Баварский “Трубадур”
Лучше поздно, чем никогда. Не прошло и полугода, как я послушала мюнхенского "Трубадура". Такими темпами к Новому году и до зальцбургского "Карлоса", наверное, доберусь.
Все, кто видел и слышал, уже отписались. Ведущий лейтмотив: в театре возникает ощущение, что все происходящее - не такой уж криминал по сравнению с трансляцией. Но поскольку я это все наблюдала на мониторе компьютера, будучи не под воздействием оперно-театральной магии, не улавливая сценических и музыкальных флюидов и без особого настроя и трепета, каковыми обычно сопровождаются мои походы в театр, могу позволить себе откровенно и безапелляционно заявить: "А король-то голый!.."
Редкостная гадость, вызывающая физическое чувство тошноты, отвратительнее дантова Ада, изображенного Боттичелли, перешедшая ту границу, до которой спасают и компенсируют музыка Верди и достойное исполнение. Не спасают и не компенсируют. Сродни фрагменту "Заводного апельсина", когда главного героя пытают невыносимыми видео в сочетании с музыкой обожаемого им Бетховена. Визуальная пакость незаметно, но неумолимо начинает побеждать.
Конечно, красота - категория относительная и субъективная, но это уж за всякими мыслимыми и немыслимыми рамками и пределами. Мерзость. Дотрубадурились, в общем.
Притом что если закрыть глаза, то с музыкой-то все более или менее (причем желательно закрыть до начала действа, иначе интоксикация неминуема и наступает с первых минут).
Понравились мужские партии и не понравились женские. Я не представляла, как Кауфманн споёт Манрико, но это замечательно. Да и Марков-ди Луна - тоже. Нежно люблю Аню Хартерос, но истеричности, проявившейся во множестве нехороших деталей, в ее пении было, по-моему, много до неприличия, что простит и партию и Аню, звучит и выглядит пошловато и несколько вульгарно. Про Манистину сначала писать не хотела, потому что хвалить не могу, а ругать - не хочу. Пусть так и останется.
Намеренно гипертрофированные истеричность и нервозность героев, неврастеников, эпилептиков, психопатов, наркоманов и алкоголиков, вообще дико раздражают. Но в этой ситуации мне жалко не столько себя как зрителя и слушателя (я, в конце концов, могу закрыть глаза, могу вообще выключить или уйти из театра), сколько певцов и музыкантов. Как можно петь Верди, когда перед тобой постоянно маячит ужасающе обнажённый и старый призрак матери Азучены или какие-то немыслимые шестерёнки, я не представляю. (Кстати, мне показалось, что на лицах певцов, по крайней мере, Ани и Йонаса, это превозмогание окружающего пространства ради того, чтобы хоть музыку не испортить, очень явно читалось: пели, превозмогая нестерпимую боль). От такого и голос можно потерять.
Забыть, как страшный сон. Хорошо, что я это видела не в театре: это могло бы стать шоком, который аукался бы в будущем каждый раз при прослушивании “Трубадура”. И так-то какая-то отрава закралась, но надеюсь, неглубоко и скоро выветрится напрочь. Какая-то, наверное, слишком уж впечатлительная у меня психика для современного европейского театра.