Недосягаемые вершины русской литературы
Самый интересный и плодотворный период русской литературы - двадцатые. В Европе они назывались "ревущими" благодаря научному, социальному и культурному подъему после Первой мировой войны, но в России куда более важным фактором стал пафос революции и новой жизни. Колоссальные перемены во всех сферах общества, лихорадочная активность, непримиримые идеологии, эсхатологическое ожидание немедленного осуществления коммунистической утопии или, наоборот, апокалиптическое ощущение гибели мира - все это требовало осмысления, описания, проживания. При этом никуда не делись творческие импульсы серебряного века, который революция застала пусть на излете, но еще далеко не выдохшимся. Вот этим взрывоопасным сплавом старого и нового, традиционного и модернистского, национального и космополитического и объясняется феномен литературных двадцатых.
Продолжу рассуждать на конкретном примере. Недавно прочитан сборник рассказов 1920-х годов "Окрыленные временем". 65 рассказов 65-и авторов - и каких! Тут и Горький, и Бунин, и Ремизов, и Замятин, и Пильняк, и Грин, и А. Толстой, и Бабель, и Пришвин, и Леонов, и Булгаков, и Платонов, и Олеша, и Тынянов, и В. Катаев, и Шолохов. Но это только первый ряд. Богатый язык, талантливая проза, интересные эксперименты со стилем у многими сегодня позабытых Чапыгина, Вс. Иванова, Соколова-Микитова, Н. Тихонова, И. Макарова, Артема Веселого. Есть и совсем неизвестные имена: И. Гольдберг, В. Лидин, П. Романов, П. Павленко, А. Неверов... Тексты самые разные - реалистические и фантастические, "рабоче-крестьянские" и декадентские, военные и бытовые, охотничьи и морские зарисовки, юморески и притчи. Сразу бросается в глаза, что писатель еще вполне свободен, что большевистская цензура еще не требует от него неукоснительного следования "линии партии", так что герои многих рассказов "против коммунистов - за большаков и против революции - за революху". Вот эта-то "революха" - то есть индивидуально понятое и прожитое состояние тотального обновления - и составляет самый нерв, самое сокровенное практически всех рассказов. Даже если эти рассказы - совсем не про революцию, а, скажем, про... огурцы. Именно поэтому рядового красноармейца Артема Веселого читать интереснее, чем великолепного стилиста Бунина, ведь Бунин дышит отжившим, а Веселый говорит какое-то новое слово о человеке - пусть и в кое-чем нелицеприятное.
Что случилось с русской литературой дальше, после двадцатых? Хорошо известно - ее уничтожили. Стреножили, ослепили, обкорнали по лекалу. Из авторов этой книги - каждый третий репрессирован, расстрелян или надолго замолчал (к примеру, Н. Никандров спрятался в Крыму и торговал овощами на базаре). В послесталинский период даже реабилитированных печатали мало и неохотно. Потом пришли совсем иные времена. В 1980-е и 90-е Россия приобрела стойкую антипатию к любого рода обновлению - чаемым идеалом надолго и до сих пор остается стабильность. Практически ничего общего у нас не осталось с героями двадцатых - их мечтаниями, идеалами, поступками. Даже русский язык теперь другой - куда более приземленный, выцветший, выстиранный. Соответствующая и литература, к которой - после фейерверка двадцатых - и подходить не хочется. Все какое-то вымученное, вычурное, шаблонно-книжное. Неживое. Пожалуй, сегодня время неспешной мысли, дневниковых заметок, тихого уединения, а не большой, настоящей литературы. Последняя пока недосягаема, как снежные вершины двадцатых...
Продолжу рассуждать на конкретном примере. Недавно прочитан сборник рассказов 1920-х годов "Окрыленные временем". 65 рассказов 65-и авторов - и каких! Тут и Горький, и Бунин, и Ремизов, и Замятин, и Пильняк, и Грин, и А. Толстой, и Бабель, и Пришвин, и Леонов, и Булгаков, и Платонов, и Олеша, и Тынянов, и В. Катаев, и Шолохов. Но это только первый ряд. Богатый язык, талантливая проза, интересные эксперименты со стилем у многими сегодня позабытых Чапыгина, Вс. Иванова, Соколова-Микитова, Н. Тихонова, И. Макарова, Артема Веселого. Есть и совсем неизвестные имена: И. Гольдберг, В. Лидин, П. Романов, П. Павленко, А. Неверов... Тексты самые разные - реалистические и фантастические, "рабоче-крестьянские" и декадентские, военные и бытовые, охотничьи и морские зарисовки, юморески и притчи. Сразу бросается в глаза, что писатель еще вполне свободен, что большевистская цензура еще не требует от него неукоснительного следования "линии партии", так что герои многих рассказов "против коммунистов - за большаков и против революции - за революху". Вот эта-то "революха" - то есть индивидуально понятое и прожитое состояние тотального обновления - и составляет самый нерв, самое сокровенное практически всех рассказов. Даже если эти рассказы - совсем не про революцию, а, скажем, про... огурцы. Именно поэтому рядового красноармейца Артема Веселого читать интереснее, чем великолепного стилиста Бунина, ведь Бунин дышит отжившим, а Веселый говорит какое-то новое слово о человеке - пусть и в кое-чем нелицеприятное.
Что случилось с русской литературой дальше, после двадцатых? Хорошо известно - ее уничтожили. Стреножили, ослепили, обкорнали по лекалу. Из авторов этой книги - каждый третий репрессирован, расстрелян или надолго замолчал (к примеру, Н. Никандров спрятался в Крыму и торговал овощами на базаре). В послесталинский период даже реабилитированных печатали мало и неохотно. Потом пришли совсем иные времена. В 1980-е и 90-е Россия приобрела стойкую антипатию к любого рода обновлению - чаемым идеалом надолго и до сих пор остается стабильность. Практически ничего общего у нас не осталось с героями двадцатых - их мечтаниями, идеалами, поступками. Даже русский язык теперь другой - куда более приземленный, выцветший, выстиранный. Соответствующая и литература, к которой - после фейерверка двадцатых - и подходить не хочется. Все какое-то вымученное, вычурное, шаблонно-книжное. Неживое. Пожалуй, сегодня время неспешной мысли, дневниковых заметок, тихого уединения, а не большой, настоящей литературы. Последняя пока недосягаема, как снежные вершины двадцатых...