Тролль личности
Первый британский глазной хирург, Джон Тейлор, автор книги "Катаракта и глаукома" (1736), был феноменально знаменит по всей Европе. По его словам, он резал глаза римским папам, многим европейским королям и аристократам. В марте-апреле 1750 года он посетил Лейпциг и дважды оперировал тамошнего учителя музыки и латыни, слепнущего органиста Баха. Первая, стандартная операция была безуспешной, так что вторая операция через неделю включала многократное стимулирование глаз повторными разрезами, а также обильные кровопускания и лечение каломелью - солью ртути. Несмотря на все усилия врача, Бах полностью ослеп и чувствовал себя совсем больным. Джон Тейлор срочно покинул Лейпциг. Бах умер в июле.
В следующем году (1751) в Лондоне Джон Тейлор оперировал королевского композитора Генделя, у которого была катаракта в одном глазу. В результате этой операции Гендель совсем ослеп и в последние восемь лет своей жизни музыки больше не писал. За это время он подвергся ещё нескольким таким операциям, но зрение не восстановилось. Сэмюэль Джонсон считал Джона Тейлора "самым безграмотным человеком из всех, кого встречал" и "примером того, какой необыкновенный успех наглость может принести невежеству".
Смерть Баха и слепота Генделя означали конец того, что мы теперь называем стилем барокко в музыке. Оставался ещё, правда, Телеманн, который тогда считался важнее Баха. Он был на четыре года старше тех двоих, и умнее - став слепнуть, он не решился на операцию, и прожил до глубокой старости, воспитывая внука. Но в пятидесятые годы он уже и так почти не писал музыки. Альбинони умер в 1751 году, но об этом тогда никто не знал - его считали давно мёртвым. Вивальди умер до всего этого, а ровесник Баха и Генделя Скарлатти, хоть и продержался до 1757 года, но был известен тогда в основном за то, что сочинил до 1738 года.
Стараясь полтора века, композиторы барокко научились до конца использовать возможности чудесных новых инструментов и человеческого голоса. Богатая полифоническая музыка разговаривала напрямую с душой слушателя, вызывала восторг и трепет, приносила веру в божественный порядок и свет, делала каждого "большим изнутри".
Но это была трудная музыка - для сочинения, исполнения и главное, слушания. Говорят, что в то время люди лучше воспринимали сложную многоголосую музыку, чем теперь. Но ведь голова и уши у них были устроены так же. Просто они всё время слушали такую музыку - в церкви, на концертах, во дворцах, и просто из окон музыкальных школ. Это было то, к чему они привыкли. И они старались - музыка требовала усилий, концентрации внимания, её надо было слушать всей душой.
Конец барокко не был мягким. Как только активных композиторов барокко не стало, толпа лентяев и шарлатанов объявила эту музыку устаревшей и "слишком трудной" - для бедных слушателей, а заодно, видимо, для композиторов и исполнителей. Текстура музыки обеднела, главной стала линейная поверхностная "мелодия", уследить за которой не требовало труда. Удивительно, что "элитарные" сочинения великих композиторов барокко вообще уцелели для нас - настолько полным было отторжение этой музыки со стороны ленивого поколения, которое стало задавать тон. Музыка стала несерьёзной, лёгкой, развлекательной, стали популярными комические оперы. Эту музыку теперь иронически называют "классическим стилем".
Особенно отличались Гайдн, Глюк, Сальери и легкомысленный Скарлатти, переметнувшийся к победителям-шарлатанам. И сыновья Баха - Карл-Филипп-Иммануил и Иоганн-Кристиан, начисто отвергнувшие стиль своего отца. Эти двое хорошо понимали то, что уничтожали. Ещё был вундеркинд Моцарт, сын заместителя капельмейстера в Зальцбурге, который, как научился весело пиликать в возрасте четырёх лет, так и пиликал до самой смерти.
Вернее, почти до смерти. В последние недели жизни Моцарт сочинял реквием на смерть молодой графини фон Вальсег. Умирая, он вдруг стал серьёзным, и это произведение - одно из величайших в музыке. В одной своей вещи Моцарт всё же оказался наследником если не стиля, то духа барокко.
Вообще, "классических" композиторов было очень много - за 40-50 лет их набралось гораздо больше, чем композиторов барокко в течение полутора сот лет перед этим (поправка 1). И неудивительно - ведь сочинять такую музыку было легче лёгкого.
Весёленькая музыка опустошила души людей и стала раздражать. Народный гнев прокатился кровавой волной по Европе. "Классический стиль" исчез вместе с миллионами убитых. Но светлая стройность барокко, конечно, не вернулась. Нашлись новые шарлатаны, оседлавшие возмущение отупевших от "мелодий" европейцев. Появился новый стиль, "романтизм", взывающий к самым тёмным сторонам человеческой души. Под эту, родившуюся из большой крови музыку, люди придумали национализм и тотальную войну. Бредящие композиторы убедили всех, что главное - не внутренний мир отдельных людей, а "судьбы" неких вымышленных над-человеческих категорий - наций, стран, сословий, классов. Подъём духа теперь следовало испытывать не по одиночке, а хором. Люди больше не чувствовали себя "большими изнутри", вот они и собирались вместе.
Человеку необходимо чувствовать свою принадлежность к чему-то большему. Слушавший барокко спокойно и уверенно знал, что Господь речёт к нему из глубины его души. А разорённый "мелодиями" поверил, что "что-то большее" - это толпа, поющая хором. Всё новые композиторы стали извлекать на свет Божий затхлые мифы своих дикарских предков, или создавать новые истории, торопливо изобретая бредовые "романтические" сущности для языческого поклонения.
Последствия романтизма - десятки миллионов убитых и небывалое духовное опустошение. Люди и их музыка мечутся от стиля к стилю и от идеи к идее в тщетных поисках былой гармонии. Джону Тейлору есть за что ответить.
Ещё о врачах прошлого тут, тут и тут.
Поправка 1 Согласно замечанию amerik, утверждение о том, что с переходом на несерьёзную музыку композиторов стало значительно больше, безосновательно. Вероятно, пионерам нового стиля удалось распространить впечатление о том, что их музыка не уступает по качеству старой музыке, и искусственно сохранить эксклюзивный характер своего ремесла. Однако, наличие длинного ряда композиторов барокко, чьи произведения неизвестны современной широкой публике, лишний раз иллюстрирует эффективность работы по уничтожению их наследия. А возвращение их работ укрепляет надежду, что мы постепенно преодолеваем тот удар, который нам нанёс шевалье Тейлор.
В следующем году (1751) в Лондоне Джон Тейлор оперировал королевского композитора Генделя, у которого была катаракта в одном глазу. В результате этой операции Гендель совсем ослеп и в последние восемь лет своей жизни музыки больше не писал. За это время он подвергся ещё нескольким таким операциям, но зрение не восстановилось. Сэмюэль Джонсон считал Джона Тейлора "самым безграмотным человеком из всех, кого встречал" и "примером того, какой необыкновенный успех наглость может принести невежеству".
Смерть Баха и слепота Генделя означали конец того, что мы теперь называем стилем барокко в музыке. Оставался ещё, правда, Телеманн, который тогда считался важнее Баха. Он был на четыре года старше тех двоих, и умнее - став слепнуть, он не решился на операцию, и прожил до глубокой старости, воспитывая внука. Но в пятидесятые годы он уже и так почти не писал музыки. Альбинони умер в 1751 году, но об этом тогда никто не знал - его считали давно мёртвым. Вивальди умер до всего этого, а ровесник Баха и Генделя Скарлатти, хоть и продержался до 1757 года, но был известен тогда в основном за то, что сочинил до 1738 года.
Стараясь полтора века, композиторы барокко научились до конца использовать возможности чудесных новых инструментов и человеческого голоса. Богатая полифоническая музыка разговаривала напрямую с душой слушателя, вызывала восторг и трепет, приносила веру в божественный порядок и свет, делала каждого "большим изнутри".
Но это была трудная музыка - для сочинения, исполнения и главное, слушания. Говорят, что в то время люди лучше воспринимали сложную многоголосую музыку, чем теперь. Но ведь голова и уши у них были устроены так же. Просто они всё время слушали такую музыку - в церкви, на концертах, во дворцах, и просто из окон музыкальных школ. Это было то, к чему они привыкли. И они старались - музыка требовала усилий, концентрации внимания, её надо было слушать всей душой.
Конец барокко не был мягким. Как только активных композиторов барокко не стало, толпа лентяев и шарлатанов объявила эту музыку устаревшей и "слишком трудной" - для бедных слушателей, а заодно, видимо, для композиторов и исполнителей. Текстура музыки обеднела, главной стала линейная поверхностная "мелодия", уследить за которой не требовало труда. Удивительно, что "элитарные" сочинения великих композиторов барокко вообще уцелели для нас - настолько полным было отторжение этой музыки со стороны ленивого поколения, которое стало задавать тон. Музыка стала несерьёзной, лёгкой, развлекательной, стали популярными комические оперы. Эту музыку теперь иронически называют "классическим стилем".
Особенно отличались Гайдн, Глюк, Сальери и легкомысленный Скарлатти, переметнувшийся к победителям-шарлатанам. И сыновья Баха - Карл-Филипп-Иммануил и Иоганн-Кристиан, начисто отвергнувшие стиль своего отца. Эти двое хорошо понимали то, что уничтожали. Ещё был вундеркинд Моцарт, сын заместителя капельмейстера в Зальцбурге, который, как научился весело пиликать в возрасте четырёх лет, так и пиликал до самой смерти.
Вернее, почти до смерти. В последние недели жизни Моцарт сочинял реквием на смерть молодой графини фон Вальсег. Умирая, он вдруг стал серьёзным, и это произведение - одно из величайших в музыке. В одной своей вещи Моцарт всё же оказался наследником если не стиля, то духа барокко.
Вообще, "классических" композиторов было очень много - за 40-50 лет их набралось гораздо больше, чем композиторов барокко в течение полутора сот лет перед этим (поправка 1). И неудивительно - ведь сочинять такую музыку было легче лёгкого.
Весёленькая музыка опустошила души людей и стала раздражать. Народный гнев прокатился кровавой волной по Европе. "Классический стиль" исчез вместе с миллионами убитых. Но светлая стройность барокко, конечно, не вернулась. Нашлись новые шарлатаны, оседлавшие возмущение отупевших от "мелодий" европейцев. Появился новый стиль, "романтизм", взывающий к самым тёмным сторонам человеческой души. Под эту, родившуюся из большой крови музыку, люди придумали национализм и тотальную войну. Бредящие композиторы убедили всех, что главное - не внутренний мир отдельных людей, а "судьбы" неких вымышленных над-человеческих категорий - наций, стран, сословий, классов. Подъём духа теперь следовало испытывать не по одиночке, а хором. Люди больше не чувствовали себя "большими изнутри", вот они и собирались вместе.
Человеку необходимо чувствовать свою принадлежность к чему-то большему. Слушавший барокко спокойно и уверенно знал, что Господь речёт к нему из глубины его души. А разорённый "мелодиями" поверил, что "что-то большее" - это толпа, поющая хором. Всё новые композиторы стали извлекать на свет Божий затхлые мифы своих дикарских предков, или создавать новые истории, торопливо изобретая бредовые "романтические" сущности для языческого поклонения.
Последствия романтизма - десятки миллионов убитых и небывалое духовное опустошение. Люди и их музыка мечутся от стиля к стилю и от идеи к идее в тщетных поисках былой гармонии. Джону Тейлору есть за что ответить.
Ещё о врачах прошлого тут, тут и тут.
Поправка 1 Согласно замечанию amerik, утверждение о том, что с переходом на несерьёзную музыку композиторов стало значительно больше, безосновательно. Вероятно, пионерам нового стиля удалось распространить впечатление о том, что их музыка не уступает по качеству старой музыке, и искусственно сохранить эксклюзивный характер своего ремесла. Однако, наличие длинного ряда композиторов барокко, чьи произведения неизвестны современной широкой публике, лишний раз иллюстрирует эффективность работы по уничтожению их наследия. А возвращение их работ укрепляет надежду, что мы постепенно преодолеваем тот удар, который нам нанёс шевалье Тейлор.