорили, что если можно делать билеты дороже, то их надо делать дороже. И если книгу можно делать дороже, то её необходимо делать дороже. Если покупают, надо делать. Это мне было сказано в ответ на то, что моя команда и я с маниакальным вниманием относимся к тому, чтобы цены на книги и на билеты не зашкаливали... Вы думаете, я не хочу больше получать денег за свою работу? Да я бы с радостью получал бы больше. А при этом я также знаю, что как бы тщательно и щепетильно мы не занимались этим, всё равно остануться недовольные. Но мы этим занимаемся не из желания кому-то угодить, альтрузма, и не для создания образа доступности и демократичности. Мы просто хотим... Я очень хочу, сохранить свою публику, и чтобы она была такой многообразной, какой она является...
... Я ощущаю вакуум некритического отношения к тому, что происходит в стране и сфере моей деятельности, в частности, как серьёзную болезнь. Этот вакуум происходит не от успокоенности, не от усталости, а от какой-то постыдной апатии. И в состоянии этой апатии люди не различают, да и не хотят различать пошлость, беспринципность, непоследовательность и всепоглощающую демагогию. Последние недели я остро ощущал эту апатию и очень устал от неё.
Что с этим могу сделать я? Наверное, ничего. Самую малость... Не поддаваться. Не поддаваться и всё. Мало того, я понимаю, что нужно справиться и с гневом и раздражением. Иначе эти гнев и раздражение пересилят, отнимут надежду, лишат возможности любить Родину, задушат саму эту любовь.
Да, мне легко говорить, у меня есть моё скромное место, есть мои спектакли, книги... Этим и буду заниматься. Можно сказать, что это удобная позиция? Наверное. Но только я не стану развлекать чиновников за коррупционные деньги, не стану игрушкой и человеком, которого любой, кто заплатит, может панибратски похлопать по плечу. Это, конечно, не много, и в этом нет никакого сильного поступка. Это я понимаю. Я не диссидент и не герой обличитель... Я делаю то, что умею.
А ещё я останусь со своей публикой... Знаете, у меня совсем недавно был разговор, который был похож на разговор глухого со слепым. Мне говорили, что если можно делать билеты дороже, то их надо делать дороже. И если книгу можно делать дороже, то её необходимо делать дороже. Если покупают, надо делать. Это мне было сказано в ответ на то, что моя команда и я с маниакальным вниманием относимся к тому, чтобы цены на книги и на билеты не зашкаливали... Вы думаете, я не хочу больше получать денег за свою работу? Да я бы с радостью получал бы больше. А при этом я также знаю, что как бы тщательно и щепетильно мы не занимались этим, всё равно остануться недовольные. Но мы этим занимаемся не из желания кому-то угодить, альтрузма, и не для создания образа доступности и демократичности. Мы просто хотим... Я очень хочу, сохранить свою публику, и чтобы она была такой многообразной, какой она является...